Шигеру

Гари не мог точно сказать, когда именно ему стала нравиться сестра лучшего друга и соперника по совместительству. Может быть, тогда, когда впервые спасла? Или когда на дворе только зацветала сакура, а пиджи стали громко чирикать, возвещая весну? Он помнит, что в ту пору они в первый раз нормально поговорили и даже, кажется, смеялись над какой-то неловкой шуткой Гари. Её глаза сияли той чистотой и весёлостью, что легко казались глазами богини – багровые, с переливом золота на дне. Но Эш бесцеремонно вторгнулся, разрывая их разговор. Гари помнит, что чувствовал тогда раздражение и обиду, потому что тот разговор оказался последним. А может он влюбился тогда, когда её холодная, почти ледяная, рука спасала его жизнь, висящую на волоске и уходящую с каждым хрипом в небытие? Гари не в силах вспомнить, даже на пределе напрягая память, когда же он полюбил солнечную девушку, превратившуюся в его идола. Но он точно знает, что это произошло до того, как она впала в кому. Ведь тогда его сердце болезненно сжималось и почти что болело только лишь при одном взгляде на мёртвенно-бледную и измученную шрамами пациентку больницы, неподвижную как мертвец. — Гари, — профессор Оук зовёт тихо и как-то понимающе, словно знает, что творится внутри его внука, там, где проходит граница сердца. — Да? — безразлично отвечает Гари. Они стоят в пустом холле и словно чего-то ждут. Может, сигнала? Медсестра пробежала мимо них, другая с глухим стуком везла капельницу. Доктор шёл рядом с ними, на ходу вчитываясь в документы. У него выдалась трудная смена и читать приходилось даже не в кабинете. Гари провожает их взглядом. Ему кажется, что это идут к ней. — Лита сильная девочка, справится и не с этим. Гари почти не слышит утешающих слов деда, но имя как-то приводит его в чувство. — Что, если она не проснётся? Врачи делают неутешительные прогнозы, они даже упоминали какие-то посттравматические эффекты, — пальцы незатейливо теребят край лабораторного халата, который Гари по какой-то причине забыл снять, когда бежал со всех ног в больницу. Профессор Оук выглядел не лучше, ещё более небрежно, чем обычно, представляясь в своём запятнанном давними красками и последствиями экспериментов халате. Его седые волосы казались встрёпанными, а общий вид одежды напоминал помятость и давность стирки. Мужчина тоже прибежал в спешке, как только получил сообщение от медсестры Джой. Делии и её сыну он звонил уже на бегу. Но, как оказалось, Эшу не имело смысла сообщать – он сам оказался свидетелем произошедшего. — Хм... Я помню только, что в детстве эта сорванка пару раз попадала в передряги, но не знал, что у неё оставались какие-либо шрамы, — голос немного вздрогнул, но юноша этого не заметил, погружённый в свои думы. Слова деда он воспринимал глухо и как-то даже слабо. Позже к ним присоединилась вся семья Кетчум. Гари не мог смотреть на них, так как знал, что увидит, и это только больше его расстраивало. Помочь чем-либо он был не в силах, может, чуть позже или через неделю, когда и сам выплывет из той бездны, куда его затянули чувства. Профессор Оук стал тем, кто успокаивал и утешал всех, при этом забывая о том, что и сам нимало подавлен. Гари не мог сказать наверняка, но был уверен только в одном: если Лита когда-нибудь очнётся, он вернёт ей долг и никогда не оставит одну. Он станет её поддержкой и щитом. И даже карьера ему в этом не помешает. Конечно же, если девушка только очнётся...