Некоторые мысли — те же молитвы. Есть мгновения, когда душа, независимо от положения тела, — на коленях.
Виктор Гюго
***
— Лави! Звонкий оклик заставляет Книгочея-младшего остановиться. Обернувшись, он видит бегущего к нему Уолкера. — Аллен? — произносит он, немного удивлённый — в конце концов, парнишка сейчас должен готовиться к отъезду в Азиатское подразделение, в то время как Лави намеревается покинуть штаб-квартиру, чтобы последовать за Книгочеем куда-то ещё. Юноша останавливается, стараясь выровнять дыхание — видимо, он бежал так быстро, как только мог. Лави собирается было спросить, в чём причина такой спешки, но тут замечает приближающихся к ним Линали и Канду. Последний едва ли не волочится за девушкой — по его походке легко понять, что Канда предпочёл бы сейчас быть в другом месте. Очевидно, что он не в восторге от происходящего. Но, с другой стороны, Линали — единственная, кто знает, как сладить с тяжёлым характером мечника... Лави, впрочем, тоже знает, однако эта информация останется для других членов Ордена тайной. Лави бросает взгляд на Книгочея, который даже не потрудился подождать своего ученика. Что ж, Лави всё равно последует за наставником через несколько минут, — в любом случае, чтобы соблюсти приличия, он должен задержаться, чтобы побеседовать со своими друзьями. Друзьями, которые не более, чем чернила на бумаге. Когда Лави вновь переключает внимание на Аллена, Линали и Канда наконец догоняют их. Лави открывает рот, чтобы заговорить, но Аллен опережает его. — Извини, что потревожили тебя. Мы знаем, что через несколько минут ты должен встретиться с Комуи, но мы хотели повидаться с тобой перед отъездом. — Да, — продолжает Линали, тепло улыбаясь Аллену, а затем Лави, — и потому что мы не знаем, когда увидимся снова... — Её голос затихает: невысказанные слова и обеспокоенность вновь повисают в воздухе между ними. Не нужно быть гением, чтобы понять причину — тревога из-за того, что война в самом разгаре, страх того, что каждый раз, когда ты видишь друга, может оказаться последним. А для Линали друзья — всё, что у неё есть. Причина просыпаться утром в этом жестоком мире, причина нести тяжёлый крест экзорциста, не бежать прочь. — Итак, — вмешивается Аллен, разрывая неловкое молчание и отвлекая Линали от мрачных мыслей, — давайте дадим обещание. Потому что мы друзья, верно? Он широко улыбается, глаза искрятся, — и, несмотря на все сомнения, даже Линали приподнимает уголки губ. Лави тоже улыбается в ответ, чувствуя себя как дома, чувствуя тепло. — Ага! Просто чернила на бумаге. Они протягивают руки, кладя их друг на друга — так же, как делали в Ковчеге. Они выжили там — почему бы им не пережить и оставшуюся часть войны? — Мы останемся в живых после всего этого, — говорит Аллен серьёзным тоном — может быть, лишь с малой толикой беспокойства. Но говорит без колебаний, веря в лучшее будущее — даже после всего, что случилось. — Мы ещё увидимся, — добавляет Линали, отчаянно желая верить произнесённым и невысказанным словам. Лави не может ничего добавить — люди бессмысленны, в конце концов, они просто чернила на бумаге, — поэтому лишь соглашается с видимым энтузиазмом. Но... — Юу-у-у, — хнычет он, глядя на юношу, стоящего на расстоянии двух шагов от него. — Я не собираюсь в этом участвовать. — Ну пожалуйста! — Линали пытается достучаться до Канды, используя образ милой и доброй девушки — коей она, в общем-то, и является. — Нет. Я в любом случае не могу умереть. — Канда! — рычит Аллен, но продолжить не успевает — Лави решительно опускает руку ему на плечо и мягко сжимает, решив положить конец драке прежде, чем она начнётся. Впрочем, ему тоже не нравится, как ведёт себя Канда — да, тот отказался делать подобное в Ковчеге, и Лави не возражает против этого, поскольку Канда всегда держался особняком. Однако он ненавидит то, как Канда говорит о собственной жизни — как он всегда говорил о ней. Это не значит, что он не может умереть. Каждый удар, который он принимает, пожирает его целительную способность, сокращает его жизнь. Лави сам видел последствия — и иногда жалеет об этом. Но Лави — Книгочей, и он умеет обращаться с людьми. Не имеет значения, насколько Канда не согласен — он тоже человек, и Лави прекрасно осознаёт силу слов: он понимает, как исказить их, чтобы причинить боль другим, как сломить человека всего несколькими предложениями — перо сильнее меча, когда речь заходит о людях. Но он также знает, как исцелять словами и, что более важно — как сделать невозможное возможным. — Тогда как насчёт того, чтобы пообещать не рисковать своими жизнями понапрасну? — предлагает Лави, притворно улыбаясь и не сводя глаз с Юу. Он застаёт Канду врасплох, давая Линали немного времени, которое ей требуется. — Решено! — Она молниеносным движением хватает Канду за запястье и втягивает его в круг, который они образовали, кладя его ладонь поверх их. — Это обещание, — подытоживает Аллен, скрепляя договор. Аллен и Линали улыбаются, глядя на собственные и чужие руки — руки четырёх молодых людей, так или иначе вынужденных бороться за будущее всего мира, не теряя веры в то, что всё может закончиться хорошо. Лави тоже смотрит на их руки пару мгновений, недоумевая, как это вообще произошло, а затем поднимает глаза, обращая взгляд на Канду. Когда тот тоже поднимает глаза, их взгляды встречаются, и Лави улыбается — едва заметно, но искренне. Он знает, что Канде не хочется видеть чужие смерти и что он будет счастлив, если остальные, пройдя войну, останутся целыми и невредимыми. Что касается Лави — он тоже не любит, когда люди умирают, и он рад, что теперь Канда связан обещанием, о котором он никогда — до сего дня — не осмеливался просить. В конце концов, было почти что увлекательно наблюдать, как Канда раз за разом рискует жизнью — но Лави помнит, каково было смотреть на изменившуюся после Ковчега татуировку Канды, каково было касаться её в первый раз. Те чувства... Он предпочёл бы не испытывать их снова. Когда они наконец расходятся, Лави, торопливо шагая к своему учителю, невольно бросает взгляд на собственную ладонь и останавливается, уставившись на не замеченное ранее чернильное пятно. Да, люди — это ни что иное, как чернила на бумаге... Однако было бы неправильно думать, что некоторые особые чернила имеют свой собственный цвет?..