Когда мысль становится чрезмерно болезненной, действие становится лучшим лекарством.
Салман Рушди
***
Когда Аллен вслух замечает, что татуировка Канды теперь отличается от прежней, Лави ничего не говорит. После, оставшись с Кандой наедине, он проводит кончиками пальцев по разросшимся тёмным линиям. Зелёный глаз смотрит на лотос — а взгляд другого юноши неотступно следует за ним. По всей видимости, Канда ожидает, что Книгочей-младший что-нибудь скажет. Но Лави не произносит ни слова — его взгляд возвращается к татуировке. Он не знает наверняка, имеет ли лотос какое-либо отношение к жизни Канды — прямое или же косвенное, — однако он помнит, что татуировка — это регенеративная печать Канды. Центральный символ — Ом — такой же, как и раньше, но теперь вокруг него появилось кольцо, расползающееся на левое плечо и верхние рёбра. Канда не бессмертен. Он человек, и его внутренние часы тикают так же, как и у всех остальных. Если не быстрее. Лави смотрит Канде в глаза, и тот встречается с ним взглядом. Он по-прежнему молчит, однако его взгляд весьма выразителен и легко читаем. Вот кто я такой. Вот кем они меня сделали. Тик-так. Ладонь на груди Канды сжимается в кулак — ногти едва не раздирают плоть, — и Лави целует экзорциста — жёстко, властно, — просто чтобы помнить, что тело, которое сейчас зажато между ним и стеной, тёплое, что внутри него заключены разум и душа, и что несмотря на всё, произошедшее в Ковчеге, оно не холодное и безжизненное — а очень, очень живое.