Расколотое пламя

Габриэль не сразу сумела вставить ключ в замочную скважину, потом ещё долго не могла его несколько раз провернуть. Уже вечер, а она только приехала домой из звукозаписывающей студии. Весь день длилась запись двух песен, и девушка ощущала себя полностью опустошённой, выжатой, словно лимон, ведь каждый раз она отдавала всю себя в этих песнях, раскрывала всю душу в попытке вложить максимум эмоций в вокал. Скорее всего, Пандора сумела бы и больше треков за один день записать, но Рейм, хорошо помнящий, что творилось с Редрайс во время и после создания первого альбома в сжатые сроки, уговорил Брейка снизить темп, чтобы не допустить повторного эмоционального выгорания солистки. Тогда, больше года назад, она не в состоянии была даже пошевелиться: лежала лицом к стенке и не произносила ни слова. Никто не мог её растормошить, даже Глен. Габриэль не чувствовала ни сил, ни энергии, ни желания двигаться и дальше жить. Душевное пепелище, невозможность петь более. Она эмоционально и энергетически выгорела без остатка. Однако, нужно было ходить на интервью, ток-шоу, фотосессии, давать концерты — приходил доктор, вкалывал Габриэль адреналин в связки, стимуляторы в кровь и поднимал на ноги против воли. Это был настоящий кошмар наяву. За всё нужно платить. Чем больше получаешь, тем более важное придется отдать взамен — таково основное правило этой жизни на бренной земле. Дом встретил девушку неуютной темнотой, скрывающей многодневный бардак, до которого никак не доходили руки. Спёртый воздух с привкусом пыльного сигаретного дыма, пол в крошках непонятного происхождения, пожухлый одинокий цветок на подоконнике. Она так запустила свое жилище… Теперь квартира, которую снял для неё Лунетт по приказу Брейка, стала отдалённо напоминать бомжатник, в котором Редрайс провела почти всё своё детство. Передернуло. Габриэль ни за что не хотела бы вернуться в то время, однако сейчас невольно своими руками создавала нечто подобное, неосознанно вгоняя себя в кошмар, из которого так отчаянно стремилась вырваться всеми путями. Не включая свет, на ощупь добралась до кухни и пошарила рукой в глубине нижнего шкафчика гарнитура, извлекая на поверхность непочатую бутылку дорогого подарочного вина. Она не хотела бы пить. Но слишком пусто и тошно внутри, чтобы выстоять перед соблазном. Вырвав отточенным движением пробку, присосалась жадно к узкому горлышку, не обращая внимания на потёкшую по ярёмной вене винную дорожку. По телу мгновенно разлилось приятное тепло, заставляющее конечности расслабляться, а голову слегка кружиться. «Может, вызвонить какого-нибудь мужика и наплевать на вездесущие папарацци?» — задумалась Редрайс, упав мешком на диван. — «Или позвонить Леви и попросить, чтобы приехал?.. Нет, он снова начнёт подкалывать да язвить. А я сейчас не готова к такому насилию. Попросить приехать Глена? Но он тоже устал… Не хотелось бы его дополнительно обременять собой.» Пока девушка лениво размышляла, как разбавить накатившее чувство тоски и одиночества, периодически вливая в себя великолепное красное полусухое, телефон сам завибрировал. Габриэль долго вглядывалась в экран подслеповатым взглядом, пытаясь понять, кто такой Джек и откуда у нее этот номер, прежде чем решила не напрягать мозги, а просто ответить. — Габриэль? Ты дома? — тут же послышался звонкий бодрый мужской голос. — Да, а кто это? — Эм, ты меня забыла, что ли? Ладно, не суть. Скажи код от домофона. Вокалистка на автомате продиктовала, что хотел этот Джек, а потом ошарашенно глядела в трубку еще с минуту, изо всех сил пытаясь ухватить ускользающее воспоминание о нём за хвост. Лишь только увидев на пороге раскрасневшуюся физиономию парня, который пытался удержать в руках какие-то пакеты и огромную коробку на плече, она вспомнила всё. — Безариус? Какого черта? — недоуменно приподняла бровь, пропуская того вглубь коридора. — Прости, что без предупреждения, но я сам не ожидал, что к тебе заеду, — Джек сбросил пакеты на пол, а тёплую коробку безапелляционно сунул Габриэль в руки. — Вот, купил нам пиццу с грибами, ты же любишь грибы? И притащил кое-какие причиндалы для уборки. Не против, если я у тебя немного приберусь? Редрайс покивала, как фарфоровый божок, не понимая до конца, что тут происходит, однако парень действительно с порога засучил рукава и, включив везде свет, принялся подметать, заправлять, оттирать, протирать. Габриэль жевала еще тёплую пиццу, запивая вином, и молча наблюдала за ним, напевающим себе что-то под нос, не в силах отойти от шока и ощущения какого-то подвоха. В конце концов, не выдержав одолевшего любопытства, поинтересовалась: — Джек, зачем ты это делаешь? Безариус оторвался от мытья пола, откинул влажные пряди с красивого лба и обворожительно улыбнулся. — Не знаю. Просто захотел у тебя убраться и решил не отказывать себе в удовольствии. Я странный, да? Чуть не утонув в малахитовых чистых глазах, внимательно разглядывающих её, девушка встрепенулась, сбрасывая наваждение. — Ещё какой. Страннее тебя только, наверное, Блэкхарт. Он довольно хихикнул, словно услышал комплимент, и вернулся к уборке. — Наверное, в своё время обоюдная странность нас и притянула друг другу. — А как вы познакомились? — тут же полюбопытствовала Габриэль, наблюдая за плавными движениями аппетитного упругого зада. — Я только-только начал входить в пубертат, когда Леви переехал в наш двор и быстро завоевал там авторитет. Ходили слухи, что он в состоянии решить любую проблему за определённую плату. И однажды мне потребовалась его помощь. Ничего серьёзного, но действовать нужно было срочно. Блэкхарт помог, и так мы подружились. Он отличный парень. Редрайс кивнула, делая глоток из почти опустевшей бутылки. — Леви классный, но очень уж странный, хотя я довольно тепло к нему отношусь. Частенько не могу понять его действий, как ни стараюсь, несмотря на то что мы знакомы почти всю мою жизнь. — Его и правда сложно понять. Однако я за то время, что его знаю, заметил: Блэкхарт никогда ничего не делает просто так. У него все ходы продуманы наперёд. Джек разогнулся, с хрустом потянув спину, и, обернувшись к девушке, сверкнул зеленью глаз. — А вы как с ним познакомились? — Наша история знакомства начиналась примерно так же, как и у тебя, — Габриэль потрясла бутылку надо ртом в надежде добыть оттуда хоть каплю вина, но разочарованно вздохнула, когда затея провалилась. — Это был один из обычных поганых вечеров моей жизни: отец напился, стал реветь, как белуга, и убиваться из-за воспоминаний о моей покойной матери, а я, чтобы не слышать этих душераздирающих стенаний, убежала из дома, села на лавочку, где частенько сидела в одиночестве, и погрузилась в смятенье чувств, не понимая, что делать дальше. На том этапе жизненного пути я не завела друзей, общаться с людьми не умела и вообще была замкнутой, необщительной девчонкой с мнимым эмоциональным отупением. Меня все избегали. И тут ко мне подошел Леви, который только переехал и ещё не знал негласных правил нашего дворового микросообщества. Спросил, чего сижу тут одна грустная. Помню, я посмотрела в его внимательные глаза и неожиданно расплакалась, как дура. Просто на меня никто, после смерти мамы, так не смотрел, а он неожиданно крепко прижал к себе и стал успокаивать сказками о том, что всё будет хорошо. Так мы и познакомились — Леви стал моим первым другом. — А потом к нашему дуэту присоединился Глен, и я обрадовалась, что теперь мы будем дружить втроём, но Блэкхарт спустя время внезапно переехал, а Освальд попал в детский дом, и связь с Леви потерялась. Правда, он нашел меня спустя пару лет по интернету, и с тех пор мы поддерживаем общение, пусть и не такое трепетное, как в детстве, но всё же. Она настолько углубилась в воспоминания, что не заметила, как Безариус оказался в шаге от её лица и забрал обглоданный кусочек пиццы из рук, отправив его в рот. — Интересная и печальная история. А кто такой Глен? Редрайс проследила за капелькой пота, которая лениво стекла по лбу парня и затерялась в растрепавшейся челке, чувствуя, как отчего-то внизу живота мягко толкнулось. — Глен… Это бас-гитарист нашей группы. И мой дорогой лучший друг, — в душе девушки при воспоминании об Освальде потеплело, а на губах заиграла улыбка. Джек прищурился и поинтересовался: — А что произошло, что он остался без родных? Сердце болезненно сжалось от мелькнувших в сознании кадров той страшной истории. Солистка сглотнула и отвела взгляд. — Они погибли. Это неприятная ситуация, я не хочу о ней говорить. Безариус приблизился к Габриэль настолько, что та смогла разглядеть поры на его раскрасневшемся от работы лице. — Прости, — он облизал большой палец, не отрывая томных глаз от девушки. — Я закончил с уборкой. Пойдем поедим? — Эй, отодвинься, пикап-мастер, — вокалистка, смущённая его внезапно понизившимся тоном голоса, толкнула смеющегося парня в грудь, — и вообще, у тебя крошка в уголке губ осталась. Убрал бы хоть, прежде чем подкатывать. Они переместились на кухню и доели оставшуюся пиццу, распив ещё одну бутылку вина, которую Редрайс достала из закромов. Алкогольный дурман в совокупности с почти светящейся от чистоты квартирой резко повысили настроение девушки, отчего она расслабленно покоилась на стуле, разглядывая Джека увлажнившимся взглядом. Он сегодня был одет не так пафосно, как в прошлую их встречу: расстёгнутая на три верхние пуговицы рубашка ирландского зеленого цвета, которая обнажала длинную смуглую шею, свободно стекала по крепко сложенному торсу; закатанные до локтя рукава являли миру рельефные предплечья; облегающие вельветовые бриджи шоколадного цвета подчеркивали в меру мускулистые ноги, а неизменная золотистая коса болталась в районе пола. Джек красив. Невероятно красив. Особенно, когда так белозубо улыбается. Ослепляет. — Я нравлюсь тебе? — правильно истолковав направленный на него взгляд, спросил Безариус, отпивая вина. — Очень нравишься, — подумав, кивнула Габриэль. Зачем отрицать очевидное? Парень усмехнулся, оглаживая тонкую ножку бокала подушечками музыкальных пальцев. — Однако, ты забыла меня. Хотя мы не так давно провели ночь и половину дня вместе. — Я забыла не тебя, а твоё имя. Вообще стараюсь по возможности не запоминать тех, кто проходит через мою постель, — досадно поморщившись, ответила Редрайс, — какой резон мне забивать голову людьми, которых я, скорее всего, больше никогда не увижу? — Но зачем тогда спишь с ними, если даже не собираешься запоминать? Она выдержала его пристальный взгляд и, улыбнувшись, закусила губу. — Если бы я знала ответ, то моя жизнь однозначно стала бы проще. Габриэль встала с намерением помыть посуду. Всё очарование вечера словно рукой сняло. Джек надавил на больную мозоль, которую сама солистка старалась не трогать. Эти вопросы… Она задавала их себе после каждого случайного секса в алкогольном полубреду. Зачем? Для чего? Какой в этом смысл? И главное — почему она каждый раз делает это снова и снова, хотя знала, чем всё неизменно закончится? Редрайс с остервенением тёрла и тёрла уже давным-давно до блеска вымытую посуду, всё быстрее и глубже погружаясь в пучину радостно выползшего на белый свет отчаяния. — Прости меня, — неожиданно нарушил гнетущую тишину Безариус, отчего девушка вздрогнула. — Я полез не в своё дело. Не знаю, что на меня нашло. Обычно я не веду себя так бестактно. Редрайс не распознала смысла его слов, успев глубоко утонуть в своих мыслях. Когда это началось? После Винсента? Или это всегда было внутри, а он просто снял предохранитель? Что она получает от этого саморазрушения взамен? — Габриэль, — очнулась лишь только после того, как возле уха послышался шёпот парня, — пожалуйста, прости. Я не хотел. Джек оголил её плечо и запечатлел на нём дорожку поцелуев, плавно переходя на сверхчувствительную кожу шеи. Солистка рефлекторно откинула голову, прикрыв глаза и сцепив зубы, дабы предательски не застонать. — Что мне сделать, чтобы загладить вину? Прикажи что угодно, и я выполню это. — Что угодно? — Редрайс резко повернулась к нему, сверкнув хитрым взглядом. — А если я скажу, чтобы ты отрезал себе язык? Сделаешь это? Безариус пьяно хихикнул и, подавшись вперед, лизнул её полноватую нижнюю губу. — Сделаю, но, думаю, ему можно найти более рентабельное применение.

Within Temptation feat. Jasper Steverlinck — Firelight

Парень подхватил вокалистку на руки и бросил на стол, едва успев поймать на лету свой пустой бокал, норовивший разбиться. Ловким движением стащил с девушки шорты с нижним бельём, а после, обхватив голые бёдра руками, прильнул к лону, сразу проникнув юрким языком внутрь. Габриэль застонала, вцепившись Джеку в золотистую шевелюру, мгновенно забывая всё, о чём только что думала, сосредоточилась лишь на ощущениях, которыми щедро одаривал парень. Он высвободил одну руку и ввёл палец в увлажнившуюся промежность, не спеша оглаживая рельефные стенки, параллельно лаская ртом чувствительный бугорок, от которого во все стороны в теле Редрайс расходилось волнами нестерпимое удовольствие. Солистка часто и глубоко задышала, сцепив бедра, не в силах выдержать смущения от лукавого взгляда изумрудных глаз — и откуда оно в ней взялось? — Сильней… Хотелось, чтобы пальцы внутри двигались интенсивнее, но у Джека были другие планы. Парень встал и, насильно установив с Габриэль зрительный контакт, медленно расстегнул бриджи, облизывая растянутые в улыбке блестящие губы. Эта пытка невыносима — внизу живота девушки от такого зрелища разгорелся настоящий пожар, однако появился и страх: Безариус настолько непредсказуем, что в его стиле просто уйти, оставив её изнывать от желания. Однако тот внезапно склонился над девушкой, впился глубоким солоноватым поцелуем и резко раздвинул собой изнутри, выбив из Редрайс высокий вскрик. Он сразу взял быстрый темп, толкаясь в горячее тело волнообразно, терзал заалевшие раскрытые губы грубыми поцелуями, сжимал в сильных руках бесстыдно распахнутую перед ним грудь, дышал Габриэль и окутывал своим сладким запахом, который внедрялся под кожу, чтобы после ещё день не смываться. Девушка схватилась за планки рубашки и дёрнула в разные стороны, оторвав пуговицы и обнажив рельефную грудь, к которой прильнула, оставляя багровые укусы-засосы, проводя по вкусной бархатной коже языком, слизывая мелкие капельки пота. Джек вскинул её ноги себе на плечи и стал входить глубже, с удовольствием слушая рваные крики Редрайс в ответ на каждое движение бедер, играючи касался голым торсом её живота и грудей. Этот парень… Почему только он заставляет забывать обо всём, стоит лишь слиться с ним в безудержном, страстном сексе? Почему никто до него не был способен утянуть её выше неба, оставаясь при этом на земле? Почему только его запах такой приятный, не вызывающий отторжения и рвотного рефлекса наутро? Почему лишь его изумрудный взгляд проникает глубже неё, в самое сердце, будто видит все его лабиринты и тёмные закоулки, а ещё вгоняет в девственное смущение? Разве теперь она сумеет забыть его, если захочет? Закрытые глаза взорвались множеством ярких мушек под веками от нахлынувшего оргазма, поглотив собой остатки сознания, перекрыв кислород на долю вечных секунд. Безариус тяжело опустился на грудь Габриэль, заключая меж тел своё скользкое семя, прикоснулся влажным лбом к её лбу и улыбнулся, выдыхая сбивчивое дыхание девушки. — Теперь я прощён? — Ты затеял всю эту свистопляску в качестве извинений? — засмеялась солистка, прижимаясь щекой к скуле парня. — Ну, после такого секса сложно злиться, хотя я и не злилась. Однако теперь тебе пора идти, я хочу спать. Джек приподнялся на локте и долго смотрел ей в глаза, прежде чем заявить: — А я не хочу уходить. Хочу остаться с тобой. Ты ведь желаешь того же самого, я прав? Редрайс собралась возразить, но потом поняла, что на препирания не осталось никаких сил. Махнув рукой, девушка поплелась в ванную, однако Безариус увязался за ней, заставив под сильным напором горячего душа повторно умирать от оргазма. Наутро Габриэль опять проснулась в одной постели с золотоволосым блондином, разбуженная неожиданным звонком.