Миссия Лондон

Ноябрь 1964-го, Лондон Будним вечером Наполеон шёл по оживлённой Пикадилли-стрит. Умело замаскировав свой аристократический блеск ординарной шляпой и мешковатым тренчкотом, он ничем не выделялся в толпе окончивших работу клерков и слишком многочисленных для ноября туристов. Он нёс строгий дипломат, повесив длинный чёрный зонт на сгиб локтя. От Наполеона Соло в нём не осталось ни лёгкого шага, ни горделивой осанки, и даже его внимательные, живые глаза, каждую минуту готовые зацепиться за изящные женские лодыжки, галстук в витрине или ионическую колонну, теперь скользили по толпе с демонстративным равнодушием. Илья под видом таксиста держал напарника в поле зрения, перегоняя кэб из квартала в квартал. Он выключил лампу на крыше, чтобы никто из прохожих к нему не подсаживался, и его автомобиль стал не более чем частью уличной декорации. В этом Лондон походил на любую столицу мира, где достаточно сесть за руль такси, чтобы слиться с городским пейзажем. Однако Лондон Илья знал ещё недостаточно — особенно для настоящего лондонского таксиста, способного отвезти без карты в любую точку города. Перед этим заданием ему пришлось выучить схему всех центральных улиц, благо фотографическая память позволила сделать это быстро. На Пикадилли-сёркус, прямо под статуей Эроса (если быть точным — Антэроса, но этого не знали даже коренные лондонцы), Наполеон столкнулся с контактом. Он сделал это как будто случайно, обходя одну из многочисленных луж, коротко извинился и отправился дальше по Риджент-стрит. Илья заранее знал, что произойдёт, но даже он не увидел, как проворные руки Наполеона Соло вытащили портсигар из чужого кармана. Обогнав напарника, Курякин притормозил у следующего дома и приветливо включил фонарь на крыше. Наполеон бессовестно подрезал спешащую к кэбу даму, сел первым и закрыл дверь прямо перед её носом. Они тронулись с места; в зеркале заднего вида напарник растянулся в самодовольной улыбке. — Какой же ты выпендрёжник, — покачал головой Илья. — Ловкость рук! — горделиво продекламировал Соло. — Учись, пока я живой. — Боюсь, мне времени не хватит, — мрачно буркнул Илья и резко свернул вправо на Ноэл-стрит. — Слишком много желающих тебя угробить. Он крутанул руль, и Наполеон, едва успев ухватиться за поручень, завалился в сторону. — Осторожнее! И по плану мы должны были пропустить ещё один поворот, — упрекнул он, поправив съехавшую на лоб шляпу. — По плану за нами не должен ехать чёрный БМВ, — процедил Илья, сворачивая ещё раз, на Уэллс-стрит. Наполеон обернулся, выдал негромкое «оу», взялся одной рукой за поручень, а вторую запустил под плащ. Илья увидел в зеркало, что он вытащил пистолет и, зажав его между коленей, прикручивает глушитель. — Думаешь, это понадобится? — спросил он, сворачивая теперь на Бернерс-стрит, и вдавил педаль газа. БМВ тоже ускорился. — Не похоже, что они хотят пригласить нас на чай к королеве. Илья обгонял машины, перестраиваясь из ряда в ряд, кэб мотало из стороны в сторону, и они молчали до самой Шафтсбери-авеню, на которую Илья вывернул на мигающий жёлтый. Всё это напоминало гонки по Восточному Берлину, только свидетелей на этот раз было больше. Он выписывал сложные трюки на дороге, пока не встроился в крайний левый. — Лондонский Бродвей, — присвистнул Соло, с любопытством оглядываясь по сторонам. — Это напоминает, что мы ещё не были ни в одном из местных театров. — БМВ всё ещё у нас на хвосте, — рыкнул Илья, резко взяв вправо и вклиниваясь между машинами, а оттуда — на обочину. Сдал назад под прикрытием туристического автобуса, нырнул на Мерсер-стрит и, проехав метров сто, припарковался. Наполеон не спеша открыл левое окно и снял пистолет с предохранителя. Илья тоже выхватил свой, бегло оценивая улицу. Им везло — прохожих не наблюдалось. Они ждали, отсчитывая секунды, пока не раздался приближающийся шум двигателя. — Три, — протянул Наполеон почти нараспев, — два… — Отбой, — объявил Илья, убирая пистолет. В его зеркале отразился вынырнувший из-за угла кабриолет цвета маджента. За рулём сидела девушка в пёстром платке и белых перчатках, в ореоле несущегося из радиолы голоса Франс Галль. Проводив её взглядом, Соло тоскливо вздохнул. — Теперь на весь день в голове засядет «бросай девушек, бросай» [1]… — До сих пор для этого тебе не нужны были песни, — съязвил Илья. Он не отрываясь смотрел в боковое зеркало, ожидая увидеть БМВ, но в переулке было тихо. — А кто виноват? — И что делать, — машинально добавил Курякин, как обычно делая вид, что не слышит игривых ноток в голосе напарника. Ещё раз убедившись, что погони нет, он убрал пистолет в кобуру, завел машину и осторожно выехал на Лонг Акр. Наполеон по-прежнему держал пистолет на коленях, прикрыв его полой плаща, и рассеянно смотрел по сторонам. Можно было подумать, что он разглядывает дома в поисках знакомых достопримечательностей, но Илья знал — Ковбой проверял, не подцепили ли они кого-то ещё. — Странно, — заметил он первым, — контакт казался надёжным. — Ты по глазам определил? — подколол его Илья. — Если бы. Он давно работает с Дядей, а тот щепетилен в вопросах вербовки. Илья промолчал. В их деле надёжность любого человека была относительной — сегодня резидент добывает для тебя информацию, а завтра ты просыпаешься с дулом его пистолета у виска. Тем более что на этот раз им противостоял «Улей» — организация, которая всегда играла грязно и не выбирала методов. Полгода назад Наполеон попал в их пыточный подвал и на собственной шкуре убедился, что каждая ошибка или небрежность в этом противостоянии может стоить им жизни. Агенты «Улья» как в воду канули во время миссии в Париже, однако то, что они прекратили свою деятельность, было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. Они залегли на дно и, очевидно, готовились нанести неожиданный удар. Поэтому в «А.Н.К.Л.» поднимались все возможные связи, чтобы найти зацепку и ударить первыми. Сделав хороший крюк по городу, Илья повёз их к мосту Ватерлоо, в сторону Цистерны, их штаба. Наполеон положил пистолет рядом с собой на сиденье и достал полученный от резидента портсигар. — В следующий раз нам передадут письмо в бутылке, — пошутил он, вынимая из-под сигарет сложенный листок бумаги. — Выбросят в Темзу, а мы с тобой будем искать её где-нибудь под Тауэрским мостом с аквалангами. Тебе нравятся парни в гидрокостюмах, Угроза? Илья демонстративно проигнорировал вопрос: — Есть вариант получше бутылки. Слышал про английский пирог с сюрпризом? — Спрашиваешь, — фыркнул Соло. — Я до сих пор считаю, что это лучший способ вывозить из страны драгоценные камни. Илья укоризненно покачал головой. — Итак, — Наполеон развернул листок. — Сегодня без пятнадцати пять в сырных рядах Боро-маркета. Не забыть… собаку? Его искренне недоумевающее лицо немало позабавило Курякина, и он невольно усмехнулся: — Это Дядя придумал. Информаторы не всегда знают агента в лицо, а благодаря собаке могут понять, что перед ними нужный человек. Для этого в штабе есть специальный бульдог. — А что, система паролей уже устарела? — вскинул брови Наполеон, протягивая ему листок. Илья взял его, не отвлекаясь от дороги, проверил и вернул. — Пароли никто не отменял. Но без собаки к нам никто не подойдёт. — Бульдог для переговоров, подумать только! — Английский бульдог тигрового окраса, — уточнил Илья. — С ума сойти, — Наполеон покрутил в руке сигарету, но прикурить не рискнул. — Похоже, Дядя возобновил дружбу с опиумом. Они мчали к штабу, стоявшему под носом (или всё-таки крылом?) у МИ-6, а Курякин всё размышлял, кто поджидал их на Пикадилли. Уэйверли уверял их, что МИ-6 были в курсе существования «А.Н.К.Л.» и не намеревались вставлять им палки в колёса, но ни на самом Курякине, ни на Соло, ни на каком-либо другом агенте не было написано, к какой сети они принадлежат. В них могли видеть потенциальных врагов. Ситуация в Лондоне осложнилась раскрытием завербованной КГБ сети агентов, среди которых оказался сэр Блант, троюродный дядя королевы Елизаветы [2] — его не рассекретили официально и даже сохранили во всех должностях, но британская разведка усилила свою бдительность. Наполеон заговорил именно об этом, когда до штаба оставалось всего ничего, а Илья из предосторожности решил сделать несколько лишних кругов по окрестностям. — А ты знал, Угроза, что Блант работает не только на ваших? Лукавый прищур, с которым он произнес это «у ваших», вызывал у Ильи желание дать ему в морду, хоть он и понимал, что это было не более чем провокацией, и заставлял себя не вестись. Они полтора года работали вместе, но по-прежнему делили мир на «ваших» и «наших», что служило предметом вечных пикировок. Сейчас Курякин угрюмо молчал, стиснув руками руль. — Его… партнёр, если ты понимаешь о чём я, — он так выделил слово «партнёр», что у Ильи опять зачесались кулаки, — назовём его Мистер Икс, является выдающимся фальсификатором [3]. Мне однажды попадался его Да Винчи, и, знаешь, сам Леонардо не нарисовал бы лучше. — Очень сомневаюсь, — отозвался Илья сквозь зубы. — И зря. Мистер Икс нажил себе такое состояние, что хватит не на одну безбедную старость. И всё благодаря кому? Сэру Бланту, который объявлял его подделки подлинниками. А мнение королевского эксперта — это солидно. Они встали на светофоре. Илья постукивал по рулю пальцем, намеренно не смотря в зеркало заднего вида, где почти наверняка отражался упивающийся собой напарник. — А в чём мораль? — не унимался Наполеон. — Нужно правильно выбирать партнёра. — Ещё слово, Ковбой, и дальше пойдёшь пешком, — пообещал Илья. — Искать себе королевского эксперта. Соло затих, но улыбаться не перестал. *** Бульдога звали Шопенгауэр. Необъятный и меланхоличный, он таил в своих глазах на несуразной морщинистой морде если не все печали мира, то ту их часть, что была посвящена тяжёлой собачьей доле. Илье он понравился сразу, но сам Шопенгауэр, медленно и грузно обойдя кругом их обоих, отдал предпочтение Наполеону. Точнее, его ботинку — упав на живот, он принялся густо слюнявить выглядывающие из-под брючины шнурки. Лицо напарника приняло мученическое выражение: он уже несколько раз вытирал ботинок платком и отходил в сторону, но Шопенгауэр снова находил его ноги и грузно ложился рядом. Наполеон бросал на Курякина отчаянные взгляды, а тот едва сдерживал улыбку, пока миссис Флетчер, пожилая, безукоризненно опрятная и доброжелательная секретарша, объясняла им, как обращаться с их новым спутником. Илья слушал и думал про себя, что никогда не смог бы представить, что столь милая старушка причастна к разведке. А у неё под столом, между тем, лежало самое настоящее ружьё. — Он не убежит, — уверяла их миссис Флетчер. — Но если что, это поможет его вернуть. Она вручила Илье пачку крекеров в форме рыбок, за которой Шопенгауэр медленно проследил глазами. — Где вы его взяли? — поинтересовался Соло, вновь убирая ногу из-под собачьей морды. — Это пёс мистера Уэйверли, — ответила миссис Флетчер. — А к мистеру Уэйверли он попал после смерти агента Кэрроу. Они переглянулись. Агента Кэрроу застрелили на Кубе; Илья помнил шифровку об этом в начале лета. В агентстве такое случалось нечасто, всё-таки все они были профессионалами, и Дядя ценил своих людей, не позволяя рисковать почём зря. Тем заметнее была каждая потеря для оставшихся. Это заставляло помнить, что от случайной пули или смерти в застенке не застрахован никто из них. Пауза вышла неловкой, но миссис Флетчер словно не обратила на это внимания, как ни в чём не бывало протянув Илье поводок. — Верните его, пожалуйста, хотя бы до десяти. Илья кивнул, мягко улыбаясь ей, и взял поводок Шопенгауэра. Они вышли в коридор. Пёс, лишившись облюбованного ботинка, уныло перебирал лапами рядом с Ильёй. Наполеон, шедший чуть впереди, обернулся и оглядел их по очереди. — Два джентльмена выгуливают бульдога, ну что за идиллия? Как думаешь, Илья, мы сможем с тобой когда-нибудь просто выгуливать собаку? — Нам надо переодеться, — не дал развить тему Курякин. Соло, как всегда, озвучивал то, о чем сам он никогда не сказал бы, но не мог не думать: что он и Ковбой могли бы гулять хоть в том же Сейнт-Джеймсском парке, прославленном месте для шпионских встреч, но не в ожидании информатора, не для передачи резиденту сверхсекретных данных, не чтобы сделать компрометирующие фотографии на микрокамеру в пуговице, — а просто выгуливать свою собаку. Их общую собаку. На этом месте Илья мысленно давал себе отрезвляющую пощёчину. Их с Соло объединяло агентство и несколько шальных поцелуев, и последнего было достаточно, чтобы пустить под откос их карьеры по всем фронтам, если бы кто-либо об этом узнал. И это не считая длинного языка и неоднозначного характера самого Наполеона, который со времени их последнего поцелуя вздыхал, смотрел на него как на Сапфир Стюартов [4] и рассыпал намёки, но так ни разу к Илье и не прикоснулся. Это, в принципе, его только радовало, потому что он был не готов что-либо решать, и в то же время раздражало, потому что хотелось, чтобы Наполеон его трогал. Но он бы скорее откусил себе язык, чем признался в этом. Об идиллиях фантазировать было рано. А может и незачем. В огромном зале, разделённом на секторы стеллажами и гардеробными, они выбрали себе новую одежду — пару бежевых тренчей, шляп и кашне, — пока Шопенгауэр неподвижно лежал и ждал их у входа, привязанный к вешалке. Этот пёс нравился Илье всё больше. — Закончил пудриться? — спросил он Соло, застрявшего у ряда зеркал, подсвеченных как в театральной гримёрной. Они будто собирались выступать на шоу или сниматься в кино, не хватало лишь ассистенток, орудующих расчёсками и кисточками. — Размышляю, надеть ли очки, — отозвался Наполеон, перебирая оправы. — И если да, то какие. — Полтора часа до встречи, Ковбой! — Роговые должны подойти. У Соло был особый талант отменно выглядеть в любой одежде, будь это элегантный мужской костюм или комбинезон садовника. Первый делал его холёным и привлекательным, второй подчёркивал мужественную красоту; Илья не мог похвастаться тем же. Элегантные костюмы нередко делали его похожим на записного любителя эфебов, комбинезоны превращали в рабочего с соцреалистических мозаик. Даже практически одинаковые тренчкоты сидели на них по-разному: Наполеон выглядел интеллигентом, Илья, особенно в шляпе, — гангстером. Шумно втянув носом воздух, он отвязал Шопенгауэра и вышел первым. В гараже на нижнем уровне они взяли непримечательный «Форд». На этот раз за руль сел Соло — Курякин догадался, что ему не хотелось делить заднее сиденье с псом, который, вероятно, обслюнявил бы ему колени. Но Шопенгауэр воспитанно сидел рядом с Ильёй и смотрел в окно, не предпринимая попыток навязываться. Выехав из гаража по сети хитрых туннелей (в плане штаба она обозначалась как «Ариадна», а после добавления новых ветвей приобрела нумерацию: «Ариадна-1», «Ариадна-2» и так до пяти, шестая строилась), Наполеон неспешно повёз их вдоль Темзы. — Ты бывал на Боро-маркете, Угроза? Накрапывал дождь; прохожие один за другим скрывались под зонтами, из-за чего улица стала походить на серый канал, наполненный разноцветными поплавками. Илья хотел бы однажды это сфотографировать: кусок дороги с разметкой-зеброй и идущими по ней людьми под зонтами всех форм и размеров. — Не доводилось. Большую часть времени в Лондоне Илья проводил в Цистерне — он там и ел, и спал, и тренировался. Наполеон тоже, однако в прошлый раз ему повезло остановиться на несколько дней в «Рице», следуя излюбленной легенде Джека Девони. Чаще они всё-таки мотались по странам, минуя лондонскую базу, но теперь работали здесь. — То ещё место, — сказал Наполеон задумчиво. — Английская еда всех видов, от корниш пасти до фазаньих тушек. Сам рынок ничего, но район вокруг… Праздно прогуливаться я бы там не стал. — А нам и не до праздных прогулок. Наполеон не спорил. Илья дотянулся до пса и почесал его за ухом; тот посмотрел на него без какого-либо интереса, и Илья улыбнулся. Он любил собак и хорошо с ними ладил — что в Комитете, со служебными, что раньше, с овчаркой соседа по коммуналке. Ещё раньше, в далёком детстве, отец держал на даче двух чёрных русских терьеров — «собак Сталина», к которым генсек, по легенде, питал особую страсть. Но потом не стало ни собак, ни дачи. Ещё позднее случилась война, а после неё им с матерью было не до питомцев. О том, чтобы завести кого-то сейчас, не могло быть и речи. Оставив машину на Парк-стрит, они вышли, подняв воротники от ветра и раскрыв зонты. Шопенгауэр семенил между ними. — Как будем действовать? — поинтересовался Соло, надевая перчатки. — Как обычно, — пожал плечами Илья. «Обычно» значило «как хороший и плохой полицейские». «Хорошим» чаще оказывался Наполеон. У Ильи отлично выходило разыгрывать карту хмурого мордоворота, из всех средств общения предпочитающего кулаки. В жизни его часто недооценивали, ориентируясь на внешний вид. Двухметровый, косая сажень в плечах, он мог производить вполне однозначное впечатление не особенно умного солдафона, чем неоднократно пользовался. Именно эта его способность помогла им с Наполеоном внедриться в «Улей» и некоторое время вести двойную игру. — У нас будет без малого полчаса, — сообщил Наполеон, бросив взгляд на часы. — Рынок закрывается в пять. — Ты уже заготовил список вопросов к нашему контакту? — Мы идём на свидание вслепую, Угроза. Здесь поможет только старая-добрая импровизация. — В день, когда ты начнёшь относиться к делу серьёзно, планета сойдёт с орбиты, — вздохнул Илья, потянувшись за сигаретами. — Пожалуй, не буду подвергать наш мир такой опасности. Вести собаку, держать зонт и прикуривать было неудобно, но Наполеон не собирался забирать у него поводок. Однако притормозил и загородил собой ветер, демонстративно игнорируя собаку. Его попытки сохранять холодность к Шопенгауэру Илью забавляли: он подозревал, что на самом деле напарник не против ни этого пса, ни других собак, ни животных в целом, скорее даже наоборот, просто Соло был… Соло — он держал дистанцию. — Ты — парадокс, Ковбой, — заключил Илья. Зажав в зубах сигарету, он перехватил поводок, и они с Наполеоном снова пошли вдоль улицы. — Я просто реалист, Угроза: всё равно всё, что может пойти не по плану, пойдет не по плану. Тогда так ли уж важно быть серьёзным? — Я и говорю — парадокс, — покачал головой Курякин. Парк-стрит привела их ко входу на маркет. Людей было много, хотя часы показывали уже без двадцати пять — толпились возле каждого прилавка. Почти все ряды располагались под огромной стеклянной крышей, придающей рынку сходство с оранжереей, но часть из них ютилась снаружи, под цветными навесами. Публика была разношёрстная: девушки в лёгких пальто-свингерах, увешанные фотокамерами туристы, пары преклонного возраста, студенты колледжей в форме с гербами; выделиться в столь пёстрой толпе было сложно. — Следи за бумажником, — посоветовал Наполеон вполголоса. Илья одарил его мрачным взглядом и выбросил сигарету. Он никогда не носил деньги во внешних карманах, а смельчаку, рискнувшему бы залезть во внутренний, не завидовал уже заранее. Дождь закончился, они сложили зонты. Соло уверенно повёл их в крытые сырные ряды, держась чуть впереди. Шопенгауэр, нисколько не заинтересованный сменой обстановки и запахами еды, шёл следом. Илья замыкал. Ему было не до разглядываний ассортимента на прилавках, уже почти пустых — продавцы убирали оставшийся товар по мешкам и ящикам, — но здесь и вправду чем только не торговали. Молоко, овощи, мясо. Мёд, пироги и джемы. Рыба всех видов и размеров, морепродукты. Хлеб и печенье. Илья понимал, что это один из крупнейших рынков Лондона, но на том же Дорогомиловском в Москве никогда не было такого разнообразия. Ни пармской ветчины, ни прованского винограда, ни чоризо, ни устриц. И там, дома, всюду — очереди, и люди покупают мало продуктов не из любви к свежей еде, а из бедности. — Смотри, Угроза, — обернулся к нему Наполеон, — «пьяный сыр». Они остановились в начале ряда. На прилавке, заинтересовавшем напарника, в разнообразии видов пармезана, горгонзолы и бри лежал неизвестный Курякину сыр с бордовой корочкой. Приятный хлебный аромат из предыдущих рядов сменился на кислый и даже немного гнилостный. — Его уже однажды кто-то съел? — Много ты понимаешь, — фыркнул Соло. Они осмотрелись, но никто не обращал на них внимания и тем более не спешил подойти. — Уже без четверти пять, — тихо сказал Илья, намотав поводок на руку, чтобы подтащить Шопенгауэра поближе. — Мы в сырном ряду и с нами бульдог. — Что предлагаешь? — Ждём до закрытия и уходим. — Согласен, — кивнул Соло, убрал руки в карманы и огляделся с напускным безразличием. — Дольше пятнадцати минут ожидают только даму сердца. Илья прикрыл глаза, набираясь терпения, и отвернулся. Они углубились внутрь рынка и выбрали более удобное место, где сырный ряд просматривался целиком. Курякину открывался обзор на проходящих мимо людей с одной стороны, Наполеону — с другой, и их самих не заметить было невозможно. Два рослых джентльмена и внушительный бульдог — среди стремительно редеющих покупателей они, может, и не выделялись, но только не для того, кто их искал. Илья обвёл взглядом прилавки под цветными козырьками, прочитал несколько названий на расписанных вручную табличках, пристальнее пригляделся к продавцам — никто из них не подавал никаких условных знаков. — Угроза, — окликнул его Соло, — а вот и наш герой. У лавки, на которую кивнул напарник, стоял мужчина в фартуке и соломенной шляпе. Его помощники заворачивали оставшийся на лотке сыр в бумагу. Мужчина, стоило Илье обернуться, коротко махнул им рукой. Переглянувшись, они с Наполеоном подошли к нему сами. — На кого ставили на последних скачках в Эпсоме [5]? — как бы невзначай поинтересовался напарник. Курякин встал за его спиной воплощением «плохого полицейского». — На Адмирала Бенбоу, — ответил мужчина. Ему было за пятьдесят, небольшого роста, с заметными морщинами на лице и руками труженика, он выглядел довольно невыразительно. — А на июньских в Аскоте [6]? На кодовую фразу он ответил правильно, ошибки быть не могло, но Наполеон зачем-то решил проверить его ещё раз. — На Зеро. В июне в Аскоте проводились королевские скачки, но именно в этом году, второй раз за всю историю их проведения (первый пришёлся на судьбоносный 1940-й) их отменили. Из-за сильных дождей ипподром оказался заболоченным. Об этом писали все газеты и вещали со всех радиостанций — событие гремело на весь остров, так что проваленный или подставной агент почти неминуемо выдал бы хоть и достоверный, но всё же ошибочный ответ: «Скачек не было». Контакт же снова ответил правильно. — Как жаль, что он пришёл вторым, — качнул головой Соло, делая вид, что крайне заинтересован куском сыра на прилавке. За ними подошла покупательница, и мужчина сделал помощникам знак, чтобы они её обслужили. — Вы ведь пришли за чеддером? — спросил он у Наполеона, бросив быстрый взгляд на Илью. — Могу я вас попросить пройти за мной, джентльмены? Он указал за свою палатку, и Соло, снова переглянувшись с Ильёй, кивнул. Шопенгауэр уныло поплёлся за ними. — Честно говоря, меня не предупреждали, что вас будет двое, — произнёс мужчина не особенно уверенно, ведя их за собой между ящиками и бочками. — Надеюсь, вас это не смущает, — отгородился улыбкой Наполеон. — Я не люблю Саутуарк [7], поэтому пригласил с собой друга. — Нет-нет, всё в порядке… Пожалуйста. Сюда. Он вывел их на небольшой пятачок за палаткой в нескольких метрах от торговых рядов — здесь не было посторонних ушей. Илья сверлил взглядом его затылок, отметив, что их цель нервничает: подёргивает лямки фартука и спотыкается. Он кашлянул два раза с особой интонацией, давая Наполеону сигнал: что-то не так. Тот повёл правым плечом, словно у него затекла мышца, отвечая этим: да, принято. Илья огляделся. Возможно, раньше здесь стояли примитивные стеллажи с продуктами или ещё чья-нибудь палатка, но теперь здесь вполне мог бы припарковаться автомобиль. — Подождите здесь, — попросил их мужчина. Илья хотел было спросить — чего подождать? — но краем глаза вдруг уловил движение под потолком. Одно из стёкол напротив них было выбито, и внутрь залетели воробьи. Он сперва удивился: кто и зачем стал бы выбивать одно-единственное стекло так высоко, но тут же увидел в раме, как в видоискателе, распахнутые створки окна соседнего дома. Осознание заняло у него меньше секунды — он бросился к Наполеону, чтобы оттолкнуть его, и тотчас раздался выстрел. Соло упал. Происходящее пронеслось перед Ильёй фрагментами, как на фотоплёнке — вот удивлённое лицо Ковбоя, вот сорвавшийся с поводка пёс, вот неожиданная близость земли и собственная правая рука, упирающаяся в землю; так Илья понял, что это он упал, утянув за собой напарника; он услышал чей-то вскрик, мешающийся с шумом крови в ушах, и реальность словно замедлилась. Он смотрел на Наполеона — в его глаза, в которых зрачок подпирал радужку, — и думал: нет, не может быть, он же везучий, как чёрная кошка. Илья попытался приподняться, ощущая тупую боль в левом запястье, но Соло, вцепившись в его воротник, не пустил. В метре над их головами просвистела ещё одна пуля, врезавшись в палатку. Они откатились в сторону, под защиту огромной бочки. Криков на маркете стало больше, началась суматоха. Илья лихорадочно обшарил грудь и живот Наполеона — крови не было. Он сделал это ещё раз, словно не верил, но тот и вправду был цел. — Рикошет, — обронил Ковбой, и Курякин почувствовал, как с плеч упал не просто камень, а целый Уральский хребет. Он бросил взгляд на своё ноющее запястье и обнаружил разбитый циферблат «Победы» — стекло треснуло, а по центру осталась неровная вмятина от пули. — Vot zhe suka, — выдохнул Курякин. Отцовские часы спасли Наполеона снова. Тот вскинул брови в недоумении, словно не мог понять, как это возможно, но удивляться у них не было времени. Нащупав под тренчем макарова, Илья повернулся, ища чёртового фермера. Фермер лежал в луже крови в пяти метрах от них. Курякин красочно выругался. Бежать за снайпером было явно бессмысленно — туда уже ринулась охрана и, возможно, дежурные полицейские. Если тот и оставил какие-то следы, об этом узнают в агентстве через связи в участке. Всё, что им действительно стоило сделать — убраться отсюда поскорее. — Я много раз представлял нас… в таком положении… правда, условия были поприятнее, — вдруг сказал Наполеон. Он лежал под Ильёй, пока тот нависал над ним на одной руке, и глаза его были прикрыты. — Нашёл время, — процедил Курякин, сползая на землю.