Голод двух зверей Сивиллы

От каменных стен веяло могильным холодом и подвальной сыростью. Тонкая фигура Макишимы, словно фитилёк свечи, дрожащий на ветру, маячила впереди и казалась такой хрупкой, будто стоит только сжать её в руках - и она сломается. Но Когами знал, что это обманчивое впечатление - под этой тонкой, изящной оболочкой был скрыт стальной стержень, несокрушимая воля и убийственная сила, такая, что даже тяжёлое ранение не способно её остановить, поэтому каждую секунду приходилось быть начеку. Сейчас он плохо представлял себе, как действовать дальше, учитывая, что в Бюро ему возвращаться нельзя и вообще показываться в тех местах, где есть сканеры - то есть везде, кроме заброшенных районов, в которых находят свое пристанище преступники и отбросы общества. Есть, правда, один вариант - квартира Масаоки, ключ от которой старик дал ему недавно «на всякий случай», но там по дороге тоже сканеры. Можно, конечно, продумать обходной путь - дом находится в старом квартале далеко от центра, вокруг довольно много безлюдных переулков - сканеры там, конечно, есть, но мало и не везде, так что если добираться не через центр, вполне можно проскользнуть незамеченным. Вопрос только, что делать с Макишимой. отпустить его Когами не мог - он столько сил и времени положил на то, чтобы поймать своего врага, это было главной целью его жизни и, пожалуй, сейчас уже единственной, так что дать Макишиме уйти Шинья просто не мог, а добить его, раненого и едва стоящего на ногах, - это была бы уже даже не месть, его кодекс чести не позволил бы ему этого. Оставалось только держаться вместе до тех пор, пока Макишииа не будет в состоянии снова драться с Когами, как равный... Они уже почти спустились, оставалось ещё буквально несколько ступенек, а там можно будет отдохнуть и промыть рану - судя по звуку, вода где-то совсем рядом. Эти несколько ступенек Макишима преодолевал уже с заметным трудом, но Когами все же надеялся, что его состояние не замедлит их слишком сильно. Хотя, конечно, понимал, что с такой раной и потерей крови идти быстро Макишима не сможет. Хорошо, если вообще сможет... Они успели пройти совсем немного. Вода звонко хлюпала под подошвами - на каменном полу туннеля было полно мелких луж, и это вселяло в Когами уверенность, что они вот-вот найдут воду. А ещё по течению ручья можно будет либо прийти к истоку, либо выбраться наружу, и его больше интересовало второе. Главное - выбрать правильное направление. Макишима вдруг остановился, опираясь рукой на стену, и согнулся. "О нет, чёрт, только не это!" - выругался про себя Когами. - Я вынужден... - начал он, и Когами едва успел придержать падающее тело. Фразу Макишима так и не закончил, но бывший Инспектор и так всё понял. Теперь у него на руках было бессознательное тело, а позади - преследователи из Бюро, действовать надо было быстро и чётко, на моральные дилеммы просто не было времени. Подхватив на руки гибкое и лёгкое, словно тростинка, тело (впрочем, вес у него все-таки был, и Когами, измотанный долгой погоней и сражением, вскоре это ощутил), он продолжил путь по узкому каменному коридору туннеля, идя на звук журчащей воды подземного ручья. Он изнывал от жажды и едва не валился с ног от усталости, но не мог позволить себе остановиться, пока они не отойдут достаточно далеко от лестницы и не затеряются в темноте подземелья. Идти пришлось не так уж и долго, несколько сотен метров - и в бледном рассеянном свете, пробивающемся сюда с противоположного конца "коридора", показалось что-то похожее на пещеру. Коридор сворачивал вправо и там расширялся, образуя «карман» в стороне от каменной дорожки. Под сводами пещеры действительно протекал ручей, и насколько Когами мог судить в такой полутьме, вода в нём, похоже, была чистой, подземного происхождения. Из земли торчало несколько камней, больше похожих на невысокие пологие каменные площадки. Идеально, чтобы посидеть и перевести дух. Когами осторожно опустил Макишиму на одну из таких плит у воды и встал у ручья на колени, чтобы напиться. *** Что может быть сильнее человеческого желания жить? Макишима пришёл в себя и наблюдал за тем, как Когами набирает воды в ладони, словно один из учеников Иисуса. Не хотел бы он быть богом, как и Шинья. Этот созданный мир, в который их заключили, будто продукты в пластиковые коробки в супермаркете, нуждается в революции и отторжении. Макишима задумался, скользнув взглядом по ране, насколько этот мир готов отторгнуть его? Они не были продуктами системы. Всегда были настоящими - Макишима и Когами. Пробирающий до костей холод сковывал его волю, тело било ознобом, и в спине ощущалась боль прутьями киборгов от того, что его положили на камень. Неужели он упал в обморок? И его не добили? Макишима почему-то был рад. Он зачем-то потянулся к своим губам, всё ещё преследуя взглядом Когами. Его губы высохли - и мучала ужасная тихая жажда - символ смерти. Тишина слов. Разве мог он позволить себе говорить о своём неидеальном состоянии? Макишима был наставником для Когами в реальный мир. Помнится, в один из дней их первой встречи он позволил себе отпустить его. Может, глубоко в душе, Макишима тогда надеялся на взаимность - на то, что, сильный духом, Когами всё же выберет перейти на его - настоящую - сторону. Когами ведь всё понимал. Он и сейчас понимает, ведь так, Шинья? Макишима сузил взгляд, вглядываясь в профиль Когами. Выбрать между тем, чтобы подняться и дать себя обнаружить или «безвольно» наблюдать за добычей, словно тигр за пьющим жирафом, было сложно. Эта ситуация выживания пробудила в Макишиме естественные инстинкты, которые непреодолимо хотели напасть. - Ты... - Макишима услышал собственный голос, который еле узнал под тяжестью звука и головной боли, - знаешь же, что нель... нельзя поворачиваться к врагу спиной. Или у тебя такой «зуб» на систему, что ты согласен объе... - Жажда мучила его, и он, опираясь на камни рукой, на силу поднял дрожащее тело, - ... объединиться со мной против «Сивиллы»? В голове пульсировал звук дыхания, движений Когами и его собственных. Их взгляды встретились. Макишима улыбнулся и нагнулся совсем рядом с ним, чтобы попить воды. Он зачерпнул прохладу в руку, не спуская глаз с выражения лица Когами. - Что ты думаешь о двух жирафах, Когами? - рука под ним дрожала, когда он закрыл глаза, чтобы выпить из своей ладони. Сердце бешено билось. Почувствовав вкус воды - сладкой, словно жизнь, Макишима открыл глаза и выдохнул. Его лицо озарила чистая невинная улыбка. Будто этот человек очень ценил жизнь - такую, какая она есть, - с бегущими подземными ручьями, кровоточащими смертельными ранами и спутником, от которого не знаешь, чего ожидать. Всё это делало жизнь прекрасной в своей незримой хаотичности. Вновь опуская руку в ручей, Макишима сказал: - Вода всё время убегает, как жизнь из меня, - Макишима смотрел на свои пальцы, сквозь них, на холодные влажные камни просачивалась живительная - должно быть гадкая - но такая приятная жидкость. - Что ты будешь делать, Когами Шинья? - Макишима вглядывался в него, дав ему моральный выбор. - Объединиться с тобой? Я не стал бы заходить так далеко, но и застрелить того, чье бессознательное тело нёс на руках почти километр, было бы, по меньшей мере, странно, - хмыкнул Когами и поднялся на ноги, возвышаясь над наклонившимся к воде Макишимой. - Я никогда не приму твоих методов, и ты, я думаю, не настолько наивен, чтобы на это рассчитывать. Но умереть здесь я тебе не дам - твоя смерть должна быть не такой, Макишима. Ты умрёшь от моей руки и только тогда, когда мы сразимся. Всё это звучало до смешного пафосно, но за этим пафосом Когами пытался спрятать свою бессильную ярость - в нём горела, грозя сжечь его душу дотла, совсем не благородная, некрасивая (если не сказать уродливая) жажда мести, утолить которую он пока не мог - даже если бы он сейчас собственными руками задушил Макишиму, никакого удовлетворения он бы не испытал, потому что это была бы не настоящая победа - в том, чтобы добить раненого, не много чести... - Сможешь сам промыть рану? С перевязкой я тебе помогу, - Когами присел рядом на камень, оглядывая багрового цвета пятно, расползающееся у Макишимы в районе ребер, пытаясь оценить, насколько ранение серьёзно и как много крови тот уже потерял. Щёки Макишимы поднялись вместе с подбородком. Надо же, как неосвещённое безжизненное пространство влияет на Когами. Он изо всех сил старается скрыть свою истинную звериную природу. Человек, оставшийся без общества, либо бог либо зверь. Ты точно не бог, Когами Шинья. Или это погоня и дышащая в спину смерть тебя так обнажила? И всё же, ты так мил к своему врагу. Макишима вспомнил, как почти осознанно гладил по фотографии Когами, когда ему удалось её заполучить. Шинья. Взрывной океан из любезности тонет в этой опасной ситуации. Шого ощущал себя при смерти. Но ему почему-то было так смешно наблюдать метания «детектива», что он резко нагнулся и стал хохотать. Белые волосы падали ему на лицо, а плечи и спина содрогались. Он смеялся, но брови Макишимы сомкнулись на переносице от боли прежде, чем он перестал, а пальцы дотронулись до рубашки, где на успевший подсохнуть коричневатый слой выступило свежее пятно, подушечками пальцев Шого нащупал липкую кровь. Его бледное лицо показывало муку не евшего сутки, и он обнял себя за волнующий желудок. - Ах, - Макишима громко выдохнул, чувствуя, как в районе пуговиц орган съедал сам себя, он услышал звук собственный внутренностей, который не мог пропустить слух Когами. Лицо преступника с индексом «0» покрыл лёгкий румянец. Он никогда не думал, что Шинья увидит его настолько беспомощным. Этим утром, выйдя из многоэтажного стеклянного комплекса, где они арендовали квартиру с Чхве, он рассчитывал, что всё закончится сегодня. Макишима испытывал искреннюю злость к «Сивилле», его снедала ярость - настолько, что он был готов пожертвовать главным ферзём в этой игре. Он позволил себе вписать свою - возможную - смерть в план этого рокового дня, который должен был поставить точку, начать ломать лживый мир из книг, которые он читал подростком. Ведь их мир - это не игрушка в умах преступников. Пусть даже они считают Макишиму одним из них. Но даже он не имеет права решать заранее судьбы других людей. Он должен был дать им выбор. Отравить всю систему, чтобы они увидели настоящее зло. А сейчас... отравленным он чувствует себя. Макишима сильнее обнял себя за живот, пытаясь замедлить своё дыхание, изучая, насколько внутри всё сможет ждать... Он мог не дождаться вкусных обедов больше никогда. Шого видел перед глазами только месть. Неужто именно это их сближает? У него было не так много времени для осуществления, и уже днём он подступал к дверям заброшенного завода среди колосьев - его будущего оружия. Серые глаза смотрели на отбивающегося себя в глазах Когами. В свете ламп это казалось почти кинематографичным. Макишиме хотелось сказать кое-что, в мыслях крутилось: «Я прекрасно осознаю, что тебя съедает изнутри. Но ответственный за твою злость - не я. Я лишь революционер и руки свободы. Не на меня ты должен злиться, на самом деле, Когами». А теперь меня съедает то, что я не учёл. Люди иногда совершают ошибки. Но ошибка ли считать, что в борьбе с системой и её псами - даже с самой дорогой тебе ищейкой - ты можешь не выжить? В некоторых древних притчах учат, что на битву нельзя отправляться голодным, но разум Макишимы лучше действовал именно так. А теперь сутки голода вдобавок к ранению ухудшают его шансы - тот самый, где он выживает. Он был маловероятен изначально, и до последнего Шого в него верил. - Поесть бы сейчас стейк из «Ривер-дэнтэ», - Макишима говорил с таким выражением лица, как будто ему было всего шестнадцать. - Ты ведь никогда там не бывал, правда, Шинья? Он назвал его по имени, это должно было когда-то случиться. Тягучий болезненный стон внутреннего органа отбился такой же болью, и Макишима невольно нахмурился. Держась за живот, он потянулся опять к текущим водам ручья, отбивающим бликами от ламп, которые горели здесь, оставленные мелкими ворами и убийцами. Сам не зная, как вода может унять голод, он поддался чувству и выпил ещё. Это оказалось настолько больно. Макишима улыбнулся с хмурящимися бровями - он любил настоящие чувства. Сейчас это было не в том месте и не в то время. Желудок соками впился в поступившую воду, как в действительно что-то стоящее, а Шого ощутил, как кислота обжигает стенки под кожей и раздаётся урчание. Голод и риск - те же пороки. Он отправился на поле боя совершенно уверенным в своей победе, в его просчёте был ужин с Чхве, они должны были это отпраздновать - победу - изысканной кухней, не торопясь, с бокалом красного или белого вина. Теперь он расплачивался за свою невинную фантазию и неподготовленность тела к тому, что думал совершить. Он оказался беспечным солдатом на этой войне. И всё же, как прекрасен этот мир своей непорочностью - его реальная версия. Именно он заставлял Макишиму опустить голову вновь, сжимая бурлящий живот, в котором переливалася вода. Макишима пытался отвлечься на белые световые пятна в ручье и на Когами, который сидел подле него. Он расстёгивал кристальные пуговицы и снимал рубашку, чтобы её промыть, как и предложил Когами. Ему стало интересно, что могло произойти, если бы он не смог этого сделать сам? Когами бы прикоснулся к его коже и крови? Это почти готично, словно те рисунки его ученицы, но менее мрачные. Он испытывал одновременно желание кривиться от боли и улыбаться - его губы дрожали в почти истинном гротеске, как с картин Босха. Макишима дышал через рот, сглатывая, он промывал рану, оставляя на камне кровавые следы, порез мучил его острой колющей болью, а живот - болезненным звучанием. Он никогда не думал, что Шинья увидит его таким. - Как ты думаешь, - спросил он, раздетый до пояса, когда рубашка была положена на тот камень, где мгновениями ранее лежал он сам; вновь раздался звук изнутри, усиленный эхом пещеры - он не мог скрывать от Когами то, как звучали его внутренности от голода. - Революционер, который забыл поесть, идя на войну с системой, может ли им называться? Кажется, сейчас он даже грустно шутил над собой. Этого он не продумал. Он проиграл? Макишима погладил напряжённые мышцы пресса, под ними раздавалась музыка, как от того, как падает капля воды в свой родной ручей. Внутри Макишимы была только вода. Он дышал и пытался понять, испытывает ли он жажду - или голод полностью затмил её.