Заключение безумств

Звенит звонок, обязывающий нас встать и в определенном порядке выйти из классной комнаты. Нас около двадцати человек, но по именам я знаю далеко не всех. Следующее занятие на третьем этаже. Я легко преодолеваю двадцать ступенек, не нарушая строй, не теряя своего места. Я пытаюсь не погружаться в раздумья о жизни – это мешает. За малейшую провинность нас наказывают. Даже за такую незначительную, как нарушение строя или выход из него. Здесь все строится на дисциплине и полном повиновении, которые были чужды нашей прошлой жизни. У каждого тут есть своя история-причина, из-за которой он тут, в этом интернате. Я скорее назвала бы это тюрьмой для несовершеннолетних. Я учусь в одиннадцатом классе. Скоро должен произойти выпуск, если с учителями согласятся родители. В противном случае меня оставят тут еще на год. И я тут не одна с такими страхами. Хотя я уже привыкла не думать о завтрашнем дне, не беспокоиться ни о чем. Я бы сравнила себя с зомби, но я не знаю, что они чувствуют на самом деле. Мы заходим в класс, один парень выходит из строя и чересчур шумно плюхается за парту. Он новенький, еще не знает, что любое желание выделиться карается. Рядом с ним бесшумно возникает надзиратель, как ласково мы зовет воспитателя нашего класса. Женщина с туго стянутым хвостом на затылке в мышино-сером костюме берет парня за локоть. Надзиратель просит его пройти с ней, на что он только оскаливается и, видимо, что-то хочет сказать, но Крыса опережает его и буквально вырывает со стула. Он недоуменно смотрит на женщину и наверняка думает, откуда в ней столько силы. Все рано или поздно испытывают ее на себе. Словно на буксире, в мгновение ока, он оказывается за дверью. Пока неизвестно, что ему достанется, да это и никого не интересует. Все пекутся о своей шкуре. Его ждут или крысы, или горох, или пара плеток. Миловать тут никого не собираются, не для этого наши родители платят деньги. Звонок снова прозвенел. Мы встаем с мест в ожидании учителя. Даже если ему вздумается не прийти, мы не имеем права садиться. Сначала все хотели наплевать на это, но в кабинете висит камера. Камеры тут везде, даже в уборных. У меня начинают болеть ступни, я переминаюсь с ноги на ногу. Сказывается давнишняя травма, полученная на выступлении, но продолжаю стоять. Отбывать наказание у меня нет ни малейшего желания. Тут нет уважительных причин. Наконец, учитель приходит. Мы с облегчением садимся. Нас никогда не спрашивают на уроках. В конце и начале урока проводят небольшие самостоятельные. В начале урока на проверку усвоения домашнего задания, в конце – на усвоение пройденного. Каждую субботу проходят контрольные. Если у тебя есть двойки, тебя ждет наказание. Воскресение никогда не проходило спокойно, этот выходной превратился в череду наказаний, потому что с пятницы просматривались видеокамеры за неделю, проверялись тесты и контрольные. Утром в воскресенье была линейка, на которой объявлялись виновные и меры наказания. Такое чувство, что для разработки наказаний отбирались отменные садисты. Они же и приводят приговор в исполнение. Самым престижным наказанием является «Выход», ибо оно связано с другой незаконной деятельностью – проституцией. Только там мы можем вдохнуть чистый воздух – только вдохнуть, потому что и там за нами контроль, причем усиленный. Проституция не является в стенах этого здания чем-то постыдным – никто из воспитанниц интерната целомудрием не отличался, многие в прошлой жизни попробовали все. Особенно тяжело поначалу приходится тем, кто был наркоманом. Здесь не достать «дозы», а надзиратели сразу же докладывают, у кого из учеников началась ломка. Их на неделю отстраняют от учебы и помещают в карцер. Мало кто умирал в карцере, на моей не-жизни тут я не знала ни одного случая с летальным исходом. О самоубийстве не шло даже речи - камеры и меры безопасности представляли невозможным осуществить задуманное. Никто не думал, тут это воспрещалось.