Шесть дней весны, девяносто один день лета.

      Они задерживались. Прошел сильный дождь, дорогу, наверное, опять размыло, в эти горы не всякая машина заедет. Грандмастер подогрел остывающий чай. Непривычная легкость в теле была приятна, он редко надевал простую одежду без отличий и прочих увесистых приблуд. Он закинул ноги на бессмысленный кофейный столик, кофе он не любил, столик пылился годами. Выкинуть не выкинешь — подарок местного плотника, а в качестве подставки для ног — самое то. Глаза его медленно и мягко сомкнулись. Последний раз, не считая его скорого звонка на прошлой неделе, они разговаривали с Лензом почти год назад, а виделись и того раньше, поэтому он с нетерпением ждал. Ленз Лоэра был из тех, кому везло, и везло не так, что после хочется удавить говнюка, а так, что радуешься за него чуть ли больше, чем за себя. Он всегда умел расположить любого, даже их несносный, согбенный учитель рукопашного боя, нещадно лупивший палкой по коленям каждого (хуже могло быть только в балетном классе), кто с первого раза не вставал в поперечный шпагат (в половине пятого утра!), даже он был прельщен и умаслен сокрушительной, необъяснимо очаровательной улыбкой Ленза. И если Ханзо регулярно получал деревянным орудием по ляжкам и лопаткам (осанка грандмастера была безукоризненна по сей день, не без подспудной опаски), то Ленз обходился игривым щелчком по неугодным местам. Ханзо длинно, сквозь облачную дымку дремоты улыбнулся этим далеким воспоминаниям. Его теплую кожу накрыл свежий весенний, горный ветерок, все же следовало закрыть окно, он невольно поежился. На улице глухо прокряхтел ручной тормоз старичка Бронко. Приехали. Мелькнул щегольски начищенный, изящный ботинок на небольшом каблуке, Ленз не изменился ни на йоту, он осторожно, с опаской пытался выйти из машины, выискивая в черной, жирной, размытой грязи место почище, чтобы пристроить свои безукоризненные подошвы. Грандмастер не сдержался и прыснул со смеху, наблюдая безысходное и манерное трепыхание нижних конечностей своего старого друга, он бесшумно, словно паря над раскисшей землей, добрался до машины и одним ловким рывком вытащил Ленза в самую большую и благоухающую лужу, какую смог найти. Они расхохотались. После крепких объятий, приветствий и подтруниваний, Ханзо пошел к багажнику, помогать другу с тюками. — Ты что, собрался устроить неделю мод в Ширай Рю? — хмыкнул Грандмастер, набирая в обе руки сумки и чемоданы. — А! — Ленз махнул рукой. — Это все Алис, хоть я ей сто раз говорил, что модничать здесь не выйдет. Она меня не слушает, она даже купальник зачем-то взяла, три… — Ого, прямо как на курорт, — хохотнул Ханзо. — Сладость моя, ты все еще куксишься? — Ленз постучал костяшками красивых пальцев, украшенных разными кольцами, по плотно закупоренному стеклу Бронко. — Она всю дорогу дуется, говорит, что я отправляю ее в ссылку, — посматривая то на Грандмастера, то в пыльное окно, сетовал он. — В ссылку с тремя купальниками, однако. — Ну, солнышко, выйди к нам. Так красиво вокруг, горы, все как тебе нравится, ты же хотела в Альпы? А здесь еще лучше! Покажись нам с Ханзо, он тебя видел совсем еще малюткой, ну, котеночек? Огромная зеленая тень раскидистого старого дуба падала на машину, на Ленза, на него. Тихо щелкнула задняя дверь, совершенно спокойно, без капли жеманности ее отца, из машины вышла довольно высокая, очень молодая девушка в тонкой бардовой майчонке и плотных серых джинсах. — Ну вот, что скажешь? Я же говорил, что здесь очень красиво? Тебе ужасно, ужасно тут понравится! — сразу же подбежав к дочери и обнимая ее за плечи, Ленз подвел ее к Ханзо. — Ты помнишь Грандмастера? Мы снимали тогда летом виллу в Баратти, тебе было пять и ты каждый день пекла нам песчаные куличики и кексы. А теперь она даже пиццу не хочет в микроволновке разогревать, одни тонкие косточки! — нежно пощипывая худенькое подрумяненное плечико Алис, ее отец с баснословным наслаждением демонстрировал Ханзо своего котеночка, причем сам же не мог ею налюбоваться. Она учтиво протянула Грандмастеру свою тонкую руку. Он мягко пожал ее горячие сухие пальцы, различая на ее земляничных губах едва уловимую улыбку. Ее глаза, немного стеклянные, без какого-либо выражения небрежно, вскользь пробежались по нему с ног до головы и застыли на его лице. Она убрала за ушко свободной рукой короткие каштановые волосы, а потом освободила и вторую. Это легкое прикосновение растаяло почти мгновенно, его сыну могло быть сейчас, наверное, столько же. А сколько же ей было в этот жаркий майский полдень? — Осенью исполнилось шестнадцать. Мы ездили кататься на лыжах в Швейцарию, это было ужасно, она совсем перестала ладить с Анной, они ругались почти каждый день, мы не знаем уже, куда деваться, — вытирая грязь с ботинок и хлюпая горячим чаем, жаловался Ленз, раскинувшись на мягком хозяйском диване. — Все-таки мачеха, да и возраст сейчас такой, — подливая им из чайника, Ханзо наблюдал, как Алис, стоя к ним спиной в отдалении молча разглядывала книги и красивые ножи в его доме.  — Я не знаю, Ханзо… Поэтому я попросил тебя. Она всегда была такой ласковой, доброй девочкой, настоящий котенок, клянусь тебе! Она и сейчас замечательно учится, меня она любит, очень, но вот Анну… И это ее странное поведение в последнее время, иногда она по-настоящему пугает меня, я очень сильно боюсь за нее, особенно после того, как увидел, как ее подвозит этот старик! — Ленз всплеснул руками, но тут же притих, снова перейдя на полушепот, чтобы Алис не услышала. — Какой еще старик? — Ох, Ханзо, не спрашивай, не спрашивай! Какой бес в нее вселился? Но она ничего мне не рассказывает! Анна предполагает что она с ним… нет, нет не слушай… Она же еще ребенок совсем, да, очень красивый, но еще ребенок! Что она могла делать с ним? Что вообще может быть общего у старика и девчонки? Ханзо скептически поднял брови: — Ну, знаешь, все-таки ребенком ее сложно уже назвать… — Не говори ерунды! Ей шестнадцать, еще недавно она помещалась в своем кукольном домике, а теперь я иногда ее не узнаю… Она говорит, что мне все мерещиться, а ей, понимаешь, нужна сильная рука… Алис прекрасно знает, что я обожаю ее и пользуется этим… Да, я слюнтяй, но я не могу ей перечить, не могу даже повысить голос иной раз, понимаешь? Как можно ей отказать? Ну, посмотри на нее… Я и сюда почти умолял ее приехать, это все Анна, если бы не она… Оба повернули головы на девушку. Через несколько секунд, почувствовав, что голоса исчезли, Алис обернулась в сторону возникшей тишины. — Ты не замерзла, солнышко? Иди возьми чаю, — уже подливая третью чашку, уговаривал Ленз. — Нет, спасибо, папуль. От камина тепло, даже жарко, — бегло улыбнувшись отцу, Алис снова от них отвернулась, на этот раз не удостоив Ханзо даже кроткого взгляда. — Вот так вот, Хасаши, ее слово для меня — закон. Сильная, строгая рука, я повторяю, это именно то, что ей нужно. Пережить еще одно лето на море с ней и Анной — да я не выдержу и недели! А позволить ей три месяца провести одной в квартире я просто не могу, я боюсь. Тем более этот старик, она хоть и говорит, что он был богат и вообще они давно не общаются, но что если будет другой? Что за наклонности? А ее недавняя привычка не ночевать дома? Какие-то сомнительные тусовки, я только развожу руками… — В ее возрасте это нормально, — Ханзо снова попытался успокоить своего несчастного друга. — Ты не понимаешь, ты не знаешь ее. Она никогда такой не была, поэтому мы и хотим, чтобы она пожила тут до начала учебного года, чтоб ты присмотрел за ней, да и дисциплина ей пойдет только на пользу. — Подростки, Ленз, да они все такие, вон у меня куча учеников, с ними всегда ухо востро надо держать, да и мы с тобой чего только не творили в ее возрасте… — Если бы у тебя была дочь, ты бы так не говорил, — оборвал его Ленз. — Черт, Ханзо, прости меня, … Я не хотел, я не подумал даже… — Я понимаю. Ты беспокоишься, это нормально, но ты сильно преувеличиваешь масштаб и серьезность. — О чем это вы здесь шушукаетесь? Расскажите и мне, — подойдя к отцу сзади и обняв его, Алис чмокнула его безукоризненно уложенный висок. — Папа наверняка жалуется на меня, я угадала? — хихикала она и еще раз чмокнула отца. А потом плюхнулась рядом с ним на диван и положила голову ему грудь. — Ну что, солнышко, ты осмотрелась, как тебе? Будешь еще сопротивляться и вредничать? — Нет, я передумала. Мне здесь понравилось. В этот момент глаза Алис снова застыли на лице Грандмастера, удобно сидевшего в кресле напротив. Она редко моргала, в ее черных зрачках плясали алые блики огня камина. Она смотрела в упор, как бы выглядывая из-под огромных своих ресниц. Он не мог понять их выражения, это были очень большие, немного кошачьи глаза. Да, она уже была очень красива, Ленз не преувеличивал, хоть и было ей всего шестнадцать. Он невольно отвел взгляд, странный холодок пробежался у него по спине.       Весь следующий день Ленз водил дочь по окрестностям, где это было предусмотрено для редких гостей. Дом Ханзо, вернее его "лицевая" резиденция были в серьезном удалении от стен Ширай Рю, дорогу туда Ленз ещё помнил, но , разумеется, такая откровенная экскурсия была исключена. Он рассказывал Алис о своих воспоминаниях, о жизни в этих горах, о тренировках, о том, как они вставали с восходом солнца, как прыгали с утеса в ледяной водопад, как сбегали поглядеть на местных деревенских девушек. Обедали и ужинали втроем, Ханзо подарил ей великолепный складной нож, обещал, что научит с ним обращаться. Алис была и правда обрадована, она долго рассматривала дорогой подарок, а потом встала из-за стола, подошла к нему и неожиданно поцеловала, едва касаясь губами его щеки. — Спасибо, — чуть слышно выдохнула она ему на ухо. — Я же говорил, она ласковая девочка, очень хорошая, она не доставит тебе хлопот, — умилился в очередной раз Ленз, расправляясь с ребрышками на тарелке. Грандмастер автоматически приподнял уголки губ. Все продолжили ужин. Кроме него. Аппетит резко отбило. Он подумал, что либо он сумасшедший, либо у Ленза совсем уж запудрены мозги. Он выпил стакан ледяной воды. Два дня они отсутствовали, ушли в поход с палаткой, Ленз обожал все, что связано с природой и кострами. Ханзо был даже рад, что остался без них, у него из головы не выходил этот странный жест благодарности. Вот так запросто, подошла и … Он вновь отмахнулся от назойливых мыслей. В конце концов, она и правда еще ребенок, что у молодежи сейчас в голове один дьявол может знать. На пятый день пришло время прощаться. Ленз был взволнован, он еще никогда не расставался с дочерью так надолго, Ханзо уверял его, что будет следить за ней в оба глаза, что беспокоиться тут не о чем. Он будет ее будить не позже семи, затем ванна, умеренная физическая нагрузка, до обеда свободное время, после обеда чтение и подготовка к учебе, ужин и сон. Эдакий оздоровительный лагерь для благородной девицы. Его не разжалобишь и не проведешь, хитрить не получится. Алис хоть и была огорчена, что отец уезжает, они были и правда очень близки, она сильно любила его, но, тем не менее, она не протестовала и спокойно претерпела акт прощания, в отличие от Ленза, который сюсюкал, словно наседка и громко сморкался, пока Ханзо наконец-то не утрамбовал его в Бронко и водитель медленно не увез сантиментального папашу. Грандмастер жестом пригласил Алис вперед, они вошли в дом, теперь совсем одни. До обеда ему нужно было сделать кучу грандмастерских дел, которые он отложил на время, пока Ленз у него гостил. — Я вернусь к двум, что хочешь на обед? Скажи Кими, она приготовит, — роясь в столе, не глядя на нее, Ханзо искал какие-то бумаги. — А что хочешь ты? — Алис полулегла на диван и внимательно наблюдала за ним. — Без разницы, я буду, что и ты. — И всё? Больше ничего не хочешь? — ее мелодичный голос вдруг стал обнаруживать непонятные, несколько приторные переливы. — Алис? — слегка недоумевая и сдвинув брови, Ханзо оторвался от поисков. — Я просто спросила. Ладно. А что мне делать до обеда? Я буду скучать без тебя. Он насмешливо хмыкнул и, найдя, что искал, направился в русло работы. Только к пяти ему удалось закончить дела, он был так вымотан, что даже не чувствовал голод. Войдя в дом, он остро ощутил странный дымный запах, в отдалении гудели высокие, радостные голоса. Он открыл дверь гостиной. С голыми ногами на подоконнике и со скруткой в руке, Алис щебетала в открытом окне с Рио и Вегой, самыми злостными и смазливыми лентяями Ширай Рю. Увидев Грандмастера, они почти позеленели от ужаса и мгновенно скрылись из виду. — Серьезно, ты привезла с собой марихуану? — он ожидал чего-то такого, вполне, поэтому не стал особо закатывать глаза. Не зря он предполагал, что этот маленький бесенок быстро себя покажет. — Малюсенький косячок, — мутно хихикая и ничуть не смутившись, она протянула ему скрутку. — Хочешь? — У твоего отца был бы сердечный приступ, если бы он увидел тебя в таком виде. — У него от всего был бы сердечный приступ, он до сих пор дарит мне плюшевых зайцев и шоколад. — Ты ему позвонила? — Конечно. Он прилетает в полночь. Обещал с утра написать. — Отлично. Теперь давай это сюда, — он вытянул руку и строго посмотрел на Алис. Она лишь молча свесила голые, загорелые ножки в комнату и сложила руки на груди, провоцирующее улыбаясь. Она переоделась в тонкое летнее платьице, солнце начало садиться, ее пронизывали оранжевые лучи, просвечивая волосы, состриженные ровным каре, розоватую ткань на выточках, где талия была слишком узкой для этого платья. — Я жду. Никакой реакции. Он не стал церемониться, подошел к ней впритык, смерил ее предупреждающим, снисходительным взглядом, дал еще несколько секунд, но видя, что она только тому и рада, попытался вырвать косяк из ее бесстыжих пальцев. Он недооценил ее лукавства и проворности, она легко вывернулась и спрыгнула с подоконника, мизерная юбочка задралась до нравственно невозможных пределов, она отпрыгнула в сторону от него на пару шагов, разразившись пьяным, но очаровательным хохотом. — Алис! — он начинал выходить из себя, но все же обратил внимание, как заблестела кожа на ее упругих, стройных бедрах. — Я тут тогда со скуки помру, Ханзо. Тебя весь день не было, я чуть не повесилась, — пятясь назад и хохоча, она неожиданно уперлась в стену. — Живо, давай. — Нависнув над ней, он охотился за ее левой рукой. Она начала виться ужом, когда он схватил ее запястье, но потом она быстро перехватила скрутку правой и тут же засунула ее в вырез платья, туда, где предполагалась некая ложбинка. — Ну, забери. — Резко изменившись в лице, она сглотнула. Левая рука была прижата у нее над головой. Подол юбки скользил по его ногам. От нее веяло каким-то жарким, травяным душком. Он замер, вдыхая сладковатый запах ее волос, сердце почему-то участило ритм, в коленях возникло что-то щекочущее. — Что за игры, Алис? — глухо прозвучал его вопрос. Он быстро отпустил ее и сделал шаг назад, вглядываясь в ее влажные глаза. Румянец на ее мягких щеках делал ее похожей на нимфу. Он нутром чувствовал, что дело дрянь. Она бесшумно стояла у стены, только небольшая, еще детская грудь часто вздымалась, набираясь прохладного вечернего воздуха. В комнату вошла Кими, разрезав душную тишину, ужин был накрыт. Алис, как ни в чем не бывало, растянулась в довольной улыбке, подхватила кухарку под руку и звонко защебетала, направляясь в столовую. Он с минуту не двигался с места, растерянно наблюдая ее худые лопатки, натягивающее тонкую ткань платья на спине. Алис почти ничего не ела, от лукового супа отказалась, хотя сама же его и просила, не выпускала из рук телефон и окунала пальцы в плошку с вишневым джемом. — Тебе нужно поесть, что я скажу твоему отцу, если уморю тебя голодом? — он решил, что ему нужно с ней подружиться, найти подход, он чувствовал свою ответственность перед другом. С мальчишками все было просто и понятно, с девочками чуть сложнее, хотя обычно он всегда находил общий язык с любым учеником, но она не была его ученицей, здесь он играл роль скорее опекуна, а не источника власти. — По-твоему, я слишком худая? — будто только того и поджидая, Алис отбросила телефон и довольно подставила под свое сияющее личико тыльную сторону ладоней. — Еще чуть-чуть и станет уносить ветром. — А мне все говорят, что я красивая, — снова окунув средний палец в плошку, она красноречиво стала облизывать красное желе. — Лучше поешь хотя бы салат, — он решил, что поддаваться на провокации этой маленькой ведьмы он больше не будет. Хотя сдержать ухмылку ему все-таки не удалось, неужели она правда это проделывает с ним? Ему одновременно было и смешно и дико наблюдать, как школьница пытается с ним играть в эти игры. — Ты разве не должен сейчас подтвердить, что я красивая? — наклонив изящную головку в бок, она слизывала остатки джема. — А ты съешь салат? — Идет. — Кими, принеси, пожалуйста, мисс Лоэра тарелку побольше, — позвал он кухарку. — Ну, нет уж. Сначала скажи, иначе никакого салата. — Ты красивая. Довольна? И кстати, шантаж со мной не работает, в следующий раз будешь ходить голодная, — он насмешливо покачал головой и приступил ко второму. — Я тебе нравлюсь? — не унималась она. — Уже не очень, хотя твой отец уверял меня, что ты хорошая девочка и проблем с тобой не предвидится. — Тебе нравятся только хорошие девочки? Тогда я буду хорошей. — Ты переборщила с травой, Алис, — он только диву давался, как можно этим невинным, елейным голоском разговаривать об этом с ним. — Ты же сказал, что я красивая. — Это здесь причем? Ты вообще знаешь, сколько мне лет? — Столько же, сколько папе? — Вот именно. — Ты еще не старый совсем. — Ну, тебе-то виднее, — хмыкнул он, не подавая вида. — В смысле? А, поняла. Папа растрепал тебе про Бертрана? — хихикнула она. — Ему было семьдесят два, знаешь, он для своих лет держался вполне бодро. — Господи, Алис, ты что, правда с ним встречалась? Но зачем? Хотя нет, стой, я даже знать ничего не хочу, — он протестующее замахал ладонями. — Я не встречалась с ним, я с ним спала, — и бровью не поведя, она приступила к большой тарелке с аппетитными овощами. Грандмастер даже жевать перестал. Он откинулся на спинку стула и потер указательным пальцем гладкий лоб: — А ты знаешь, что за такое можно сесть? — Это еще почему? Возраст согласия, все дела. Всё законно. А чего ты не ешь? Ты в шоке? — явно наслаждаясь собой и едой, улыбалась она. — Не особенно. Надеюсь, твой отец так и будет пребывать в счастливом неведении… — Верно подмечено, Грандмастер, меньше знает — крепче спит, он у меня такой впечатлительный. — Ну, а тебе-то самой это было зачем? — Интересно. Ханзо вопросительно и брезгливо поморщился. — Моему первому парню было столько же, сколько и мне, мы целоваться-то толком не умели, поэтому мне стало интересно попробовать с кем-то постарше, — она подложила себе добавки. — С пенсионером? — Он был ласков со мной. Еще у него был новенький Урус и он подарил мне Биркин, ненавижу Биркин, но в школе все сдохли от зависти. Ну, а так да, трахаться с ним было все равно противно. Он больше ничего не спрашивал, с него было достаточно на сегодня. Он молча пил чай и думал о том, что ему было жаль эту красивую девочку. Как бы он повел себя на месте Ленза, если бы это была его дочь? Она сумасбродно играла с огнем, в мире добрая треть законченных ублюдков, ей сильно повезло, что она попала всего лишь на престарелого сластолюбца, а не на торговца людьми, к примеру, такие только и охочи до безрассудных юных красавиц. Все-таки хорошо, что Ленз отправил ее сюда на лето. Полностью удовлетворившись произведенным на него впечатлением, Алис угомонилась и снова уткнулась в телефон до самого вечера, возлежала на его диване в гостиной. Он с трудом согнал ее оттуда, чтобы отправить спать. — Если ты думаешь, что я не подниму тебя в семь, ты жестоко ошибаешься. — Ты такой суровый иногда, мне это нравится, — резвилась она. — Живо. Давай. В свою спальню. — Я боюсь спать одна, раньше за стенкой был папа. Можно я буду спать у тебя в комнате? — Алис, либо ты сейчас же идешь в кровать, либо завтра ты встанешь со мной в половине шестого, — он уже, было, собрался вырвать подушку у нее из-под зада, но она предусмотрительно улизнула с дивана. Лежа у себя в постели, Ханзо еще долго не мог уснуть, он слишком устал. Все равно с ней придется как-то сладить, тем более что сейчас он начал ощущать на себе ответственность за ее нравственное воспитание, хотя бы что-то он должен был в ней посеять, тем более она умненькая, сообразительная и остра на язычок. И красивая. Последняя мысль доставила ему дискомфорт, он невольно вспомнил упругую бронзу ее кожи. Он перевернулся на бок, потом на другой. Заснул он в первом часу.