Hayley Williams — Simmer Hayley Kiyoko — Demons Radiohead — No surprises The 1975 — Somebody Else
После хороших выходных обычно тяжело заставить себя отправиться на работу, а в этот раз Чимину особенно не хочется идти куда-либо. Да, выходные прошли замечательно, но они с Тэхёном так много пили, что Чимин не помнит и половины вчерашнего дня. Поначалу это было несколько бутылок пива, потом откуда-то появилась бутылка виски, разговоры стали тяжелее, а язык с трудом шевелился. Потом Тэхён решил, что этого недостаточно, поэтому утром, как только открылись магазины, отправился за соджу и текилой. Плохая идея? Определённо. Зато Чимин не думал о проблемах. Вернее, он вообще не думал. И, сидя в шесть утра с чашкой кофе на подоконнике, он всё ещё не может думать. Тэхён ушёл ещё час назад, потому что нужно на работу, и выглядел преувеличенно бодро, Чимин даже завидует. Хотя, наверное, пей он в тех же объёмах и с такой же периодичностью, как его друг, то тоже не страдал бы от похмелья. — Боже, надеюсь, на съёмках будет ружьё, и я застрелюсь, — по привычке озвучивает мысли вслух, пока нехотя жуёт тост с маслом, уставившись в одну точку взглядом. — Или хотя бы верёвка с мылом. Чимин очень благодарен себе из прошлого, потому что не нужно с больной головой выбирать одежду и гладить её: всё необходимое аккуратно весит на вешалке. Хоть что-то хорошее в начале дня. Он медленно натягивает бежевый свитер с высоким горлом и чёрные брюки, параллельно допивая третью кружку кофе за последний час. Возможно, это не лучшее решение, но Чимин успокаивает себя тем, что он растворимый, а значит не так сильно бьёт по его сердцу. Возможно. Он слышал об этом когда-то давно по телевизору и ещё ни разу не усомнился в правдивости этих слов. Совершая ошибку и смотря на себя в зеркало, Чимин прикрывает глаза и хочет удариться обо что-то очень твёрдое головой. Глаза, красные и опухшие, абсолютно не выглядят здорово. Чертыхая Тэхёна всеми известными словами, он ищет в тумбочке капли и косметичку, в которой точно должны были быть невероятно дорогие патчи на такой случай. Ему даже удаётся правильно приклеить их с третьей попытки, что Чимин определённо считает победой. С каплями сложнее, но он справляется. Остаётся только привести в порядок гнездо на голове, которое последний раз видело расческу в пятницу, а дальше её заменяли пальцы. Ловя момент, когда печень перестаёт пытаться вырваться наружу через рот, Чимин надевает верхнюю одежду, шнурует ботинки и быстро выбегает из квартиры, даже не проверяя, захлопнулась ли дверь. До начала собрания перед съёмками у него есть ещё полтора часа, чего вполне должно хватить, чтобы добраться до студии. Хоть на улице серо и уныло, а нутро всё ещё мутит, Чимин чувствует себя очень даже сносно, как только подходит к любимой машине и забирается внутрь, дожидаясь, пока она прогреется. И всё отлично. Чимин даже не стоит особо в утренних пробках, дороги слишком пустые для утра понедельника, но ему это только на руку. Даже на светофорах везде успевает проехать на зелёный, а не стоять по две минуты, наблюдая за лениво передвигающими ногами пешеходами. Всё слишком идеально, но Чимин лишь радуется этому, надеясь, что до студии он доедет без приключений. Но пикап решает иначе. Сначала на панели загорается несколько датчиков, потом что-то противно пищит, а после из капота и вовсе начинает лезть белый дым. Чимин резко тормозит, включая аварийные сигналы, прямо на середине дороги. Жуя нижнюю губу и хмурясь, он нехотя выбирается из машины и бредёт к капоту, молясь всем богам, чтобы ничего критичного не случилось. Чимин открывает крышку и резко отскакивает в сторону, закашлявшись и прикрыв лицо рукой, потому что дым валит с такой силой, будто кто-то костёр разжигает на двигателе. — Пре-блядь-восходно просто, — тяжело вздохнув и прикрыв глаза, бурчит Чимин, пытаясь подобраться ближе к машине. Но дым, кажется, с каждой секундой становится всё гуще. На секунду Чимину кажется, что он видит огонь. — Чудесно! С чувством пнув переднее колесо, Чимин быстро забирает с пассажирского сиденья сумку. На всякий случай. Он смотрит на пикап, плотно сжав губы, и совершенно не знает, что теперь делать. В первую очередь, конечно, вызывает эвакуатор с механиком, его заверяют, что приедут в течение десяти минут, в чём Чимин очень сильно сомневается, конечно. Потому что прекрасно знает, что если хоть что-то начинает идти не по плану, то потом в тартарары катится и всё остальное. Спустя минут пятнадцать хождения вокруг пикапа никто так и не приезжает, и Чимин предпринимает, кажется, уже десятую попытку подойти к капоту. Дым, вроде, уже не идёт, но заводить машину Чимин точно не хочет. Никаких внешних повреждений он не замечает, значит, всё не так ужасно. Он искренне надеется, что за разумные деньги починит эту развалюху, а не отдаст весь аванс, как было в прошлый раз. Пока копается во внутренностях машины, кинув пальто в салон, Чимин чувствует, как по крышке что-то начинает довольно сильно стучать. Он высовывает руку в сторону, и та тут же намокает. Ещё лучше. Только ливня ему не хватает. И это, кажется, становится последней каплей, потому что Чимин с силой опускает крышку, издавшую жуткий грохот, и пинает ни в чём неповинное переднее колесо снова. Представить ситуацию ещё хуже у него не получится при всём желании. Чимин садится на водительское кресло, оставляя дверь открытой, и набирает ремонтникам раз пятый за последние полчаса. На том конце провода клянутся, что уже совсем близко, и Чимин, не дожидаясь окончания фразы, сбрасывает вызов, кидая телефон через плечо куда-то на заднее сиденье. Упёршись локтями в колени, а головой — на ладони, он пытается сосчитать до ста и остаться в здравом уме. У Чимина есть некоторые проблемы с контролем гнева, но редко когда это выходит наружу. Этот случай, видимо, станет исключением, потому что он буквально закипает изнутри. Ещё чуть-чуть, и из Чимина дым тоже валить начнёт. Не слышно ни проезжающих мимо машин, ни дождя, есть только он и мысленный счёт. — Эй, всё в порядке? — звучит, сбивая на цифре восемьдесят три, знакомый, но отнюдь не приятный голос где-то сверху. Не может, блядь, быть. Чимина, видимо, судьба решает сегодня довести до белого каления, потому что наличие Чонгука в такой ситуации — последнее, в чём он нуждается. Как он вообще здесь оказался? Не может представить ситуацию ещё хуже? Забудьте. Теперь и представлять не нужно. Досчитав до десяти, Чимин отрывает лицо от ладоней и запрокидывает голову, чтобы посмотреть в глаза Чонгуку, который стоит под зонтом буквально в метре от него. Чуть позади, тоже посреди дороги, стоит его автомобиль, перекрывая ещё одну полосу движения. — Как видишь, у меня абсолютно ничего не в порядке, — грубит Чимин, закатывая глаза. — Или ты думаешь, что я просто так решил посидеть под дождём посреди шоссе? — Я поинтересовался из вежливости, сбавь обороты, Чимин, — фыркает парень, смотря куда-то в сторону. — Кажется, аварийка приехала. Твоя? Чимину очень сильно хочется пнуть не колесо, а Чонгука, но он сдерживается, несколько раз сжав и разжав кулак. Продолжая буравить взглядом чужое лицо, Чимин поднимается со своего места, тут же ощущая холодные капли на лице и всех открытых участках кожи. Возможно, пальто стоило бы надеть, но ему нужно остыть, пока никого не прибил. Чимин смотрит туда, куда указал Чонгук, и выдыхает с облегчением. Совсем рядом останавливается эвакуатор, и если бы Чимину сейчас не было настолько плевать на всё, то он обязательно сделал бы замечание недомеханикам, которые ехали сорок минут вместо обещанных десяти. — Нам нужно осмотреть её сейчас? Или можем погружаться и ехать? — подаёт голос один из парней, и Чимин, тяжело вздохнув и заранее мысленно отругав себя, читает имя на его бейджике, прежде чем ответить. — Юнги, я так полагаю? — ему кивают. — Так вот, Юнги, просто забери мой пикап и довези его в целости на своём чёртовом тракторе, который тащился сюда больше получаса. Вечером я приеду и заберу его. Но не дай бог на нём будет хоть одна новая царапина. Я ясно выражаюсь? Парень активно кивает, подаёт ему планшет с бумагой, где Чимин ставит подпись, а потом кидает ключи от пикапа в руки второго рабочего. Дальше он совершенно не обращает внимание на копошащихся рядом механиков, забирает свои вещи из машины и думает, что ему делать. — Может, подбросить? Мне кажется, ты уже и так заработал себе минимум простуду, — подаёт вдруг голос Чонгук, про которого Чимин уже успел забыть. — Я не кусаюсь. — Зато я кусаюсь, — раздражённо отвечает, по привычке жуя нижнюю губу и обдумывая предложенный вариант. Тратиться на такси нет ни малейшего желания, а на автобусе он не доедет. Есть ли у Чимина хотя бы видимость альтернативы? Конечно, есть, но тогда к концу месяца на завтрак, обед и ужин его ждёт вода. — Ладно, поехали. — Я рассчитывал хотя бы на «спасибо», — тихо роняет за спиной Чонгук, пока Чимин садится в машину и зачёсывает мокрые волосы, упавшие на лицо, назад. — Ох, огромное спасибо, что снизошёл на меня, великий Чон Чонгук, и разрешил замарать свою машину присутствием такого простого крестьянина, — если бы он мог сделать поклон в пол, будучи пристёгнутым, то обязательно бы сделал его. — Даже не знаю, как в двадцать первом веке, где существуют миллион сервисов такси и Интернет, я бы справился без Вас. Обязуюсь до конца дней служить и не разочаровывать, господин. Сердечно Вам благодарен. — Закончил? — с плохо скрытым смешком интересуется парень, начиная движение. — Какая муха тебя укусила? Чимин прикрывает глаза и тяжело вздыхает. Ему кажется, что он действительно сейчас взорвётся, а Чонгук рядом никак не помогает успокоиться, лишь подливает масло в огонь. — Если ты не хочешь услышать гораздо менее лестный, но не менее объёмный комментарий в свой адрес, то давай доедем в тишине, Чонгук, — как можно менее враждебным тоном предлагает Чимин, отворачиваясь к окну. — Ладно-ладно, злюка, я уже понял, что ты не в настроении. Чимин уже открывает рот, чтобы сдержать обещание, но Чонгук успевает довольно громко включить музыку, тем самым прерывая любые попытки продолжить диалог. Спасибо и на этом. Под монотонный бит какой-то старой песни Чимин постепенно остывает, и теперь ему даже немного стыдно за своё поведение. Совсем немного. Во всяком случае, не сказал ничего уж слишком грубого. Он переводит взгляд на Чонгука, который сосредоточенно следит за дорогой и крепко сжимает кожаный руль. Чимин впервые видит его настолько серьёзным. Может, всё же стоит объясниться? Не потому что для Чимина важно чужое мнение. Им ведь работать вместе, изображать невероятно близких друзей и стараться не убить друг друга на съёмочной площадке. Это кажется достаточно весомым аргументом, чтобы выдавить из себя хотя бы «прости». Поэтому Чимин позволяет себе немного вольности, ставя песню на паузу, и выдерживает удивлённый взгляд Чонгука. — Извини, иногда сложно контролировать слова, если я действительно очень зол, — тихо, еле разборчиво начинает Чимин. — Просто сегодня действительно тяжелый день, да и чувствую я себя ужасно, поэтому сломавшийся пикап совсем выбил меня из колеи. Ещё раз прости, если я тебя обидел, но знай, что я не имел это в виду, Чонгук. Последнее предложение Чимин произносит практически шёпотом, уткнувшись взглядом в свои руки, потому что сил сказать это, смотря прямо в глаза Чонгуку, у него точно сейчас не было. — А ещё я выпил за утро свою месячную норму кофе, — добавляет он, когда понимает, что Чонгук не намерен ничего отвечать. — О-окей, извинения приняты, — немного протяжно, будто всё ещё обдумывая слова, произносит парень, не переставая глядеть на дорогу. — У всех бывают паршивые дни, не переживай, я привык к такому. А вот тот парнишка-механик явно практически умер на месте из-за твоего взгляда. Серьёзно. Никогда бы не подумал, что у тебя настолько тяжёлый взгляд. — О, поверь мне, это не самая тяжёлая вещь во мне. — Даже знать не хочу, — нарочито напугано тянет Чонгук. — Предупреждён — значит вооружён. Чонгук тихо смеётся, и обстановка становится менее враждебной. Чимин удивлён, что им настолько легко разговаривать друг с другом и шутить. Может, на самом деле Чонгук не настолько поверхностный и легкомысленный, каким он рисовал его образ все эти годы? Бывают же ситуации, когда дети невольно выполняют все поручения родителей, вполне вероятно, что и Чонгук не сам вершит свою судьбу. Машина останавливается где-то за квартал до студии, и Чимин удивлённо поднимает брови, переводя взгляд на водителя. Чонгук хмурится и жуёт губы, будто перебирая в голове подходящие слова. — Нежелательно, чтобы нас видели вместе, — спустя минуту, которая показалась Чимину вечностью, он всё же собирается с мыслями. — Я могу всё объяснить, если нужно. Хочется грустно рассмеяться над иронией судьбы, ведь стоило только подумать, что Чонгук может быть хорошим парнем, реальность сразу расставляет точки над «i», напоминает, что чудес не бывает. Опять повёлся, дурачок? — Мне плевать, я всё понимаю, — куда более холодно отвечает Чимин, отстёгиваясь. — Не хочешь марать свой имидж связью с таким человеком, как я. Окей, не проблема. Чимин ждёт несколько секунд, предоставляя возможность всё-таки сказать, что он ошибся, что всё не так просто, но Чонгук молчит, и, усмехаясь и кивая каким-то своим мыслям, Чимин покидает салон автомобиля, опять подставляясь под дождь и промокая до нитки. Он точно сегодня заболеет. — Возьми зонт! — неожиданно кричит сзади Чонгук, и слышатся приближающиеся шаги. — Действительно же заболеешь. — Спасибо, но нет, вдруг кто-то поймёт, что это твой зонт? Не хочу доставлять тебе неприятности, — нарочито ласково говорит Чимин, даже не оборачиваясь лицом к собеседнику. Чонгук опять молчит, а Чимин и не хочет продолжать этот разговор дальше. Он увидел достаточно, поэтому просто продолжает идти в нужную сторону. В голове пугающе пусто, хотя было бы логично злиться, грустить или злорадствовать. Но Чимину… никак. Нельзя сказать, что он удивлён таким развитием событий. Абсолютно нет. Просто ненадолго показалось, что Чонгук не очередной зазнавшийся выродок. Может, он и попытался сгладить углы хотя бы немного, но это не отменяет того факта, что прогибаться под устройство мира ему всё же приходится. Спустя минуту прогулки под дождём Чимин понимает, что глупо было отказываться от зонта из-за чувства собственной важности. Он уже чувствует, что его знобит. Простуда никак не поможет его актёрскому таланту раскрыться. И теперь настроение ещё хуже. Прекрасное начало дня. Проходят долгие десять минут, прежде чем Чимин оказывается в тёплом помещении без водопада над головой. С одежды и волос на пол капает вода, и, кажется, сегодня уборщица будет проклинать его до конца дня. На ресепшене девушка неодобрительно и обеспокоенно косится в сторону Чимина, который что-то злобно бурчит себе под нос. — Пак Чимин? Мы только Вас и ждём! — сбоку появляется помощник режиссёра, подходя ближе. — Вы промокли? Чимин смотрит на него как на дурака и кивает в ответ. Мужчина продолжает что-то говорить, рассказывая о сегодняшнем плане на день, но Чимин не особо слушает, потому что в первый день всегда одно и то же: знакомство с командой, актёрами и сценарием. В редких случаях прогоняются какие-то куски первого эпизода, но в их случае это бесполезно, потому что сценарий будет содержать только примерное содержание серии, его и сценарием с трудом назвать можно. Скорее короткий набор действий, возможно, несколько важных реплик. И Чимин рад, что не придётся сниматься сегодня, потому что он абсолютно точно не в состоянии сейчас улыбаться и изображать жизнерадостного первокурсника. Первое, что видит Чимин, зайдя в зал общего собрания, — довольного и сухого Чонгука, который о чем-то переговаривается с режиссёром и сценаристом. Остальная часть команды пока занята какими-то своими делами, видимо, все действительно ждут только Чимина, и ему даже немного стыдно за это. — Доброе утро. И прошу прощения за опоздание, — преувеличенно радостно произносит Чимин, но слышит, как к концу фразы голос начинает немного хрипеть, и он еле сдерживает подступивший кашель. — Возникли непредвиденные обстоятельства. Он привлекает к себе внимание, и теперь все люди в помещении смотрят в его сторону, пока Чимин как ни в чём не бывало стягивает с себя насквозь мокрое пальто и кидает его на свободный стул. Сам же он за стол не садится, потому что в добавок ко всему ощущать ещё и мерзко липнущие к коже брюки ему не хочется совершенно. Где-то справа от него прокашливается режиссёр, готовясь толкать типичную и мало кого интересующую речь. В повисшей на мгновение тишине Чимин отчётливо слышит, как капли, стекающие с его верхней одежды, разбиваются о паркет. — Раз все собрались, то прошу внимания, — басит пожилой мужчина и кладёт согнутые в локтях руки на стол. — Наш проект является экспериментальным, поэтому к нему будет повышенное внимание. Отдел, занимающийся пиаром, обещает это. Также с первой же серии нам нельзя подводить спонсоров, думаю, вы и сами всё это прекрасно понимаете. Если кто-то из них откажется от работы с нами, то сериал могут закрыть раньше завершения сезона, а о продлении и речи быть не может. Так что в наших интересах показать себя с наилучшей стороны. Предлагаю сейчас ознакомиться с планом работы. Я, господин Чхве — мой помощник, и госпожа Ли — сценарист, ответим на все вопросы. Перед вами лежат все необходимые материалы. Чимин тянется к листам бумаги, сшитыми между собой во что-то похожее на тонкую книгу. На чёрном титульном листе шрифтом старой печатной машинки виднеется крупная белая надпись «White carnation». — Что означает название? — спрашивает кто-то из актёрского состава. — Переводится как «белая гвоздика». Трактуют белую гвоздику по-разному: одни считают, что это — цветок невинности и чистоты, другие — искренности и доверия. Это название выбрали, потому что посыл нашего проекта — это доверие к людям и к себе самому, без которого с трудом можно продержаться в социуме. Чимин тихо фыркает и усмехается. Доверие — последняя вещь, которая необходима в обществе, особенно — в капиталистическом. Никому нельзя доверять — этот жизненный урок давно усвоен и закреплён не единожды. Сценарист говорит что-то ещё, но дальше он уже не слушает, начиная вчитываться в сюжет. Ему, конечно, объясняли его ранее, но с приходом Чонгука в каст многое меняется. Сериал рассказывает о несчастье, произошедшем с молодым парнем, роль которого достаётся Чонгуку. Он пострадал ещё в средней школе от нападения группы школьников, которые избили его до полусмерти. С тех пор из-за травмы головы он не узнаёт лица людей. Он не помнит своих родных, находится в депрессивном состоянии, ведь как можно доверять людям, которых совсем не знаешь, хотя они и представляются близкими тебе? Но рядом всегда был друг, которого играет Чимин, который всеми способами старается выделиться для него, чтобы быть узнаваемым в любой ситуации. Поэтому персонаж Чимина с ног до головы забит разными татуировками, которые персонаж Чонгука знает практически наизусть. Они вместе на протяжении всего первого сезона стараются адаптироваться в новом городе при поступлении в университет. В первой же серии их персонажи сталкиваются с проблемой: в городе, в который они переехали, очень холодный климат, и персонаж Чимина теперь ничем не выделяется среди толпы из-за необходимости носить верхнюю одежду. — У меня есть вопрос, — нарушает повисшую в зале тишину Чимин, когда дочитывает сценарий. — Как мы будем каждый раз рисовать татуировки? Я знаю о существовании хны, но она довольно быстро смывается, успеем ли мы отснять всё? — По мере необходимости будем обновлять места, которые сотрутся или станут менее яркими, наша задача — сделать их как можно более реалистичными, — сразу же отвечает ему режиссёр, видимо, готовый к подобному вопросу. Чимину всегда хотелось набить настоящие татуировки, но работа не позволяла. Однажды таки решился дойти до салона, когда настолько припекло, что он бы просто взорвался, если бы не вбил чёрные чернила в кожу. Да и друг согласился помочь, так что тогда парень не оставил ни воны. Возможно, она немного кривая, требует коррекции или даже перебивки, но Чимин никогда этого не сделает, потому что татуировка в точности передаёт те мысли, которые в неё вкладывались. До сих пор хочется большего, но он сдерживает порывы, ограничиваясь одной татуировкой, о которой мало кто знает. — Почему в сценарии нет имён персонажей? — кажется, первый раз за всё собрание спрашивает что-то Чонгук. Чимин внимательно смотрит: он выглядит очень серьёзно, видимо, переживая из-за сложности проекта. — Мы надеялись, что вы с Чимином сами определитесь, потому что, — сценарист прерывается, указывая рукой сначала в сторону Чонгука, потом — Чимина, — это же импровизация. Вам должно быть как можно более комфортно. Хочется сказать, что наиболее комфортно ему будет без присутствия Чонгука на съёмочной площадке, но Чимин говорит другое: — А если мы оставим свои настоящие имена? Во-первых, это довольно необычный ход, во-вторых, всем актёрам это может поднять популярность: если люди будут искать имя персонажа, то они будут сразу же натыкаться на информацию и о самом актёре. — Довольно умно, — соглашается Чонгук и кивает. — Я не против. «Ещё бы ты был против» — думает Чимин, но всё же выдыхает, потому что сил спорить сейчас у него нет абсолютно. Освежающая прогулка всё же не пошла ему на пользу, потому что помимо похмелья организм атакует ещё и начинающаяся простуда. Он чувствует слабость и жар, температура явно гораздо выше нормальной. Чимин мечтает, чтобы собрание закончилось как можно быстрее, чтобы он мог оказаться дома. А потом он вспоминает, что нужно ещё заехать за пикапом, и мысленно стонет. Наверное, со стороны он выглядит ужасно, удивительно, что ему всё ещё не сделали замечание. Спустя ещё полчаса обсуждения их наконец отпускают, и Чимин никогда в жизни так не радовался уходу с работы. Он устало смотрит на всё ещё мокрое пальто и размышляет, что будет хуже: пойти без верхней одежды, надеть пальто или украсть у кого-то сухое. Все варианты не кажутся чем-то приятным, поэтому Чимин всё же накидывает на плечи мокрую ткань, кладёт сценарий в портфель и ждёт, пока из помещения выйдут остальные люди, чтобы ни с кем не толкаться на выходе. Бросает быстрый взгляд на Чонгука, который тоже не спешит никуда идти, и тихо цокает. Они уже достаточно пообщались сегодня, и если Чонгук спросит ещё хоть что-то не по делу, то Чимин наденет ему на голову вазу, которая так кстати стоит на подоконнике, на котором разместился Чимин. Видимо, Чонгук всё же немного глуповат, потому что даже под чужим злобным взглядом он подходит ближе, протягивая что-то на вытянутой руке. Чимин переводит взгляд на руку и глупо смотрит на большой красный шарф, который, видимо, отдают ему в пользование. И если один раз глупая гордость возымела верх, то сейчас отказываться от тёплой и сухой ткани Чимин не будет. — Спасибо? — наконец выдавливает он из себя, всё ещё не до конца понимая, как реагировать на подобный подарок. — Знаешь, мне кажется, я никогда не пойму, что творится у тебя в голове. Чонгук лишь улыбается, никак не комментируя свои действия. Он дожидается момента, пока Чимин забирает у него из рук шарф, машет на прощание и уходит, так ничего и не сказав. Чимин продолжает глупо смотреть куда-то в пустоту. Ему правда слишком тяжело разобраться, что не так с Чонгуком, ведь должно быть рациональное объяснение поведению «тяни-толкай». Он обещает себе обязательно подумать об этом, когда согреется и наденет что-то более тёплое и сухое. Наматывая на шею шарф, Чимин чувствует, как по коже неприятно проезжается бумажка, и пытается нащупать её пальцами. Да, это действительно небольшой листок. Скорее всего, Чонгук вырвал его из сценария, и из-за одного образа, в котором тот втихаря портит собственность студии в личных целях, на лице появляется еле заметная улыбка. На клочке бумаги аккуратным почерком выведены инициалы и номер телефона. Чимин не уверен, как ему на это реагировать. Но, возможно, это повод прояснить сложившуюся между ними ситуацию, и глупо упускать такой шанс. Иногда, конечно, жизненно необходимо показать своё «я» и дать прогуляться без поводка гордыне, но рациональное зерно всё ещё живо в Чимине, поэтому он не будет вести себя как подросток в пубертатном периоде.***
Забрав пикап из ремонта и оставив там на удивление маленькую сумму, Чимин отправляется домой, где первым делом достаёт аптечку со всеми имеющимися противопростудными средствами, и бежит в душ. Пока вода медленно наполняет ванну, он не перестаёт крутить в руках бумажку с номером и собственный телефон. И всё-таки сдаётся.[20:03, Понедельник] От кого: Неизвестный номер Привет, ты оставил мне свой номер в шарфе, это Пак Чимин. Большое спасибо за шарф, кстати, да. Собственно, в машине ты сказал, что можешь объяснить своё поведение. Тогда я был не в состоянии слушать. Теперь внимательно слушаю. :)
Чонгук, читая сообщение, невольно улыбается и быстро печатает ответ.[20:03, Понедельник] От кого: Чон Чонгук. Не за что, надеюсь, ты не сильно замёрз сегодня. В этом есть и моя вина: ( Если тебе будет удобно, то предлагаю встретиться через четыре часа у Центрального парка. Если нужно, то я могу заехать за тобой или вызвать такси
Чимин, лёжа в ванне, перечитывает пришедший ответ несколько раз. Он не уверен, нужно ли ему отвечать, нужно ли вообще соглашаться. Ехать поздней ночью за эфемерными извинениями — глупая затея, но разыгравшееся не на шутку любопытство так просто не успокоить. Если бы Чонгук хотел причинить ему вред, то выбрал бы менее освещённое место, верно? Да и смысла ему поступать опрометчиво нет, потому что это поставит под угрозу сериал. Чимин только хочет напечатать своё решение, как приходит ещё одно смс:[20:11, Понедельник] От кого: Чон Чонгук. Молчание — знак согласия. До встречи, пожалуйста, не опаздывай
— Да кем ты себя возомнил? — Чимин возмущённо хмурится. — А если бы я действительно был против? То что? Заставил бы меня приехать? Заносчивый сучонок. Чимин не любит, когда его ставят перед фактом, практически лишая возможности выбора, поэтому и злится. Но раз уж решил для себя, что поедет, значит, поедет. Заодно и проверит исправность машины, чтобы опять не встать утром с фейерверками под капотом.