С трепещущим сердцем

«Дура тупая!», — Йорвет с раздражением и злостью швырнул сайдак с луком на тощую кровать, замирая над самым ценным что у него было в жизни. Ему бы хотелось верить, что она просто в себя не пришла, когда говорила ему это, но нет, на его удивленное: «Что?», госпожа У-Меня-Самые-Чистые-Руки-В-Мире повторила совершенно ровным, хоть и слабым голосом: «Тебе нужно уйти, Йорвет». Оказалось, что в городе было две довольно ненавистных персоны: принц Стеннис и сам, внезапно, Йорвет. Его ребята тоже были не в особенном почтении у других жителей города, особенно те про которых становилось известно, что они с ним еще с Первой Северной. «Спасибо, — мысленно передразнил драконицу эльф, — что откликнулся и пришёл сюда. Твой отряд может остаться, но тебе… лучше уйти». Йорвет перевёл взгляд с сайдака на свои руки. Он и без дуры знал, что они у него по локоть в крови — он легко и просто убивал не только dh’oine, но и «своих» же. Хотя — своими — они были все очень относительно. И всё же, на нём была ответственность, он пришёл сюда не ради себя. Сам Верген не был ему интересен, эльф уже давно не верил в сказки (кто воевал во «Врихедд» уже никогда не поверит в обещания), но была надежда, что если всё получится — можно будет вернуться домой, в родной Гвиндейт. Снова увидеть бескрайние, покрытые смешанным лесом, склоны Синих Гор, вдохнуть этот потрясающий горный воздух, в котором парил аромат дикого разнотравья. Но для этого нужно было немного, прям чуточку, отмыть руки от крови. И Верген бы мог стать этой — чуточкой, которая бы позволила увидеть дом, обнять сестёр, а не притащить за собой на хвосте человеческих ублюдков. Йорвету не привыкать было жить среди ненависти. Его ненавидели многие, его именем кметьё пугало детей (хотя, детей-то как раз Йорвет никогда и не убивал — пусть живут и бояться, а захочет отомстить, что ж, пусть ловит ветер в поле), но в Вергене концентрация этой ненависти была высока. У того торговца когда-то он повесил всю родню, в какой-то темерской деревне, у того трактирщика дочь убил, у той торговки убил сына, а вон тот гном-пикинёр — единственный выживший в бойне, которую он когда-то учинил где-то на Севере. Эльф даже их никого не помнил, просто ему об этом сообщали, едва ли не плюя в лицо. Была надежда, что сиятельная госпожа Саския сможет как-то вразумить свой «народ», но вот беда — нет. Она не сразу поняла, наверное, какое-то несчастье откликнулось на её зов, какое лихо одноглазое подняло свою голову и направилось к ней. Он собрал сотню бойцов, как они когда-то и договорились. Он их привёл. И теперь, когда ей рассказали, что он тот самый, из Гвиндейта, ну, вы же помните, госпожа Саския, мы говорили про то дерево висельников, — ему указали на выход. — Я ведь… не из-за этого злюсь, верно? — была у него дурная привычка иногда говорить с самим собой. Появилась после одиночки в Диллингене. Йорвет снова перевёл свой взгляд с рук на сайдак с луком. — Нет. Я злюсь потому что не вовремя. Саския понятия не имела, что такое открытый конфликт с хорошо вооруженной армией. А он знал. Он мог бы им помочь, а потом уйти, но — нет. Что ж, ему любезно разрешили уйти одному. Не бывала щедрость, просто охренеть какая доброта. Йорвет не успел разжиться вещами в Вергене. Оно и к лучшему было. Коль у тебя вся жизнь полынь да зола, пыль да дорога — очень удобно не иметь вещей. — Как всегда один? — от этого вопроса, заданного хриплым женским голосом, эльф вздрогнул. Его обладательница редко подавала голос, больше молчала. — Что сказала Саския? — Спасибо, Йорвет, но пошёл бы ты на хуй. Вали отсюда пока на вилы не подняли, а я ничего не могу, у меня … — Йорвет махнул рукой, поворачиваясь к стоящей в дверях в его крохотный, совершенно крохотный домик, травнице. Это она его тогда вытащила с того света, несколько лет назад. Он за неё заступился, а она ему спасла в итоге жизнь. — Тебя? Единственного кто знает, кроме покойного принца, что такое регулярная армия? — на лице травницы проступило плохо скрываемое изумление. А мы? — Вы можете остаться. — Да, правда, что ли? — она снова хмыкнула, потом высунулась за дверь и свистнула. Крохотное, убогое помещение начало заполняться эльфами. Их осталось всего двадцать, тех кто прошёл с ним тягости и Первой, и Второй Северной войны. Не они — он бы не пережил Диллинген. — И? — эльф обвёл всех их максимально недовольным взглядом. — Что это значит? — Нас тоже не любят, — пожал плечами один из бойцов. — К тем, кто только сейчас к нам присоединился отношение лучше, чем к нам. Мы для них такие же чудовища, как и ты, командир. — Вас никто не гонит, — Йорвет шёл сюда в большей степени ради них. — Тебя одного очень быстро убьют, брат, — командиру скоя’таэлей очень хотелось бы возмутиться на этот счёт, но это было правдой. — И? — Да, и пошла она на хрен. Не оценила нашего командира, пусть дальше тут сама кувыркается, — подал голос ещё кто-то. Йорвет тяжело вздохнул. Все эти разговоры про какие-то там чувства к Саскии утомляли. На сиськи драконицы не пялился бы только слепой. Коль уж она их так выставляет на показ — чтоб и не посмотреть? Но чувства? К дракону? Серьезно? Йорвет никогда не пресекал эти разговоры, даже среди своих, по одной простой причине. Это делало его, так сказать, общественный образ менее поганым. Мол, а он не такой уж и мудак, этот ваш Йорвет, смотрите-ка у него есть чувства. С Саскией было интересно говорить, на некоторые вещи она смотрела не с точки зрения человека или эльфа, а дракона — и порой это было крайне познавательно. — И вы?.. — Мы хотим уйти с тобой. Куда ты — туда и мы. Мы столько лет бродим по свету все вместе, командир, — очевидно, что травница говорила за всех. Видимо, они тоже что-то всё это время решали для себя. — Нам здесь не рады, ну, и бесы с ними. Мы должны были помочь. Ты хотел найти способ вернуться домой, а мы — пожить в мире. Каждый из нас тебе чем-то обязан. Так дела не делаются. Мы не оставим тебя. Он и, правда, много сил и своего духа вложил в этот отряд. Они так и пришли тогда все вместе к Исенгриму. Все вместе надели эти бесовы черно-золотые доспехи. И так же вместе оказались на обочине дороги. — На закате начинаете покидать город. Уходите так, чтобы не вызывать подозрений. У меня есть пара часов на сборы, не больше. — И куда мы дальше? — Найдём в округе относительно спокойное место. — Но зачем? — Хочу посмотреть, чем всё закончится. — Чтобы сказать потом госпоже Благородство: «Я же говорил?», — подала голос одна из лучниц. — Именно.