Искра в темноте. Дитя Голубой луны

— Полегчало? — спокойно спросила Елена, когда Клаус, сломав пару антикварных ваз и столик миссис Локвуд, налил себе бурбон и упал в кресло, прямо напротив того места, где она стояла. Как ни странно, ей не было страшно смотреть ему в глаза. Нет, прежде от одного его имени она непроизвольно вздрагивала, но сейчас этого не было. Даже когда он швырнул вазу рядом с ее головой, Елена и бровью не повела. А ведь на вечеринке, которую тот приказал устроить Тайлеру, по поводу смерти Майкла, она была в ужасе от перспективы того, что Клаус может узнать, что он — отец ее дочери, как и от того, что об этом могут узнать остальные. Но не сейчас. Да, она нервничала, да, была настороже, но страха как такового не было. Будто во время путешествия на ту сторону Елена что-то там оставила. Включая свой первобытный страх перед Клаусом и чувство того, что она предала своих друзей. Как-то это все притупилось. Клаус тем временем прищурился и внимательно посмотрел на двойника. Та была поразительно спокойна. Даже ее сердце билось ровно. Как и сердце ее ребенка. Его ребенка. Он все еще с трудом в это верил. Но ведьма за зря так голосить бы не стала. Тем более клеветать на свою подружку. Правда уверовать в это было трудно. В конце концов то, что у него вновь могут быть дети, когда он разблокирует свою волчью сущность, Клаус даже и не думал. И уж тем более от одной из Петровых. От двойника Татии. Его первой любви, на которую Елена Гилберт, в отличии от Катерины, была очень похожа. И внешне и внутреннее. Нет, сначала он так не думал. Но за то время, что прошло с ритуала, Клаус узнал, что девчонка выжила, он все больше стал замечать, как та изменилась, и все больше стал видеть сходства. Девушка стала как-то увереннее, тверже и… ядовитее. К тому же боевой дух стал пылать ярче в ее глазах, а плечи были гордо расправлены. Настоящая воительница, как и ее далекая прабабушка. Катерина такой не была. Та была более трусливой, себялюбивой, хитрой манипуляторшей. Той не было присуще благородство, самопожертвование и смелость встать перед ним лицом к лицу. Вместо этого Катерина предпочитала вечный бег и прятки за спинами своих марионеток. Но… Нужно ли ему это? Нет, двойник ему бесспорно нужен, но привязываться к ней Клаус не желал, да и ребенок… Какой из него, черт возьми, отец? Он — гибрид! Кровожадный, бесчувственный, жестокий и наслаждающийся чужой болью. И не терпящий слабости. Он ненавидел проявлять слабость и иметь их. А ребенок — это слабость. Мишень, по которой любой из его многочисленных врагов не побоится ударить. И в отличии от его братьев и сестры, в гроб его не спрячешь, чтобы другие не навредили. «Хотя и это не помогло!..» — в ярости подумал Клаус, вновь вспомнив, что Стефан посмел украсть гробы. Стакан в его руке треснул от его крепкой хватки, благо был уже пуст. Елена закатила глаза и повернув голову в сторону двери, зная, что там наверняка ошивается один из гибридов, а точнее тот, который за ней по пятам ходил с тех пор, как она проснулась, насмешливо крикнула: — Эй, Тони! Принеси чего-нибудь покрепче своему хозяину, а то у него тут стресс! Клаус поднял бровь, а потом и пораженно моргнул, когда Тони и впрямь, не прошло и секунды, явился в гостиную с бутылкой крепкой водки в руках и новым стаканом. Он прищурился и смотря на двойника, настороженно спросил: — С каких пор, любовь моя, ты стала приказывать моим гибридам? Девушка возмущенно фыркнула. — Я не приказываю, просто попросила, — раздраженно сказала Елена и села, наконец, рядом с Ребеккой на диван. Та делала вид, что очень занята, читая журнал, и вообще притворялась ветошью. Хотя ее понять можно. Клаус-то узнал, что та наделала, и в любой момент мог вновь уложить ее в гроб на неопределенный срок. Это он, кажись, часто делал. Элайджу, как подозревала Елена, постигла та же участь. — Просто попросила? — все еще подозрительно спросил Клаус. — Да, — резко сказала Елена. — Знаешь, иногда, если проявить вежливость, люди могут откликнуться. Без всякого внушения и запугивания. Клаус стиснул челюсть. То, что он стал замечать, как храбр его двойник, не значит, что ему это нравится. — А ты посмелела, — протянул он, откинувшись в кресле, и кивнул в сторону своей сестры. — И с Беккой, смотрю, подружилась. Кто бы мог подумать… Ребекка наконец подняла глаза и скривилась. — Это что, намек, что я не умею дружить? — недовольно буркнула она. — Ты, и дружишь с Петровой? Вот уж я не думал, что когда-либо это увижу, — ехидно сказал Клаус. Блондинка рыкнула. — А я не думала, что ты мог убить нашу мать и врать мне тысячу лет об этом, — жестко сказала она и кинула бесполезный журнал на столик, больше не видя смысла притворяться, что читает его. Клаус поджал губы. — Ребекка… — начал он. — Нет! — выкрикнула блондинка и вскочила на ноги. Она посмотрела на брата блестящими от слез глазами и добавила: — Ты врал мне! А тебе верила, как последняя дура!.. Я столько лет была рядом с тобой и не раз прощала, а ты!.. Ребекка топнула ногой и резко развернувшись, исчезла из гостиной, утирая слезы. — Ты прям брат года, — желчно сказала Елена, качая головой и накручивая прядь волос на палец. Гибрид закатил глаза. — Я не спрашивал у тебя советов по тому, как общаться со своей сестрой, любовь моя, — сказал Клаус и, ухмыльнувшись, выразительно окинул ее взглядом, на миг задержавшись на ее животе, добавил: — К тому же у нас, как выяснилось, и другой повод поговорить есть. Елена обняла руками живот и уверенно сказала: — Нет, это не так. Моя дочь, только моя. Ясно? Клаус слегка приподнял бровь и тихо сказал: — Дочь? На секунду в его душе разлилось тепло от знания, что у него будет девочка. Не просто какой-то абстрактный ребенок, а дочка. Но лишь на секунду. После этого его вновь накрыла злость от осознания, что он уже стал проявлять какие-то чувства по отношению к ребенку, которые Клаус тут же стал давить в своем сердце. — Да, — сказала Елена и отвернулась к окну. — У меня будет девочка. Она вновь перевела взгляд на него и подняв бровь, спросила: — Тебя это радует? Или разочаровывает? Как ни странно, Елена и впрямь хотела услышать от него ответ на этот вопрос. — Мне плевать. Этот ребенок мне не нужен, — деланно равнодушно ответил Клаус, отпивая глоток водки, которой все же плеснул себе в стакан, после этого он усмехнулся и, передразнивая ее, добавил: — Тебя это радует? Или разочаровывает, любовь моя? «Это больно», — печально подумала Елена, поняв, что ей и правда больно. Хотя кто может ее винить? Какой женщине будет приятно знать, что отцу ее ребенка плевать на этого самого ребенка? — Тогда какой смысл в нашей беседе? — прошипела она. — И в моем плену здесь? Гибрид развел руками. — Ты не в плену, ты в гостях, — весело сказал он и улыбнулся. — К тому же… Ты мне еще нужна живой, а твои дружки вряд ли теперь будут тебе рады. Того и глядишь, еще убьют. Елена поджала губы. Чертов Клаус был прав. Она вдруг поняла, что ей и впрямь идти отсюда некуда. Ей это не нравилось, но надо быть реалисткой. Кэролайн, Бонни, Деймон и остальные... Они теперь ее ненавидят. Так что дома быть опасно. В пансионат ей давно путь заказан. Кстати… — Что он украл? — тихо спросила Елена, вспомнив причину первоначального гнева Клауса. Тот помрачнел и неожиданно честно сказал: — Мою семью. — Которую ты заколол и упек в гробы? — удивительно спокойно спросила Елена, на миг прикрыв глаза и изумившись, чем думал Стефан, она со вздохом добавила: — Кстати, Элайджа в одном из них, да? Клаус зло раздул ноздри. — А что, соскучилась, милая? Вы с ним, кажется, успели пообщаться? — сердито сказал он, ощущая неуместный всплеск ревности в груди. — Пошел ты, — закатив глаза, сказала Елена. — И вообще, раз уж я не пленник, а ты вдруг так стал озабочен безопасность своего мешка с кровью, выдели мне пару своих «друзей» и отпусти домой. Гибрид пару минут на нее смотрел, а потом крикнул: — Тони, проводи леди домой и присмотри за ней, — после чего обращаясь к Елене, насмешливо добавил: — Иди, но только без глупостей. А твой брат, знаешь, внезапно может попасть в какую-то передрягу… Или учитель. Если, конечно, те тоже не попытаются теперь от тебя избавится. Елена зыркнула на него и резко встала. — Лучше бы со своей сестрой и братьями помирился, а не пытался убить моих немногих оставшихся в живых близких, мудак, — со злостью сказала она и уже около двери притормозив, добавила: — И знаешь, меня не разочаровала твоя реакция, скорее не удивила и еще больше убедила, что моей дочери такой отец, как ты, не нужен. После чего Елена быстро вышла из особняка Локвудов, все же, не смотря на опасность, желая оказаться у себя дома, и уже не услышала, как Клаус скрипнул зубами от ее последних слов, как и не увидела, как очередной стакан полетел в стену.