*
Время в этом учреждении текло крайне медленно, а стены разномастных пастельных оттенков давили монотонно и бескомпромиссно. Поэтому Рей со скрытым остервенением выцепляла из череды идентичных дней любую возможность хоть как-то развлечь себя. За три с лишним года у неё уже накопился приличный список небольших, малопонятных для окружающих, радостей. Например, сидя на банкетке, недалеко от поста охраны, считать сколько раз парни из сегодняшней смены сбегают покурить, а сколько в туалет. Можно было ещё заранее заключить пари с самой собой, на тему того, что сегодня они будут делать чаще. По воскресеньем, в традиционный день посещений, Рей нравилось сидеть на угловом диване, в общей гостиной и наблюдать весь спектр человеческих эмоций отражающийся на лицах присутствующих. Отмечая и фиксируя отдельные наиболее яркие проявления чувств, она думала о том как бы ей следовало вести себя, если бы кто-то вдруг решил её навестить. Но любимое развлечение Рей было не так легкодоступно и регулярно, да и можно сказать, достаточно опасно. Оттого оно и являлось наиболее желанным. В тёплую пору, когда спесивое солнце принималось слепить по утрам, девушка начинала внимательно мониторить листок расписания, висевший возле сестринского поста. И примерно раз в пару недель, а иногда и чаще, улучив момент, Рей незаметно забредала на третий этаж восточного крыла. Там, в тупике стояло старое фортепиано, у которого не хватало нескольких клавиш, и ещё парочка просто не работала. Именно за ним притаилась, незаметно зияющая щель между косо установленными щитами гипсокартона, которая превращалась в узкий проход, стоило только приложить некоторое усилие. Скорее всего, раньше здесь был выход на эвакуационную лестницу, но потом, в ходе реконструкции здания, её демонтировали. А вот фанерную дверь, открывающую доступ к выходу на карниз, безалаберно оставили. И если, затаив дыхание, пройти по нему семь шагов, то можно оказаться на бетонном выступе, наподобие балкона, только без ограждающих перил и значительно у́же. Это место прекрасно само по себе, потому что на нём можно было комфортно расположиться греясь на солнышке. Но вдвойне замечательным его делало то, что оно находилось ровно над окном кабинета психиатра. Также эта бетонная площадка не просматривалась с других окон, особенно если лечь, спокойно дышать и слушать, как люди изливают доктору свои души. Иногда Рей становилось стыдно, что она так бесцеремонно подслушивает, но с другой стороны, она же не собиралась ничего делать с этой информацией, просто любила интересные истории. Оттого, каждый раз ложась на нагретый ласковым солнцем бетон, она мысленно благодарила архитектора, спроектировавшего этот вычурный выступ. Поэтому, когда наступил май и карниз, наконец-то стал прогреваться до такой степени, что на нем можно было спокойно лежать не опасаясь застудить почки, Рей была крайне раздосадована, услышав, что Зяблик уходит в декрет. Сделала она это неожиданно, похоже даже для администрации, потому что, когда невысокая темноволосая женщина, похожая на взъерошенную птичку, освободила кабинет штатного психиатра, никто не поспешил его занять. С этого события прошёл почти месяц, неумолимо наступало лето, и Рей, конечно, продолжала изредка ходить на карниз, но без милого щебета доктора атмосфера была уже совсем не та. Именно поэтому, увидев утром из окна своей палаты, неизвестный ей, чёрный автомобиль, тлеющая надежда внутри Рей, начала разгораться с новой силой.*
Покинув столовую, девушка направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, но заметив, как начинает открываться дверь кабинета заведующей, она импульсивно свернула за угол. И тут же наткнулась на кого-то, попутно ощутимо наступая этому кому-то на ногу. — Смотреть, блять, надо хоть иногда! — прошипел, почти не размыкая губ, обладатель шершавого ярко выраженного ирландского акцента, и не смотря на девушку, удалился под аккомпанемент рычащих отзвуков. Зажмурившись и нервно вздрогнув, Рей досчитала до тридцати трёх и осторожно выглянула из-за поворота. Не обнаружив на своём пути никаких помех, она всё-таки поднялась по лестнице на второй этаж. Смотря на коричневую, со светлыми прожилками, дверь, девушка задумчиво постукивала подушечкой безымянного пальца по щеке. Табличка, на которой ещё вчера, красовалось имя и должность Зяблика — оказалась пуста. Но новая надпись отсутствовала. Рей очень захотелось занести кулак и аккуратно постучать по лакированной деревянной поверхности. Но так и не решившись, она в конце концов, устав гипнотизировать дверь, ушла. По пути в общую гостиную, она прикидывала что же весомее: отсутствие хороших новостей, подкрепляющих догадку или же плохих, способных заставить окончательно отчаяться. Но нервно метаться в размышлениях Рей не нравилось, и она решила, что вместо этого просто подождёт. Ведь это она умела делать просто безупречно.*
Атмосфера, в общей гостиной, была переменчива, как море. В иной день здесь царил штиль, можно было сидеть в углу и слышать, лишь как мухи перебирают лапками по стеклу. А иногда, наверное ближе к полнолунию, психологическое состояние пациентов начинало штормить и они говорили между собой, почти переходя на крик, принимались истерично смеяться и вообще создавали атмосферу подобающую психиатрической больнице. И бывали дни, как этот. Слышались приглушённые диалоги, усевшаяся на подоконнике парочка, звонко постукивала переставляемыми шашками, кто-то тихо пел себе под нос, усевшись прямо на ковер. А Рей, заняв свой любимый зелёный стул, заканчивала очередную партию в преферанс. Вообще азартные игры были запрещены в их учреждении, поэтому рябой из второй палаты, передал девушке семь, выигранных ей, сигарет под столом. Убирая их в карман широкого кардигана пепельного цвета, Рей невольно поймала укоризненный взгляд медсестры Тико. В ответ она тут же смущённо улыбнулась, старательно давая понять, что это, конечно же, больше не повторится. И молодая вьетнамка разочарованно покачивая головой, вернулась к раскладыванию разноцветных пилюль по маленьким пластмассовым стаканчикам. Рей знала, что Роуз её не сдаст, но на будущее решила, что стоит быть аккуратнее, ведь вместо рядовой медсестры это могла заметить, например, заведующая. При мысли об этом и о возможных последствиях, по коже Рей пробежал невольный холодок, заставив её плотнее запахну́ть кофту.*
Начиная с обеда, в который им дали каноничный куриный суп, день как-то разогнался. Перерыв на дневной сон, полдник и физиотерапия, закономерно перетекали друг в друга, словно река, которая в конце концов снова вынесла Рей к столу на котором стояла тарелка с рыбной котлетой и картофельным пюре. Привычно расправляясь с, довольно твердой, пищей при помощи одной лишь ложки, Рей вспомнила, о планах, что строила утром. Стараясь не привлекать лишнего внимания, она, непринужденно выгнувшись, посмотрела себе через плечо, на стол, за которым ужинал персонал. Но стул, что периодически занимала штатный психиатр, когда решала поесть в окружении коллег, ожидаемо пустовал. Увидев это, Рей не особо расстроилась и совершенно не удивилась, поэтому, повернувшись назад, продолжила отделять очередной кусок котлеты, с силой надавливая на черенок ложки. Почти первой выйдя из столовой, она сразу же направилась к массивному книжному стеллажу, занимающему весь свободный отрезок стены правее окна. Среди пациентов была установлена негласная очередь из желающих почитать редко привозимые новинки художественной литературы. И, по подсчётам Рей, человек, абсолютно бессовестным образом, взявший полагающуюся ей книгу, уже должен был бы вернуть оную на место, но “Исчезнувшей” Гиллиан Флинн всё ещё не было на полке. Досадливо пробормотав себе под нос скомканные ругательства, Рей, в поисках сносной замены, стала придирчиво осматривать корешки направленные к ней. Добрую половину из того, что здесь стояло, она прочитала в первые полтора года пребывания в этом отделении, некоторые, особенно полюбившиеся, даже по два раза. Треть книг, в том числе, любовные романы девятнадцатого века и, растянутые на сотни страниц, брошюры по саморазвитию, она не трогала, оставляя их на самый черный день. После затянувшихся раздумий, девушка заприметила кирпичный переплет "Коллекционера" Джона Фаулза, задвинутого в угол самой верхней полки. Рей как-то уже начинала читать эту книгу, но довольно быстро укрепившись в непреодолимой антипатии к главному герою, бросила произведение, не дойдя даже до середины. Но здраво рассудив, что это всё же лучше, чем рассказ какого-нибудь священника, продавшего свой кабриолет, она попыталась достать выбранную книгу. Однако полка находилась на приличной высоте и рядом, как назло, не было даже табуретки, которая могла бы помочь девушке. Нервно закусив губу, Рей подпрыгнула, но это тоже не помогло. Совершенно отчаявшись, она уже хотела кощунственно встать ногами на нижнюю полку стеллажа, когда книга сама снялась с места. Точнее ей помогла, довольно крупная рука, сжавшая её в длинных пальцах и унёсшая за спину девушки. Резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, Рей увидела перед собой высокого широкоплечего мужчину, мало отличающегося, по своей комплекции, от книжного шкафа рядом с которым они стояли. Слегка сдвинув вниз по переносице, округлые очки, он задумчиво блуждал взглядом по корешку книги, на которой сусальным золотом было вытеснено название произведения. — Обычно девушки вашего возраста предпочитают пролистывать перед сном "Гордость и предубеждение", — с нескрываемой усмешкой в низком голосе, сообщил незнакомец. — Хотя это, должен признать, тоже интересная книга, — оторвав взгляд от "Коллекционера", он перевёл его на Рей, терпеливо дожидаясь реакции. Однако девушка не собиралась никак отвечать на реплику и вообще плохо слышала, что именно говорит ей мужчина. Потому что всё её внимание занимал хромированный прямоугольный бейдж, приколотый рядом с нагрудным карманом его рубашки цвета хаки. Надпись на сероватом пластике сообщала, что напротив Рей стоит доктор Соло.