Его небеса всегда алые

Это было похоже на пыточную, и Зевейн никак не мог отделаться от этой мысли. Бессознательное тело крылатого гладиатора лежало на столе, все в крови и песке. Мощные черные крылья лежали пластом и казались больше хозяина в два раза. Он едва отдышался, а уже представлял, каково будет тащить его до кровати. Зевейн посмотрел на возившегося у полок юношу. Чтобы он делал без него? Главный писарь посольства по должности и личный помощник Зевейна по сути, Алишер из рода Торри, был еще молод, но уже до невозможности педантичен и помешан на чистоте. Кто-то связывал это с белизной — волосы на его голове и хвосте и впрямь были белоснежными — но Зевейн по долгу службы встречал снежных хевновари и раньше, а потому точно знал, что его помощник единственный в своем роде чистоплюй. Впрочем, сейчас его туника и руки были заляпаны, ведь Зевейн никогда не донес бы это бездыханное тело сам. — Похоже, он восстанавливается сам, — вымочив в ведре чистую тряпку, Зевейн принялся промывать рану. — Похоже на то, — наконец найдя, что искал, Алишер повернулся с бутылкой, наполненной красноватой жидкостью и, взяв другую тряпку, принялся ее размачивать. — Посмотрите, мастер, — он смахнул грязь с груди гладиатора. — Видите? Зевейн видел. Небольшой неровный шрам, ровно посередине загорелой твердой груди. — Полагаю, он был бы уже мертв, если бы не его регенерация, — кивнул Зевейн. — Всего дюйм от сердца… Алишер не ответил. Очистив от грязи грудь и плечи, он дотронулся до ошейника, а затем, немного подумав, принялся отмывать левую руку уже новой тряпкой, обводя каждую рельефную мышцу и каждый выпирающий сустав. Зевейн заметил еще один шрам — между большим и указательным пальцами. Будто… — Он пытался хватать за лезвие? — Алишер искренне недоумевал. — Теперь меня не удивляет, что он был так знаменит. Зрелище наверняка было отменное… — Это верно, — Зевейн вздрогнул. — Люциан говорил, его считают непобедимым. — И он так просто отдал его вам? Они встретились взглядами. Снежно-серые глаза смотрели с подозрением, а тонкий изящный нос морщился, словно старался что-то унюхать. Запах политических амбиций и невысказанной интриги, надо полагать. Вечный Город был пропитан этим запахом, от императорского дворца и залов сената до вонючих рынков города Адриана и кровавых песков гладиаторской арены. — Не смотрите на меня так, мастер, — Алишер провел пальцами вдоль позвоночника гладиатора и отвел глаза. — Вы знаете, что я поступил бы так же. Но это не значит, что нужно закрыть глаза на выходки Флавия. Он нас использует и нужно понять, для чего. Зевейн прошелся взглядом по тяжело вздымающейся спине Хереса. Должно быть, это как-то связано именно с ним. Но что такого было в этом крылатом рабе, помимо, разумеется, его грации и умения и… Не важно. Зевейн помотал головой. У Люциана явно другие вкусы. Тогда зачем вся эта схема? Зачем отпускать его таким сложным образом? Зачем его вообще отпускать? — Я поговорю с ним, — ошейник привлек его внимание и не собирался отпускать — пока он на месте, все их усилия по исцелению и очищению не имеют смысла. — Не уверен, что он ответит… — Скорее всего, нет, — Алишер наклонился над телом, чтобы заглянуть в глаза начальству. — Мастер, все в порядке? Вы как будто под гипнозом… — Я хочу снять с него ошейник… Алишер долго смотрел на него, а затем тяжело вздохнул. — Со спиной мы закончили, так что можно, — юноша стер последние следы гноя и залил это месиво заживляющей настойкой. — Мастер, кажется, вы им очарованы… — Алишер, — строгий взгляд — и юнец отвел глаза, не решаясь критиковать мастера. Мастер и сам знал все, что хотел сказать ему помощник. И что самое страшное, его это не волновало.

***

Жив. Такой была первая мысль, с которой Херес пришел в себя. Он не открывал глаз и старался дышать тихо — кто-то был здесь. Совсем рядом. Сидел и наигрывал тихую спокойную мелодию. Херес не мог опознать инструмент, да и не хотел — когда ты десять лет сражаешься за свою жизнь на арене, музыка интересует тебя в последнюю очередь. Херес прислушался к ощущениям. Он лежал на спине, а под ним было что-то мягкое, хорошо забытое, будто из детства. «Должно быть, перина», — подумал он, чувствуя, как проваливается в мягкое нечто под собой. Бок почти не болел, плотно стянутый чем-то. Голова лежала на мягкой подушке, а самое главное… Ошейника не было. Шее было непривычно холодно, и Херес не смог удержаться, чтобы не ощупать ее. Все так. Ошейника действительно не было. Музыка стихла — очевидно, незнакомец заметил движение. Не было смысла больше скрывать свое пробуждение, и Херес открыл глаза, медленно и даже с трудом. Тяжелые веки не желали подниматься, да и телу было слишком хорошо в лежачем положении. Потолок был белым, непривычно далеким. Херес слегка улыбнулся одной стороной рта — надо же, незнакомец позаботился даже об этом… — С пробуждением… Херес повернулся на голос и увидел того самого господина, что сидел рядом с фаворитом императора, а потом исчез. Его острые уши стояли торчком, пушистый хвост медленно колыхался из стороны в сторону, а в руках он держал необычный струнный инструмент с длинным грифом и шестью струнами. Лицо его тоже отличалось от того, что успел запомнить гладиатор — теперь напряжения не было, наоборот, он улыбался, кажется, с облегчением. Херес смотрел на него и не мог понять, что происходит. Ошейника не было, значит, он наконец был свободен, но тогда почему он именно здесь, а не где-то еще… Херес с удивлением понял, что не знает, куда должны попадать вольноотпущенники. Так что… Это место было ничем не хуже других. Пожалуй, даже лучше. Ушастый незнакомец тем временем отложил свой инструмент и навис над Хересом, положив одну руку на его лоб, а вторую — на грудь. Теплые. Его руки такие теплые. — Все хорошо, — задумчиво заметил он, убирая руки. — Думаю, ты скоро поправишься… Как твоя рана? Херес пожал плечами. Хотелось ответить, что ему почти не больно, но… — Ты меня понимаешь? Херес вздохнул и убрал руку с шеи, открывая шрам, пересекающий шею буквально от уха до уха. Когда незнакомец осторожно прикоснулся к шраму, Херес прикрыл глаза. Никто до этого не касался его так осторожно, даже лекарь, который в свое время зашивал эту рану. — Ты не можешь говорит… Херес кивнул, чувствуя, как медленно его шею покидает мягкая рука, и снова открыл глаза. Незнакомец задумчиво потирал подбородок и смотрел в сторону. Хересу хотелось сменить тему разговора, расспросить, что произошло, но… — Интересно, — острые уши на какой-то момент прижались к голове, а потом снова приподнялись. — Впрочем… Думаю, тебе интереснее узнать, кто я и как ты здесь оказался… Верно? Херес кивнул. Аккуратность, плавно переходящая в нежность, с которой этот ушастый его касался, пугала даже больше, чем кровожадное безразличие фаворита. Что нужно этому странному господину? Почему он так себя ведет? — Моё имя — Зевейн, — он склонился в легком поклоне. — Живу здесь по долгу службы. Весьма высокой службы, раз ему дозволено пить вино с императорским фаворитом и сидеть в одной ложе. Что-то господин Зевейн явно не договаривает… — Тогда в ложе… Мы обсуждали вопрос твоей свободы, — он отвел глаза, словно ему было стыдно. — Флавий согласился отпустить тебя. Только если я возьмусь тебя лечить. Впрочем, я бы все равно взялся. Зачем ему это, мне пока неведомо… Херес задумчиво склонил голову набок. Его куда больше волновали мотивы самого господина Зевейна, чем происки императорского фаворита. Зачем господину Зевейну вообще лечить его? Это свобода или все-таки нет? Чего он хотел достичь этим? Херес отвел глаза. Как задать ему все эти вопросы? Как вообще с ним разговаривать? Как вообще разговаривать? — Ты выглядишь потерянным, — Зевейн коснулся волос гладиатора буквально кончиками пальцев, но его будто ударила молния. — Я думаю, что понимаю… Ты столько лет провел на этой арене, должно быть, уже забыл, какой может быть свободная жизнь, — он спешно убрал руку, стоило Хересу перевести на неё взгляд. — Я знаю, что у тебя много вопросов. К сожалению, я не могу их услышать и ответить, но… Думаю, один главный я могу распознать. Ты свободен, Херес. Ты можешь уйти отсюда, когда захочешь. Можешь вернуться, когда захочешь. Это теперь твой дом. Дом… Вы думаете, это так просто, господин Зевейн? Просто назвать какое-то место домом, не зная, что тот, с кем вы пытаетесь разговаривать, давно забыл значение этого слова? Ведь последний раз я слышал его, когда собственный отец надел на меня ошейник, получив за это увесистый мешок драгоценного металла… Не произносите этого слова, господин Зевейн. Никогда. Прошу вас. Зевейн опустил голову и потер шею. Жаль, что этот заботливый господин не слышит моих мыслей. Возможно, он бы прислушался. Ведь он так хочет заботится, разве не учел бы он это желание? Ведь оно такое простое, верно? Зевейн, похоже, уловил, что чем-то расстроил Хереса, но, естественно, не мог понять, чем именно. Стыд в равной доле с интересом были видны на его лице невооруженным взглядом. Херес слабо ему улыбнулся. Злиться на ушастого господина не имеет смысла. Он ничего не знает и не может знать. И он не хочет ему зла. Это тоже было видно невооруженным взглядом. Херес мог отличить страх от желания убить, на арене есть только эти два состояния. Но Зевейн был явно третьим случаем. Он видел, как Херес убивает, и это его нисколько не взволновало. Он не боялся гладиатора и не желал ему смерти. — Прошу прощения, если чем-то задел тебя, — Зевейн чуть прижал уши, видимо, так он выражал неудовольствие. — Я не хотел. Я знаю, что не хотел… Я знаю. Херес прижал руку к сердцу и посмотрел ему в глаза. Зевейн неуверенно улыбнулся и приподнял уши, видимо, в надежде, что его простили. — Мастер, вы будете обедать? В самый неловкий момент в комнату вбежала девочка-хевновари. Ростом едва по плечо своему мастеру, она была огненно-рыжей, а белое личико её покрывали очаровательные веснушки. На ней была только лёгкая туника, подпоясанная простым ремешком и больше ничего. Босиком обычно ходили рабы, но Народ Холмов ведь не признавал рабства, верно? — Амина, девочка моя, — мастер Зевейн ласково почесал девочку за ушком, и она восторженно заурчала. — Ты ведь готовила и на нашего гостя тоже? — О, конечно, — Амина улыбнулась Хересу, и тот не мог не улыбнуться ей в ответ. — Сейчас принесу! Девочка выбежала так же быстро, как и забежала, и Зевейн рассмеялся. Херес наблюдал за ним со странным чувством. Развитая за годы гладиаторства осторожность не хотела доверять этому странному господину — пусть он освободил его, но все же он ведь выше его… Нельзя доверять богатым и влиятельным господам. Но где-то глубоко внутри появилось совершенно другое чувство. Теплое, мягкое, как пальцы мастера Зевейна. Херес не знал, как его назвать. Размышления прервала задорная мелодия. Вслед за ней появилась Амина. Она играла на флейте, а вокруг парили четыре простых глиняных миски, содержимое которых он пока не мог рассмотреть, кувшин, два таких же простых глиняных кубка и огромное блюдо с виноградом. Зевейн наблюдал за ней с интересом и, когда все это оказалось на столике, вновь почесал за ушком — видимо, так он выражал свое одобрение. — Ты делаешь успехи, — сказал он, улыбаясь. — Удержать много мелких предметов порой даже сложнее, чем один крупный, молодец. Должно быть, он обучает девочку магии, понял Херес. Народ Холмов славился своими магами, но бывший гладиатор даже представить себе не мог, что они используют её настолько часто, даже в повседневной жизни. Не было ничего сложного в том, чтобы принести еду и столовые приборы просто в руках, пусть и за несколько подходов, но Амина явно хотела показать, что умеет. — Приятного аппетита, — девочка подарила ему солнечную улыбку и убежала. — Очаровательный ребёнок, — Зевейн повернулся к своему гостю. — Ты ведь голоден, Херес? Тот кивнул и наконец обратил внимание на стол. В двух мисках был непривычно зелёного цвета суп, в котором плавала какая-то крупа, темные листья и небольшие кусочки какого-то белого мяса. В двух других красовался салат из цветной капусты с грибами и сыром. Это ведь наверняка вкусно… — Приятного аппетита, — Зевейн улыбнулся и взял ложку. Суп был довольно острым, но Херес, давно не евший ничего, кроме каши на воде и похлебки из говна и палок, остался доволен. Мясо оказалось курицей, крупа — рисом, а вот листья он долго не мог идентифицировать, это было что-то давно забытое и, кажется, даже не вполне съедобное. Но хевновари явно ничего не смущало. Зевейн разлил по кубкам терпкую красную жидкость и явно с удовольствием запил свой суп. Херес последовал его примеру и наконец понял, почему запах показался ему знакомым — это было вино. Гладиатор с наслаждением выпил свой кубок, и Зевейн тут же его наполнил. Херес улыбнулся ему, чувствуя, как тёплое ощущение внутри растет. Или это влияние вина? Кто теперь может знать? Обед кончился слишком быстро. Зевейну нужно было идти по делам, и хотя он оставил после себя блюдо с виноградом и полкувшина вина, это было уже не совсем то же самое… Херес наконец нашел, с чем сравнить это ощущение. Будто ты идешь по песчаному берегу и морские волны разбиваются у твоих ног, а солнце ласково обнимает своими лучами. Но даже если оно начнет нещадно жарить, как обычно, ты знаешь, что всегда сможешь спрятаться в объятиях моря. Но когда Зевейн ушел по своим делам, море пропало, оставляя его наедине с палящим солнцем и без права свободно дышать.