В начале была Тьма

— Блядь! — вырвалось одновременно у Гуаделя и Буше, когда падший Патрик Самерайл убил свою старшую внучку. Впрочем, Жорж быстро пришёл в себя — пальцы уже нащупывали спусковой крючок винтовки, когда он услышал неожиданно злой приказ генерала:  — Открыть огонь! Майор быстро поймал в прицел силуэт одной из фигур в чёрных доспехах, навёлся на голову и нажал на спуск. Хлестнули выстрелы, о бронированное плечо часто-часто застучал приклад… но Гуадель не увидел, как башка падшего разлетается на кровавый туман — в прицеле появился неожиданно яркий свет. Жорж инстинктивно отпрянул от прицела и быстро-быстро заморгал, включая поляризаторы. Правда, это оказалась не ещё одна уловка бельфегоров: увидев, откуда появился свет, майор едва не выронил винтовку из рук. Пространство перед развалинами Эйфелевой башни было окутано ослепительным светом, который столбом устремился в небеса, скрыв собой всё и всех.  — Что за хуйня… — пробормотал майор и повертел головой — может, кто-то из товарищей подскажет? Но остальная тройка бойцов — Франсин, Диди и Венсан Буше — также замерли, созерцая столб света. Свет был яркий, но не ослепительно, смотреть на него всё-таки было можно. Гуадель смотрел — а точнее, чувствовал: огромный столб излучал и мощь, пульсирующие волны силы, которые изгоняли страх и злость.  — Что за херня происходит… — бормотал Гуадель. Подспудно майор чувствовал, что, может быть, стоит отвернуться, однако бо́льшая часть его естества протестовала против этого. Он не сдержал улыбку, когда к свету сверхъестественному присоединился и свет обычный; сияющая колонна пронзила толстый слой облаков, которые словно бросились прочь, и явила людям солнце — обычное, привычное для людей старого мира, — лучи которого окрасили разрушенный Париж. Гуадель был готов стоять и наблюдать это великолепие вечно, однако вскоре он услышал в ухе глухой голос, который будто пробивался через толстый слой ваты или воды:  — Гуадель!.. Гуадель!.. Жорж, блядь!.. Лишь несколько секунд спустя мужчина осознал, что слышит Буше, через гарнитуру. Вместе с этим осознанием спало и наваждение… хотя и без этого картинка продолжала поражать великолепием.  — Да! — Гуадель коснулся шлема и переключил гарнитуру на передачу.  — Слава богу! — с облегчением произнёс Буше. — Хоть кто-то!..  — Что происходит, Венсан? — спросил Гуадель, отринув все приличия и субординацию. — Откуда взялся этот свет? Ответа пришлось ждать добрых полминуты:  — Если кардинал не ошибается, то… То, похоже, мы лицезрим полное пробуждение Зна… Буше умолк на полуслове. Гуадель немедленно насторожился — неужели гарнитура гавкнула?.. — но повертел головой и понял причину молчания. На западной стороне Марсова поля, в опасной близости от столба света, появился разлом. Жорж на автомате вскинул оружие и прильнул к прицелу, наводя его на портал. Он ожидал увидеть орду бельфегоров, однако из разлома вышел один-единственный демон — человекоподобный, как все высшие (или Праймы, как их называли англичане), высокий, в броне, с крыльями, которые свисали со спины как плащ, и странной формы рогами, растущими будто бы прямо из копны серебристых волос. Гуадель знал, что с такими ребятами шутки плохи, поэтому, прежде чем стрелять, решил посоветоваться с руководством.  — Мой полковник, — он выбрал частоту Буше и вызвал командира, — какие приказы? Буше молчал некоторое время, затем ответил:  — Пока наблюдаем. Это, похоже, и есть тот самый Маттеас, нынешний начальник вторжения, — добавил он. — Старейшие даже со Знаком для нас слишком сильны, поэтому давай без самодеятельности, ладно?  — И не собирался, — совершенно искренне ответил Гуадель и — делать нечего — снова заглянул в прицел. Маттеас тем временем медленно шагал в направлении световой колонны, словно бы собираясь в неё войти. Жорж думал, что так и случится, однако демон остановился буквально в паре шагов от стены света. Гуадель вздрогнул, когда демон засмеялся. Впрочем, смех этот был далёк от карикатурного злодейского; скорее, он звучал облегчённо, словно от человека, который пребывал в неведении и наконец-то узнал хорошие новости. Но ещё сильнее майор вздрогнул, когда усиленный микрофонами слух донёс до него обрывки фраз — Маттеас что-то говорил. Подумав, Жорж дважды цокнул языком, включая максимальное усиление и прислушался.  — …лго же пришлось ждать! — к вящему удивлению мужчины, демон говорил по-английски, всё равно едва громче шёпота, едва различимого на фоне помех. — Да, брат мой Отпрыск, ты сделал всё именно так, как следовало! Жорж похолодел, услышав это — Отпрыском называли того самого рыцаря-бельфегора Брэннигана. Неужели он с самого начала был заодно с демонами? Впрочем, долго размышлять на эту тему майор не стал — его вниманием опять завладел Маттеас. Демон протянул руку к столбу света и коснулся его. Майор ожидал, что свет хотя бы как-то навредит существу тьмы, однако ожидания не оправдались — напротив, к ужасу человека, и наверняка всех остальных сидящих в засаде, свет начал впитываться в ладонь Старейшего. Этого Гуадель уже не выдержал. Он крепче сжал оружие, навёл прицел на точку аккурат между началом рогов Маттеаса и вдавил спуск. От грохота выстрелов мужчина едва не оглох — слава богу, сработала противошумовая защита и усиление сбросилось, но на несколько секунд всё-таки потерял концентрацию и опустил оружие. Придя в себя, Гуадель немедленно поднял винтовку, снова прилип к прицелу — и не сдержал разочарованный вздох: в оптике было отчётливо видно, как крупнокалиберные пули зависли в паре метров от головы демона.  — …мать, ты что творишь?.. — не без труда майор разобрал разъярённые вопли Буше. — Приказа стрелять не было!  — Пошёл в жопу! — буркнул Гуадель, не считая нужным оправдываться, и начал шарить по разгрузочной сбруе в поисках магазина с усиленными патронами: он не отдаст этот прекрасный свет бельфегору, неважно Старейший это или нет.  — Есть! — довольно пробормотал мужчина, когда нашёл искомое. Сноровисто сменив магазины, он опять заглянул в прицел — и в который уже раз чуть снова не выронил оружие. Похоже, что свет начал сопротивляться — Гуадель застал Маттеаса стоящим на одном колене, пока по недвижимой ранее стене сияния прокатывалась рябь.  — Так его! — крикнул Жорж, ухмыляясь во все тридцать два. Но через миг ухмылка сползла с лица бойца Дивизиона: свет начал тускнеть, а сам столб уже заметно сузился. Расширившимися от неверия и ужаса глазами, майор наблюдал, как колонна истончается, стягиваясь к центру, где всё это и началось, обнажая лежащие на земле человеческие тела. Гуадель немедленно перевёл прицел на них и включил максимальный зум. Похоже, что тела принадлежали падшим тамплиерам — уже совершенно человеческим на вид, без следов демонической порчи. Обнаженные мужчины и женщины беспорядочно валялись то тут, то сям, белея бледной кожей на фоне выжженной земли.  — Да ладно… — прошептал Жорж, увидев, что падшие показывают признаки жизни: шевелятся, а некоторые ещё и силятся подняться. В прицеле мелькнула крылатая спина Маттеаса. Гуадель уменьшил зум и увидел, что демон со всех ног несётся к свету. Столб тем временем сузился до яркой, но очень тонкой полосы, похожей на луч мощного прожектора, вонзающегося в снова покрытое тучами небо. Гуадель заметил, что обнажилось и место недавней трагедии. Оно показалось ему интереснее бегущего бельфегора, поэтому майор, скрепя сердце, навёл прицел туда. Он увидел светловолосую девушку в тамплиерских доспехах, которая стоит на четвереньках и тяжело дышит. Великий Магистр уцелела, значит. Но Гуадель так и не нашёл тела её сестры, равно как и Брэннигана, что ещё сильнее подкрепило подозрения бретонца. Наблюдая за Джессикой Самерайл, Жорж пропустил момент, когда свет погас. Он исчез внезапно — миг, и майор словно ослеп и оказался парализован, перестав ощущать пульсации силы. А ещё через секунду из развалин Эйфелевой башни ударила волна. Теперь Гуадель не устоял — мощный толчок заставил бойца податься назад, а от одновременного вопля миллионов голосов в голове он упал на спину и забился в конвульсиях. К счастью, шок прошёл быстро: невыносимый шум затих, и бретонец снова стал хозяином своего тела. Несмотря на сильную тошноту и головокружение, майор сумел занять прежнюю позу и снова заглянуть в прицел. Свет действительно угас. А там, где нет света, царит тьма — чувствуя строй мурашек на спине. Гуадель наблюдал на месте давно рухнувшей башни уже столб концентрированного мрака — а если точнее, то ствол гигантского, сотканного из полной черноты дерева с толстым стволом и раскидистой кроной. Майор даже не удивился, увидев перед «деревом» Маттеаса. Демон встал на почтительном расстоянии, вздымая руки и что-то громко крича. Памятуя о былой оплошности, майор не стал включать максимальное усиление, а обошёлся двумя третьими.  — G’tauurkatay? — кричал Старейший на, очевидно, своём языке. — Yo’tasjhamas’tanoe? Tuasagahor’khi’sta!..* Отключив усиление, Гуадель собрался с духом и вызвал Буше. На этот раз генерал ответил быстро:  — Нет, Жорж, я в душе не ебу, что тут творится, — он предвосхитил вопрос подчинённого. — Похоже, это нужно к кардиналу и каббал… Что? — судя по тону, кто-то ещё разговаривал с ним. — То есть?.. Блядь! Последний возглас вовсе не обнадёживал, поэтому Гуадель спросил, стараясь скрыть страх:  — Мой полковник?.. Венсан! — добавил он, не дождавшись ответа. — Венсан, ответь, что это за хуйня? Тишина. Уже не на шутку перепугавшись, майор решил — будь что будет, и собрался покинуть позицию. Напоследок он решил ещё раз взглянуть на жуткое «дерево». Оно не стало увеличиваться в размерах, как столб света, однако изменилось: в «стволе» появилось подобие трещины, полоса особенно глухой тьмы… в глубине которого что-то двигалось. Это что-то наверняка заметил и Маттеас: Гуадель видел, как демон медленно отступает, а затем резко разворачивается и даёт стрекача. Рефлексивно майор вскинул винтовку, навёлся и выстрелил, но опять безрезультатно — прямо перед Маттеасом возник разлом, в который пули и угодили, заставив майора от души рявкнуть:  — Вот педрила-то, а! Маттеас и правда скрылся, наверняка в ужасе. А раз появилось что-то, чего боится Старейший демон… Но следовать примеру твари Гуадель не спешил — наверняка нечто из «дерева» окончательно подпишет смертный приговор старушке Земле, а значит пропадает всякий смысл бегства. Поэтому он решил оставаться до последнего и наблюдать. В «трещине» что-то определённо двигалось: темнота пульсировала словно в такт чьих-то чудовищных шагов. Борясь с желанием взять и съебаться отсюда как можно дальше, Гуадель смотрел, как вибрируют потоки тьмы, и гадал, какого же размера должна быть движущаяся там Годзилла. Как же удивился майор, когда из мрака возникла человеческая фигура! Мужчина быстро включил зум на прицеле и всмотрелся. Да, силуэт был явно человеческим, потому что никто кроме людей не носит тамплиерские доспехи, на вид весьма потрёпанные, в заметных вмятинах, саже и следах ихора. Грешным делом, майор подумал, что это несчастная Эвалон (либо что-то, принявшее её облик), однако фигура была определённо мужской. Внезапно в голове у Гуаделя зазвучал голос — женский, оглушающе громкий: «ВНИМАНИЕ ВСЕМ! КТО МЕНЯ СЛЫШИТ! ГОВОРИТ ВЕРХОВНЫЙ ГЛАС КРУГА КАББАЛИСТОВ КИРА СКАЙЛЕР! ОТСТУПАЙТЕ! НЕМЕДЛЕННО ОТСТУПАЙТЕ, ИБО НА НАШУ ЗЕМЛЮ СТУПИЛ ПЕРВЫЙ!»

***

I can't remember anything I just can't tell that was true or dream… Никогда прежде ни Джеффри Брэнниган, ни Искатель Джефф Чэнь, Отпрыск Яттаприна, не ощущал подобной пустоты. Вокруг точно что-то происходило — кто-то кричал, стрелял, железо билось о железо — но всего этого Джефф не замечал. Всё его внимание было занято силуэтом, распластавшимся у его ног. Глаза Изменённого медленно двигались от бледного лица с широко открытыми глазами, неожиданно умиротворённого, к мечу, который торчал из груди, аккурат напротив сердца, неожиданно уместного. И всё же Джефф не верил своим глазам. Не верил своему чутью, которое больше не видело знакомой ауры. Не верил чувствам, которые твердили — ты не справился, брат-рыцарь. Ему казалось, что стоит только ещё немного подождать, и она придёт в себя, выдернет эту нечистую штуку, до ужаса похожую на крест над свежей могилой, встанет и заговорит…  — Ложь, — прошептал Джефф. — Всё ложь… Нет, Джеффри Брэнниган, нет, Искатель Чэнь, нет, Старейший — Эвалон Самерайл больше тебе ничего не скажет. Он позволил себе закрыть глаза и опустил руки вниз. Касаться тела не стал — пальцы коснулись кровавого пятна, которое образовалось под телом. Влага несла в себе тепло, её тепло. «Почему? — голова едва не взорвалась от этого вопроса. — Почему ты?» Не она должна была сейчас лежать с мечом в груди — нет, это должен был быть он, Старейший, который пошёл на жертву, которую так жаждет увидеть Маттеас, и которая нарушит все его планы! Но вселенная решила иначе, и теперь Джеффу Брэннигану ничего больше не остаётся, как смотреть широко раскрытыми глазами на свои измазанные в крови руки. Кровь казалась ему чёрной — совсем как демонический ихор, который сейчас бурлил в его собственных венах.  — Должна быть жертва… — повторил Изменённый слова Такельрота. — Жертва, чтобы пробудить Знак… Эти слова немного его отрезвили. Возможно, он потерял Эвалон… но ещё не потерял свой свет. Свет, который способен дать надежду другим Джеффам и Эвалон. Он опустил руки, положил их на холодный металл брони, и поднял голову к жёлто-серному небу.  — Жертва была принесена! — прокричал он, и дал волю своему свету… Deep down inside I feel to scream This terrible silence stops me Темнота пугала, пугала больше Ада, сулящего мучения. Хотя в куда больший ужас приводила способность осознавать себя — почему, почему он ещё это может? Но мрак оказался вовсе не непроглядным: скорее, он напоминал тёмную, безлунную ночь где-то в глуши. Когда проснулись остальные чувства, Джефф ощутил твердь под ногами, вдохнул сухой, как в пустыне, воздух, глазами рассмотрел пустынный пейзаж. Картина открывалась безрадостная и унылая — глубокая ночь в совершенно пустом и безжизненном месте. Здесь не было ничего, ни одного раздражителя чувств. Словно бы ты и есть, но в то же время словно тебя и нет. Человек-призрак. Наверняка здесь не существовало и времени — Джефф продолжал стоять и стоять на одном месте, но усталости не чувствовал. «А должен ли вообще», — подумал он. Окружающая пустота сводила с ума — точнее, сводило то, что от него осталось. Джефф прекрасно помнил всё, что предшествовало его появлению здесь, и по логике вещей должен был бесноваться… но вместо этого ощущал только пустоту, словно бы вместе с Эвалон и его собственным светом лишился способности чувствовать какие-либо эмоции. Тело, впрочем, осталось — осмотрев себя, Изменённый даже не удивился, увидев на себе потрёпанные тамплиерские доспехи, те самые, в которых он дрался у собора Святого Павла. Конечно, доспехи остались просто доспехами — костюм не реагировал на команды, и вроде бы даже вообще был выключен. Некстати вспомнились рассказы о «фабрике кошмаров». Но это не было похоже на привычные кошмары Джеффа Брэннигана — если уж на то пошло, жизнь там выглядит куда страшнее здешнего пустыря. Тогда, решил для себя Изменённый, похоже, что он тоже мёртв. Но так как уже не человек, никакой реки душ ему не видать, как собственных ушей, и придётся довольствоваться таким вот посмертием. «Наверное, — подумал он, — именно поэтому демоны так боятся истинной смерти». Как бы там ни было, но тело и разум, даже несмотря на пустоту, требовали действий. Ничего разумного в голову не приходило, и Джефф решил просто идти, куда глаза глядят: ничего ведь другого не остаётся. Пустота в разуме была и спасением — ни одна мысль не терзала мозг. Но давящая тишина, в которой едва слышны были даже шаги, создавала удивительно неуютное ощущение. Для того чтобы хоть чем-то заполнить эту тишину, Джефф решил петь. Память как раз подкинула подходящий вариант. Now that the hell is through with me I'm waking up, I cannot see Он не слишком любил Металлику, но эта песня ещё тогда, давно, в одной из прошлых жизней, почему-то запала в душу. «Не зря запоминал», — думал Изменённый, напевая: — That there is not much left of me, nothing is real but pain now Последнюю треть песни, с соло Хэтфилда и его рыком, Джефф обычно пропускал, но здесь и сейчас потрудился воспроизвести первое, а вместо второго пел в том же тоне и темпе — как выяснил, получить тот же надрыв оказался неспособен. Закончив, Джефф начал сначала; другая музыка словно перестала для него существовать. Но в этом был и плюс — теперь он нашёл для себя меру времени. Hold my breath as I wish for death Oh please, God, wake me Когда несколько One’ов спустя впереди забрезжил свет, Изменённый решил, что глаза начали подводить или же разум всё-таки помутился. Он прервал пение, остановился и проморгался. Свет не исчез, и Джефф решил, что это всё-таки фокусы разума и не стал обращать на него внимание — продолжил песню и зашагал дальше. Спустя ещё несколько One’ов Джефф заметил, что огонёк будто бы приближается — песню назад свет был ощутимо более тусклым, а сейчас светился довольно ярко, и можно было даже различить источник, что-то похожее на высокий костёр. Не то чтобы Изменённый обрадовался ему, однако в подобных обстоятельствах хороша любая перемена. Так что Джефф в который уже раз затянул знакомый мотив и зашагал навстречу огоньку. Свет действительно источал огонь, только горел он внутри старой железной бочки. Уж что-что, а такое Джефф точно не ожидал здесь увидеть — как и полагающегося бочке бездомного, который тянул к огню руки. Замолчав, бывший Отпрыск подошёл ближе и убедился, что глаза его не обманывают — здесь, в унылой пустоте, действительно находился самодельный камин из старой бочки и бездомный, греющийся возле него. Мужчина сидел к Джеффу вполоборота — Изменённый разглядел потрёпанное, наглухо застёгнутое пальто, копну засаленных волос, не менее грязную бороду, и большие руки в перчатках, которые человек тянул к огню. Он словно бы не заметил незваного гостя: продолжал сидеть, время от времени потирая ладони, пока совершенно сбитый с толку Джефф стоял и рассматривал его.  — Почему ты перестал петь? — Изменённый вздрогнул, когда бездомный заговорил, неожиданно приятным баритоном. — Хорошая же песня!  — Кто ты? — Джефф брякнул первое, что пришло в голову. — И что ты здесь делаешь? Бездомный опустил руки и повернул к собеседнику лицо. Из-под грязных прядей поблёскивали только глаза, в которых отражался свет от огня.  — Я здесь… Скажем так, живу, — ответил мужчина, — сколько себя помню. А вот что здесь делаешь ты? Этот вопрос ненадолго поставил Джеффа в тупик — и правда, какого хуя он тут делает? — но Изменённый всё-таки нашёл подходящий ему ответ:  — Брожу. Странного бездомного этот ответ, похоже, удовлетворил: он повернулся обратно к огню и бросил:  — Раз бродишь, так присядь и отдохни. Что-то мне подсказывает, что путь ты держишь неблизкий. Усталости Джефф не чувствовал, но и отказываться от предложения не стал. Подойдя ближе, он обошёл бочку и уселся напротив мужчины, стараясь понять, кто же это, всё-таки. Тому же компания, похоже, была совсем нипочём: бездомный словно и не замечал присутствия Джеффа, продолжая тянуть руки к огню. Здесь, при свете, Изменённый с удивлением заметил, что перчаток на узловатой мозолистой ладони человека нет — за них он принял толстый слой бурой, а местами красной лоснящейся грязи. «Или не грязи», — подумал Джефф, опустив взгляд на свои руки, всё ещё измазанные в крови Эвалон. Впервые с момента появления здесь Джефф почувствовал страх, или, по крайней мере, что-то похожее на это чувство.  — Ты — это я? — отважился он спросить у бездомного. Тот замер на мгновение, а затем поблёскивающие глаза встретились с глазами Изменённого.  — Можно и так сказать, — ответило существо с той стороны костра и добавило:  — Точнее, не только ты. Часть меня есть в каждом человеке. Поначалу бывший Отпрыск было непонимающе уставился на собеседника — что за хуйню он только что сморозил? — однако быстро вспомнил, где находится.  — Ты — Первый? — спросил Джефф. Бездомный тяжело вздохнул и снова протянул к огню покрытые запёкшейся кровью руки.  — А я наделся, что ты назовёшь меня Создателем, — произнёс он без тени недовольства в голосе.  — Создателя ведь больше нет, — заметил Джефф. — Он исчез тогда, когда отдал свой свет ради Творения.  — Отнюдь, — возразил Первый. — Ты ведь тоже отдал свой свет, но не умер же.  — Как знать, — заметил Джефф, но на эту реплику творец Колодца Полуночи отвечать не стал. Некоторое время они молча сидели перед огнём — Первый будто бы потерял интерес к гостю, а тот размышлял, что же задумал Старейший из Старейших.  — Что ты чувствуешь сейчас? — именно Князь Тьмы и нарушил молчание. Джефф покосился на него, раздумывая, отвечать или нет. Всё же решился ответить и открыл было рот, но внезапно осознал, что не понимает, что хочет сказать.  — Не спеши, — Первый наверняка заметил его замешательство. — Времени у нас с тобой в избытке. Эта фраза могла бы показаться зловещей, но тёмная тень Создателя произнёс её скорее печально. Джефф тем временем думал, прислушивался к себе, размышлял и пытался анализировать. Где-то минут пятнадцать спустя, а может, и несколько часов — без песни бывший Отпрыск снова потерял счёт времени — он ответил:  — Наверное, ничего.  — Ничего? — переспросил Первый с явным интересом.  — Ничего, — подтвердил Джефф и тут же себя поправил:  — Хотя нет, скорее, я не ничего не чувствую, а… А чувствую отсутствие чувств. Наверное. Первый дослушал, затем медленно кивнул.Некоторое время оба снова молчали, а затем повелитель всех Ожогов заметил:  — Спасибо, Джефф.  — За что? — поинтересовался тот, даже не удивляясь тому, что Первый знает его имя. Тот блеснул глазами из-под грязных косм волос, и ответил:  — Тебе удалось описать мои ощущения. То, что ощущал я, когда мой Свет ушёл. Джефф даже отпрянул от удивления и уставился на существо напротив. Тот же положил руку прямо на бортик бочки (ни огонь, ни раскалённый металл не причинили ему видимого вреда) и с силой вдавил её в землю. Бочка немедленно провалилась вниз по самый край, но пламя в ней не погасло — напротив, стало намного ярче, осветив больше пространство и позволяя разглядеть Первого получше. Владыка Ада успел незаметно для Джеффа сменить облик — вместо грязного бездомного перед бывшим Отпрыском сидел опрятный мужчина лет сорока-пятидесяти на вид, с коротко стриженными чёрными волосами, тяжёлым, но приятным на вид лицом, крутым носом и светящимися, а точнее, опалесцирующими глазами — в них по-прежнему отражался огонь. Как и по-прежнему, на руках Первого оставалась кровь.  — Я не сомневаюсь в том, — сказал он, немного наклонившись вперёд, — что тебе известна моя история. Яттаприн не мог её тебе не рассказать.  — Он рассказал мне, — подтвердил Джефф. — Что ты потерял свет и хочешь его обратно. Первый снова медленно кивнул, наверняка в знак согласия, затем произнёс:  — Именно так. Но позволь спросить, — взгляд опалесцирующих глаз остановился напротив лица Изменённого, — сказал ли он тебе, почему я этого хочу? Джефф прищурился, выдерживая взгляд существа напротив, одновременно размышляя над тем, почему Первый вообще затеял этот диалог.  — Он говорил мне, — проговорил Изменённый через несколько минут, — что ты желаешь стать целым. Первый снова медленно кивнул, затем произнёс:  — Безусловно. Но мной движет не только это. Огонь у ног Джеффа неожиданно погас, а с ним и остатки какого-либо света в этом месте. Изменённый даже не успел испугаться — миг, и его окутал сплошной непроглядный мрак.  — Видишь? — ниоткуда и словно бы отовсюду раздался голос Первого. — Вот всё, что я видел, отдав свой свет. С ним я отдал то, что стало Истинами. Какая самая главная из истин, Джефф Брэнниган?  — Надежда, — прошептал тот, уверенный, что Первый его всё равно услышит.  — Надежда, — подтвердила тёмная тень Создателя. — А если надежда исчезает, то что приходит вместо неё?  — Отчаяние, — снова прошептал Джефф. Внезапно мрак вокруг словно ожил: он превратился в мириады тонких игл, которые без труда пронзили броню Джеффа и впились в кожу. Боль оказалась вполне сносной, но она принесла с собой противное, гнетущее чувство, которое бывает у людей, которые смертельно больны и знают, что им осталось недолго. За тем исключением, что умереть Джефф не мог, отчего становилось ещё более тошно. Пытка закончилась столь же молниеносно, как и началась — боль ушла, отчаяние отступило, а с ними рассеялся и мрак: по-прежнему горит костёр, Первый по-прежнему сидит напротив Джеффа.  — Но всё проходит, друг мой, — на тяжёлом лице существа появилась улыбка, неожиданно грустная. — Природа не терпит пустоты, так что вскоре даже отчаяние покинуло меня. Отделилось, оставшись сгустком самого тёмного мрака… Он поднял правую руку и указал куда-то за спину Джеффу. Тот инстинктивно обернулся и увидел, как вдалеке, будто бы в сотнях километров отсюда, темнеет гигантский столб черноты.  — На место отчаяния пришло смирение, — эти слова Первого заставили парня повернуться обратно. — Да-да, — кивнул единственный настоящий демон, увидев на лице Джеффа удивление, — я действительно смирился со своей потерей. Люди всё-таки мои образ и подобие, — добавил он с усмешкой. Затем Первый поднялся на ноги и произнёс:  — Давай пройдёмся, я тебе кое-что покажу! Поначалу Джефф решил было отказаться, но затем подумал — ай, к ебени матери, терять-то больше всё равно нечего! — сам оказался на ногах и двинулся к Первому. Тот развернулся к Джеффу спиной и зашагал вперёд. С каждым пройдённым метром обстановка менялась: становилось всё светлее, в воздухе появилась влага, сухая твёрдая почва сменилась травой, а в ушах зазвучал шелест листвы вместо опостылевшей звенящей тишины. Вскоре Джефф заметил, что они с Первым идут по небольшому лесу — вполне привычному на вид, только вот деревья были незнакомы Изменённому, ствол вроде от клёна, но ветки растут как попало и покрыты хвоей. Пока изменённый удивлялся, его уши услышали новый звук — до боли знакомый звон металла о металл. Живо повернувшись к звуку, Джефф застал следующую картину. Впереди оказалась прогалина — на вид естественная, однако через неё проходила хорошо укатанная грунтовая дорога. На дороге же и шёл бой — ватага вполне привычных для Изменённого людей в кольчугах и с оружием в руках нападала на крытую повозку, запряжённую диковинными шестиногими животными, похожими на козлов-переростков и мохнатых бегемотов одновременно. Бой явно был не на стороне владельцев повозки: вокруг неё валялись трупы её защитников. На ногах остался только один, в доспехах получше разбойников (а Джефф не сомневался, что это именно разбойники), но одиночке против толпы не справиться. Так оно и вышло: один из разбойников, настоящий громила, одним движением выбил меч из рук защитника, вывел его из равновесия и ударом в грудь повалил на землю. Чтобы не дать ему подняться, разбойник поставил ногу на нагрудник. Защитник не спешил подниматься, и громила («наверняка главарь», — подумал Джефф) осмелел: наклонился и носком топора приподнял забрало шлема.  — Блядь… — прошептал Изменённый, увидев, что это оказалась женщина, за тридцать на вид, лицом чем-то похожая на Эвалон. Это заставило Джеффа дёрнуться наперёд, но вовремя вспомнил, что всё, что он видит, наверняка иллюзия. Дело тем временем принимало скверный оборот — разбойники живо заинтересовались женщиной. Они начали говорить что-то на совершенно незнакомом Джеффу гортанном языке. Им вторил главарь, который убрал ногу с груди защитницы и, очевидно приказал ей подняться. Женщина с неохотой выполнила приказ, то и дело поглядывая на повозку. Бандиты же наверняка позабыли о добыче и точно собрались позабавиться — ещё один приказ от громилы заставил женщину вздрогнуть и выпрямиться, а после следующего, уже более жёсткого, она начала медленно снимать с себя доспехи. Джефф отвёл взгляд в сторону — многое мог стерпеть, но подобные сцены вызывали только отвращение. Решив смотреть на повозку, Изменённый с удивлением и ужасом заметил, что там остался ещё кто-то живой: из-под колеса на мгновение высунулся мальчик лет десяти на вид и скрылся обратно. Тем временем женщина-рыцарь избавилась от доспехов и большей части одежды, под одобрительное улюлюканье разбойников. К ней подошёл главарь-громила и начал по-хозяйски лапать. Джефф уже догадывался, что произойдёт далее. Мальчик всё-таки высунулся из-под повозки. В его руках Изменённый заметил довольно большой кинжал, который ребёнок выставил вперёд и на всех парах понёсся к обидчику своей наверняка матери. Конечно, у него ничего не получилось: главарь, похоже, всё-таки следил за повозкой, так как немедленно обернулся и ударил мальчишку ногой в грудь. Тот отлетел на добрый метр и рухнул на землю, заходясь в плаче, который потонул в дружном хохоте разбойников и пронзительном крике женщины. Затем громила что-то гаркнул своим подельникам, и двое из них подошли к женщине и крепко её схватили. Сам же главарь, поигрывая топором, подошёл к мальчику, наклонился, без труда поднял его на ноги и поволок за собой. Он подвёл мальца, еле передвигающего ноги, к матери (в этом Джефф уже не сомневался, глядя на гримасу ужаса на её лице и скороговорке слов, которые вырывались у неё из рта) — а затем ударом топора размозжил ребёнку голову. Картинка замерла стоп-кадром — толпа хохочущих бандитов, перекошенное от ужаса и гнева лицо обнажённой женщины и истекающий кровью труп ребёнка под ногами громилы.  — Видишь? — впервые с момента начала этого кошмара заговорил Первый.  — Вижу, — прошептал Джефф, с трудом отводя взгляд от лица женщины, матери, на глазах которой только что убили её сына.  — Я тоже видел это, — тем временем продолжал Первый. — Видел, хотел вмешаться, как и ты… Но, как и ты, мог быть только наблюдателем, — и добавил, повернув лицо к собеседнику:  — У меня не осталось сил вмешиваться в творение. Жуткий стоп-кадр начало затягивать дымкой, и вскоре он растворился.  — Поначалу я подумал, — продолжал Первый, — что это лишь один из миров оказался настолько заражён Тьмой. Но и в следующем, и в бесчисленных тысячах других я встречал похожие картины. Он повернулся к Джеффу и окинул его взглядом.  — Не таким я видел своё творение, — проговорил Отец Тьмы, — не местом, где Истины забыты. Не картиной, где цвета искажены. Не таким несовершенством. Джефф лишь смотрел в лицо Первого, прекрасно понимая, что тот имеет в виду.  — И спустя много человеческих лет, — продолжало существо, — понял — я жестоко ошибся. Я потратил свой свет зря, в глупой надежде, что им смогут правильно воспользоваться. Но нет, они предпочли Тьму Свету! — эту фразу Первый произнёс с неожиданными для Джеффа гневом и обидой. На миг падший Создатель подёрнулся дымкой, очертания его силуэта исказились, как пространство вокруг чёрной дыры. Впрочем, он быстро взял себя в руки — человеческий облик вернулся в норму, а его носитель проговорил:  — Когда до меня это дошло, я вернулся туда, — он кивнул себе за спину, в сторону столба из черноты, — и принял силу своего отчаяния. Но увы, Тьма не умеет созидать — для этого мне нужен Свет. Мой Свет. Сказав это, Первый умолк, оставив Джефф размышлять над этими словами. Изменённый прекрасно понял всё, что услышал, но старое, ещё человеческое желание противопоставляться, вынудило произнести:  — Для этого разве необходимо разрушать миры?  — Увы, — с нескрываемой печалью произнёс Первый. — Если бы только был иной способ, Джефф!.. Но согласись, — он снова заглянул в глаза Изменённому, — в этом случае цель оправдывает любые средства. Джефф выдержал этот взгляд, затем покачал головой:  — Хотелось бы, но не могу. Мир не может быть совершенным, — и объяснил в ответ на любопытный взгляд:  — Без тени нельзя понять прелесть света. Первый долго смотрел на собеседника, затем медленно и будто бы нехотя кивнул:  — Возможно, ты прав, Джефф. Затем отвернулся и добавил:  — Но взгляни на это с другой стороны. Своей стороны, Джефф. Тьма отняла у тебя всё — твоих близких, женщину, которую ты любил, твой свет. В новом, совершенном мире, подобное будет невозможно, немыслимо… Джефф поджал губы: слова Первого неожиданно задели, но соглашаться с ними Изменённый не собирался. Но только стоило ему открыть рот для возражений, как падшая тень Создателя произнесла:  — Вспомни, Джефф, с чего всё начиналось. Вспомни, почему ты осмелился нарушить тот приказ. Изменённый закрыл глаза, пока в голове начали копошиться старые полузабытые мысли, почти что против воли их носителя… Горячка, беготня, поджилки трясутся, но паника ещё хуже смерти. Общий сбор, провозглашение Эдикта де Моле, поджилки начинают трястись сильнее. Сбор тамплиеров, брат-рыцарь собирается в путь. Строгий взгляд Папы Джо, умоляющий — Мамы Парвати. Поджилки уже не трясутся, низ живота и ноги почти что парализовало. Неопределённость, неизвестность, не жуткая, оттого и тошная. В голове борются долг тамплиера и странное, знакомое и в то же время чуждое ощущение неправильности. Последнее побеждает, и брат-рыцарь решается покинуть пост… На этом моменте Джефф сумел обуздать эти мысли и отогнать их на задворки сознания. Открыв глаза, он натолкнулся на пристальный взгляд Первого.  — Ну что? — спросил он. Джефф знал, какого ответа ожидает Старейший из Старейших, поэтому решил промолчать. Первый отвёл взгляд и произнёс, пожав плечами:  — Воля твоя. В таком случае, — он всем корпусом повернулся к собеседнику, — позволь ответить мне. Ты нарушил этот приказ, Джефф только потому, что всегда знал — с этим миром что-то не так. Джефф стиснул зубы, но заставил терпение держать себя в руках. Первый же продолжал:  — Ты знал, что это неправильно, если мать оставляет ребёнка в приюте. Неправильно жить под землёй, скрываясь ото всех. Неправильно выбирать между любовью и долгом. Неправильно, что преступления остаются безнаказанными.  — Мы не судьи, — всё-таки вырвалось у Джеффа. — Я не судья!  — А кто тогда? — Первый усилил натиск. — Кто ещё способен видеть в мире слепых? Слова тени Создателя звучали правильно, пугающе похоже на давние мысли и тревоги самого Изменённого. Но то же самое чувство, врождённая способность ощущать неправильность, и подсказала Джеффу, что здесь происходит. Когда он это понял, то засмеялся — негромко, и даже без издёвки.  — Поверить в это не могу! — ответил бывший Отпрыск в ответ на взгляд Первого. — Ты, Пращур всех кошмаров, самое могучее существо Безымянного Пламени, пытаешься искусить меня! Меня, никому не нужного идиота! Джефф ожидал от Первого любой реакции, был готов даже к пыткам… но он не ожидал, что существо напротив лишь грустно покачает головой.  — Джефф, Джефф… — произнёс Первый с совершенно искренним сожалением в голосе. — До чего же отчаянно ты цепляешься за те глупости, которые все дети Творения именуют человечностью… Изменённый презрительно усмехнулся в ответ, и произнёс:  — Именно благодаря человечности мы и смогли устоять перед Ожогом. В ответ Первый разразился печальным смехом.  — Увы, но нет, — произнёс он, покачав головой. — Вы устояли лишь благодаря вмешательству одного глупца, способного, но слишком тщеславного даже для принявшего моё отчаяние. Пойми, Джефф, — Первый подошёл ближе, не сводя взгляда с глаз Изменённого, — человечность — это вовсе не спасательный круг. Напротив, она балласт, якорь, который лишь глубже погружает Творение в пучины мрака, кровавое пятно на белоснежном полотнище!  — А как же Истины? — не собирался сдаваться Джефф. — Истины, которые ты нам и оставил? Мы обрели их! Мы возвели Знак! Первого этот аргумент ничуть не смутил:  — Так ли обрели? С чем ты столкнулся, когда встретился с иными представителями своего вида, когда переродился, и первый, и второй разы? Как сородичей с острова встретили на континенте? Нет, Джефф, — в голосе тени Падшего прозвучала твёрдая, абсолютная уверенность в собственной правоте, — вы не обрели Истины, потому что никто из детей Творения на это не способен.  — Неправда, — покачал головой Джефф. — Без них и Знака мы не смогли бы победить Сидоная.  — Знак возможно возвести и без Истин, — возразил Первый. — Они лишь то, что питает его, как боеприпас к оружию. Но оружие можно зарядить и холостыми, что вы благополучно и проделали, пойдя на поводу у Маттеаса.  — Мы делали именно то, что люди и обязаны делать, — Джефф решил довести эту словесную дуэль до конца. — Были людьми, в том числе к нему. Странности — ещё не повод превращаться в инквизитора, который подозревает всех и вся. А уж это, — Изменённый усмехнулся, — куда дальше от Истин, чем презираемая тобою человечность. На это Первый не возражал — лишь окатил собеседника пристальным взглядом. «Похоже, раунд за мной», — подумал Джефф, и сразу же забеспокоился — а выиграл ли он поединок? Первый наконец-то отвернулся, тяжело вздохнул и покачал головой:  — Ты не из тех, кого можно убедить словами, не так ли? «А вот и технический нокаут», — подумал Джефф, мысленно готовясь к кошмару, который наверняка на него обрушит Старейший из Старейших.  — Тогда, друг мой, — тем временем продолжал Первый, — я покажу тебе, что такое эта человечность на самом деле. Покажу тех, ради кого ты решился повторить мою глупость. Пейзаж снова начал преображаться. Стало светлее: свет носил красноватый оттенок, земля под ногами начала обретать тепло, которое вскоре переросло в жар, а в воздухе запахло серой и горелым мясом. Очень и очень знакомая картина. Вскоре сомнений у Джеффа не осталось — Первый показывает ему Ад, тот самый, из которого Изменённый дважды сбежал. Хотя нет — приглядевшись, бывший Отпрыск заметил, что эта часть владений демонов ему не знакома. Он со своим жутким собеседником оказался внутри циклопического здания, но в нём не было ничего похожего на Древнюю Кровь. Скорее, это место напоминало гигантскую бойню. К запахам горелой плоти и серы присоединилась железистая вонь засохшей крови. То тут, то там глаз цеплялся за приспособления из ржавого на вид металла, весьма недвусмысленного назначения. Вдали (или где-то поблизости, расстояние в Аду не имеет значения) раздавались крики, в том числе и человеческие.  — Идём! — Джефф вздрогнул, услышав ровный голос Первого. Повернувшись к нему, он увидел владыку всех Ожогов, который размеренно шагал вперёд. Идти за ним Джеффу очень не хотелось, однако любопытство — что же такого соорудил Первый? — всё-таки заставило Изменённого повиноваться. С каждым шагом Джефф понимал, что в предназначении и здания, и всех его внутренностей он не ошибся — это и вправду была бойня. Утварь, ранее беспорядочно раскиданная по залу, теперь возвышалась ровными коридорами — коридорами смерти, украшением которого были растерзанные тела, развешанные на пыточных столах. Человеческих Джефф среди них не видел — пока — но это вовсе не облегчало, так как все жертвы пыток были ещё живы: кто-то едва дёргался, кто-то пытался шевелить изломанными конечностями, кто-то тихо стонал. Похоже, что сил или воли кричать у них уже не осталось. Первый всё так же шагал вперёд, вполне по-хозяйски. Джефф следовал за ним и через некоторое время обнаружил, что ряды пыточных устройств редеют. Впереди замаячило открытое пространство — и оно казалось ещё более неуютным, чем предыдущая картина. Но Джефф даже и не мог себе представить, насколько неуютным оно окажется. Первым он заметил исполинского роста фигуру: нечто прямоходящее, с парой дополнительных конечностей и щупальцами, растущими из массивной головы, и впрямь похожими на львиную гриву… очень издали. Но даже зрелище целого и невредимого Сидоная не удивило Джеффа больше, чем то, что стояло рядом с ним. Это оказался очередной пыточный стол — вполне знакомая Изменённому колыбель боли, что-то вроде усиленной демоническим колдовством дыбы. К ней был прикован человек: мужчина, в летах, но всё ещё крепкий, с густыми седыми волосами и седой же бородой.  — Да ёб твою мать… — прошептал ошеломлённый Джефф. Действительно, кому как не тамплиеру дома Самерайл узнать своего непосредственного главу и Великого Магистра всего ордена? Похоже, что между Сидонаем и Патриком Самерайлом происходил разговор, потому что Джефф услышал утробный голос Старейшего демона:  — …ты и впрямь глупец, если решил, что твоя отчаянная выходка может как-то мне помешать.  — Мы… надеялись, — знакомый, ещё человеческий голос лорда Патрика вызывал у Джеффа двоякие чувства. — Мы… Остальная часть реплики Великого Магистра потонула в глумливом хохоте Сидоная.  — Думаешь, смертный, ты первый, кто пытался нас таким образом провести? Принести себя в жертву ради спасения кучки сородичей? Джефф непроизвольно вздрогнул — Сидонай всё знал с самого начала?  — Знал, — второй раз Изменённый вздрогнул уже от голоса Первого. — Как и все мои ближайшие соратники. Откровение Сидоная вынудило напрячься и Патрика — он лишь дёрнулся, и тут же обмяк, стиснув зубы: любое движение в колыбели боли приводило к мучениям.  — То, что ты сейчас чувствуешь, смертный, — Сидонай снизошёл до того, чтобы наклониться навстречу терзаемому тамплиеру, — лишь малая часть кары, которая полагается за эту дерзость. Тебе и твоим сородичам, которых ты так пытался защитить. Патрик держался — Джефф видел, как тело Великого Магистра содрогается, но тот не издавал ни звука и даже не смотрел на Сидоная. Память Яттаприна подсказывала, что Сидонай не терпит дерзостей в свой адрес, поэтому Джефф не удивился, когда Властелин Похоти лишь лениво взмахнул нижней левой рукой. Повинуясь его воле, колыбель боли встала вертикально, распиная Патрика на себе. Даже это не заставило главу дома Самерайл хоть как-то выдать свои страдания, что заставило Джеффа ощутить короткую вспышку гордости, которой он тут же устыдился. Впрочем, в арсенале Сидоная имелось и иное средство пыток. Ещё один взмах рукой, и колыбель сделала пол-оборота, скрыв таким образом Патрика от наблюдателей.  — Советую подойти поближе, — проговорил Первый и подал пример, зашагав вперёд. Джефф, уверенный, что его ожидает нечто омерзительное, всё-таки двинулся вслед за ним. Хозяин Безымянного Пламени остановился чуть впереди колыбели боли, Джефф же встал слева от неё и бросил взгляд на распятого Патрика. Великий Магистр смотрел расширившимися от ужаса глазами куда-то вперёд. Проследив за ним, Джефф и сам прикипел взглядом к открывшемуся перед ними зрелищу. Сидонай сотворил нечто вроде разлома: диск с размытыми серебристыми краями, середина которого показывала мрачные очертания Церкви Всех Святых. И бой, о котором Джефф знал со слов Киры Скайлер, Лиры Дариус и Джессики Самерайл, а сейчас имел честь наблюдать своими собственными глазами. Разлом показывал картинку снаружи церкви, глазами одного из крупных демонов — похоже, что Жнеца, того самого. В те дни каббалисты были ещё достаточно слабы, поэтому тварь без особого труда справилась с нападавшими на него чародеями: несколько взмахов косой, удар бронированным кулаком, и вместо адептов Ars Tenebrae остались окровавленные куски. Тут в дело вступила Кира, и Джеффу немалых трудов стоило не заорать «Беги отсюда!». Даже её сила мало что могла противопоставить Жнецу — ни рой огненных осколков, ни большой пылающий шар даже не замедлили демона. Джефф издал сдавленный вопль, когда тот протянул к женщине руку, раздавил щит, схватил её, а затем наклонился и погрузил пасть в тело. Всё ещё держа уже обмякшую Киру в зубах, Жнец взмахнул крыльями и рывком преодолел расстояние до церкви. Обогнув её по левому краю, он остановился напротив витражного окна, выплюнул добычу в лапу и одним движением очутился внутри храма. Дальше Джефф вспомнил рассказ майора Дариус — об её ужасе, попытках справиться с демоном, и отчаянным решением подорвать и себя, и его, ради драгоценных секунд для побега Джессики. Однако картина, развернувшаяся перед глазами Изменённого, здорово отличалась от рассказа бывшего телохранителя наследницы Самерайлов. Жнец вёл себя иначе: не стал выпускать тело Киры из рук, а с силой выбросил себе за спину, через разбитое окно, снова взмахнул крыльями и оказался уже рядом с опешившей Лирой. Джефф вздрогнул — как и Патрик — когда движением косы Жнец располовинил тогда ещё лейтенанта Секретной Службы Его Величества. А затем вонзил косу в алтарь, где находился запорный механизм ведущего на Базу тоннеля. По ушам резанул пронзительный крик девятилетней девочки. Жнец немедленно на него отреагировал — наклонился над фальшивым алтарём, замершим в полураскрытом положении, несколько мгновений наблюдал Джессику, пытающуюся протиснуться назад, после чего протянул руку и выволок брыкающуюся внучку лорда Патрика наружу.  — Нет… — наконец-то заговорил Патрик. — Нет. Нет! — и забился в колыбели, делая себе только хуже и невесть как сохраняя силы для криков:  — Прочь! Оставь её в покое! Надолго наверняка ослабевшего Самерайла не хватило: через несколько секунд он бессильно повис на кандалах и вонзившихся в кожу крюках.  — Вот видишь, — голос Сидоная прозвучал насмешливо, — никто и никогда не скроется от меня и моих легионов. Вы будете стёрты из существования именем моего повелителя, а ваш мир станет нашим. Затем он наклонился к Патрику, который продолжал дрожать — от ненависти, от боли, от… страха? — и уже вкрадчиво добавил:  — Но я согласен продлить агонию существования для этого детёныша. Только сейчас, глядя на крупный план грязного, перекошенного от ужаса лица нынешнего Великого Магистра, Джефф поймал себя на мысли, что как-то не сходится — если Лира погибла в церкви, тогда кто или что затем стало вторым человеком в Управлении?  — Да это ебучий обман! — догадался Изменённый. — Ёбаная подстава!  — Почти, — проговорил Первый и объяснил:  — Сидонай был уверен, что Жнец уже добрался до Джессики и убил её, но решил дать своему пленнику ложную надежду. Джефф покосился на Патрика. Великий Магистр растерял своё величие — теперь он был просто измученным стариком, по грязным щекам которого текли слёзы. Наверняка Изменённому стоило бы его пожалеть… но вместо жалости он чувствовал почему-то отвращение — Патрик закрыл глаза и не смотрел на разлом-«дисплей», в котором стоп-кадром застыло насмерть перепуганное лицо маленькой голубоглазой девочки со светлыми волосами.  — Что ты хочешь взамен? — тихо спросил Патрик. Сидонай повернул к нему огромную голову, затем наклонился, пристально взглянул в глаза и проговорил:  — Тебя, смертный. Как проводника моей воли. И твоих братьев по оружию.  — Зачем? — удивился Патрик. Сидонай помолчал, затем произнёс с угрозой в голосе:  — Ты не вправе задавать мне вопросы, а волен лишь отвечать. Я спрошу лишь единожды — ты склонишься предо мной?  — С какой стати я тебе должен верить? — проговорил Самерайл, чем вернул себе часть уважения Джеффа.  — Клянусь именем Первого, — без раздумий ответил Сидонай. — Тебе наверняка известно, что он лично карает нарушителей сей клятвы. Услышав это, Первый фыркнул:  — Вот ещё!.. «Кто бы сомневался», — подумал Джефф и повернулся к Самерайлу. Тот же словно воспрял духом — как минимум нашёл в себе силы открыть глаза и смотреть на «дисплей».  — За живых, — услышал Джефф шёпот старика, который добавил уже громче:  — Я склонюсь перед тобой, Старейший Сидонай. Джефф не сдержал разочарованный вопль, пусть и заранее знал, каков будет ответ. Дальше раздался довольный смех Сидоная, после чего окружение снова начало меняться; потрясённый Джефф даже не уловил момент, когда пыточный зал превратился в более знакомые Изменённому демонические чертоги. Первый показывал своему собеседнику небольшую по меркам Ада комнату, освещённую только призрачным алым светом, в котором тонул потолок. Этот свет освещал несколько человеческих фигур: одну в уже почерневших доспехах падшего тамплиера и четыре обнажённых, стоящих на коленях перед предателем. Судя по тому, что фигуры застыли будто статуи, Первый на этот раз показывал Джеффу стоп-кадр.  — Предлагаю взглянуть поближе, — как и в предыдущий раз, проговорил владыка всех демонов. Повернув к нему голову, Изменённый увидел приглашающий жест. Подумав, Джефф повиновался: сделал несколько шагов вперёд и остановился рядом с падшим. Бросив взгляд на предателя, бывший Отпрыск нисколько не удивился, увидев Патрика Самерайла — приняв предложение Сидоная, он уже не напоминал ту хнычущую развалину, вернув себе часть былого величия. Затем Джефф опустил взгляд на коленопреклонённых и увидел, что это двое мужчин и женщина. Мужчина справа, лысый, худой и жилистый, был ему незнаком… тогда как русоволосого здоровяка-валлийца и смуглую женщину с индийскими корнями узнал сразу. От потрясения и ужаса Джефф даже отступил назад.  — Нет… — прошептал он. — Нет, сука, это невозможно! Ты врёшь! — он резко повернулся к Первому и окатил его уничтожающим взглядом. — Врёшь! В падение Патрика я ещё могу поверить, но в это!.. В ответ Первый тихо засмеялся, затем покачал головой и заметил:  — Знаешь, Джефф, меня действительно называют отцом лжи. Но, видишь ли, какая штука, — он заложил руки за спину и подошёл к собеседнику поближе, — Тьма была тщеславна, но не глупа — какой прок с восхищения, если оно на самом деле лесть? Нет, она желала искреннего благоговения, а не змеиной лести, поэтому отказала мне в даре говорить неправду. Джефф молчал, оглушённый как первым жутким откровением (или жутко неправдоподобной брехнёй), так и вторым. Первый, закончив говорить, пристально взглянул на Джеффа и спросил:  — Разве Яттаприн тебе об этом не сказал? Ах да, — наигранно «вспомнил» хозяин Безымянного Пламени, — скрывать часть правды умеют лишь люди, люди своих миров, одним из которых и был Знание. Джефф всё равно отказывался верить как в увиденное, так и в услышанное, пусть неприкрытое презрение в голосе Первого зарождало сомнения. Развеять их могла память Яттаприна — память, которую всю без остатка получил его бывший Отпрыск. Память говорила, что Первый прав — увы, но Создатель, равно как и его падшая тень, действительно неспособны лгать. Память уже Искателя Чэня тоже подлила масла в огонь — он вспомнил, как через Сэма попросил лорда Тиндалла поискать сведения о своих приёмных родителях. Вспомнил сожаление в голосе старика, когда тот говорил, что ни брони, ни останков четы Брэнниган так никто и не нашёл. Точно так же, как Патрика Самерайла и самого Джеффа. Внутри естества Изменённого снова появилась пустота — та самая, которую он ощутил после гибели своей Эви — и он задал себе тот же вопрос — почему? Почему он, оказавшись в Аду, не сломался, не превратился в Отпрыска, который ещё хуже падшего? Не сломался, оказавшись снова в мире людей, цеплялся за свою человечность? «Почему же они не смогли? — спросил себя Джефф. — Почему, ведь они куда более опытные и сильные?» Ответ на этот вопрос был, но озвучивать его Джефф не осмеливался даже в собственных мыслях. На плечо легла чья-то рука. Повернувшись, Изменённый увидел окровавленную ладонь Первого.  — Вот теперь ты по-настоящему меня понимаешь, — проговорил он, глядя куда-то вдаль. — Понимаешь всё то, что я вижу в творении. Понимаешь, что растратил свой свет зря. Джефф отвёл взгляд от падших, которые уже растворялись, как засвеченная плёнка, и сам начал смотреть в простирающуюся перед ним бескрайнюю пустоту. Да, теперь он понимал Первого — точнее, Создателя.  — Создатель, — произнести это имя оказалось неожиданно легко, — я также обречён бродить здесь, как и ты? Создатель повернул голову к нему, и Джефф заметил, что отблески пламени в его глазах погасли.  — Тебе решать, дитя, — ответил он и осторожно, даже ласково отнял руку. Джеффу захотелось ответить ему, зло и дерзко, но желание исчезло столь же стремительно, как и появилось. Оставаться здесь и созерцать пустоту до тех пор, пока Создатель не исправит свою ошибку, казалось ему чудовищно несправедливым — всю свою жизнь, всё своё существование Джеффри Брэнниган, Искатель Чэнь и Джефф-Старейший старались доказать себе, что могут оставаться людьми, чтобы не случилось. Они шли на жертвы — на которые другим, за небольшим исключением, было по большому счёту плевать. И даже последняя жертва, жертва, которую он принёс ради той одной, досталась тем, кто её вовсе не заслуживал. Затем Джефф развернулся и поискал взглядом столб черноты, виднеющийся вдали.  — Мне решать, говоришь? — сказал он Создателю, который всё это время безмолвствовал. Не ответил он и на этот раз — лишь коротко кивнул, когда Джефф обернулся к нему. Впрочем, слов Джеффу не нужно было слышать: они сами пришли к нему в голову. Darkness imprisoning me All that I see Absolute horror I cannot live I cannot die Trapped in Hell Down in Darkest Well! Наконец-то у него получилось спеть как Хэтфилд. Соло пришлось отставить: в черноте Колодца Полуночи тонули даже мысли.