This is not the way into my heart, into my head Это не путь к моему сердцу, к моим мыслям, Into my brain, into none of the above В мой мозг, ни к чему из того, что я перечислил. This is just my way of unleashing the feelings deep inside of me. Это просто мой способ раскрытия чувств, что внутри меня. This spark of black that I seem to love. Это темная искра, которую я, похоже, люблю. ©Simon Curtis — flesh
Нужно обрубить этот церебральный ералаш, пока его побеги не опутали ее полностью. Но как же зудело в душе, — прямо под ребрами, промеж легких, плевральной полости, — предвестие радикальных жизненных метаморфоз, подобных смене парадигмы. — Это двое разных людей? Или у меня в глазах двоится? — Ниики толкнула ее бедром. Хиса перевела меланхоличный взгляд с книги, минутой ранее вынесенной из библиотеки, на парочку человек, созвучных меж собой внешне и ставших причиной ее последующего аханья. Такие же светлые волосы с красными концами, кустистые черные брови, яркие глаза с белесыми зрачками и миндалевидным разрезом. Вспомнилась статья про гидру, ее бесполое размножение. От Ренгоку-оригинала отпочковался маленький кусочек, созревший в Ренгоку-дубликат. Отличий мало: у второго кроткое выражение щекастого личика, что светящегося нимба над головой не доставало, да и вообще годков поменьше. — Что за фигня? — Макусуоки перекосило. — Нам одного мало? Двое практически идентичных Кеджуро стояли у лестницы. Тот, что побольше, отечески держал за плечо того, что поменьше. У какого-то из их родителей мощные гены. — Это Ренгоку Сенджуро, — около них остановился парень из параллельного класса, член комитета морали. — Младший брат Ренгоку-сенсея, первогодка, так что теперь учится в этом корпусе. Хиса с приподнятой бровью глянула на Агатсуму и махнула рукой, мол, лучше не влезать в эту тину.***
Даже если менять предмет в последний третий год это шажок на минное поле, главное, что она рада открывшимся перспективам поступления на желаемый факультет. За окном лил дождь, а в сумке зонт — за завтраком по фирману фортуны она промахнулась и ткнула в раздел прогноза погоды. У нее не было возможности попросить приехать и забрать ее: отец в месячной командировке за сотни километров от Канадзавы, мать еще на смене в больнице. Но до автобусной остановки рукой подать, жалкая шестерка минут ходьбы. Клуб распустил участников пять минут назад. Время семь часов. Темно и мрачно — небо устлано громоздкими тучами с серыми переливами от сверкающих молний, избороздавших горизонт серебристыми тонкими лентами. Гулкими раскатами ревел гром, и палисад дождя мылил неприветливую городскую панораму. Одно из окон было открыто, и Хису, проходившую мимо по коридору, обдало стылым бризом. В куртке было холодно — Макусуоки с фырчанием спустилась по ступеням и оказалась под ледяным водопадом, навалившимся на старый прозрачный зонт. Не теряя времени даром, чулки насытились влагой. Когда мимо проехал автобус, а это случилось за рубежом территории академии, и окатил девушку волной грязной дождевой воды, Хиса пересмотрела отношение к этому вечеру, — с необычайно положительного она перешла на резкий его контраст, злобно-отвратное, — и вслух закостерила водителя. Зонт едва не вырвался из рук. — Макусуоки-сан! Третьегодка дернулась ближе к забору обветшалой спортивной площадки — черный автомобиль, из которого вылетел до боли знакомый бас, едва не вспорхнул на тротуарную дорожку. — Отличная погода! — и было неясно: с иронией он это сказал или действительно так считал. Потому что губы Ренгоку растянуты в прозаичной улыбке, а веки широко распахнуты. Хренов балагур. — Лучшая в своём роде, — в настрое Хисы ощутимы ехидные набаты в ассонансе с удивлением. Бледные руки крепче сжали ножку зонта. — Я могу тебя подвезти, садись! — из-за дождя его голос доносился до школьницы глухо, и тень, лежавшая на ромбовидном лице, придала ему призвук таинственности. Макусуоки впала в больший ступор: сенсей зазывал к себе школьницу, с которой отношения не ахти, логично, доверия это вызывало мало. Либо она слишком злопамятная, либо он тот еще добродетель. Скорее всего первое. Отстань. — Спасибо, я на автобусе доеду! — Хиса поежилась от пробирающей до костей сырости и сделала кривой из-за облепившей бедра юбки шаг дальше по тротуару. — Макусуоки-сан, не упрямься! — не сдавая позиций, Кеджуро оперся рукой на дверцу с желанием оказаться ближе. На белой рубашке расцвели мокро-серые пятна, а по квадратному подборку скатился дуэт маленьких ручейков. — Ты вся мокрая, твой автобус только что уехал. В машине сухо и тепло. Правильные аргументы, девушка и правда задумалась — принялась взвешивать. И когда чисто из-за устоев нерадивой гордости хотела отказать повторно, Ренгоку выдал максимально серьезным тоном, отсекавшим какие-либо возражения, противоборства и протесты: — Давай не будем снова ругаться, Макусуоки-сан, садись в машину. До следующего автобуса пятнадцать минут, дорогая, подумай. Цель: сдохнуть от холода? А если не от него, то от болезни? Насколько прочный панцирь у показушного своенравия? Хиса поддалась, Хиса попалась. Девушка хотела сесть на задний ряд, но там оказалось закрыто — Ренгоку поспешно потянулся и открыл ей дверь подле сиденья по правую руку от водителя. Макусуоки быстро оббежала автомобиль, на ходу складывая зонт, и самостоятельно запрыгнула в зовущую чёрную дыру. Оперативно обустроилась. Закрыла дверь. Тепло обволокло в бархатный кокон. И только тогда она задумалась, откуда он знал, какой у нее автобус. Щелчок кнопки блокировки — Кеджуро ее запер. Она выдохнула, ругая себя за возникшие образы в голове, и натянула ремень безопасности. — Куда ехать? — он… замурлыкал? Даже улыбка приобрела какую-то фривольную подоплёку. — Магазин «Шивасена Ко». От него мне всего-ничего, — дрожь в голосе можно было скинуть на дезориентированную терморегуляцию в организме. Кеджуро кивнул, скашивая глаза на вещевой ящик, в который упирались длинные девичьи ноги. Сто пятьдесят. Ей сто пятьдесят метров от этого магазина детской одежды и до спального района. Дом двухэтажный. Хиса, мужчина, женщина, девочка и четыре кота. Хиса позволила себе приложить озябшие руки к дефлектору, от которого веяло жаром, и прокашляться в воротник. Перекресток скрылся за пределами видимости с этого ракурса. Макусуоки проводила взглядом нескольких соклубников, бежавших до остановки и прикрывавшихся сумками. Немного позлорадствовала: ждать в этом ужасе пятнадцать минут, потом в самом автобусе ютиться в людской гурьбе. Играла музыка. Металл. Резкие переливы звуков сбивали мысли о неловкой ситуации. — У тебя есть брат, Ренгоку-сан, — утвердила девушка, глянув на сенсея через спектроскоп критичности. Куртка на спинке сиденья, шаловливые волосы, прямой нос с вздернутым кончиком, кадык. Это всё, за что она успела ухватиться, потому как отвернулась обратно. Так спокойнее. — Вы очень похожи. — Да! — Ренгоку убавил музыку одним лёгким движением и крутанул руль. Свернули. — Теперь вижу его чаще. Значит, они вместе не живут. Ожидаемо, ведь Кеджуро уже взрослый самостоятельный мужик, пусть даже с бандой тараканов в голове. Свои дела, своя жизнь. Хиса прислушалась к червячку в голове, говорившему дельные советы, и вытащила из кармана телефон с намерением написать пару строк сестре о своем скором прибытии и вдобавок спросить о наличии пачки макарон. Это стало спусковым рычагом. Кеджуро обрывисто и громко задышал, опуская плечи и судорожно впиваясь пальцами в обтянутый черной кожей руль. Автомобиль слабо, но вильнул на дороге. — Что случилось?! — девушка подпрыгнула на месте, роняя смартфон за сиденье. — Ренгоку-сан, что с тобой?! — Плохо, сердце, — он вырулил к мусорным бакам и остановил автомобиль так резко, что их обоих толкнуло вперед. Она ударилась локтем об обшивку двери, отчего взвыл шаловливый нерв. — С-сердце? Может скорую?! — перепуганная Макусуоки положила руку ему на плечо и вперилась сиявшими страхом лазуритами в его скошенную физиономию. — Нет, — хрипло ответил тот, сжимая рубашку до жалобного треска ткани. — В бардачке таблетки, баночка, дай, прошу тебя. Школьница накинулась на вещевой ящик, дернула ручку. Там лежали документы, а на них пузырек из коричневого стекла, — без какой-либо этикетки, — и комок мокрых бинтов. — Где?! — ничего похожего на баночку с таблетками девушка не приметила, и это вызвало новый шквал эмоций. Он выздоровел в одно мгновенье. Кеджуро схватил бинты и хотел было прижать их к ее носу, как Хиса проявила чудеса реакции, сграбастав его руку и завертев головой. Девичья хватка для него — тонкая призма, что не прочнее панциря виноградной улитки, которую он разрушил также быстро, как и она двинула ему макушкой по подбородку. Кеджуро шикнул. — Ты че творишь?! Отпусти, блять! — только ее никто слушал. Хиса не сбежит. Он не позволит. У льва и лани история короткая. С одной стороны запертая дверца, с другой — осатаневший сенсей. У нее тонкие руки, казалось, надави — раздастся хрустальный хруст, и они расколются. Потому это не грандиозный сюрприз и веление волшебной палочки, что в них не хватило сил и бойкости для отвоевания свободы. Со вдохом эфирного сладкого запаха, характерного для летучей хлорорганики, она поворотом бедра скинула с себя сумку, после провалившуюся под ноги в компанию зонта, и закрутила плечами. Сначала рьяно, затем менее, а спустя долгих пятнадцать секунд и вовсе прекратив. Она обмякла в его настойчивых руках. Кеджуро гортанно рассмеялся, теснее прижимаясь грудью, — в которой счастливо клокотало его сердце, — к ее спине в мокрой куртке, и обдал чужой висок тремя поцелуями с тихой мантрой «Хиса».