В оковах, цепкими руками, На пути своем, хватая все, Не укроются от страданий, Те, кто с тобой сводят счёт. Ты белое раскрасишь в красный, Безжалостно смотря вперёд. Твое желанье — быть опасным, рабом, ищейкой не своих забот. Ты руки больше не отмоешь, Дрожат и обезумели глаза. Но сердце хоть закрылось пеленою Оно с тобою, до конца.
Шон раздражающе постукивал пальцами по письменному столу, который, кстати, был нехило захламлён. Вообще, общая обстановка напрягала, работать в такой атмосфере невозможно. Скорее всего, всё не на своих законных местах, точно слон прошелся: стопка за стопкой полегла, как пизанская башня, и держится на последних соплях, куча мелких блокнотных бумажек с разными контактами каких-то лиц, следы гелиевой ручки на дереве. — В твоих глазах я заметил тьму, подобную я видел лишь раз, — наконец подобрал слова мужчина, складывая руки в замок. Его голос был весьма громогласным, хотелось незамедлительно схватить пульт и усиленно давить кнопку уменьшения звука. — Что Вы хотите этим сказать? — Ты мне нравишься, — подарил лёгкую улыбку тот, — Уотан, у меня есть предложение, выгодное, как и для одной стороны, так и для другой. Что задумал этот старик? Да по одному его виду можно понять, что он высокомерен, жесток и лжив. Еще эти приторные духи дурманили голову и щекотали ноздри, будто гипнотизируя при том. — Я удовлетворю как свои интересы, так и твои. — Конкретней… — Слышал твой папаша сидит, — с нотками усмешки начал человек, а потом более вальяжно, — я могу снизить действующий срок, ты будешь видеться с ним, после его выхода я организую ему пособие по безработице и место жительства. В обмен тебе требуется «быть настоящим». У парня пересохло в горле, что он имеет в виду? — Да, — заметил его молчание тот, — я в курсе. Уотан выглядел обескураженным, а мужчине шло это лишь на пользу. — Может и казалось, что сотрудники приюта не замечают странностей, — он нагнулся ближе к нему, продолжив тише, — казалось, все не замечают их, но твой дружок, — щелкнул пальцами, делая паузу, чтобы обратить на себя внимание, — Майкл, все доложил: и про странное поведение, ночные фантомы, несправедливость по касательству к недостойным. Ведь они недостойны, Уотан. Правильно полагал, что записывать в друзья этих неудачников — так себе дело. С лица собеседника не сползала язвительная улыбка, голос срывался, Шон готов танцевать от столь прекрасной информации, льющейся изо рта, валяться на полу и твердить: «Боже мой! Как все славно вышло!» — Конечно, цена моего предложения мала, но ты будешь полностью свободен и волен в собственных решениях. Поправка: так как взамен тебе придётся выполнять грязную работу, круг общения не расширяй, а ещё лучше повремени с этим. Уотан не выдержал, что это за издевательство? Приступ сумасшедшего? — Что за бред? Вы серьёзно думаете, что моя независимость кому-то может принадлежать, кроме меня самого? — Так и думал, твоя твёрдость и выносливость лишь дополняют твою суть. Опустошенным, но смиренным, парень покинул берлогу нового родителя и вышел на крыльцо. Плюхнулся на вторую ступеньку и взялся за черные локоны. Было бы неплохо вдохнуть ядовитый табачный дым, наполнить себя вязким, еле заметным сероватым облаком. Только одна беда — аллергия. С самого детства его организм проявлял специфические реакции буквально на все, это, в какой-то момент, смущало Эрну, но походы по врачам закончились, когда нашелся врач, что сообщил о полном здравии мальчика. Приближенный к Шону поспешил постучать в дверь. Мужчина победно расхаживал, держа в руке бокал с сухим вином, постепенно отходя от эмоции. Климент своим видом требовал сообщить, как все прошло. — Сказать честно? — почесал затылок седоволосый, — я действительно начал верить, что слова Изольды подлинны, сложный характер, ни на что неповоротливый. В последний момент надавить, стало быть, было лучшим решением, — широко улыбнулся Шон. — Вы, как всегда, великолепны, идеально манипулируете людьми, босс, — немного наклонился в знак уважения Климент и лестно улыбнулся. — А то! — сделал незначительный глоток содержимого стакана.***
Смог, выделившийся вследствие чрезмерного загрязнения воздуха вредными веществами, в буквальном смысле, хватал за глотку. «Чистая» вода больше не помогала, лишь наносила дополнительный дискомфорт. Казалось, больше нет прекрасного. А чего удивляться? Человек сам достиг прогресса, жертвуя незаменимым элементом жизни — экологией. Лишь потом какие-то исключительно ничтожные массы стали возмущаться, увидели, насколько их собратья глупы. Да, боже мой, вовремя открыли глаза, а что их закрывало? Пелена, нет, кисея, жажда успеха, прорыва, желание наживы и извлечения собственной выгоды. Люди редко думают о ком-то другом, кроме как о себе. Можем ли мы винить их? Нет, но среда, в которой они существуют — это не кто-то другой, это их обитель. Уотан сильней натянул воротник на нос и периодически задерживал дыхание, ускоряя шаг для того, чтобы покинуть перезагруженную зону смрадом. Сейчас он отчетливо ощущал разницу между местом, где он проживал до этого, и нынешним. Чаша весов уравновешена: хорошие люди, с первого взгляда, но отвратительная экология. Не сказать, что это наилучший исход, который тут обосновался. К слову, процент преступности в Аризоне достаточно высок на 2000 год, если округлять, то семь звучит тревожно, но по сравнению с 1996 уже лучше. Парень до сих пор помнит те холодные зимы в Флагстаффе, а также сухое раннее лето, после превращающееся в сезон дождей с июля. Уотан хлопнул дверью, перед этим неудачно угодив одной ногой в лужу у входа, затем последовал звонок, что оповещал обратить внимание на пришедшего. Прошло меньше минуты, и появился миловидный парень с кепкой на голове, он нес коробку с продовольствием. — Добро пожаловать! — приветливо воскликнул он, трусцой возвращаясь на рабочее место. Белолицый будто не заметил паренька, лишь проследовал к витрине того, зачем пришел и вернулся на кассу. — Недавно тут? — полюбопытствовал продавец, пробивая цену на компьютере, — я тебя здесь не видел. — Сорок минут пешком, владения Шона Шелби тебе известны? Юноша изумился, потом опомнился и вновь приторно улыбнулся, отдавая сдачу. — Круто! Так ты сын Шона? Хороший мужик. — Да? И что о нем говорят? — Он помогает многим нуждающимся в становлении, без него наш Прескотт — не то. Никогда не слышал, что у него есть дети, — задумчиво обвел глазами брюнета, ловя холодный взгляд, немного смутился. Парень закинул мелочёвку в карман и развернулся к выходу. — Передавай привет! — выдал напоследок. — Ага. Кёнинг обогнул один квартал и все дальше отдалялся от того магазинчика. Он размышлял над поступившей информацией, мол, как этот человек может быть так любезен этим людям? Насколько он известен? По краям намокший листочек жалобно бился о мусорный контейнер, совсем поблизости лежал аналогичный, а чуть левее стоял стенд, с которого они, соответственно, и упали. Стенд был не новостной, а что-то наподобие временной ленты событий, что проходили несколько лет назад, масштабные, в общем. Глянцевые поверхности гламурно поблескивали, а на лицевой части красовалось сообщение о выступлении. «Театр Ровена: выступление самых успешных, многообещающих людей. Штат Аризона». Задний фон слегка размыт, чтобы не акцентировать на себе внимание, цвет красного бархата с оттенками черного. Чуть ниже красивым шрифтом с причудливыми завитушками оглашены имена выступающих. Для Уотана не было неожиданностью увидеть там знакомое имя. Как только он проговорил его про себя, всплыли картины прошлого, нагрянула какая-то бурная злость, но затем утихла. Миновав пешеходный переход и пару луж, зеленоглазый приметил лавку. Она находилась неподалеку от городского пруда, там проживали утки, которых охотно подкармливали. Слева от пруда расположилась плакучая ива, за ней чередовались лавочки и баки, а следом — табличка, запрещающая купаться и предупреждающая, что стоит вести себя аккуратно перед водоемом. На удивление свет от фонаря светил достаточно ярко. Кёнинг пошаркал по карманам, тут его тронул страх, в самых частых для использования карманах не было, предмет оказался в последнем из них — грудном. Непринужденно парень двумя пальцами увлек за собой доступный край вырезки. Расправив ее, Уотан сразу же обратил взор на кричащий заголовок: Изуродованное лицо — конец карьеры? Принцип газет и состоит в том, чтобы манить. Обычное событие может стать интересным, если уметь его расписывать, не внося всю долю правдивости. Этим выпуском занимался, очевидно, профессионал своего дела, ибо половина — сплошная фантазия автора. Вообще, зная, как все было на самом деле, это очень забавно читать. Вчерашней ночью супруг известной Аризонской оперной певицы Эрны Кёнинг, совершил убийство. Коллега женщины, Ганс, был убит в доме Кёнингов: голова была свернута на сто двадцать градусов, на теле присутствуют многочисленные синяки и ссадины, позвоночник переломлен. Эрна ужасно изуродована, ныне потеряла дар речи от испуга, находится в городской больнице для душевнобольных. Северин без сопротивлений сдался полиции, на допросе признал вину. Что побудило мужчину к категорическим мерам? Свидетель этой картины гнусно вздохнул, закрыл глаза. — Отец служит тебе уроком, матушка, твоя главная черта — красота — была уничтожена, благодари бога, что хоть не вместе с тобой, — его перекосило, он безумно смотрел, воображая образ, — или же с тобой.***
Особняк Шелби выглядел действительно внушающее, одни лишь панорамные окна стоят пол зарплаты среднестатистического жителя Аризоны. Камеры были практически незаметны даже зоркому глазу, конечно, лишний раз стоит позаботиться о безопасности имущества. Особенно понимая, что старик постоянно в разъездах по разным странам для развлечения и поддержки связей, привлечения выгодных договоров и прочей рутины, которая окружает бизнесменов ежедневно. Готический стиль, в котором выполнен особняк, подчеркивал величественность и вкус обладателя, или, скорее всего, старомодность и слишком большой фанатизм к Средневековью. На самом деле, внутри было немало отсылок к нему: раскол церкви 1054 года, крестовые походы 1096 и другое. К слову, сложно сказать, что сам Шон смыслит в этих событиях, но хотя бы пытается сделать вид, что поистине ценитель. Одно другому не мешает. Но, думается, что при первой встрече с заядлыми учёными своего направления, в нашем случае — истории, ему придётся краснеть за то, что вроде бы есть, но зачем и почему — неизвестно. На участке очень мало места, где растет трава, но она то и дело пробивается через залежи плитки, что сильно раздражает владельца, поэтому ко всему прочему на участке работают два садовника, дворецкий и личный секретарь на дому, что принимает неожиданных гостей, спешивших лично свидеться с нашумевшим предпринимателем. А так только по записи. Вся эта занятость задавала рабочую атмосферу и не давала рутине сожрать подопечного, ведь все когда-нибудь изнуряет, но, казалось, не его. Паркет сверкает, что даже заметно отражение, и характерно скрипит при любом темпе движения. А еще Шелби ярый фанат всяких экзотических растений, как некстати не для всех видов климат Аризоны соответствует норме и даже близко к ней не относиться, но он умудрился создать отдельный уголок с нужными условиями для выращивания той же безобразной вельвичии. Когда-то у него на службе был садовник без опыта, и он сам того не ожидая угробил фрейсинетию, кой необходим обильный полив и опрыскивание. И что же он сделал? Уволил и лишил должности, рассказав всем, какой этот человек некомпетентный в своей деятельности. Жестоко? Отнюдь. Оранжерея — одно из достопримечательностей его жилища, даже небольшой парк уступает ей. В парке проводятся дружеские встречи давних коллег и, обычно, Шона можно встретить там по утрам за чашечкой кофе и маффинами, рядом с ним стоит Климент и читает список предложений, а где-то рядом кружиться Габриэль — дворецкий — в ожидании указаний. Вечером дом необычайно красив: огоньки приятно разгораются двумя цветами, постепенно преобразуя тон из одного в другой, словно гирлянда, все ступеньки и темные места подсвечиваются менее интенсивным освещением, но, тем не менее, лишь дополняют и наоборот способствуют комфорту. Уотан закрыл за собой ворота во втором часу ночи, дворецкий Габриэль поглядывал в окно со второго этажа, держа руку в согнутом состоянии. Вероятно, хозяин уже видел третий сон, да и брюнет не особо волновался по поводу своего позднего прибытия. Только одному Габриэлю не повезло — приходиться ждать подростка, удостовериться, что с ним все хорошо по указанию выше поставленного. «Сдался мне этот засранец», — подумал дворецкий, встречая на пороге мальчишку. — Сэр Уотан, Вам не стоит так поздно возвращаться домой, Ваш отец волнуется, — с довольно заметным английским акцентом проговорил мужчина. Гуляка устало снял обувь и откинул в надлежащий угол, не слушая, стал зевать. — Ванна в Вашем распоряжении, постель заправлена начисто, не желаете поужинать? — Черт…- протянул Уотан, — Габи, прекрати, ты не обязан обращаться ко мне подобным образом, и сними, наконец, эту одежду — выглядит ужасно, будь проще. Последние слова слегка задели слушающего, но тот смиренно закрыл глаза и улыбнулся, ибо ожидал подобное неуважение со стороны юноши. — Это моя работа, сэр. — Как скажешь, я устал, кушать не буду, тебе тоже следует отправляться спать. — Принято. Добрых снов, — заключил тот и удалился. Парень доплелся до двери, немного помедлил и оглянулся по сторонам, слыша доносящиеся шаги с коридора, ведущего к лестнице на второй этаж. «Отец», — усмехнулся Кёнинг, вспоминая слова Габриэля. В эту ночь брюнета посетил чрезвычайно чуткий сон, ничего не помогало продлить минуты блаженства дольше, чем полтора часа. В груди как будто больше ничего не осталось: царила тишина и пустота, из-за углов постепенно вылезали ужасающие гримасы и вновь прятались при попадании света на кожу. Где-то расхаживал Дейв, шумно листая страницы заумной книги и периодически поглядывая на ворочающегося, существо ощущало опасность, исходящую из тела обладателя, самого его охватывала взволнованность. Миновало две недели после того, как Уотан сюда заселился. Большая часть дома ему до сих пор неизвестна, все силы тот бросил на изучение улиц, если вдруг понадобиться совершать побег. Шон с подозрительной заботой относился к такому расположению вещей, все чаще и чаще приглашал иждивенца на уединенные встречи, разговоры о жизни, о предложении, об отце. Однако ещё тогда Кёнинг имел полное право отказаться от усыновления, но мыслил трезво и ясно — это шанс ощутить свободу и начать всё с начала, отказываться от него нет резона. Изольда лишь с улыбкой на лице, а в душе с неким сожалением подписывала документы. Ближе к рассвету парень уже расхаживал по дому, рассматривая красоты и антураж. Ещё ночью он ощущал, как кто-то пытается его разбудить, а это всего лишь Деймон заботливо ощупывал запотевший лоб и тихо, пуская свои чары, шептал. Его эмоции было не угадать, он странно смотрел, но взгляд был чрезмерно уверенным и героическим. Он что-то заподозрил. Откуда-то доносился запах свежезаваренного кофе, прекрасных весенних цветов и сильных мужских духов. Мужчина, одетый в легких синий халат, легонько покачивался на кресле, размешивая содержимое. Какие-то таблетки заняли его вторую руку, а после и вовсе исчезли из виду. Чуть поодаль покорно стоял Габриэль, приняв стойку солдата, будто охрана. Хозяин задавал тому какие-то мучащие вопросы о сути бытия, иных проблем. Похоже, ему сильно одиноко, он окружил себя всем, но рядом никого нет. Да и в принципе доверять кому-либо, когда имеешь богатства — опасно и бездумно. В то же время он сам выбрал такой путь, жалеет ли? Уотан не стал подходить, сонно протер глаза, крикнул приветствие для поддержки уважения и последовал к залу. Через полчаса пришло время завтракать. Дворецкий заботливо задвинул стул за Шоном, и сообщил, что еда скоро будет подана. Очередная каша по утрам, наряду с общими украшениями. Шелби внимательно щурился на парня, заглаживая волосы рукой. — Где вчера гулял? — Как всегда, боитесь, что сбегу? — потер устало виски юноша. — Нет, Уотан, в этом нет смысла, ты же помнишь, что я могу для тебя сделать? — задался вопросом тот, — кстати, об этом. Габриэль аккуратно поставил тарелку с овсянкой и разложил столовые приборы, следом протер стакан и налил свежевыжатый сок. — Помню. — Ты готов огласить решение? — ненавязчиво продолжил мужчина, — нет, я тебя не тороплю, твое мнение превыше всего, лишь хочу помочь. Ты сильно напоминаешь меня в своем возрасте, такого же одинокого, разбитого. — Что вам известно обо мне? Мы ничуть не похожи, а если думаете наоборот, думаю, пора открыть глаза, — младшего нервировали эти постоянные сравнения себя и его, он прикусил щеку. Шелби незаметно хмыкнул, слегка сдавая позиции и разражаясь. Он усердно стал вытирать чистые руки белоснежным полотенцем, скрипя зубами. — Но… Теперь мужчина с интересом смотрел на парня. — Вы правы, отец для меня все. Когда я смогу увидеться с ним? В тот самый момент Уотан обратил свое тело в водоем и начал стремительный путь до достижения дна.Будь уверен: ты достигнешь дна. Сгинешь так нелепо и бесцеремонно. Твоя власть против тебя облечена, Покорить её не представляется возможность. Нечисть обретёт всё то, что с годами ты скрывал напрасно. Впредь твой разум поглощён в бесконечные миазмы.