***
— Кхалиси, прошу, выслушайте, — молил Джорах, стоя на коленях возле ее ложа, пропитанного потом и кровью. Дейнерис очнулась несколькими часами ранее и почувствовала, что потеряла целый мир. На момент пробуждения она еще не знала, что сын ее родился мертвым монстром, но тело его рассыпалось в прах и она не смогла убедиться в этом позже, а кхал, которого она так отчаянно пыталась вернуть к жизни, остался с ней. Но назвать его живым никто бы не сумел. Ее солнце и звезды существовал, не имея ни желаний, ни нужд. Он шел, куда вели, ел и пил, когда его кормили, но в глазах не было и намека на жизнь, в его голове не промелькнуло ни одной мысли, а уста не вымолвили ни слова. — Дейнерис? — Да, я слушаю, — отвечала она без злобы, глядя куда-то сквозь старого рыцаря, не обращая внимания на боль от разорванных при родах внутренностях. — Есть то, что не терпит отлагательств. Я бы не стал просить Вас... — сокрушенный чувством вины, он не смел поднимать на нее глаза. — Что же это? — Вы должны отослать лживого льва. Я не понял этого сразу... присматривался и не мог понять, что в нем не так. Мне довелось увидеть Джейме Ланнистера лишь однажды — на турнире много лет назад. Тогда он был еще юнцом... Дейнерис еще не успела осознать смысла слов, но сфокусировала взгляд на Мормонте, пытавшемся соединить их в голове во внятную речь. — Джейме Ланнистер? — спросила она, даже не понимая, что значит это имя. Она слышала его много раз от Визериса. Что он тогда говорил? — Ваш рыцарь — не тот, за кого себя выдает. Это Цареубийца, кхалиси. — Что? — на несколько долгих мгновений она забыла как дышать. — Это не может быть правдой... — Мне очень жаль, но это так. — Приведите его сюда. — Кхалиси? — Я хочу услышать это от него. Джорах оставил Дейнерис на несколько минут, распахнув завесу шатра и пустынным видом за ним напомнив о том, что кхаласар ушел. Он разделился на несколько частей и пошел за новыми кхалами, которые наверняка перебьют друг друга в ближайшее время. У нее не осталось ничего... Не может быть, что даже Лансель обманывал и ждал подходящего момента, чтобы раскрыть свое предательство. Не может быть, что он убил ее отца, а потом явился и за ней. Визериса не стало, не его ли стараниями? Хотя отчасти она была благодарна за это. — Дени? — встревоженно позвал рыцарь, заходя в шатер. — Лансель... — она осторожно приподняла туловище и села на шелках, обернувшись любимым подарком кхала — шкурой белого льва. — Так тебя зовут? Он подошел, чтобы помочь ей подложить подушки под спину, и тогда услышал вопрос, неожиданный и поразивший его до такой степени, что челюсти его сжались, рискуя покрошить зубы в порошок. — Сир Джорах, — обратилась она к вновь вошедшему старому рыцарю. — Вы говорите, его настоящее имя — Джейме Ланнистер? Кто-то из вас лжет, — заключила она и раскашлялась от того, что горло ее пересохло подобно окружавшей шатер пустыне, вытоптанной ордой. — Дени... — сморщив лоб, он закрыл глаза и готовился сказать правду, но не знал как это сделать. — При первой встрече я назвал тебе имя своего племянника и больше никогда не произносил его... Сир Джорах сказал правду. Я Джейме Ланнистер, виновный в предательстве короны, в убийстве твоего отца, — отчаянно вымолвил он то, что так терзало его долгие годы, и посмотрел в ее глаза, готовый принять любое ее решение. — Я надеялась, что этот момент никогда не наступит, — привкус горечи во рту не растворялся в сладком вине, которым она утолила жажду. — Надеялась, что Вы никогда не расскажете мне ту самую историю, от которой я потеряю сон. Я мечтала, что Вы всегда будете рядом, мой преданный рыцарь... — она судорожно глотнула воздух, не имея сил продолжить. Зачем это открылось? Почему он не мог оказаться Ланселем на самом деле? Ее глаза искали какое-то опровержение или утешение, но рыцарь опустил голову к ее коленям. Ноздри его раздулись от напряжения, а подбородок трясся, вынуждая ее чувствовать к нему жалость. Она не должна его жалеть, не должна любить. — Уведите его прочь, Мормонт. Закуйте цепи, заберите все, что у него есть. Пусть не смеет произнести ни слова, пока я лично не позволю ему... Когда Джорах позволил Цареубийце самостоятельно покинуть шатер и передал приказ оставшимся с ней после всего всадникам, Дени попыталась понять, почему все ее чувства доносятся лишь тихим эхом, словно не способные пробиться, достигнуть ее и поглотить целиком. Зато боль в ее теле вернулась снова. Она была куда реальнее всего прочего и позволяла девушке забыться, не думать о том, что позволительно было забыть еще хотя бы на день. К закату следующего дня, когда боль начала отступать, она приказала наполнить ванну и привести к ней кхала. Чхику растопила жаровню и в этот раз Дени без доли сомнений положила в нее драконьи яйца. Она уже делала это прежде и чувствовала, что они живы. Они были мертвы раньше, простые камни, но с каждым разом, как она давала им огонь и силу своей крови, в яйцах возрождалась жизнь. Она уже знала, что нужно делать, только боялась делать это. В ней еще теплилась надежда, что слова ведьмы лживы, что ее солнце и звезды вернется раньше, чем высохнут моря и ветер унесет горы, как листья, раньше, чем солнце встанет на западе и зайдет на востоке. Медная ванна, очищенная от конской крови, была наполнена горячей водой и кхал Дрого снова лежал в ней. Ему не было больно и рана на его груди стала лишь неровным, уродливым шрамом, но он так и не откликнулся на ее мольбы. Значит, она должна попытаться снова. Дени не знала, на что способна кровь древней валирии, но была готова попробовать вернуть его снова, в этот раз по-настоящему, со всей теплотой и лаской, что у нее были. В ту ночь она тщательно омыла могучее тело кхала, который проводил дни на краю невысокого обрыва, греясь в лучах солнца, от чего его кожа и губы пересохли и покрылись коркой. Она бережно расчесала его длинные черные волосы и заплела их в косу, вернув на место каждый колокольчик, забранный им у побежденных врагов. Она разговаривала с ним, пыталась вернуть воспоминания: рассказала об их первой встрече, о первой поездке в день свадьбы, о том, как они зачали сына под звездным сводом, о том, как женщины Дош Кхалин благословили их брак, какой чистой и приятной была вода из озера, стекавшая по ее бедрам, когда обряд завершился и он взял ее перед многими всадниками. Она ласкала его руками и ртом, грудью, налившейся молоком, но кхал оставался неподвижен. У великого кхала Дрого не осталось сил, чтобы вернуться к луне его жизни. Сквозь шелка со светлой стороны шатра забрезжил слабый свет, но до рассвета еще оставалось немного времени. Дени целовала губы кхала снова и снова, а по щекам ее текли последние слезы. «Если оглянусь, я пропала,» — повторила она девиз, ставший ее печальной участью, и взяла одну из подушек со своего ложа. Возвращаясь к кхалу, она взглянула на драконьи яйца, лежащие на еще не остывших углях. Протянув руку, она спокойно коснулась черного, с багровыми прожилками и пятнами, зная, что его тепло не обожжет. Она почувствовала жизнь, снова. Но, сколько не спрашивала у служанок, ей говорили, что это все еще просто камни, поэтому подзывать их снова не стала. С трудом опустившись рядом с мужем, она поцеловала его в последний раз и прижала подушку к его лицу. Он не сопротивлялся, лишь судорожно пытался глотать ртом воздух, а затем оставил ее. Но она будет ждать, когда пророчество мейеги исполнится, когда муж вернется к ней. Ей хотелось спать или просто лежать и оплакивать мужа, но такой роскоши, как время, у нее не было. Дени вышла из шатра, еле держась на ногах. Ей предстояло так много, но сил едва хватало на то, чтобы ходить. Ирри помогла ей дойти до Джейме Ланнистера, прикованного к врытому в землю деревянному столбику. Его левая бровь была рассечена, кровь заливала глаз и стекала по щеке — Агго нашел, на ком выместить свою злобу. Ланнистер без страха поднял свои бесстыжие зеленые глаза на подошедшую Дени, но теперь в них было лишь сожаление и смирение, а на устах не сияла привычная кривоватая ухмылка. Она предпочла бы не видеть его еще долго, но не смогла удержаться — ей так безумно хотелось чего-то родного, и за болью лжи и предательства она вновь ощутила знакомое тепло от его присутствия. Опираясь на руку Ирри, кхалиси опустилась на скамью и приказала ей вернуться к Дрого, над которым уже хлопотала Дореа. Ланнистер оставался безмолвным, как и было велено, с того самого момента, как покинул шатер. Он не мог просить еды и питья, не мог сквернословить и даже насмехаться над сиром Джорахом, а для него это было невероятно сложно... Дени мотнула головой, пытаясь вернуть себе серьезный настрой, а так хотелось забыть обо всем и просто быть его маленькой принцессой. — Сир Джейме Ланнистер, Цареубийца... Поведайте мне самую страшную историю, — она не смогла держаться ровно и поморщилась от боли, но слова звучали холодно и решительно. — Это у Вас выходит лучше всего — убивать и рассказывать истории. — Как прикажет моя королева, — ответил он осипшим голосом и склонил голову. — Я говорил Вам, что в тот судьбоносный день мой пост был у внутренних ворот замка, это не совсем ложь, но я был и в тронном зале, с королем Эйрисом. Однако все началось намного раньше... я был юношей, оказавшимся в служении короля, и два долгих года наблюдал за тем, как растет его безумная жажда расправы над вымышленными врагами. Мне часто приходилось закрывать глаза на ужасы, происходящие под его руководством. Я чувствовал запах плавящейся в диком огне плоти, стоя у подножия Железного трона, слышал, как он насилует свою жену, но все продолжали твердить мне о клятве защищать короля, его волю и семью, только не от него самого... Он остановился, прочищая горло. Сперва Дени подумала, что речь эта была давно готова, но мужчина начинал путаться, а темп и эмоциональный окрас росли пропорционально тому, как он касался все более болезненных воспоминаний. Он рассказал о том, как вместе с родным братом Виллема Дарри, спасшего их детьми, выстоял самый долгий и невыносимо жесткой караул, как Рейгар обещал ему привезти перемены вместе с победой на Трезубце, но этого не произошло. Он снова поведал о том, как Тайвин Ланнистер обманом попал в столицу, которую, по словам мейстера Пицеля, должен был защитить, но вместо этого начал грабить. Тогда ее отец возложил оборону замка на плечи юного рыцаря, хотя это было бы не под силу даже мудрому воину, прошедшему через многие битвы и осады. Затем он услышал приказ принести голову отца, чтобы убедить короля в верности. Но Джейме знал, что в это самое время король Эйрис проводит в компании пироманта. — Вот чего он добивался на самом деле... Готовился к уничтожению города, — он прищурил глаза, глядя куда-то в бесконечные пустынные земли и качал головой, словно эта мысль до сих пор казалась ему невообразимой. — Я должен был добыть ему голову своего отца? И затем умереть... как все дети, мужчины и женщины, виновные лишь в том, что являлись жителями Королевской Гавани? Может так и поступил бы честный гвардеец, готовый служить обезумевшему королю, возможно так стоило поступить и мне, — он остановился и вобрал грудью побольше воздуха, переходя к завершению этой истории. — Но я перехватил покидавшего тронный зал пироманта и перерезал ему глотку, а затем явился перед Вашим отцом с окровавленным мечом в руках. Услышав, что это кровь Россорта, он побежал к трону, словно тот был способен защитить любого, сидящего на нем. Я показал, что это не так. Дейнерис молча выслушала рассказ, поведавший о безумии и жалкой смерти ее отца, но на ее лице не отразилось никаких эмоций. Она просто приняла все услышанное, уже не сомневаясь в правдивости слов человека, обманывавшего ее с самого детства. Переборов отвращение и ненависть к тому дню, ко всему что случилось, Ланнистер продолжил: — Я боялся тех слов, что раз за разом слетали с губ Эйриса. «Сжечь их всех» твердил он без остановки. «Сжечь их всех» обратился он в пустоту тронного зала в последний раз, когда мой меч настиг его. И черепа всех погибших драконов вторили его безумным и жестоким словам. Он ненавидел каждого жителя Семи Королевств, каждого лорда, даже своих детей он ненавидел... — он замялся, взглянув на Дени, не стал объяснять этих слов, но она поняла все и так. — Сжечь их всех. Вот что я слышу в ночных кошмарах, Дейнерис. Все говорят, что я запятнал свой белый плащ, что я недостоин зваться рыцарем и стал позором дома Ланнистеров, но мне плевать на эти слова. Это белый плащ королевского гвардейца погубил меня и запятнал мою честь. Но чего она стоит? — гневно выплевывал он слова, опустив голову к земле под его пыльными ногами. — Чего стоит честь, когда король, которому служишь, отдает приказ убить отца, а после уничтожить и целый город, сжечь всех людей, прямо в их домах, в постелях, на улицах города и даже в самом замке? Когда Эйрис в последний раз прошипел свою молитву огню, я увидел в его глазах не страх перед смертью, а веру в то, что, сгорев с целым городом, он возродится из пепла, как дракон... — Джейме пронзил Дейнерис своим диким взглядом. — И тогда... тогда все познают его величие, и каждый мерещившийся ему предатель сгорит в благородном пламени. Глаза Дени стали стеклянными и пустыми, она опустила подбородок и прикусила нижнюю губу, чтобы сдержать слезы. На ее счастье их не осталось. Неужели она так же безумна, как отец? Почему ей суждено было услышать эту историю теперь, когда Агго и Чхого складывали кострище, достойное кхала? Руки Цареубийцы дрожали — то ли от вновь перенесенного кошмара, то ли от страха за свою жизнь. Он опустил голову и на его лоб упали золотые пряди волос, которые, как он надеялся, скроют отчаянные слезы. Он не заботился о своей чести, но стыдился слез перед своей маленькой Дени? Она никогда не сумеет понять этого мужчину. Поднявшись со скамьи, она подошла к нему и накрыла ладонью его голову, словно пытаясь утешить, так хладнокровно как могла, но отчет Мормонта, последовавший вслед за попыткой проявить милосердие к предателю, свели все ее старания к нулю. — Костер готов, кхалиси. Служанки ожидают Вас в шатре.***
— Костер?! Дени была уже далеко и не могла услышать шокированного Джейме, загремевшего цепями, сковывающими его руки. Но этот порыв надежды на освобождение от оков не имел смысла, мужчина сам понимал это. Он просто не мог объяснить того, что происходит, и разум рисовал ему самые ужасные картины. — Кхал мертв, — спокойным тоном ответил ему Мормонт, очевидно вылезший из живота матери таким же хмурым, каким был всю свою жизнь. — Думаю, кхалиси так же сожжет и ведьму. — И предателя? — Джейме тихо засмеялся, но в этом смехе было больше горя, чем иронии. — Что ты наделал, Мормонт? Она едва очнулась ото сна, потеряла сына и мужа. И чем ты решил ее утешить? Поведал о предательстве того, на кого она могла рассчитывать... — Он с нескрываемым презрением смотрел на старого медведя, мечтая о том, как в следующую секунду забьет голову идиота в землю теми самыми цепями, что сковывают его руки. — Это страшно прозвучит, но сейчас самое подходящее время, — Джорах опустился на скамью напротив и локтями оперся о колени, опуская голову в рыжую пустынную пыль. — Если она переживет эти тяготы, то станет сильнее и могущественнее. Узнай она о твоем предательстве позже — не сносить тебе головы. Сейчас Дени еще готова подарить тебе свое прощение. — Не смей звать ее так… По-твоему я поверю в благородный порыв? Ты пытаешься спасти собственную шкуру и считаешь, что я унесу твой секрет в могилу? Он не сгорит вместе со мной на этом самом костре, — прорычал Джейме, свирепо прожигая Мормонта взглядом. — Ты не подумал о том, что она может не выдержать всего? Твою лысую голову не посещала мысль, что она сама взойдет на этот костер? Пытаясь казаться мудрецом, ты проваливаешься раз за разом. Джорах поднял голову и Джейме понял, что именно такого расклада Мормонт и боится. Его огромные зачерствевшие руки сжались на скамье и дерево жалобно затрещало. — Этого не произойдет... К заходу солнца все должны собраться там, а пока можешь распоряжаться своим временем как посчитаешь нужным, — сухо проворчал Мормонт, и молодой лев снова остался наедине со своим позором и гнетущими мыслями. К полудню сжалившаяся над ним Дореа принесла воды и вяленой конины, но Джейме не был так сильно рад этому, как ему стоило бы. Она так же рассказала ему о том, что кхалиси готовится к погребальному костру, который, несмотря на плачевное положение остатков кхаласара Дрого, примет в себя многие драгоценности, оружие и свадебные дары, в том числе и каменные яйца. Мормонт наверняка принял эту весть с тем же неодобрением, что и Ланнистер. Но кхалиси поступала так, как считала нужным, она не была обязана оповещать их о своих намерениях. Более того, никто не смел требовать от нее объяснений. К вечеру Чхого отцепил Джейме от столба и отвел к обрыву, где провел свои последние дни кхал, уже не будучи самим собой. Теперь здесь возвышался костер, сложенный из всего, что могло гореть, поскольку деревьев в округе было не так много. Джейме стоял и смотрел как к этому месту подтягиваются остатки людей кхала: старики и дети, напуганные женщины и слабые мужчины, лишь малой частью подошли верные и сильные всадники. Ракхаро завел доброго коня в основание костра, чтобы тот отвез всадника в Ночные земли. Затем Агго и Чхого возложили на костер тело своего кхала, вместе с ними пришла и Дейнерис. Она облачилась в свое свадебное платье, такое же бледное, какой теперь была ее кожа, потерявшая румянец от недостатка крови. Броши в виде трехглавого дракона скрепляли невесомую ткань на ее руках и та печально развевалась на сухом ветру. Казалось, в один момент ее просто унесет этот слабый поток жаркого воздуха, но Дейнерис не собиралась уйти так. Когда все богатства кхала были уложены рядом с ним, когда в ногах Джейме не осталось сил, чтобы стоять, она подошла к костру. — Моя королева... — напугано обратился Мормонт к девушке, казавшейся еще меньше возле возведенного ее кхасом костра. Она обернулась к людям и осмотрела каждого. — Могучие воины, женщины и дети, старики, рабы. Я вижу сомнение на ваших лицах. Вы шли за могучим кхалом Дрого, но мой муж покинул эти земли. Вы можете снять ошейники и быть свободными. Освободите сира Ланнистера от цепей. Вы все вольны уйти, никто не остановит вас и не поработит. С этими словами рабы один за другим сняли с себя ошейники, означавшие их неволю, а с Джейме сняли тяжелые оковы из поржавевшего железа. Из оставшихся полутора сотен человек не меньше половины ушло после ее слов, тогда Дени обратилась к оставшимся и Джейме слушал ее, стоя на коленях всего в нескольких метрах, наравне с Мормонтом и верными всадниками. — Теперь вы мой кхаласар! Вы станете мне братьями и сестрами. Отдайте мне ваши руки и сердца, и я приведу вас к тому, что обещал мне Дрого. Я покараю всадников, предавших моего мужа при жизни, я доведу вас до края земли и мы поскачем по отравленной воде, мы завоюем Закатные земли, которые мне обещаны, и мои дети будут править ими после меня. В ее глазах не было и капли смятения, но что она говорила? Все вокруг молча ждали того, что она собирается сделать — кто-то из любопытства, кто-то из страха, кто-то из почтения. Она обернулась, взяла посади себя лук и продолжила: — Агго, я даю тебе этот лук из кости дракона, что был моим свадебным подарком, именую тебя ко и прошу: дай мне клятву, чтобы жить и умереть, как кровь от моей крови, странствуя рядом со мной и оберегая от беды. Агго подошел и принял лук с опущенной головой, его слова звучали тихо, словно он был унижен такой просьбой: — Я не произнесу этих слов. Лишь муж может повести кхаласар и назвать меня ко! Он вернулся на свое место и снова смотрел за происходящим со всеми. Дейнерис повторила ту же просьбу, обращаясь к Ракхаро и Чхого, подарив им аракх и кнут. Лишь Ракхаро произнес слова клятвы, но не той, что ожидала Дейнерис. Он пообещал сберечь ее и отвести к прочим вдовствующим кхалиси. Она будто бы не обращала внимания на их отказы, но боль в глазах с каждым словом становилась все глубже. — Сир Джейме Ланнистер, — так же продолжала она, от ее решительного взгляда по телу Джейме пробежала дрожь. — Первый из моих рыцарей. Ты еще стоишь здесь. У меня нет свадебного дара для тебя, но я прошу вернуть твой меч. Чхого принес меч, когда Джейме подошел ближе к девушке и встал перед ней на одно колено. Он всецело был готов к клятве, независимо от того, что случится дальше. — Ты не приносил клятвы моему брату, но теперь ее прошу я. — Я твой, моя королева, — он положил меч к ее ногам и поднял голову. — Я буду оберегать тебя и отдам свою жизнь в случае нужды. Клянусь в этом всеми богами. — Смиренно храни этот обет и однажды я решу твою судьбу. У тебя всегда будет место в моем кхаласаре и за моим столом. Клянусь, я не стану отдавать приказы, что замарают твою честь. Он низко поклонился ей, неровно дыша, и с трудом поднялся на все еще затекших ногах. Дени потянулась к нему, и, немного наклонившись, он позволил ей поцеловать себя в щеку, после чего отошел и выслушал клятву Мормонта, после которой она одарила поцелуем и его. Дрожь не покидала тела Джейме, но он продолжал стоять на ногах. — Вы пойдете за мной, что бы ни случилось? — вновь обратилась она к своим рыцарям. — Что бы ни случилось, королева. — Связываю всех вас этой клятвой и обещаю, что не настанет того дня, когда вы будете жалеть о ней! Дейнерис приказала полить костер маслом и, когда воздух наполнился благоуханием, а с бревен упали и мгновенно впитались в мертвую землю первые масляные капли, она взяла в руки факел. — Приведите Мирри Маз Дуур. Мормонт подвел ведьму к костру и привязал ее к одному из трухлявых бревен. — Ты ничего не смыслишь в магии, девчонка. У тебя нет мудрости, чтобы провести обряд. — У меня есть моя магия, а заклятием станут твои вопли, — высокомерно ответила Дени и подожгла костер. — Ты не услышишь моих криков, безумная госпожа. — Услышу. Но твоя жизнь мне нужнее. Только смертью можно купить жизнь — так ты сказала мне однажды. Рот старухи скривился в ужасе и она обернулась на языки пламени, которое неумолимо охватывало поленья. Служанки Дени в ужасе молили ее прекратить, услышав, что за погребением кроется обряд. Ракхаро и Агго просили Матерь Гор простить кхалу этот нечистый костер, а Чхого замер на месте, как статуя, но, только послышались первые вопли ведьмы, он указал на небо. — Кхал, — обратился он к комете с огненно-красным драконьим хвостом. — Он скачет по Ночным землям. Поленья трещали, дополняя крики мейеги, но Джейме слышал, как с помоста, на котором лежал Дрого, проваливались его богатства. Дени тоже услышала это, она все еще стояла у самого костра и смотрела на огонь. На таком расстоянии он должен был обжигать кожу, там уже невозможно было дышать. — Дени... — прошептал он, делая робкий шаг в ее сторону, но девушка, словно почувствовав это, шагнула еще ближе к огню, стоя уже под аркой, через которую в костер завели коня. — Нет! Кхалиси! — закричал Мормонт и кинулся в ее сторону. Следом побежал и Ланнистер, но они остановились в двух метрах от костра, пройти дальше для них было просто невозможно, а Дени уже скрылась за дымом. Страдания ведьмы прекратились, но теперь они сменились криками служанок и рыцарей, которые продолжали звать ее, борясь с жаром и дымом. Костер вторил их голосам и ревел в ночи, проваливаясь внутрь и от того грохоча все сильнее. Джейме отказывался поверить в то, что происходило. Он порывался ступить в костер, но, будто предостерегая его, пламя взмыло вверх и дым черной завесой окутал землю вокруг. Огонь бушевал еще несколько часов. Измотанные воины и служанки провалились в сон на том же месте, где проливали слезы. Мормонт опустился на ржавую землю немного дальше, чем Джейме, он пытался уберечь свои глаза от пепла. Но Ланнистер продолжал вглядываться в пламя, словно ждал, что в любой момент из него выйдет его маленькая принцесса с волосами, словно жидкое серебро, с большими фиалковыми глазами. Зачем он рассказал ей свои мысли? Неужели из-за него она действительно решила возродиться из пламени, как дракон, как Таргариен? Или попросту не смогла вынести того, что рухнуло на ее хрупкие плечи и оставила его с клятвой, которую невозможно исполнить. Что ему делать теперь? Он не хотел думать об этом и лишь смотрел за тем, как догорает костер. Небо уже начинало светлеть и утро жадно вбирало в себя всю тьму, даже черный дым развеялся на пробирающем до костей утреннем ветру. Пламя еще доедало последний почерневшие бревна на бесформенном кострище, но Джейме больше не мог ждать. Ему почудилось, будто изнутри донесся чей-то голос, и он бросился к разваливающимся поленьям. Отодвинув несколько бревен и не обращая внимания на ожоги, он смог пробраться внутрь, где поднял вокруг себя весь пепел, что застилал землю. Он прошел мимо обугленных костей женщины и коня и обнаружил пустой сундук, в котором раньше лежали драконьи камни, рядом с ним лежала скорлупа и обугленные кости кхала. — Дени... — с безумной надеждой позвал он, обходя наполовину упавшее и перекрывающее дорогу бревно. Увиденное за ним, перехватило дыхание рыцаря. Он упал на колени, обрушив кулаки на землю. Тот же путь преодолел и Мормонт. Он обнаружил Ланнистера, сотрясавшегося перед кхалиси, которую обвивали маленькие драконы. Двое из них пили ее молоко, а третий сидел на плече и изучал мужчин, потерявших дар речи. Дени положила руку на плечо Джейме и тот вздрогнул, поднимая на нее глаза. Дейнерис не собиралась умирать, не сошла с ума, а прозрела. Но ни Джейме, ни Мормонт не позволили бы ей совершить задуманного, они не смогли бы ее понять, потому она несколько виновато смотрела на своих рыцарей, ушедшей ночью переживших потерю. Для этих двоих без дома и цели она стала самой жизнью. Убили бы они себя подобно кровным всадникам кхалов? Отчасти так и случилось бы. Они могли долгие годы скитаться подобно призракам, их не влекли бы ни пища, ни богатства, ни женщины. Как кхал Дрого, они не видели бы в этом мире ничего, что вернет вкус жизни. Но она была жива. Ее судьба — занять трон своего отца, по праву наследования принадлежащий ей после смерти Визериса. С огнем и кровью она вернется в Вестерос. — Кровь от моей крови... — судорожно выдохнул Чхого, первым из всадников обнаруживший Дейнерис. За ним пришли и остальные, все они признали последнюю Таргариен своей кхалиси, которая поведет за собой скромный по размерам кхаласар. Многие начинали и с меньшим числом воинов. У нее же были драконы.