***
— Я пришлю тебе детали по почте, теперь уж все зависит только от нас. Смотри, не подведи. — Маренгоф весело стукнул Есенина по плечу, от чего тот вздрогнул, будучи в состоянии глубокой задумчивости. Кредит в свои двадцать три он взял исключительно из-за своего нездорового авантюризма, и теперь он думал, а зачем он, собственно, это сделал. Ах да, книга. Странно, но теперь это не казалось такой уж важной и нужной затеей. Холодный ветер задорно защекотал щеки и нос, жутко захотелось кашлять. В отличие от Сережи, Толя был в что ни на есть прекрасном расположении духа. На редкость оптимистичный и веселый человек. Есенин удивлялся, как при такой суровой внешности можно быть таким позитивным. На самом деле Мариенгоф и правда был окрылен их, если так можно выразиться, прорывом. Наконец-то их давняя мечта сдвинулась с мертвой точки. Книга, стихи — обо всем этом они когда-то мечтали вместе, сидя на чьем-то балконе и выпивая дешевое пойло, а потом валялись в беспамятстве, бормочя собственные строчки. Дальше разговоров обычно это не заходило. Но когда Клюев мимолетом брякнул Толе о своем знакомом из микрофинансового учреждения, то тот подумал, что если не сейчас, то когда. — Понял, — с неким недовольством протянул Есенин и глянул в лицо друга. — Послушай, с чего вдруг Клюев решился нам помочь? — Ну, как сказать. — При этих словах Мариенгоф нелепо почесал затылок. — Он мне помогал. А о том, что ты тоже будешь, я сказал буквально сегодня. Не думаю, что он бы согласился иначе. — Ясно. Ну ладно, тогда бывай. — Сережа протянул руку для прощания, но Толя стоял неподвижно. — Погодь, не хочешь зайти в Шоколадницу? Тут недалеко, я хочу сожрать огромный сэндвич, а еще там наверняка есть твой любимое латте. — Дурак, я не люблю латте. Но черт с тобой, все равно делать нечего. Анатолий весело рассмеялся, Сережа тоже. Шоколадница действительно находилась в удивительной близости от этой, не побоюсь этого слова, жопы. Расположившись в некультяпистом одноэтажном здании, в котором находились еще куча различных подозрительных универмагов, она, на удивление, пользовалась спросом. Хотя почему на удивление. И в жопе людям тоже хочется нормально перекусить. В будний день была почти полная посадка, друзья еле нашли свободное место где-то в уголке рядом с розеткой. Толя нашел это несказанной удачей и сразу полез в сумку за зарядкой. К ним тотчас подскочил худющий официант с большим смешным носом и подал меню. — Смотри кто там. — Толя кивнул куда-то за Есенинскую спину и комично выпучил глаза. — Это же этот, как его. Оглянувшись, Сережа порыскал взглядом по нескольким столикам и, когда уже думал, что его друг совсем с ума сошел, заметил знакомое лицо. Как же ему, черт подери, везет по жизни. — Черт, вот не поверишь, а забыл как его зовут. Не знаю, знаешь ли ты его, но это этот… — Маяковский, да. Хули он тут забыл, е мае. — Резко отвернувшись и побелев словно от белой горячки, Есенин скорчил нечто наподобие улыбки и закачался из стороны в сторону. Почему-то, несмотря на то, что они ни один день списываются, видеть в живую его как-то не хотелось. — Я удивлен, что ты его знаешь. Мне казалось, тебе не нравится такое. — И не нравится, я его узнал на встрече выпускников из универа. Я оказывается с ним одногодка. Он чей-то там знакомый, хер его знает. — Слушай, а не познакомишь, а? — В глазах Толи было какое-то нескрывамое возбуждение и ликование. Сережа поморщился. — Еще чего. Мы с ним поругались при первой встрече. — Я не удивлен, но послушай. Если вы знакомы, а тебе нужна реклама, не думал ли ты, что… — Нет, не думал и думать не хочу. Мне не нужна его твердолобая аудитория. — На самом деле пятьдесят процентов его аудитории это маленькие дети. — Оказывается, Мариенгоф, не будучи знаком с Володей, знал о нем гораздо больше, чем сам Есенин. А если подумать, они действительно за все время общения не узнали о друг друге ровным счетом ничего. — Он же матерится. — Кого это останавливает. Наоборот, нынешних медом не корми, дай видео с матом поглядеть. Родителям тоже наверняка по-барабану. У меня вот знакомая в семнадцать залетела, сейчас мелкой уже около шести, а маме далеко наплевать какие видео она там смотрит. — Это та с прикольной прической? Не подумал бы, что она рожавшая. — Я бы тоже, если бы меня не назначили крёстным отцом ребенка. — На этих словах оба залились идиотским смехом. — Боже, она не могла лучшую кандидатуру найти? Мне жаль девочку, серьезно. — Пошел ты, придурок! В это время перед Есениным уже красовалась огромная кружка с вырисованным на пенной гуще милым сердечком, так что Толя только и мог, что печально смотреть, как Сережа, вальяжно развалившись на стуле, попивает новоиспеченный кофе. Сидя спиной к расположившемуся в пол оборота Маяковского, чувствовал он себя, мягко говоря, не в своей тарелке. Он не мог видеть затылком, но казалось, что Володя точно знает, что буквально в нескольких метрах от него сидит Сережа Есенин и трясется словно малое дитя. Толя в упор не видел, как изменилось лицо друга с того момента, как он указал на Маяковского, он просто продолжал сидеть и болтать как ни в чем не бывало и с завистью смотреть на сережино капучино. Спустя пятнадцать минут смешного, но такого бесполезного разговора, Сережа захотел было попросить счет, видя, что от бутерброда друга не осталось и следа, и поднял руку. Рядом с ним тотчас выросла фигура, и он уже было начал говорить, что, мол, давайте несите бумажку, но во время повернул голову и вместо нескладного паренька-официанта увидел Володю, который смотрел свысока и с неким официальным пренебрежением, чуть косясь на сидевшего рядом Мариенгофа. — Привет. — Привет. Неловкая пауза. — О, я слышал, вы знакомы! Какое потрясающее совпадение, я всегда хотел вести с вами дела. — В этот момент Сережа почему-то очень разозлился на друга. — Я вот скоро планирую тоже начать карьеру, как думаете с чего лучше всего… Что было дальше в, казалось, бесконечном монологе Толи, Сережа уже не слушал. Его сверлили два черных-черных глаза, они глядели неотрывно и будто совсем не замечали того, что к ним на протяжении вот уже минуты обращается Мариенгоф. Но в момент, когда Толя закончил, Маяковский тотчас перевел взгляд и тоже стал что-то говорить, но что, Сережа не слышал. Он завис, и теперь глупо водил глазами то с Мариенгофа к Маяковскому, то наоборот, а потом у него закружилась голова, и он, оставив эту глупую затею, принялся деловито допивать кофе, выражая полную незаинтересованность в разговоре. По Володе тоже было не сказать, что он в восторге. В восторге был только Толя, который прыгал чуть ли не в пьяном экстазе с недоеденным бутербродом в руке и неопрятных крошках на губах. Официант принес счет, Сережа сунул туда пару купюр и, быстро попрощавшись, поплелся к выходу. У самой двери он заслышал шум и, обернувшись, закатил глаза. Все шли за ним. «За что мне это горе?» — подумалось ему, и он вышел из кафе, громко хлопнув несчастной дверью. — Странный ты. — Серёжа вздрогнул, когда рядом послышался глухой хриплый голос. Развернувшись, он саркастично ухмыльнулся, но промолчал. Маяковский уже курил (и когда успел?), так что Есенин решил не уступать, но через секунду понял, что забыл сигареты дома. Голос же Толи доносился откуда-то справа и был разбавлен другими тоже знакомыми и не более желанными голосами, кажется, в их составе точно был слышен Бурлюк и кто-то ещё. Впрочем это едва ли интересовало Есенина. — Мы идём к Пастернаку. Не хочешь с нами? — неожиданно заявил Маяковский, и Сережа бы закашлялся, если бы держал что-то во рту. Хотя это же Есенин, поэтому он все-таки закашлялся и с непониманием уставился на собеседника. — С чего такая любезность? — Ты же вроде как писатель, вот я и предложил. Если хочешь, могу сразу отпредложить обратно. — Маяковский говорил с присущим ему безэмоциональным лицом, и смотрел не на Сережу, а скорее за него, на парковку. — С чего ты решил, что все вокруг тебя будут такими злыми и за какие-то нелепости будут строить козни? Что тебе сделал этот мир, что ты его так ненавидишь? — Я здесь родился, это ли не причина. К тому же мир я люблю, а вот люди как раз не удались. Они его то и портят. — Мыслишь как обиженный ребенок. — А это плохо? — Скорее скучно. Миру нужно будущее, а какое будущее могут дать такие депрессивные увальни, как ты? Разве что какой-нибудь утопический жалкий мирок, в который вряд ли бы вписался здравый смысл. — Это называется романтизм, Маяковский. — Есенин показательно криво улыбнулся, косясь на заманчивую сигарету, красовавшуюся в пальцах его знакомого. — Скорее идиотизм, не глупи. Хорош сверлить взглядом, а. — Тотчас в руках оказалась пачка, и Есенин благодарственно кивнул. — В общем, ты пойдешь, нет? — Не сегодня. — Понял, не буду задерживать. — На секунду показалось, что в голосе была обида. — Напиши, когда в следующий раз будете собираться. У меня сегодня свидание просто. Сережа выдал глупую оправдательную улыбку, а потом сам на себя разозлился за одну мысль о том, что ему нужно оправдываться перед этим человеком. — Обязательно. — Из уст Володи сарказм звучал особенно колко. — Давай, до встречи. Сигареты оставь себе, там все равно одна. Маяковский ушел, прихватив с собой Бурлюка и еще какого-то паренька, чье лицо Есенин видел впервые, а Мариенгоф подскочил к Сереге и чуть ли не прыгал. У него, казалось бы, еще чуть-чуть и в глазах появятся сердечки. Есенин пробормотал что-то невразумительное и поплелся в сторону метро, пока Толя что-то громко щебетал о его новых знакомых и сиял от счастья.***
Надя была как обычно по-особенному прекрасна. Чуть сероватые русые волосы небрежно лежали на покатых плечах, которые чуть вздрагивали, пока девушка с особой нежностью выхватывала из рук Есенина ярко желтые тюльпаны. Она не любила цветы, «пустая трата денег», но Сереже улыбнулась и даже посчитала это милым и забавным. Сам Есенин нелепо мялся на пороге, но после радушного приема потеплел и, раскрепостившись окончательно, не побоялся даже погладить огромного черного ротвейлера по кличке, кажется, «Галя». В честь Галины Ивановны из Ворониных, во всяком случае по словам самой Нади. «Ворчливая и брехучая просто». Пригласив Сережу в комнату, она куда-то ушла. Есенин же остался сидеть и подозрительно коситься в сторону коридора, из которого выглядывала задняя часть Надиного питомца. Собаки вызывали всегда в нем смешанные чувства, с одной стороны невероятно преданные и чуткие существа, а с другой, не вы ведь объект этой преданности, и это было чуть страшно. Особенно, когда челюсть данной собаки чуть больше вашей собственной. Интерьер квартиры был в стиле конца 90х, армада плакатов с какими-то американскими знаменитостями, из которых Сережа не узнал бы никого, если бы не было подписей от руки. Почерк Нади был как нельзя кстати на этих чуть выцветших, но контрастных кусках пластика, он, так сказать, чуть успокаивал кричащие цвета самих постеров. Есенину показалось, что до подруги здесь жил кто-то ещё, потому что за все время знакомства он ни разу не слышал от нее об увлечении американской поп-культурой. Хотя, может они и не были такими уж хорошими друзьями. От осознания этой мысли Сережа нахмурился и застыдил себя. — Чего такой хмурый? — Сказала Надя, протягивая ему коробку конфет. — Хочешь чаю? Мне подруга привезла из Китая специально. Какой-то коллекционный. Хотя я склоняюсь к тому, что ее обдурили и это обычный российский Липтон. — Спасибо, но я больше все-таки по алкоголю. Жизнь приучила. — Поняла. Есть только козел, моча деда конечно, но, насколько я знаю, тебе все равно. — Она саркастично захихикала и снова вышла, а через минуту вернулась с двумя банками светлого нефильтрованного. Сережа встретил ее восхищенным взглядом и хотел было присвистнуть, но удержался. Как-то какая-то девочка очень бойко его отдубасила своей сумкой за сие действо, так что урок был усвоен на десяток лет вперёд. — Ты святая, Надь. — Не преувеличивай. Просто у нас схожие интересы. По истечению четвертой банки оба были навеселе, Надя задорно рассказывала о каких-то своих институтских приключениях, а Сережа все больше и больше заглядывался на ее вечно улыбающиеся губы. Что уж таить, он с самого начала это делал, но сейчас, когда мозг чуть расслабился и контролировать себя стало чуть сложнее, он стал выглядеть, надо сказать, больно похабно. Надя иногда с интересом поглядывала в его сторону и, замечая данный знак внимания, улыбалась еще шире чем прежде. Конечно, эти двое давно знали, что все к этому идет. Они были знакомы на протяжении нескольких лет, но кто знает, были ли они на самом деле влюблены друг в друга. Вообще говорить что-то такое громкое, когда речь идет о Сергее Есенине, чьи любовные игры длятся едва ли месяц, весьма и весьма опрометчиво. Но и винить его в этом нельзя, во время своей влюбленности он ведь искренне верит, что это навсегда. Хотя, были и очень низкие поступки. Но не будем об этом, ведь сейчас точно не такой случай, правда ведь, Сережа? Надя была только рада, когда Есенин слегка грубовато, с присущей ему настойчивостью, докоснулся своими губами до нее, придерживая ее затылок рукой. От этой встречи оба ожидали лишь этой странной мимолетной близости, которая очень скоро забудется. «Секс по дружбе», — так назвала для себя это Надя, которая всецело понимала, что ни к каким долгосрочным отношениям это не приведет. А Сережа, до сих пор не наученный жизнью, называл это любовью.***
«Приходи к семи вечера, коль не шутил» @VladimirMayakovsky. 03:55 «Хули не спишь? И куда? К тебе? Или куда. Скинь хоть адрес» @Birchlover. 04:00 «Встречный вопрос» «адрес потом, мы еще не решили» @VladimirMayakovsky. 04:01 «Мне не спится)» @Birchlover. 04:02 «К чему скобка эта?» «Аналогичная причина. Но теперь захотелось, как ты ответил» @VladimirMayakovsky. 04:02 «Пиздец ты душный, маяк. Просто скобка, че доебался то» @Birchlover. 04:04 «все, я спать. Надеюсь, что вечером будешь вести себя достойно.» @VladimirMayakovsky. 04:07 «Мамка хах)))0)00» @Birchlover. 04:07 Дом Маяковского находился на противоположном конце Москвы, ехать предстояло больше часа, так что Сережа заранее приготовился к долгой и изнурительной поездке в метро. Книжечка Акунина, вот хоть убейте, а не хотелось читать что-то тяжёлое, бутылка с водой и куча всяких безделушек, которые уже и не помнят, как вылезали из рюкзака Есенина. Метро становилось для него вторым домом, сначала университет, а теперь вот бесконечные вылазки из дома. Небеспочвенные. Находясь в одиночестве у Сережи активировался режим «подумаем о жизни», так что даже самые маленькие и, казалось бы, нестоящие того предлоги он использовал и отвлекался. Хотелось ли ему ехать на (как это там назвал Маяковский? Литературный вечер футуризма?) встречу с Володей и его компанией? Сережа не дал бы вам точного ответа, ведь он и сам пока не понял. Ему была непонятна сама ситуация, он не знал, как относится к новым (старым) людям. Ему была и неприятна и одновременно очень полезна компания Пастернака и того же Бурлюка, но иногда их общество становилось просто невыносимым. И понять, как именно Сергей сегодня будет на них реагировать, заранее он никак не мог. Настроение было паршивое, и это еще мягко сказано. С самой ночи, все пошло не так, как было задумано. Первая и основная причина всех несчастий Сергея это в первую очередь бессонница, которая свалилась в этот день, как снег на голову. Все остальные проблемы, соответственно, вытекли уже из этой. Сейчас же Сережа с заспанными глазами трясся на сидушке поезда, а над ним возвышалась женщина в годах и яростным огненным взглядом прожигала его макушку. Есенину было абсолютно похер. Он даже хотел высказать этой даме все, что о ней думает, но удержался, подумав, что это уже слишком даже для него. Хотя… «Ты не придешь, я так понимаю?» @VladimirMayakovsky. 19:30 «Да еду я, не плачь раньше времени.» @Birchlover. 19:30 Сережа ухмыльнулся. Ему искренне нравились отношения «подъеби друг друга сильнее», они были ненапряжны и просты, как раз то, что нужно Есенину в этот непростой и невероятно бессмысленный период его жизни. Он не знал, как относится к нему Маяковский, но почему-то хотелось, чтобы он относился к нему с таким же интересом, как и сам Сережа. Выходя из вагона, Есенин ощутил на себе взгляд той самой женщины и громко рассмеялся, тем самым напугав несчастного деда, который мирно шел к выходу. Задумавшись о предстоящей встрече, Сережа совсем забыл смотреть под ноги и чуть не растянулся на лестнице. Ну что за денек? «Ну как встреча с Маяковским?» @volpin.n. 19:46 «Пока никак. Я опаздываю » @Birchlover. 19:46 «Я вообще не удивлена. Если время будет, можем списаться нормально. Хотя уверена, что с алкоголем ты спишешься намного вероятнее» @volpin.n. 19:47 «Боюсь, ты права хах» @Birchlover. 19:48***
Перед Сережей красовалась типичная российская пятиэтажная хрущевка с облупленными стенами и покосившимися балконами. Есенину подумалось, что именно в таком доме он и представлял Маяковского. Сразу нагрянули воспоминания из Рязани, ведь там они жили в здании, которое было едва ли не хуже, чем это. Странно, но подобное не вызывало у него отторжения, а наоборот ему было по кайфу. Сережа полной грудью вдохнул влажный подвальный запах подъезда, и на душе вдруг стало так спокойно и тепло, как будто он действительно не идёт на встречу со знакомыми, а возвращается домой. Катя сказала, что через пару месяцев к ним быть может нагрянет мама. В тот момент Есенину было исключительно все равно, а сейчас, когда он медленно, наслаждаясь буквально каждой ступенькой, поднимался по каменной лестнице на третий этаж, он вспомнил об этом и так обрадовался, что расплылся в улыбке прям посреди пролета. — О, Серега, какой приятный сюрприз. — Сережа дернулся. Прямо у нужной квартиры стоял Давид и с нескрываемой издёвкой смотрел на странно веселого новоиспеченного гостя. — Смотри, чтоб лицо не треснуло от такой то лыбы. — Отстань, Бурлюк, настроение вот у меня хорошее, тебя лицезреть не хочется. — Есенин попытался проскользнуть мимо, но это оказалось задачей непосильной, так что Сережа разочарованно выдохнул и скрестил руки. — Что ты от меня хочешь? — Раз ты такой радостный сегодня, не соблаговолишь ли поговорить несколько минут? — Че? О чем это? Дай прикурить тогда что ли, — к большому удивлению обоих, Есенин не потерял своего былого окрыленного настроя и не послал собеседника ни к черту, ни еще куда похуже, а полез в рюкзак и очень скоро примостился рядом, облокотившись на старое перило. Было не неловко, было как-то по теплому тоскливо. Есенин вдруг понял, что вся компания Маяковского ассоциируется у него с этими российскими реалиями, что именно тут Пастернак, Бурлюк и сам Володя смотрятся как-никогда ладно и гармонично. От этого стало и грустно, и весело одновременно. — И что ты хотел? Мое время не резиновое. — Сережа бросил мелочный взгляд на Давида и хмыкнул. — Я о Володе. — И? Что мне должно это дать? Я не Чарльз Ксавье, мысли не читаю. — Кто? — Чарльз Кса… Забей, господи, говори уже, что ты хочешь. — Есенин надо сказать недолюбливал фильмецы о супер-героях, но люди икс как-то зашли, их выпуск пришелся как раз на его взросление, так что все детство он провел, играя с ребятами в росомаху, магнето и рейвен. — Я спросить хотел. Что у вас с ним там? … А вот сейчас повисло действительно неловкое молчание. — В смысле? Ты ебу дал? Что у нас с ним может быть? — Я не знаю, Есенин, поэтому и спрашиваю. Не помню ни одного разу, чтобы за целый год универа ты хоть бы поздоровался с кем-то из нас, а тут такая честь. Определенно, до того, как вы познакомились, такого не было, тебе не было дела или же ты просто нас обсирал с ног до головы. Свою сломанную руку я тоже прекрасно помню. — В этот момент Бурлюк саркастично усмехнулся и махнул левым плечом. — Мы не так давно выпустились, и в тебе я не замечаю прям таких критичных изменений. Такой же эгоистичный осёл с чрезмерно завышенным чувством собственного достоинства. А тут на тебе. Маяковский. И пародия на дружбу. От такого заявления Есенин опешил и добрые двадцать секунд тупо смотрел на собеседника, а потом чуть ли не побагровел от злости. — Издеваешься надо мной? Я пришел не для того, чтобы выслушивать, что вы все обо мне думаете! — Не строй из себя, пожалуйста, жертву. — На кой хер ты вообще этот разговор затеял? Надеялся, что я уйду? А вот хуй тебе резиновый, я блять останусь и буду действовать тебе на нервы и вам сука всем, потому что не вы меня позвали, не вам меня и прогонять. Из-за двери доносилась приятная музычка, может быть Цой, а может кто-то другой, у Есенина как-то не возникла в голове мысль прислушаться. Как, оказывается, просто испортить Серёже настроение. Казалось бы, ничем не примечательное оскорбление, но задело прилично, да так, что Сережа, который на этой самой лестнице дал себе обещание, что не будет кипятиться из-за пустяков, вскипятился быстрее любого чайника. — Хотя знаешь, я понял. Тут другое, банальная выгода, реклама, пиар, аж смешно. — Слушай, блять, я просто так не могу с человеком разговаривать? Я у вас тут слыву королем похоти и алчности, да? — Почему только тут? Везде. Первый удар пришелся в нос.