***
Охрана встречает нас радостными возгласами. Ронин сдержан и сосредоточен, идет ровно, едва заметно припадая на раненную ногу. Кивает дозорным, вот только рука которой он крепко, до синяков впился в мое плечо дрожит, выдавая напряжение. Лифманы приветствуют своего командира и не могут сдержать улыбки. Хорошо, что они не имеют возможности рассмотреть его поближе. Зайдя в пустынный проход к тронному залу, командир останавливается, отдыхая. Практически виснет на мне, смотрит мутным взглядом, хрипло сипит, булькая при выдохе. От этих звуков по спине пробегают неприятные мурашки. — Может к лекарю, — снова пытаюсь протестовать. Но он, не тратя силы на перебранку, выпрямляется и продолжает свой путь. Возле самой двери караульные тревожно вытянувшись, прислушиваются к шуму за дверью. При виде нас радостно салютуют и расступаются, пропуская. Нас встречают натянутые луки, а в грудь утыкается с десяток копий. Чувствую, как Ронин напрягается и шипит от боли. Старшина открывает было рот, чтобы поприветствовать генерала согласно устава. Но окинув его взглядом, справляется с собой, молча кивает своим подопечным и они быстро исчезают из зала. Но Ронин уже не видит этого. Он замирает, жадно вглядываясь в лицо королевы. Тара прекрасна! В легких серебристых доспехах с высоко убранными волосами. Упрямый локон, выбившись из прически, золотится в теплых, вечерних лучах солнца, которое пробившись сквозь узорчатую листву, освещает ее раскрасневшиеся от долгого спора щеки, гладит нежно, успокаивая своими теплыми лучами, словно тонкими пальцами, играет на серебристые доспехах, раскрашивая их позолотой, заглядывает в сердито искрящиеся ореховые глаза. Ронин кажется не дышит, лишь тихая улыбка, столь необычная для его лица, касается губ. Пока он смотрит на нее, я с удивлением пялюсь на него. Так непривычно видеть его таким. Строгий генерал оказывается способен испытывать нежные чувства. А в зале кипят нешуточные страсти.***
Лерой бледный, но непреклонный, преграждает королеве путь. — Я не могу пропустить вас, — хрипло говорит он, видимо уже не в первый раз за вечер, в волнении разминая костяшки пальцев. Тара прижимая к груди клинок Ронина, гневно сверкает глазами. — Уйди прочь! Как смеешь перечить мне? — повышает она голос. Седому лифману, судя по его виду, тоже не понятно, как смеет он вставать на пути рассерженной королевы, но он готов стоять до конца. — Я не пропущу вас, — он даже расставляет руки, неосознанно показывая, что готов удерживать ее силой. Использует последний аргумент, — это приказ! Кажется зря он так. Королева вспыхивает, щеки казавшимися алыми, темнеют еще сильнее, губы зло сжимаются, а от взгляда можно провалится сквозь землю. Пол едва заметно дрожит, а под его ногами начинает бурлить зеленная масса, выплескиваясь отдельными ростками. Лерой отступает на шаг, с опаской глядя под ноги, но кажется ничего с этим поделать не может. Да и как можно бороться с гневом королевы? Остается лишь обреченно наблюдать, как тяжело вздымающаяся волна, окутывает ноги, поднимается выше, касается нервно сжатых в кулаки ладоней. Лерою не позавидуешь. Тара наступает сверкая глазами и чем ближе она шагает, тем выше поднимается зеленная, бурлящая волна. — Тара, — он пытается взывать к здравому смыслу, — здесь вы в безопасности. Мы не можем потерять вас снова! — выкручивает руки из старательных завитков, обвивающих его тело. Но к тому моменту, как королева подошла вплотную, лишь голова и плечи виднеются над густой, шевелящейся массой. Он морщась, дергает плечами, сопротивляясь тугим оковам, оглядывается вокруг, ища поддержки. — Ним, ну хоть ты скажи! Ним стоящий чуть позади и до этого делающий вид, что его здесь нет, вздрагивает. Обреченно вздыхает, подходя ближе и тоже вступает в неравную борьбу, пытаясь успокоить королеву. — Ваше величество, но Лерой прав. Вам нельзя покидать Лунную гавань! Это безумие! — Он не смеет мне приказывать! — Тара не слышит разумных слов. Она гневно смотрит прямо в лицо присмиревшего капитана. — Никто не смеет приказывать королеве, — голос звучит тихо, но звенит от переполняющей его силы! Смерив наглеца холодным взглядом, Тара поджимает губы и гордо подняв голову, шагает к выходу. И уже приближаясь к нам, незаметно стоящим в тени, с вызовом оглядывается на оставшегося в зеленом плену лифмана. — Кто осмелился приказать мне? — и испуганно ойкает, налетев прямо на шагнувшего навстречу Ронина. Клинок глухо звенит, выскальзывая из ее рук.***
Ронин придерживает ее за предплечья, не давая отшатнуться. Но для этого ему пришлось выпустить мое плечо. Потеряв опору, генерал стоит мгновение, крепко сжав губы, но следом опускается, припадая на одно колено, словно в знак почтительности, но скорее теряя последние силы. — Это мой приказ, королева! — голос звучит хрипло в наступившей тишине зала. — Ронин! — всхлипывает королева, сползая следом за ним на колени, не сводя блестящих глаз с его лица. — Ты вернулся… — шепчет, улыбаясь дрожащими губами. Всхлипывает, когда ненужный шлем откатывается в сторону. Нежные пальцы касаются осунувшейся, пылающей жаром щеки, будто не может доверится своим глазам. Ронин купается в ее затуманенных слезами глазах. Прикасается грубой ладонью алеющей, мокрой щеки, — я обещал… — улыбается одними губами и заваливается прямо на нее, закатывая глаза. Королева вскрикивает, пытаясь удержать его, но сама чуть не оказывается под неподвижным телом. — Лекаря, — голос срывается от волнения, — лекаря быстрее… Нод чувствует, как от напряжения его бьет крупная дрожь, — помоги ему! Ты же все можешь! Ты королева! — едва не кричит он с ужасом глядя на неподвижную фигуру. — Вон, — даже не взглянув в его сторону она взмахом руки выгоняет всех из зала и их оттесняет волной теплого воздуха. Лерой силой оттаскивает сопротивляющегося Нода. — Он умер? — дрожит, вырываясь Нод, — умер? Лерой едва удерживая, громко шепчет, — не мешай. Если кто и сможет помочь… — выталкивает его за дверь, выходит следом и плотно прикрывает. Тара в волнении не видит ничего вокруг. Ощупывая дрожащими пальцами лицо, легко касается страшных, бугристых, словно края раны тянули в разные стороны, шрамов, — ты жив… — Ее слезы капают ему на бледные щеки прочерчивая на них мокрую дорожку. — Жив, — убеждает она его, заглядывая в прищуренные болезненной гримасой глаза. — Не уверен… — окровавленные зубы сжимаются крепче, сдерживая кашель, в углу рта появляется красная капля. Дрожит наполняясь и неровной дорожкой стекает по щеке, затекая за ухо. Кадык медленно дергается, а губы едва шевелятся, — Тара… — Смотрит в ее глаза, словно не может насмотреться, но голова запрокидывается и от этого взгляд скользит куда-то мимо, в сторону и в высь. Наступает тишина. — Ронин? — Она не сразу понимает, что изменилось. Почему так тихо. Сиплое дыхание затихло, его грудь больше не желает вздыматься. Тара замирает не веря своим глазам. — Нет, — мотает она головой, размазывая слезы кулаком, — не смей… слышишь, не смей! — кричит, тормоша его, ударяя неподвижную грудь кулаками. — Ты обещал быть рядом… Ты всегда рядом… — всхлипывает она. — Не смей уходить! — Побелевшие, подрагивающие губы упрямо шепчут, — я не отпущу тебя!