Rotten blooming

Мальчишки… Как же я вам завидую! У вас вся жизнь впереди. Резвые, свободные, вам над чем бы не посмеяться! Словно вся ваша жизнь состоит из мелких хулиганств, футбола в парке на газоне, ярких граффити. Сижу на лавочке в душный августовский полдень, трое этих чудесных созданий с громким смехом проходят мимо. Джинсовые шортики, футболки на три размера больше, скейтборд. Вам странно видеть одинокого мужчину во всем чёрном, что так пристально наблюдает за вами. Для таких, как эти мальчишки, нет никаких правил. Они сами для себя герои, сами для себя злодеи… Вспомнил! У меня ведь есть точно такой же! Правда, он как-то очень сильно отличается от тех, что сидят на лавочке напротив меня, потягивая дешевое пиво. Молчаливый, постоянно грустный, он на расстоянии вытянутой руки от меня почти каждый день, но в то же время такой далёкий… Замкнутый в себе молоденький учёный. Сколько ему лет? Явно совсем чуть-чуть больше двадцати, а телосложение на все пятнадцать. Под круглыми тёмными очками прячутся голубые грустные глаза. Весь он словно соткан из отчаяния, нежности, обид, квелое его тельце словно умоляет восполнить ту любовь, которой его когда-то обделили. Хочется обнять его, приласкать, прижать к груди и никогда не отпускать… Он не доверит мне свой храм. Я для него всего лишь начальник. Вот и сейчас, я смотрю на него и млею. Смотрю на него, и всё никак не могу насмотреться. У нас в здании коридоры тёмные, да и вообще отделано всё в чёрных тонах (надо, как-никак, соответствовать названию), а солнышко сквозь окна всё равно заглядывает словно к нему одному, золотыми квадратами бросает оно свой взор на одиноко сидящего в коридоре доктора. Он без халата, в одной футболке и узких брюках, взгляд его упирается в экран планшета. Уставший, сонный, он всю ночь работал над проектом, который я ему же и поручил. Ручки как у девушки… Я осторожно сел рядом с ним. Доктор даже не заметил, лишь тихонько, утомленно вздохнул. Желая отвлечь его внимание, я как бы случайно погладил его внешней стороной пальцев по предплечью, вложив в это движение всё, что я сейчас испытывал. — Мальчик мой… — я, честно говоря, сам не ожидал от себя таких слов, ведь никогда прежде не называл я так своего (почему своего-то?) учёного. Флаг поднял на меня глаза. Видимо, тоже был удивлён таким рывком нежности от начальника, от которого он ожидал всего, но явно не ласки и приятных слов. — А, это вы… — еле слышно произносит парнишка, смущённо потупив взгляд. — Я пока не готов предста… — Господи, Флаг, — я аккуратно, взяв за талию, посадил к себе на колени моего верного слугу. — Да бог с ним, с этим проектом! Всю ночь, поди, не спал, верно говорю? Доктор не ответил, лишь робко положил голову на моё плечо. Такой худой… Такой хрупкий, так легко его обидеть, «испортить», поломать… О чём ты, блять, думал, когда нанимал такого дохленького бороться с героями, а? — Давай с тобой договоримся так: ты сейчас идёшь к себе и высыпаешься как следует, — я легонько коснулся пальцами грубой материи бумажного пакета, — а потом мы с тобой поговорим, хорошо? — Я не буду спать… — всё так же шёпотом, будто боясь кого-то потревожить, говорит мне Флаг. Говорит так, как будто он тут хозяин. — Не хочешь слушаться? — усмехнулся я. — Почему же ты не… — Я ещё не закончил… Глупенький… У людей науки всегда шалят нервишки, а у Флага есть целая кипа справок на эту тему. Пожалуй, единственное оправдание его слабости, как физической, так и психической. Порой смотришь на него, особенно, когда он одет в более открытые вещи, и словно насквозь пробивает эта аура беспомощности, что с ног до головы окутывает мальчишку, словно всю его историю болезни за него рассказывают его выпирающие косточки, костлявые пальцы, жемчужная кожа. Так хочется забрать его к себе домой, пригреть рядом, показать, что даже в этом тёмном мире кроме боли существует тепло, неведомое его сознанию. Флаг всегда один, всегда в стороне. Другие члены организации всё же как-то общаются между собой, даже тусовки какие-то устраивают, я особо не вникаю… А его я ни разу не видел за беседой с кем-то из своих «коллег», даже Деменция ему не интересна. Либо в телефоне, либо за бумагами. Но эта черта почему-то особенно привлекательна для меня, есть в ней что-то такое манящее. — Эй, не хочешь сегодня пройтись со мной по магазинам? За мой счёт! Тебе просто необходимо развеяться! — я обхватил его ладошку пальцами, желая показать, что босс его не обидит. Рука доктора резко похолодела, дрогнула. Он напуган? Смущен? Или он снова думает, что за этим предложением последует какой-нибудь невыполнимый запрос? — Н-нет, господин Чёрный Шляп… — произнёс Флаг как-то отвлеченно. — Я не пойду. Не хочется. — Прям вообще-вообще? — я улыбнулся, заглянув ему в глаза. Почему-то мне показалось, что доктор сейчас расплачется. — Я не вижу смысла в дорогих шмотках, если честно, — он невинно сложил ладошки на столе. — Зачем они нужны? Абсолютно ведь не практично это… — Сразу видно, что ты у нас человек науки! А я думаю, ты заслуживаешь лучшего, чем тряпки из секонд-хенда! — я трепетно обнял Флага за плечи. — Всё ещё не хочешь? Иногда мне всё же удавалось разговорить парня, и, признаю, слушать его было одно удовольствие. Я ещё ни разу не встречал, чтобы кому-то было не лень использовать в своей речи длинные предложения, так красиво строить фразы. Словно он перечитал по несколько раз все книжки, какие только можно было перечитать. В такие моменты Флаг становился непривычно милым для меня, да и я для него. Я тоже часто рассказывал ему что-нибудь, посвящал в свои дела. Мальчишка мог сидеть у меня в кабинете часами, пока не вспоминал, что он, оказывается, работает здесь, а не приходит поболтать со мной. Жаль, что открывался он мне так редко, что я чуть ли не за праздник считал подобные мгновенья. Я и не думал, что найду предметы обсуждения с парнем младше меня раз в десять точно! Хорошенький мальчишка, даже внешне просто прекрасен! Да и я тоже ничего… Как вчера помню тот день, когда я впервые взял Флага на ручки. Это далось мне трудно, ведь он абсолютно не доверял мне. Скорее всего, у доктора был какой-то незримый барьер, что, мол, я его босс и ничего более, который он никак не мог переступить. Это был конец августа. Вечер уже начинал потихоньку смешиваться с ночью, воздух был пропитан запахом цветущей акации, смешивающимся с ночной свежестью. В тот вечер я был сильно пьян. Я сидел на балконе, курил сигару, провожая взглядом совсем уже осеннее, почти немощное и какое-то уставшее солнце. В моей голове в тот момент роилось огромное количество отвратных мыслей. Хотелось ни с того ни с сего вскрыться, нежели что-то менять в своей жизни, хотелось затушить сигару о запястье. Я всегда считал свою жизнь огромным сгустком гноя и грязи, который ненавидит не только весь мир, но и я сам. В такие моменты, когда остаюсь наедине с собой, эти мысли берут верх, унося меня всё дальше и дальше. Даже на моих глазах проступали слезы, в то время как я мечтал, чтобы нашли меня с простреленной головой в моём кабинете. Пошли они к черту, эти герои! Пошло всё к черту! И этот смазливенький, милый до тошноты доктор… Нет, а про него я уже не могу так сказать. Чем он виноват в том, что я сам превратил своё существование в гниль? Затушив сигару о рукав пиджака, я опускаю мокрые от слез веки. Вот блять!.. Стоит мне только закрыть глаза, как сразу же возникает передо мной хрустальный образ, который так любим мною. Странно, я ведь ни разу не представлял Флага без одежды, ни разу не думал о том, как он доставит мне то самое, не имеющее аналогов, удовольствие. Он всегда является мне в футболке и джинсах, и во снах, и в моих фантазиях. Он смеётся, кокетливо прикрывая ротик ладошкой, зовёт куда-то за собой. А мне и впрямь кажется, что я поднялся с места и последовал за ним. Вокруг сады, сады, сады… Флаг берёт меня за руку, и с минуту смотрит мне прямо в глаза, заглядывая в самые тёмные уголки моей настрадавшейся души. Даже сквозь непроглядную муть бумаги видно, что он улыбается, я это словно чувствую… А я смотрю на него в ответ даже не в силах пошевельнуться. От деревьев исходит тонкий аромат персиков, абрикосов, слив. Такие сладкие, такие бархатные грёзы! И он рядом. — Господин Чёрный Шляп, вас зовут! Ласковый голос моего мальчика снова привёл меня в чувство. Разом исчезли и фруктовые сады, и нежный запах абрикосов, и его ладонь в моей ладони. Я открыл глаза. Всё вокруг словно приобрело розовый оттенок — уходящее солнце смущённо целовало всё вокруг своими тёплыми, светло-оранжевыми губами. Флаг стоит в метре от меня, ожидая ответа. Его шёлковые, бледные как первый снег руки в последних лучах великой, незаменимой звезды, казались цвета распустившейся японской вишни. — Вас зовут, пойдёмте… — полушепотом повторил он. — Знаешь, сынок, — глядя вдаль, произнёс я. — Пошли они все вместе нахуй!.. Никто мне не нужен, и я никому не сдался. — Так нельзя! — улыбнулся доктор. — Мне очень странно это говорить, но вы нужны мне. — Господи, боже мой! — бросив сигару на пол, я, беспомощно хватаясь за перила балкона, попытался подняться на ноги. — Какие же все кругом уроды, а? Какие же все… — поскользнувшись, я едва не упал, успев схватиться за кованую перекладину. — М-да, — Флаг укоризненно покачал головой. — В таком виде вам точно никуда не надо идти! Перегаром за километр несёт! — он засмеялся. К тому времени я уже смог встать, облокотившись на нагретые за день перила. Город уже наполовину был поглощён ночной мглой. Где-то вдали ныла сирена скорой помощи, в ближайшем кафе громко смеялись люди. Небо стало совсем фиолетовым, и кое-где пробивались розовые полоски перистых облаков. Доктор тихонько подошёл ко мне справа, так же, как и я, положил руки на перила балкона. Его плечо коснулось моего плеча. Такой он весь тёплый, хорошенький! — Как твоя работа сегодня? — я приобнял парня, а тот в ответ прижался ко мне. — Вы расстроитесь, но мне ещё долго работать. Там чертежи… — Флаг, я хочу, чтобы ты перестал обращаться ко мне на «вы», — пьяно улыбнулся я. — Называй меня просто Блэк… Отныне для тебя такие правила! — Я так не могу! — представляю, как покраснели его щёчки, когда он это услышал от меня. — Вы же мой начальник! Это неуважение! — В том-то и дело, что начальник. Слушаться не хочешь? Уволю! — Хорошо, буду делать, как в… Как ты скажешь, — доктор резко погрустнел, видимо, воспринял мои слова всерьёз. Поспешив поправить положение, я не придумал ничего лучше, как обнять Флага за талию. Это смутило его ещё больше, он даже чуть отодвинулся от меня. — Ну ты чего? Я же пошутил! — я погладил мальчишку по выступающим ребрам. — Да сколько можно уже?! — разозлился я сам на себя вслух. Только бухой в сосиску Блэк Хэт смог найти в себе уверенность взять доктора на руки. А он и не тяжёлый совсем, килограммов сорок, не больше. Ему бы в модельное агентство с таким телом! — Ай! — Флаг явно не ожидал от меня ничего подобного. Но что-то было такое в его движениях, в том, как он прижимался ко мне, дававшее ясно понять, что мальчишка давно этого ждал. Ждал вот этой самой нежности, ждал бесовки-сладкого чувства, что он кому-то нужен. — Весишь ты, конечно, на все двенадцать! — я заглянул в его глаза. За тёмными линзами два бездонных океана полных счастья, тёплого упоения. Флаг, наверное, как ребёнок — воспринимает нежные чувства через прикосновения. С того момента наши отношения стали теснее. Доктор легко шёл со мной на контакт, даже сам иногда лез обниматься. С другого конца коридора бежал ко мне, чтоб запрыгнуть на ручки. Вспоминаю, и сердце обливается кровью… — Беги! Беги скорее! — снова это нежное кремовое тельце. Тоненькие ручки обвивают мою шею, а я целую его украдкой. — Я скучал! — Да оно понятно! Два часа ты меня не видел! — смеюсь я, тиская парня, как тискают маленькие дети котов. Я не знаю, кем меня считает Флаг, но явно не больше, чем просто лучшим другом. Как сейчас говорят «френдзона». Интересно, ревнует ли меня к нему Деменция? Странно это, наверное — ревновать мужчину своей мечты не к женщине, а к молоденькому учёному… Ну и назвал её Флаг — Деменция! Он бы её ещё СДВГ назвал!.. Как-то я пошутил так рядом с доктором, помню, как он рассмеялся, и долго ещё не мог успокоиться. А я так радовался, что смог рассмешить мальчишку. Красивый, но психически слабый. По мере того, как Флаг становился ближе ко мне, в моей жизни появлялось чуть больше светлых моментов и мыслей. Не спорю, он и до этого одним своим появлением радовал меня, но сейчас у меня есть нечто большее — осознание, что это вот моё, я могу защищать, ласкать, целовать, баловать дорогими вещами. А он такой наивный, что аж жалко его. Видимо, это тот самый тип людей, что подсознательно остались ещё в далёком детстве, мечтающий о тёплой привязанности на века, которой так мало осталось в нашем насквозь прогнившем мире. Но одно никак не давало мне покоя, свербило в душе противной тяжестью за грудной клеткой. Флаг каждый раз, когда я покупал ему мороженое, отвозил к психотерапевту, да и вообще делал что-то для него, крепко обнимал меня, и с улыбкой говорил: — Ты — мой самый лучший друг! Поначалу я и сам не признавал, что мог в него влюбиться. Бред какой-то! Всю жизнь нравились женщины, даже и не думал о том, чтобы отдавать всего себя мальчишке, да ещё и такому молодому и неприметному. Убеждал себя, что это просто мимолётное наваждение, что это всё я себе напридумывал. Но явно не минутной слабостью являлась моя ласковая привязанность к доктору. Я осознал это, когда ночью Флаг позвонил мне. Он хотел поговорить, просто услышать меня, сказал, что ему тревожно и он не может уснуть. Я долго не разговаривал с ним. Просто рассказывал, что всё хорошо, что ему нечего бояться. У него ГТР, поэтому такие бессонные ночи стали для него уже обыденностью. В конце разговора, правда, по привычке сказал «люблю тебя». Доктор усмехнулся на том конце, ответил, что и без моих слов он это понял. Я так не радовался, наверное, с момента, когда уже не помню какого… А потом сказал, что пошутил…