Матерь богов

Вдалеке, справа по борту, виднелись далёкие и нечёткие очертания пологих холмов Царства Омбер — по крайней мере, насколько Марвин мог судить, если посчитать время в пути и представить себе карту. Корабль рассекал море вот уже вторые сутки. Ещё немного времени потребуется, чтобы протий мимо Ваэс Лэиси — Города Призраков — и вскоре покажется русло безымянной реки, по которой они дойдут до Чрева Мира. Самая долгая часть пути — езда по Каменному тракту и Шёлковому пути до Миэрина. И тут уж как повезёт. Есть вероятность, что в Миэрин они отправятся вместе с кхаласаром. По крайней мере, на то надеялась Дейенерис. Марвин вскинул голову вверх, однако небо над головой оставалось чистым. Ни облачка. Позади шли два других корабля, сопровождавшие «Ледяного дракона» в путешествии. На борту их находились скромные товары, которые, вероятно, на обратном пути завезут в Порт-Иббен. Безусловно, вместе с новостями о Драконьей Королеве. Скоро и Совет Теней окажется в курсе происходящего. Что ж, возможно, то и к лучшему. У этих людей всё равно не будет особого выбора: они примут либо Дейенерис — либо смерть. — Знаете, — Марвин от неожиданности дёрнулся, заслышав голос самой Дейенерис за спиной, — мы вчера говорили об этом с Кинварой, и я согласна — ощущение, что солнце стало всходить чуть позже. Вы не находите? — она тоже посмотрела вверх, щурясь от яркого света, а после часто моргая. Марвин некоторое время помолчал, даже не зная, что сказать, — так внезапно появилась Дейенерис. Впрочем, скорее всего, это он слишком задумался. Невнимательный старик. — Да... возможно, — с хмурой растерянностью покачал лысой головой Марвин. Его некрасивое лицо омрачилось. — И как давно миледи Кинвара это заметила и почему этим наблюдением не поделилась со мной? Обычно солнца становится меньше с приходом зимы, однако... — он замялся, испытав необъяснимую неловкость. — Зима, насколько мне известно, отступила. По всем признакам: весна. Может быть, ложная, конечно, ибо такое уже имело место в двести восемьдесят первом году от Завоевания, и всё же... Дейенерис бросила короткий взгляд в сторону деревянной лестницы, которая вела в жилую нижнюю палубу, словно ожидая, что оттуда покажется Кинвара. — Я полагала, вы, как архимейстер, и сами отметили эту особенность. Впрочем, миледи Кинвара говорила, что и сама обратила внимание на это не так давно, — она пожала плечами. — Или же это нам только кажется. Другие люди на Лорате и в Мороше не выказывали беспокойства такого рода. Марвин покосился на небо с изрядной долей подозрения, как будто ожидая, что оттуда немедля покажется нечто ужасное. Этого не произошло. Он, грустно усмехнувшись, снова рассеяно покачал головой. — Видимо, слишком меня тревожили дела земные, чтобы глядеть на небо и наблюдать часы восхода и заката, — это прозвучало как оправдание. Дейенерис тем временем опустилась на удобный деревянный стул, вынесенный на главную палубу по велению капитана. Этот малый быстро заметил, что ей нравится сидеть здесь и смотреть на море. Наверное, её это успокаивало. Марвина же, напротив, беспокоило, — он не хотел, чтобы королева подхватила горячку. В этот момент одна из чаек с пронзительным криком бросилась вниз, заприметив добычу. — Может быть, это мне теперь везде мерещатся дурные знамения? — задумчиво спросила Дейенерис с тихим выдохом, наблюдая за птицей. Она закинула ногу одну на другую. Тихо скрипнули кожаные сапоги на невысоком каблуке, доходящие почти до самого колена. Стройные ноги затянуты в тёмные бриджи для верховой езды. — И даже на небо гляжу с опаской. Но когда я там с Дрогоном, то порой забываю обо всём... и о смерти — тоже. Марвин подхватил тёплый плед, которым прежде укрывался сам и который оставил на одной из наполненных пресной водой бочек, стоящих поблизости. Чудо, что его не унёс ветер. Подойдя к Дейенерис, он осторожно положил плед на хрупкие плечи и слегка сжал их. Дейенерис неожиданно ухватила его за запястье, удерживая. — Вы тоже напоминаете мне сира Виллема. Доброго сира Виллема, — неожиданно призналась она. — Как и Квиберн. Но в то же время вы совсем не похожи. — Что? О чём вы? — не понял Марвин. Он не пытался отнять руки — в тонких и тёплых пальцах Дейенерис чувствовалась сила, к которой хотелось прикоснуться. — Я знаю о сире Виллеме. Но, не поймите меня неправильно, что я, что Квиберн — последние люди, которых стоит сравнивать с этим, насколько я слышал, благородным и добрым человеком. Дейенерис резко развернулась и посмотрела на Марвина несколько обижено. Она разжала пальцы, и Марвин ощутил подобие разочарования. Конечно, его не влекло к ней, то было чувство иного порядка, не имеющее никакого отношения к земному. Так себя ощущает человек, которого касается бог, и так же — когда бог прячет лице свое от него. Луч солнца в царстве первородной тьмы. — Я думала, вы любите своего друга. Прежде вы пытались оправдать его. — Люблю, но вы не хуже моего знаете, каков Квиберн. Кому он служит, какие взгляды исповедует и каким путём идёт. И не сказать, чтобы я был сильно лучше. Возможно, даже наоборот. Что до оправдания — я лишь прошу судить о нём по справедливости, ибо он сделал многое и для меня, и для вас. — Вы честны. Мне это нравится, — серьёзно сказала Дейенерис, глядя на море. — Хотя, признаться, когда я узнала про Мирри Маз Дуур... — она помолчала, о чём-то задумавшись. После медленно покачала головой. Маленький колокольчик в коротких волосах тихо стукнул. — Но Томас был прав: вы в том не повинны. Не могли предполагать, как она обойдётся со мной. И что вообще меня встретит. Марвин не знал, что ответить. Он плохо помнил ту женщину, но всё-таки — помнил. Тогда она была молода, Дейенерис же с ней повстречалась, когда пора её юности давно минула и осталась в далёком прошлом. В те годы и сам Марвин ещё помнил, что такое просыпаться без боли в спине. — Рад это слышать, — с облегчением проговорил Марвин и осторожно присел на бочку. Дейенерис повернулась к нему, глядя долго и пристально. — Я убила её, вы это знаете, за то, что она убила моего сына Рейего, и моего мужа Дрого... — Я знаю, — кивнул Марвин. — Как и о том, что случилось в Дош Кхалин. И многом другом. — Вы наблюдали за мной, — слабо улыбнулась Дейенерис. — Пытался, но недостаточно торопился... Иначе бы с вами не произошло многих бед. — Кажется, вы слишком много на себя берёте, мейстер. Один бы вы не справились с предателями и злодеями, которых я подпустила к себе по собственной наивности. — Или бы смог предупредить о них. Разве вы не послушали бы моего совета? — ещё один долгий взгляд и неопределённое пожатие плечами: — Если бы услышала его до того, как «мудрые советы» моего бывшего десницы погубили почти всё, к чему я стремилась... возможно. Помолчав немного, Дейенерис наклонилась к Марвину и попросила, невесомо коснувшись его руки: — Расскажите мне об этой женщине. То, что помните. Я хочу знать. Чувствую, что мне это нужно. — Вы о Мирри Маз Дуур? — удивился Марвин. — Но зачем? Дейенерис со вздохом откинулась на спинку стула. Пальцы её едва заметно сжали подлокотники. — Я люблю слушать истории, узнавать что-то новое. Божья жена прокляла меня, но... — рука Дейенерис легла на живот, — но даже её ненависть смогла задавить новую жизнь. Эту жизнь. Иногда она снится мне. — Мирри Маз Дуур? — недоумённо хлопнул глазами Марвин. — Нет, что вы, — коротко рассмеялась Дейенерис. — Моя дочь. Помните, я говорила? — дождавшись кивка Марвина, Дейенерис продолжила. — И сегодня она упомянула Мирри Маз Дуур. Поэтому я хотела попросить вас: расскажите. — Мне не сложно, ваше величество, — вздохнул Марвин. — Но я и правда немногое помню о ней. Это случилось так давно... да и встреча наша не то, чтобы была долгой. — Она говорила, что вы раскрыли перед ней человеческое тело и показали, что скрывается под кожей, — припомнила слова мейеги Дейенерис. Марвин поёрзал на бочке, в глубине души опасаясь, что крепкая дубовая крышка всё-таки однажды не выдержит его веса. Следовало и для себя попросить какой-нибудь стул. — Это так, — задумчиво произнёс он. — Она была среди многих, кто прибыл тогда в Асшай. Её очень удивил человек, который носит тугую цепь на шее, — Марвин невольно коснулся звеньев, — она подумала, что я — один из рабов, прибывших сюда вместе со своим господином, желающим постичь тайные учения. И очень удивилась, когда узнала, что я — учёный муж из Семи Закатных земель и свободный человек, — Марвин тихо рассмеялся. — Пожалуй, она тогда была наивнее, чем я. — Почему же? — Ведь никто из нас не свободен, если подумать. Впрочем, это не имеет отношения к делу. Она задавала мне вопросы про Вестерос. Она очень по-своему воспринимала мир, и много спрашивала про выкованных из железа людей, которыми представали перед ней рыцари, и о драконах, которые правят землями, откуда я родом. «Почему же, — спросила она в итоге, — ты создан из плоти и крови, а не из железа?», «Потому что я не рыцарь и оружие моё — не меч, — ответил я и указал на цепь, — иного мне носить не дозволено». Тогда, чуть подумав, она сказала нечто, повеселившее меня: «Великий Пастырь был бы рад тебе, ибо мы тоже служим ему не мечом, не ведём войн и никогда не носим при себе оружия. Однако ты, как и мой народ, никак не сможешь защититься от того, кто покусится на твою жизнь с мечом. Ведь ему твои принципы чужды, и живая плоть легко разбивается о железную». Тогда я показал ей свои кулаки. Довольно крепкие, надо заметить, даже сейчас, — Марвин сжал руки, демонстрируя их Дейенерис, — по молодости ими я убил человека... Эта история меня не красит и касательства к Мирри не имеет, однако женщина эта, тогда ещё девушка, грустно покачала головой. И она права: что значат кулаки, если твой противник владеет мечом? Ведь на его стороне — сталь, а на твоей — хрупкая человеческая плоть. На лице Дейенерис отразилась грусть. Она явно вспомнила о чём-то неприятном, болезненном, и Марвин надеялся только, что это не связано с Джоном Сноу. — Какое бесчестие, — вдруг тихо проговорила она. — Я до сих пор помню их глаза тех людей, когда их убивали, насиловали и угоняли в рабство, а они ничем не могли ответить. — В том нет вашей вины, — возразил Марвин. — Вы полагаете? — скептически поинтересовалась Дейенерис. — Нет, я не хочу, чтобы меня оправдывали и утешали. Я достаточно уважаю себя, чтобы нести ответственность за всё, что случилось по моей вине, пусть и косвенной. Об этом я уже вам говорила. Марвин не знал, как переубедить Дейенерис в обратном, да и полноте — нуждается ли она вообще в этом? Потому вместо пустых слов, он просто продолжил свой рассказ. — Так мы познакомились с ней... Не только ко мне она обращалась за советом и помощью. Знаю, что она ходила учиться у лунных певиц и заклинателей теней. И не только к ним, полагаю. Там полно всякого рода колдунов, некромантов, сновидцев, инквизиторов, магов крови и боги ведают, кого ещё, — всех этих безумцев, в числе коих находился и я, не перечесть. Со мной она изучала вопросы исключительно научные и вполне земные, не вызывающие среди людей грамотных особого трепета или скептической улыбки. Как вы и сказали... Я поведал ей об устройстве человека и известных нам болезнях, поражающих те или иные органы. Как их лечить, или как облегчить страдания умирающего, если ничего поделать нельзя. Марвин заметил, как Дейенерис слегка сжала пальцы, цепляясь за плед, лежащий на её плечах. Закрыла глаза на миг, а после распахнула. — Она служила целительницей при храме Великого Пастыря, когда я встретила её. Врачевала и принимала роды. — Лунные певицы, как вам известно, тоже знахарки. Наверняка свои знания об исцелении человеческого тела она почерпнула не только у меня, — справедливо заметил Марвин. — К тому же могу честно сказать, что она была довольно умной. Вопросы задавала только по делу, быстро всё запоминала и понимала, а порой даже и меня ставила в тупик, — он задумался, припоминая один случай. — Однажды Мирри спросила: как же мейстеры Цитадели могут лечить человека, если отрицают существование магии, и почему я здесь, в Асшае, её изучаю, если сам являюсь представителем довольно... скептически настроенного ордена. Она подобрала иные слова, но вы поняли суть. Тогда я спросил, как же, по её мнению, связаны магия и понимание устройства человеческого тела, проявление разнообразных хворей и прочее, с чем мейстру за всю жизнь доводится сталкиваться ежедневно. Мирри сказала : «Молочный человек, — так она называла меня за бледный цвет кожи по сравнению с ней самой, — разве не понимает этого, несмотря на свою мудрость? Я знаю о том с младенчества. Существует высший мир богов, духов и прочих существ, что мы не можем постигнуть, и существует мир вещей, которые окружают нас. Человек — соединяющее их звено. Не все люди об этом знают, большинство из них слепы, но всё-таки они ощущают. Ведь и ты наверняка интересуешься этим, ибо, сам того не ведая, чувствуешь другой, незримый мир, находящийся рядом. Потому многие и боятся магии крови, открывающую завесу, за которой таятся тени мертвецов. Человек беззащитен перед ними, и увидев их, может не отыскать пути обратно». Ещё она рассказала, что порой насылаемые на человека болезни также могут быть связаны с миром невидимым, из него исходят и в него возвращаются, и в нём следует искать ответы. Эти слова я очень хорошо запомнил... и думал о них довольно продолжительное время. Теперь понимаю, насколько она была права. К тому же общение с ней, её обучение заставило меня окончательно увериться в мысли: женщина ничуть не хуже мужчины в том, что касается науки. Мирри, как показало время, оказалась сообразительнее многих твердолобых остолопов, регулярно прибывающих в Цитадель. — И даже её мудрость не помешала ей убить моего сына, пусть меч ей и не понадобился. Забрала то, что дорого мне, воспользовавшись иным оружием. Тенями и кровью. Сказав это, Дейенерис надолго замолчала. На лицо её набежала едва заметная туча, и Марвин не посмел нарушить того молчания. — Это разумно, — вздохнула Дейенерис, наконец. Видимо, придя к каким-то своим выводам. — О чём вы, умоляю? — Марвин полагал, что она скажет что-то о Мирри Маз Дуур, однако слова касались иного. Видимо, Дейенерис услышала всё, что желала, и решила закрыть эту тему. По крайней мере, на время. — О том, что женщины в обучении могут быть не хуже мужчин, а в чём-то даже лучше. Это вопрос ума, а не пола. — Здесь я с вами солидарен, однако Цитадель, к моему превеликому сожалению, придерживается иных взглядов. — Поэтому вы позволили женщине учиться там тайно ото всех? — улыбка Дейенерис стала лукавой, а Марвин замер, как громом поражённый. От изумления он даже не сразу задал вполне логичный вопрос: — А это-то вам откуда известно, ваше величество? Прошу прощения... но ведь я не рассказывал, поскольку это не имеет отношения к делу. — Очень даже имеет, — очередной раз поразила его Дейенерис, поплотнее кутаясь в шерстяной плед. — Сарелла Сэнд прибудет через время. Марвин замер. Ему на мгновение действительно стало дурно, а после — стыдно. Он ощутил себя самым отвратительным человеком в мире, ибо за всё это время всего раз или два вспоминал про Сареллу, которой, по здравому измышлению, дал весьма опасное поручение. Оно могло обернуться для неё смертью. Это разумный риск, заключил он тогда, и она — умнее многих, сумеет с этим справиться. Но что, если нет? Ведь прежде предположения о природе Брандона Старка были лишь домыслами: то, что он увидел в несуществующем пламени валирийской свечи. Сейчас он получил более весомые доказательства происходящего, и значило это одно — Сарелла подвергалась серьёзной опасности, а Марвин теперь уже ничем не мог ей помочь, поскольку находился слишком далеко. А ведь чувствовал, что она вполне способна попасть в переплёт из-за природного любопытства и непоседливости. «Мои сёстры говорят, что я всегда появляюсь там, где мне не рады», — вспомнил Марвин её звонкий смех, и почувствовал боль в сердце. Он старательно гнал от себя эти мысли, пока Дейенерис прямо сейчас не напомнила ему обо всём. Видимо, заметив, как Марвин изменился в лице и побледнел, она поспешила добавить: — С ней всё в порядке. Я... просто вспомнила. Вообще-то, я нарушила данное слово, поскольку не должна была этого говорить, и поступила очень скверно, — теперь она выглядела несколько расстроенной и виноватой. — Простите меня. Томас справедливо полагал, что эти слова обеспокоят вас. Но... об этом не смогла молчать. Иногда людям стоит знать правду, какой бы жестокой она ни была. — Где она сейчас? — только и мог спросить Марвин севшим голосом. — Что он сказал? Умоляю, расскажите мне, ваше величество! Эта девочка может погибнуть из-за меня, старого дурака. Дейенерис глубоко вздохнула и покачала головой: — Я не знаю... Томас лишь заверил, что поможет ей. — В чём? Она попала в беду? — Простите, мейстер, — с сожалением ответила Дейенерис и просительно посмотрела на него. — Простите ещё раз. Он не посвящал меня в подробности. Вы не должны винить себя. Я уверена — с ней всё будет в порядке. — Не видать мне покоя... Один я виноват в том, что втянул её в эту историю, только я, — пробормотал Марвин себе под нос, невольно постукивая ногой по палубе. — Сарелла... она не знала вас, но любила, как любили люди, в чьих сердцах жила надежда увидеть лучший и справедливый мир, и с готовностью согласилась помочь мне в начинаниях. Но я не позволил отправиться следом за мной в Эссос, полагая, что это ещё опаснее — и был прав. Я поручил ей передать карлику, нынешнему деснице, моё письмо, чтобы он задумался о том, кому служит. В нём я изложил, что собой, по моему измышлению, представляет собой Бран Старк. И надеялся, как видно, зря, что после этого и без того не самого безопасного мероприятия, она вернётся в Цитадель или Дорн... Проклятый глупец! — Тирион? Вы пытались переубедить Тириона? — в голосе Дейенерис уже не звучало гнева, лишь слабое подобие иронической насмешки, хотя наверняка она не испытывала к карлику добрых чувств. — Тирион Ланнистер не любит признавать свои ошибки. И эту вряд ли признает. Вы зазря потратили бумагу. — Рано или поздно, ему придётся, ибо тайное всегда становится явным. Даже если моё послание его не убедит — что вероятно, поскольку тогда это было лишь моими словами, которые я никак не мог доказать, кроме как подобием видений, — то убедит дальнейшее. Вряд ли чудовище, которое приняло облик Брана, долго станет скрывать свою суть. — Не переживайте. Как я поняла, Сареллу он не тронул, Томас обещал поспеть вовремя, — ещё раз заверила его Дейенерис. — И со мной он попрощался. — Как так? Разве он намерен совершить нечто, что убьёт его? — Марвин снова испытал беспокойство, но не за жизнь Томаса. А за то, что тот действительно совершит нечто, с чем придётся иметь дело. И вряд ли оно окажется слишком приятным. — Ох, мейстер, не спрашивайте меня, — попросила Дейенерис. — Но и не думайте о нём плохо. Я почти не знаю его, но чувствую... он не желает нам вреда. Это сложно объяснить, да и я, как оказалось, нередко обманывалась в людях. Но Томас... это как невидимая связь. Или нить. Это нечто иное. Он не подведёт. Я знаю, как это сложно — просто ждать добрых вестей, но попытайтесь. Томас сохранит жизнь Сареллы. — Хотелось бы в это верить, — мысли Марвина снова свернули на тёмную тропу самобичевания. Если бы у него по-прежнему оставалась при себе валирийская свеча, он бы давно попытался посмотреть, что происходит... Но не имел такой возможности: всё привезённое с собой ещё из Староместа, осталось в руках чёрного человека, что схватил их с Кинварой и Герионом в Валирии. А ведь там была не только свеча, но и снадобья... И даже несколько склянок с оставшейся кровью Эйемона, которую он взял с собой. Счастье, что хоть одну он додумался оставить Квиберну, который создал из неё воистину удивительное средство, которое пока помогало. — И долго вы намерены мучить нашу королеву? — послышался голос поднявшейся к ним Кинвары. Красная жрица была, как и прежде, слишком легко одета, но её не беспокоили ни холодный ветер, ни погода. — Не будьте так суровы, миледи, — едва не смеясь, обратилась к ней Дейенерис. — Я в полном порядке. Мы просто коротаем время за разговором. Что ещё остаётся делать? — Не стоит вам так подолгу сидеть здесь, к тому же в каюте нас ждёт обед, — сообщила Кинвара без улыбки. Марвин пригляделся к ней: похоже, она находилась не в самом лучшем расположении духа. Что, интересно, её расстроило? Неужели увиденное в подрагивающем пламени свечи? Но задавать этих вопросов он пока не стал. Дейенерис с некоторой неохотой поднялась со стула, видимо, тоже решив не спорить, и направилась вниз, сопровождаемая Кинварой. — Вы идёте? — последняя вопросительно поглядела на Марвина, который не торопился слезать с бочки и идти следом за женщинами. — Да, да, разумеется, иду, — проворчал он, пусть и не испытывал особенного аппетита. Разговор с Дейенерис сложно было назвать светской беседой о пустяках. Теперь мысли не давали ему покоя пуще прежнего. — Что там, снова рыба? — Не переживайте, — чуть иронично произнесла Кинвара, — после Дотракийского Моря вы будете мечтать о ней, так что пользуйтесь моментом. Послышался короткий смешок Дейенерис, которая ждала их внизу лестницы и слышала каждое слово. — О, послушайтесь миледи Кинвару! Да вы ведь и сами наверняка знаете, если бывали в молодости в тех краях, — подхватил её звонкий голос. Вскоре Марвин и Кинвара, преодолев несколько ступеней, оказались рядом с Дейенерис, на губах которой блуждала улыбка. — Вы говорите о конине? — уточнил Марвин, шагая в сторону каюты. — О жареной конине, вяленой конине, варёной конине, копчёной конине, даже сырой конине, — подтвердила Дейенерис. — О том, что все мясные блюда, какие вы захотите отведать, окажутся из конины. — Молю богов об этом, — проворчал Марвин, открывая дверь перед Кинварой и Дейенерис, чуть склонив голову в почтительно полупоклоне. — Ибо силы мои кончаются, клянусь небесами. Наверное, я до конца дней не смогу смотреть на рыбу. *** К следующему дню погода немного испортилась: с самого утра моросил неприятный, прохладный дождь, из-за которого никто даже носа не высовывал наверх. Западный ветер при том усилился, что подгоняло корабль вперёд, наполняя паруса. Больше ничего занимательного не происходило — и на фоне последних беспокойств это радовало. Марвин постоянно вспоминал о Сарелле, сознавая, что сердце его не успокоится, пока он не увидит её собственными глазами в полном здравии. После обеда Дейенерис, по настоянию Марвина, прилегла на кровать, чтобы отдохнуть. Пусть и не желала этого поначалу, уверяя, что и без того спит почти целыми днями. И всё-таки она задремала, едва повернувшись к стене. Марвин осторожно, не желая тревожить, накрыл её тёплым одеялом из овчины, и только тогда шёпотом спросил у Кинвары: — Что-то беспокоит вас, миледи? Со вчерашнего дня вы выглядите опечаленной и даже разгневанной. — Р`глор не отвечает мне, — призналась она. — Такого никогда не было. Достаточно небольшого пламени, порой — даже искры, чтобы увидеть его знак. В конце концов, иначе бы я не стала Верховной Жрицей... Но теперь, — Кинвара покачала головой, и Марвин заметил скорбную морщинку между её бровей. — Неужели в этом виноваты выходцы из бездны? — Вполне может статься, — Марвин присел напротив неё, чтобы иметь возможность говорить почти бесшумно, не тревожа сон Дейенерис. Наверное, им следовало уйти в другое место, чтобы продолжить разговор, но наверху оказалось уж слишком промозгло. — Или мы слишком далеко. — Для Р`глора расстояния ничего не значат, — заверила Кинвара. — Может и так, — не стал спорить Марвин. — Но ведь теперь вы знаете, что есть в этом мире силы, которые... словом, с которыми даже вашему богу следует держаться осторожно. Кинваре явно пришлись не по вкусу эти слова, однако она не нашлась, что возразить. И глупо это было бы после всего пережитого. Однако Марвин не желал отнимать у неё то единственное, что придавало сил: веру. Уж сейчас не столь важно, во что именно. — Не печальтесь, миледи, — он криво улыбнулся. — Не думаю, что Р`глор покинул вас или не желает более иметь с вами дел, зная вашу преданность ему. Всё-таки я бы посчитал, что некие силы могут теперь намерено мешать вам видеть в пламени его послания. Ведь, как вы знаете, это не только человеческая война. Люди на ней и вовсе почти бессильны, как ни печально это признавать. — И всё же что-то мы можем сделать, — не согласилась Кинвара. — Более того — уже делаем, — она помолчала. — Вы ведь помните то место, как и я? Марвин медленно кивнул, а после пристально поглядел в глаза Кинвары и мрачно произнёс: — Помню, пусть и желал бы забыть. — Очень зря, — Кинвара улыбнулась уже шире, — ведь это означало бы, что вы слепы. Тогда как всю жизнь стремились лишь к тому, чтобы это зрение обрести, узнать правду. Не для этого ли вы посвятили себя изучению тайных наук и далёким путешествиям в опасные земли? — Верно, миледи. Но вы не хуже меня знаете, что я такой же человек, как и прочие... В смысле, не всегда понимаю, что именно ищу, и не всегда рад своим открытиям, ибо они лишают сна и покоя. Даже если это лишь подтверждение собственных догадок. Порой ведь так хочется оказаться неправым. Каждому человеку знакомо это чувство: предполагать худшее, но в глубине души надеяться на лучшее. — Это прописные истины, мейстер, но вы должны быть выше этого, поскольку на ваших плечах лежит великая ответственность, — поучительным тоном произнесла Кинвара, однако, опомнившись, чуть понизила голос. — Лучше знать своего врага в лицо, чем отворачиваться от него и получить удар в спину, которого вы не ожидали. Как бы ни был ужасающ его лик. — Так я всегда думал. Но вы, видимо, храбрее меня, миледи. Многие женщины бывают отважнее мужчин, в чём я давно уверился. Кинвара подарила Марвину очаровательную улыбку, тогда как ему самому было совсем не до веселья. Ибо он говорил правду о собственном страхе. Он не знал, что видела Дейенерис, однако то видение тоже вряд ли носило добрый характер, не совсем понимал, что могли увидеть остальные... Кроме разве что Серсеи, которой сделалось дурно от созерцания Тварей Запределья. Однако Марвин оказался с Кинварой вместе: верно, потому что их с самого начала вела судьба. Вместе с ней он пустился в самую опасную часть своего кажущегося таким давним путешествия. Томас, используя Квиберна, открыл им путь в иное измерение, что соседствовало с давно знакомым людям миром. Да и тот, признаться, сложно назвать познанным до конца. Люди — слишком незначительная, слишком малая и не самая приглядная его часть. Капля в океане вечности, чьи воды опасно закипают у берегов жизни. А сама жизнь — не менее маленький, затерянный в безвестности остров. Удручающая картина, с какой стороны ни глянь. Эти пессимистичные мысли натолкнули Марвина на свежие ещё воспоминания о том, как они с Кинварой стояли посреди похожего островка суши, вглядываясь в немую бесконечность, что оставалась до отчаяния равнодушной к двум незваным гостям. Никаких карт, знаков и ориентиров. Что, в сущности, они значили для обступившей их со всех сторон вечности? Через мгновение — по её же собственным меркам — их не станет. И даже память о них сотрётся, растворится в тёмных веках, что грядут следом. Тяжёлую поступь их уже слышно, как слышно скрип дверных петель, которые давно не знали масла. Кинвара осторожно тронула Марвина за плечо, указывая на странную дверь, врезанную прямо в каменистую почву, на которой они тогда стояли, словно безмолвно спрашивая: стоит ли им туда входить? — А есть ли иной путь? — спросил Марвин вслух, невесело улыбаясь. — Разве не для этого нас сюда пригласили? Кинвара согласно кивнула и, присев на корточки, потянула за стальное кольцо. Марвин принялся помогать ей. Несмотря на всю его физическую силу, открыть эту дверь удалось с трудом. Вниз вела древняя, покрытая ржавчиной, грубо выкованная металлическая лестница. Она опасно заскрипела, когда они принялись осторожно спускаться в тёплую мглу, которая тут же приняла пришельцев в свои объятия. Долго время Марвин с Кинварой придерживались друг за друга, брели в этой темноте, ничего толком ни различая. Не видя ни стен, ни потолка, ни низа. От ощущения этого безграничного пространства начала кружиться голова. Хотя путь, по которому они следовали, то незримо устремлялся наверх, куда-то вбок, снова вниз, наверх... Как бесконечные ступени. Однако через бесконечность вокруг стало как будто светлее. Нечто светилось там, в непроглядном мраке, и только тогда Марвин различил это: двери. Точнее, понял это скорее интуитивно, ибо на двери это не сильно походило. Скорее, на подобие гигантских листов папоротника, имеющих бледно-алый оттенок. Именно они и источали слабый свет, позволявший видеть всего на несколько футов вперёд. Подобно нанизанным на невидимые нити украшениям, они плыли в густом, чёрном воздухе. В них ощущалось нечто, напоминающее о смерти и увядании, потому прикасаться к этим листьям не хотелось. Это, казалось, могло разрушить не только сам лист, но и человеческую душу. Марвин и Кинвара быстро поняли, что коридор, в котором они очутились, бесконечен. Он не имел ни конца, ни края. И двери, на первый взгляд находящиеся совсем рядом, отдалялись, стоило сделать шаг к одной из них. Они брели там, одинокие и потерянные, в этом чуждом мире, одновременно далёком и близком от того, что был им знаком, не говоря ни слова. Все слова казались излишними и пустыми. Не хотелось тревожить посторонними звуками тех, кто наверняка жил в этом месте. А в том, что жил, сомневаться не приходилось: не раз и не два краем глаза Марвин замечал странные изломанные тени, неуловимо скользящие на грани тьмы и красноватого света. Он чувствовал, как Кинвара с силой вцепилась в его руку, и, стоило поглядеть в её сверкающие в полумраке глаза, как становилось понятно: она тоже видит эти тени. Пугают её не странные двери, а именно они, как бы нелепо это ни звучало относительно Красной Жрицы, которая бывала в Асшае и умеет ими повелевать. Одна из дверей неожиданно сорвалась с незримой опоры и плавно опала вниз, как и подобает древесному листу, открывая проход столь же, на первый взгляд, тёмный и беспросветный, как и всё это место. Чужое, отталкивающее. Но, вопреки всему, их всё равно тянуло туда. Не сговариваясь, Марвин и Кинвара, сделали несколько шагов вперёд, до боли вглядываясь в плотную завесу тьмы. Неожиданно из тревожного, начавшего подрагивать мрака сложилась призрачная фигура, очерченная светом звёзд на бескрайней стене, как странная, движущаяся картина. Марвин мучительно пригляделся. Это оказалась девушка: довольно юная, вряд ли встретившая пятнадцатые именины, и пела она какую-то печальную песню. Слов Марвин не понимал, но сознавал, что это именно песня — по музыке, по характерным движениям губ, скорбно изогнутым бровям, полному невыразимой тоски лицу и закрытым глазам. Она страстно отдавалась этой песне, вкладывая в неё всю свою боль. Невероятный голос её взлетал вверх, поднимаясь всё выше и падая вниз. Он, казалось, очерчивал самые границы мироздания, проникая в самую суть вещей. Зрелище это было настолько чужеродным и невероятным в этом месте, что Марвина охватила дрожь, а потом — печаль. Словно незнакомые слова достигали не его ушей, а некой потаённой части души, сокрытой под множеством наслоений. Той части, которая принадлежала лишь вечности, и о которой говорила когда-то Мирри Маз Дуур, как о связующем звене между материальным миром и высшими сферами бытия, недоступными человеку в его обычном состоянии. — Что это? Кто это? — Кинвара вряд ли адресовала свои вопросы Марвину. В глазах её, как и в его собственных, стояли слёзы. — Она так печальна. Марвин не решился ответить, поражённый странной, наверняка нелепой мыслью, которая при том не давала ему покоя, тревожа ещё больше, чем всё увиденное. Это неземное, совершенно прекрасное юное существо в его сознании слилось воедино с образом молодого мира, вселенной, мироздания, существующего по иным законам, что неведомы человеку. Тем законам, которые делают полагающееся нереальным вполне возможным. Сам же он, Марвин, да и Кинвара, пожалуй, тоже являли собой старые миры, которым вряд ли можно соприкоснуться. «И всё-таки, — не без тянущей тоски и всепоглощающей боли подумал он, глядя на юную девушку, чей голос постепенно затихал, разносясь по нескончаемому коридору, и выходя далеко за его пределы, — это создание уже нельзя назвать прежним, целостным. Как и любое рождённое на свет существо, она уже на пути к смерти. Сам акт рождения и творения — ни что иное, как смертный приговор, который рано или поздно воплощается с разной степенью жестокости, порой совершенно неоправданной». По спине прошла дрожь осознания. — Это свет упавшей, угасающей звезды, — впервые за долгое время заговорил Марвин. Но слова и не требовались. Видимо, Кинвара чувствовала его мысли и так. Да, верно. Свет умирающей звезды, холодный свет Вселенной, которая когда-то тоже была молода. Когда только вышла из чрева своей Матери. Но не теперь... не теперь. — Это её эхо, — продолжал Марвин, сам не зная, зачем. И не понимая, почему видят они именно это. Чувствуют боль миллионов душ, канувших в бездне вместе с этим невинным созданием. — Звезда, которая готова обратиться в сверкающую пыль, если таковое вообще возможно. И она поёт песню, которой прощается со своей матерью. Ибо нечто страшное погубило её. Может быть, чудовища. Может быть, само время. — Вы правы, — шёпотом произнесла Кинвара. По щекам её текли слёзы. Она беззвучно плакала, не пытаясь их вытереть или остановить. Повернувшись к Марвину, Кинвара посмотрела на него глазами, что тоже на миг напомнили красные звёзды, а после коротко поцеловала его в губы. Поцелуй оказался горячим и солёным, но не несущим в себе каких-то скрытых смыслов или намёков. Не сама даже жизнь, а такое же её эхо, отзвук. Трагический постскриптум короткого существования. Марвин по-прежнему не знал, что именно должно было показать то видение, и по какой причине оно так напугало его — хотя в том не обнаружилось ничего по-настоящему угрожающего, лишь неизбывная тоска умирающей звезды или даже целого мира, — но воспоминание о нём вызывало невероятный душевный трепет. Беспокойство и безотчётную тревогу. Может быть, от того, что люди бессильны перед временем, способным перемолоть в своём чреве даже космос. И всё, имеющее начало, стремится к концу. Тление касается даже самых чистых душ. Если же такового, вопреки всему, не случается, мир ломает их, перемалывает огромными жерновами в пыль, чтобы ничто не нарушало неизбывных законов и не тревожило посмертную тишину. — Рейенис, — в повисшее молчание вплёлся тихий голос проснувшейся Дейенерис. Она, чуть повернувшись, сонно глядела на них. — Мы разбудили вас разговорами? Извините, — покаянно попросил прощения Марвин. — Нет, я вас не слышала... почти, — успокоила его Дейенерис. — Наверное, меня потревожили мысли, как бы странно это ни звучало. — Похоже, мы с вами, мейстер, слишком тихо говорили и слишком громко думали, — усмехнулась Кинвара. — Однако, королева, вы сказали — Рейенис. Вам снова снилась... та девочка? — Моя дочь, — поправила её Дейенерис, устраивая голову на согнутом локте и глядя на Марвина и Кинвару сквозь мягкий сумрак каюты. Квадратное окошко было совсем небольшим, свечей они не зажигали, поэтому казалось, что уже наступил вечер. — Да, прямо как тогда... помните? — Марвин кивнул. — Она приходила ко мне, чтобы защищать мои сны, так она сказала, — Дейенерис коротко вздохнула, — хотя это мне, как матери, следует оберегать её. Марвин поёрзал, испытывая привычное беспокойство, когда Дейенерис упоминала о своей дочери. Безусловно, беременность протекала необычно с самого начала, и не приходилось сомневаться, что дитя, кем бы оно ни являлось, вряд ли можно будет назвать простым человеком. Однако все эти рассказы и сны... Какова же истинная сила, которая нынче таится во чреве Дейенерис? Но больше всего опасений вызывало иное: в безопасности ли будет жизнь самой Дейенерис, когда начнутся роды? Живот её день ото дня становился заметнее, и Марвин предположил, что такими темпами через две луны, а то и меньше, дитя явится на свет, как бы странно и нелепо это ни звучало. Любой мейстер из Цитадели бы заявил, что это невозможно. Архимейстера Эброза, невзирая на всё его добродушие, наверняка хватил бы удар от возмущения, заяви ему о подобном. Плод, что появлялся прежде своего срока, — совершенно иное дело, этим не удивить ни одного медика, чего не скажешь о происходящем с Дейенерис в целом. Она уже рассказывала Марвину ещё в Мороше о том, как к ней во сне иногда является девочка лет двенадцати. Поёт ей, гладит волосы — в тех снах у Дейенерис всегда длинные волосы, как Марвин понял, — и ласково обнимает. Иногда — отгоняет тревожные тени. — Я сама так её называю. Рейенис. Не знаю, почему, но увидев её — я ощутила, как её зовут. Она тогда звонко рассмеялась и бросилась в мои объятья. Я гладила её волосы и целовала в макушку, — улыбка Дейенерис стала мягкой, почти мечтательной, вмиг превращая её саму в совсем юную девушку, пережившую столько, что многим старцам не под силу понять. — Она хочет поскорее увидеть меня. Мне бы этого тоже хотелось... Настанет моя очередь защищать её. — Рейенис Таргариен — одна из сестёр Эйегона Завоевателя, — припомнил Марвин. — Не только, как вам известно, — покачала головой Дейенерис, и взгляд её сделался печальным. — Так звали мою племянницу, дочь Рейегара, которую убили по приказу одного из псов Узурпатора, Тайвина Ланнистера. Если верить рассказам Визериса, внешне они в чём-то похожи. Может быть, поэтому я сразу выбрала это имя, хотя поначалу желала назвать дитя в честь своей матери или брата, если родится мальчик... «Которого из?» — хотел уточнить Марвин, но не стал, умолк на полуслове. Всё равно теперь это уже не имеет значения, ибо её имя — Рейенис. — Мой Рейего погиб... Но Рейенис будет жить, — уверенно произнесла Дейенерис, обхватывая чуть выступающий живот двумя руками в привычном защитном жесте. — Что же вам снилось? — спросила Кинвара, тем не позволяя Марвину снова рухнуть в воспоминания. — На этот раз я сидела с ними на берегу, и вместе мы строили замок из песка, — рассказала Дейенерис. — С ними? — подивился Марвин. — Там был мальчик, — нахмурилась, пытаясь что-то вспомнить Дейенерис. — Я никак не могла разглядеть его лица — оно постоянно находилось в тени, он словно ускользал... Не знаю, как объяснить. Но Рейенис называла его Герольдом, и вместе они лепили этот замок. Все вымазались во влажном песке, но выглядели довольными, как и любые дети, увлечённые своим делом. Волны, которым полагалось разрушить этот детский замок, странным образом обходили его стороной, как будто встречали на своём пути невидимую преграду. А ведь замок действительно стоял на утёсе... Я имею в виду, тот, из песка. — Действительно, странное видение, впрочем... Иногда нам снятся просто сны, в которых не стоит искать глубинного смысла, — Марвин не хотел, чтобы Дейенерис переживала, но и в целом сам понимал, что даже сейчас людям может сниться нечто, не несущее в себе неких тайных знаков или смыслов. — В любом случае, даже если я и ошибаюсь, сон этот не должен вас пугать. — Это верно, — подхватила Кинвара. — Дети играли, и замок их устоял. Если это и знак, то добрый. Дейенерис согласно кивнула, немного успокоенная этими словами. — Долго нам ещё быть в пути? — спросила она, оборачиваясь в сторону прямоугольного окна. — Не меньше двух-трёх дней, государыня, — виноватым тоном ответил Марвин, как будто это зависело от него, — так что вскоре мы прибудем на место. Признаться, я сам никогда не бывал в тех землях, поскольку не сыскал проводника, а идти один не рискнул. — Надеюсь, — Кинвара посмотрела на Марвина с неизменной усмешкой, — они окажутся достаточно дружелюбны. — Если нет, это лишь их личная беда, потому что Дрогон наверняка будет ждать меня поблизости, — заверила Дейенерис. Марвину нравилась эта её улыбка, что касалась губ, когда Дейенерис говорила о своих детях. Не важно — о драконах ли или той, кого носит под сердцем. То была улыбка не просто матери, удивительной в силе своей, то была улыбка Завоевательницы, способной даровать силу и другим. *** Ифекевронские царства — покинутое всеми место, сплошь заросшее густой пущей, за которой начинались предгорья Хребтов Костей. Однако за высокими первобытными деревьями, порой ужасающими своими размерами, их не было видно. Дейенерис поспешила выйти на палубу, как только корабль начал слегка забирать на юг и на горизонте замаячил покинутый Ваэс Лаиси, Город Призраков. На таком расстоянии можно было разглядеть тёмные провалы пещер, в которых безысходно завывал ветер. Разрушенное поселение провожало корабль угрюмым и хмурым взглядом сотен пустых глазниц. «Сколько же в Мире мест, — размышлял Марвин, глядя на проплывающие мимо необитаемые берега, — которые заслужили славу обителей привидений». Ветер гнал корабль дальше, а Дейенерис всё оборачивалась, провожая полуостров внимательным взглядом. — Что-то привлекло ваше внимание? — учтиво спросил Марвин. — Взгляд, — призналась Дейенерис с неловкой улыбкой, — как будто кто-то внимательно наблюдал за нашим кораблём. — И не мудрено, — поёжился Марвин, — эти пещеры... Они действительно похожи на глаза. Точнее, то, что от них осталось. Пустые черепа. Дейенерис покачала головой, стараясь отогнать какие-то мысли и пошла дальше, к носу корабля, остановившись рядом с гальюном. — Ифекеврон — «ходящие по деревьям», — обнаружила она неожиданное для Марвина знание. Точнее, он-то, разумеется, знал, что значит это слово, но не думал, что это известно и Дейенерис. Впрочем, она ведь учила дотракийский. — Так называли местных жителей дотракийцы. — Верно, — мягко улыбнулся Марвин и посмотрел на тёмный лес, у верхушек которого колыхалось вязкое марево утреннего тумана. Солнечный свет рассеивался, и чаща, вырастающая по правому борту, казалась совсем чёрной и непроходимой. — Вы знаете историю этих земель? — Признаться, почти нет. Кроме того, что здесь никто не живёт, и леса эти не тронуты человеком. В них можно встретить редких зверей, — Дейенерис выглядела смущённой. — Поверьте, многие образованные люди не знают и этого, — подбодрил её Марвин. Он был при том совершенно искренен. — Хотя сказать про Ифекевронское царство можно немногое. На той стороне леса, ещё восточнее, прежде стоял город Иббиш, разграбленный дотракийцами. Теперь там, как и в Ваэс Лаиси, только руины. Сами дотракийцы называли его Ваэс Аресак. — Город Боязливых, — перевела Дейенерис. — Верно, — кивнул Марвин. — Не знаю, правда ли, что прежде всех этих событий девственные леса населяли те, кого называют ходящими по деревьям, но, тем не менее, практически весь человеческий век Ифекевронские царства оставались дикими. Мало у кого возникало желание пробираться сквозь чащу. В одной старой книге, ещё будучи совсем молодым, я читал, что и кхаласары, идущие войной на построенные иббенийцами города, выбирали окольные пути. Те же, кто углублялся в чащу, пропадали без вести. — Целые кхаласары? Там же тысячи человек! — не понятно, чего было больше в голосе Дейенерис — неверия или удивления. — Может, и не все... Говорят, некоторые выходили из этих лесов совершенно обезумевшие. Но я не могу ручаться за достоверность этих сведений, ваша милость. — А как же Ваэс Лаиси? Он стоит так, что к нему сложно подобраться иначе. — Вы разве не знаете? Это не иббенийский старый город, — пояснил Марвин. — Он-то как раз считался городом ифекевронов, что давно сгинули или покинули это место. Верно, вы слышали про лорда Корлиса Велариона, известного мореплавателя... не только, впрочем, мореплавателя? — Разумеется, — с улыбкой согласно кивнула Дейенерис, — даже мой брат Визерис рассказывал о нём, пусть знал и немногое. — Он бывал в этих местах. Сходил на берег, если верить его же собственным дневникам, — продолжал рассказ Марвин. — И в его заметках рассказано, что в глубине лесов, а иногда недалеко от берегов, встречаются деревья с вырезанными на них страшными лицами. Они вовсе не похожи на чардрева Старых богов, к которым все привыкли. Из чего я сделал вывод, что у ифекевронов был какой-то свой культ, связанный с поклонением деревьям и духам природы, отличный от известного в Вестеросе, однако времени заниматься его изучением не оказалось... Да и сведений обо всём этом прискорбно мало, — посетовал Марвин, после чего вернулся к своему рассказу. — Кроме того, Морской Змей говорил об ужасающем безмолвии, жуткой тишине, которая царит вокруг, и в гротах, в которых действительно живут привидения. Конечно, последнее звучит уже совсем как сказка для детей, но как знать? — Марвин неопределённо пожал плечами. — Вы хотите меня напугать? — спросила Дейенерис чуть лукаво. — Отнюдь, — улыбнулся ей Марвин. — Пусть вы и юны, но на вас далеко не так просто нагнать страху. — А что с Новым Иббишем? — спросила Дейенерис, оглядываясь назад — два других парусных судна следовали за ними. Лес наступал на них, корабль постепенно подходил к руслу безымянной реки, которая бежала между вековечных деревьев-исполинов. — О, он населён, но дотракийцы на него не нападают. Прежде всего, полагаю, потому что не желают ходить через эти леса. А во-вторых... эта маленькая колония Иббена потрудилась огородиться от внешнего мира стеной. Выстроена она из дерева, но, говорят, длиной не уступает Стене Ночного Дозора, пусть и ниже её на треть... Правда, не могу сказать, насколько это правда, отсюда её тоже не видно. — Это правда, — неожиданно вмешался в их беседу посторонний голос. Обладателем его оказался низкорослый капитан корабля, в котором явно угадывались черты иббенийских китобоев. Он, разумеется, представлялся, но Марвин позабыл его имя. — Вы говорите на всеобщем? — удивился он. — Я часто хожу в море, и довелось подучить, — с сильным акцентом, но всё же вполне грамотно ответил иббенийский капитан. — Вас это удивляет? — Если и удивляет, то приятно, — вместо Марвина заверила капитана Дейенерис. Взглянув на неё, хмурый моряк невольно расплылся в широкой улыбке. Многие так реагировали, увидев её, подмечал Марвин, порой даже не отдавая себе в том отчёта. Словно кромешную тьму озарял дающий надежду огонь, и коварные тени ночи переставали казаться пугающими. — Вы говорили про стену? Прошу вас, можете рассказать о ней на удобном для вас языке, мы поймём. — Спасибо, — коротко поклонился капитан, переходя на привычное ему низкое наречие. — И да, — он отвёл взгляд, глядя на громаду леса, надвигающуюся с почти пугающей неотвратимостью, — говорил. Она деревянная, не чета той Стене, о которой вы упоминали... Её я тоже видел однажды, когда ходил по Студёному морю. Иббенийская действительно ниже на треть, да и, признаться, короче в два раза. Её окружает наполненный водой ров. Но всё же она впечатляет, если учитывать скудность и убогость самого поселения. Северные колонии моего народа не славятся своей мощью, — признал капитан. — Как, впрочем, и сам Иб. — Эти леса действительно настолько жуткие? — спросила, пользуясь случаем, Дейенерис. Марвину искренне нравилась эта её почти детская любознательность, с которой она стремилась к новым для себя открытиям. — Да, королева, — улыбка иббенийца получилась теперь почти зловещей. — Не знаю, что из этого правда, а что нет... Но, думается мне, деревянная стена защищает вовсе не от врагов. Однажды мне случилось из любопытства посмотреть на неё с той стороны, где её обступает лес. Выпустили меня с неохотой, но всё же там живут мои земляки... Каждый из многочисленных стволов оказался изрисован невероятными лицами и исчерчен письменами. Кое-где я заметил и следы когтей... Наверное, это дикие звери, которых в достатке живёт в этих нетронутых лесах, подумал я тогда. Но знаете что? Клянусь душой своей давно умершей матери, ночью я слышал, как что-то ходит вдоль стены с той стороны, скребётся там и тихо воет. Может быть, тоже диковинный зверь, но его бормотание... разве есть в мире говорящие звери? — он пожал плечами. — Морской Змей о таком в своих заметках не писал, — попытался поспорить Марвин. — Не знаю, о ком вы ведёте речь, и слыхом не слыхивал, но люди из Закатных земель мало что знают о нашей жизни и том, чем она сопровождается. Видели, может, лишь самую верхушку, — он указал на деревья, а после повёл рукой вниз, — а под ней-то нечто необъятное. Готов поклясться ещё раз, что ни один путешественник, даже самый заядлый, и десятой части об этих местах не знает. Да и хорошо — нечего тревожить память мертвецов и их мёртвых богов. Так что не удивляйтесь, если увидите какие-то странности, пока мы будем идти вниз по реке, — заключил капитан. Его окликнул один из матросов — видимо, на иббенийском, если верить резанувшим слух звукам. Капитан обернулся, что-то яростно крикнул в ответ, и отправился выяснять, чего его тревожат. Дейенерис с долей сомнения посмотрела на Марвина. — И в самом деле, неприятная история, — признала она. — К сожалению, думаю, не самая неприятная из всех. Впрочем, мы всё равно не планировали задерживаться здесь. Если всё пройдёт благополучно, то к середине следующего дня уже окажемся за пределами лесов, а оттуда до Ваэс Дотрак рукой подать. Корабль окончательно развернулся на юг, и неторопливо втиснулся между берегов, которые со всех сторон обступали всё те же чёрные деревья. Стволы их были настолько толстые, что потребовалось бы несколько человек, чтобы обхватить хотя бы один. Туман уже опустился ниже и за его подрагивающей кисеёй лес сливался в тёмную стену. У самых берегов из земли торчали толстые скрюченные корни. Кинвара, похоже, окончательно отчаявшись увидеть хоть что-то прежде, чем они прибудут в Ваэс Дотрак, тоже вышла к Марвину и Дейенерис, когда «Ледяного Дракона» со всех сторон окружили пугающе огромные деревья. Стоило отплыть всего на милю — и небольшой залив скрылся за чёрной стеной. Казалось, что наступила ночь — настолько темно здесь стало. Света солнца, что с превеликим трудом пробивался сквозь переплетённые ветви, оказалось удручающе мало. — Какое злое место, — тихо заметила Кинвара, пристально вглядываясь куда-то в чащу, сквозь вязкий и призрачный морок тумана. — Эти леса никогда не будут рады человеку. — Пойдёмте, — попросила её Дейенерис, осторожно беря за руку. — Может быть, и смотреть нам на это не стоит? Мне не страшно, но что толку тревожить обитателей этих лесов? Они спустились вниз, и Марвину не оставалось ничего, кроме как последовать их примеру. Злое место... Да, почти наверняка, если хотя бы половина из того, что поведал капитан, является правдой. Возможно, места эти не менее гибельны, чем джунгли острова Лэнг с его мёртвыми, разрушенными городами, уходящими глубоко под землю. Или Лоратийский лабиринт, населённый неведомо чем. В каюте зажгли свечи, чтобы разогнать сгустившийся мрак, от которого делалось не по себе. Дейенерис снова прилегла на кровать, глядя на подрагивающее пламя. Кинвара делала то же самое. «Что они видят там? — подумал Марвин. — Или это просто успокаивает?» Остаток дня они пробыли на нижней палубе, даже не пытаясь подняться наверх: смотреть было не на что и незачем. В каюте оказалось сложно определить наступление ночи, однако Марвин всё равно задремал, глядя на умиротворённое лицо Дейенерис, на котором плясали тени, отбрасываемые пламенем. Проснулся он от того, что корабль слегка покачнулся, и судно начало постепенно замедлять ход. Наверняка уже наступило утро, однако солнечного света не было. Более того: за окном стояла кромешная непроглядная тьма самой глубокой из ночей. Солнечный свет окончательно исчез, словно светило оказалось сожрано предвечным чудовищем, о котором слагали легенды древние народы. Безмолвие рухнуло на мир, как топор палача отсекая всякие привычные звуки. Всё, что осталось — это биение сердца, тревожное журчание воды, рассекаемой кораблём, недовольное поскрипывание деревьев, которые словно подступали ближе к берегу, как живые. Удивительно, но Марвин слышал это даже здесь, в каюте. — Что происходит? — спросила Кинвара, которая проснулась, верно, от того же неприятного чувства. — Ещё ночь? — сонно моргая, приподнялась на кровати Дейенерис. Марвину стало по-настоящему жутко, он коснулся её, стремясь прижать к себе в невольном защитном жесте, хотя что он мог поделать? Она недоумённо поглядела на него: — Мейстер... — Вам следует надеть доспех на всякий случай, — сказал он и перевёл взгляд на Кинвару. — Помогите королеве и присмотрите за ней, миледи. Я найду капитана, узнаю, в чём дело. Кинвара кивнула, Дейенерис же, всё ещё протирая глаза и изо всех сил сдерживая зевок, поднялась на ноги. Марвин же зажёг свечу, чтобы хоть что-то разглядеть, покинул каюту и направился к лестнице. Он надеялся, что новости окажутся не самыми дурными. Оказавшись наверху, он увидел зажжённые факелы, которые давали достаточно света, чтобы оглядеться. Задул свечу и посмотрел назад — по всей видимости, другие корабли следовали за ними. Рядом пробежал один из матросов, словно не замечая Марвина, и тот, поймав парня за руку, спросил на низком валирийском: — Что происходит? Где твой капитан? — Всё в порядке, — на том же ломаном наречии ответил смуглокожий человек, — не переживайте. Идите в каюту. Старикам и женщинам здесь не место. Почему-то последнее обозлило Марвина. Он, безусловно, старик, спору нет, однако из тех, кто видал такие вещи, от которых и молодого бы хватил удар. С ещё большей силой, которой у Марвина в избытке, сжав худое запястье, он почти прошипел: — Где капитан, я спрашиваю? Человек жалобно заголосил и тыкнул факелом в направлении кормы. Марвин понял, что перестарался — едва не сломал бедняге кость, выйдя из себя. Гнев он так и не научился контролировать с детства. — Извини, — неловко пробормотал он, выпуская руку, на которой наверняка останутся синяки, — я не хотел. Он направился в указанном направлении, почти сразу заметив низкорослую фигуру, воздевавшую вверх факел и мучительно вглядывающуюся вдаль, потом фигура махнула факелом пару раз — с другого корабля последовал такой же сигнал. — Что здесь происходит? — недовольно спросил Марвин, наблюдая за этой сценой. — Если вы знали, почему не предупредили? Вы подвергаете нашу королеву опасности! — Я? — удивился иббениец. — Ни в коем случае. Ложное обвинение. Королеве Дейенерис Таргариен ничего не угрожает, клянусь душой моей матери. — Тогда как вы это объясните? Разве не настал рассвет? — Марвин ткнул пальцем куда-то в темноту, обступившую корабль со всех сторон. — Я же сказал, если будут какие-то странности, не стоит удивляться, — напомнил капитан. — Возможно, я неясно выразился... — Яснее некуда, — сквозь зубы и с нескрываемым раздражением ответил Марвин. — Можете вы толком объяснить, что творится в этом проклятом лесу, иначе... Иббениец вздохнул и посмотрел на Марвина с некоторым сочувствием, но без страха. — Как бы вам сказать... Эта темнота не представляет собой угрозы. Никогда не представляла. Прежде нам случалось спускаться вниз по реке, она наступала, когда корабль проходил примерно половину пути. Потом точно так же отступала, хотя тут всегда сумрачно из-за деревьев. Мы зажигали факелы и спокойно плыли. Поначалу тоже боялись, потому что вокруг очень тихо... Но вскоре привыкли. Марвина такие объяснения не удовлетворили. — Немыслимо. — Как я и сказал... в этом месте много тайн, — пожал плечами капитан. — Так что не переживайте. Спускайтесь в каюту к королеве, скоро темнота уйдёт. Она не задержится надолго, обещаю. Здесь вы ничего интересного для себя не увидите. Скоро лес закончится, и вы вспомните об этом как об интересном приключении, которым сможете дополнить свою историю о чудесах, если пожелаете её написать, — в последнем слышалась насмешка, но Марвин предпочёл сделать вид, что не заметил её. Он спустился вниз, недовольно ворча себе под нос что-то о людях, которые совершенно иначе представляют себе «странности», чем он. В каюте на одной кровати сидели Дейенерис и Кинвара, негромко переговариваясь о чём-то. Марвин сразу заметил, как красная жрица сжимает ладони Дейенерис в своих, не то успокаивая её, не то уговаривая. — Всё в порядке? — немного обеспокоено спросил Марвин. Дейенерис тут же встала, вырывая руки из ладоней Кинвары, и направилась к нему. — Что там происходит? На нас кто-то напал? — Я бы охарактеризовал это скорее как «что-то», — невесело хмыкнул Марвин, — но нет, государыня... Нам ничего не угрожает, просто особенность местности. Если верить нашему капитану, разумеется. — А вы ему верите? — иронично спросила Кинвара, тоже оказавшаяся рядом. — Иного выхода я пока не вижу. Остаётся только ждать, когда всё закончится. И закончится хорошо, — Марвин предельно серьёзно посмотрел на Дейенерис. — Не сочтите за желание вас напугать, но вам действительно лучше облачиться в доспех, как я и говорил. Успокойте сердце старика, ваше величество, прошу вас. — Я и сама об этом думала, просто не успела, — Дейенерис распахнула крышку сундука, в котором лежал немногочисленный скарб. В том числе и Укротитель драконов, на который она посмотрела задумчиво, даже коснулась рукой. Марвина охватило странное беспокойство, но Дейенерис уже доставала выкованный для неё лёгкий панцирь, который Марвин помог ей надеть. — Так намного лучше, — заверил он, улыбаясь уголками губ. Однако улыбка Дейенерис тут же померкла, в глазах отразилась тревога. От Марвина это не ускользнуло. — Я только что говорила Кинваре... происходит что-то странное, мейстер. — О чём вы? — сердце снова кольнула игла страха. Неприятно. Так, что свело лопатки. — Дрогон, — Дейенерис поглядела на рог, — я позвала его, но не чувствую... как будто не вижу его. — Почему же вы молчали? — Марвин перевёл взгляд с Кинвары на Дейенерис. — Он... — Нет. Он жив, — горячо заверила Дейенерис, — я бы почувствовала... но словно не может отыскать это место. Что-то мешает ему. — Я говорила... здесь обитает нечто недоброе, — мрачно молвила Кинвара и посмотрела в сторону, и только потом Марвин понял, куда именно направлен её взгляд. Туда же, куда глядела Дейенерис. От осознания его окатило ледяным ужасом. — Нет!.. — только и мог выдохнуть он, не в силах поверить, что Кинвара поддерживает Дейенерис в этом безумстве. — Нет, это опасно! Ваше величество, — настала очередь Марвина хватать Дейенерис за руки. Возможно, совершенно непочтительно, но его то не особенно волновало. — Вы же наверняка прекрасно видели предупреждение, написанное там. Дейенерис мягко отняла свои ладони, выскользнув из хватки Марвина. — Может статься, всё не так опасно, — попыталась убедить Марвина Кинвара, но он и слушать не желал. — Да? Я должен был умереть — и уже умер бы — если бы не снадобье Квиберна, и неизвестно, насколько ещё его хватит. А всё от того, что я всего раз подул в этот проклятый рог! — В вас нет крови древней Валирии, — мягко напомнила Дейенерис, глядя на Марвина, как мать на дитя. — Разве не так? Я почти уверена, что он не причинит мне вреда. Не сможет сжечь. — Там говорится про смертных, ваша милость, — предпринял ещё одну попытку Марвин. Он едва не застонал. Сейчас он мысленно проклинал Кинвару, которая, похоже, и не думала помешать этой опасной затее. — Молю вас, одумайтесь! Если не беспокоитесь за себя, то вспомните о ребёнке, которого носите! Дейенерис, которая уже коснулась рога, резко повернула голову в сторону Марвина. Тому показалось, что в глазах её сверкнули решимость и ярость. — Она — не обычное дитя, — с уверенностью сказала Дейенерис, — эта вещь наших с ней предков, Рейенис ничего не угрожает. Наверняка, они препирались бы и дальше, пока Марвин — так или иначе — не сдался бы, ведь кто он такой, чтобы противиться желаниям королевы? Мейстеру надлежит служить и давать советы, но никак не принимать решения за монарха, как бы ему того не хотелось. Цепь обязывала его следовать ряду принципов, которые даже для Марвина оставались нерушимы. А Дейенерис, похоже, твёрдо стояла на принятых ею решениях и не привыкла отступать, особенно в подобных, почти безвыходных обстоятельствах. Где-то наверху раздался оглушительный треск, за которым последовал грохот и плеск. Корабль покачнулся, люди наверху что-то нечленораздельно кричали, и сквозь всю эту какофонию слышался удивительно звучный рёв капитана: — Замедляй ход, ублюдок! Топот ног. Очередной грохот и треск. Тогда-то Марвин, равно как и Кинвара с Дейенерис, понял, что происходит: огромные деревья падают в реку. Чем ещё можно объяснить этот звук? И, судя по приказам капитана, прямо перед кораблём. За которым следуют два других судна, и имеют все шансы налететь на них в темноте. Вот это уже действительно попахивало смертельной опасностью. «Странности, да?» — со злостью мысленно вопрошал Марвин, пообещав себе спустить с капитана шкуру за то, что тот не о возможных особенностях этого путешествия, поставив жизнь королевы под угрозу. — Оставайтесь здесь, молю вас, я поднимусь наверх и узнаю, в чём дело, — почти прорычал Марвин, бросаясь к лестнице, ведущей на среднюю палубу, взлетая по ступенькам с такой скоростью, что даже не заметил, когда они закончились. Люди метались из стороны в сторону, пребывая в не меньшем ужасе, чем сам Марвин. Кажущиеся скудными пятна пламени почти не отгоняли темноту, стекающую с деревьев в почерневшую, как смола, реку. Однако впереди действительно виднелся просвет. Просвет, до которого им не добраться. Потому что прямо у него, футах в четырёхстах, упало три необъятных дерева, полностью перегородивших забурлившую реку. Хуже всего оказалось то, что корабль начал набирать скорость. Он нёсся по бесновавшейся воде навстречу неминуемой гибели: столкновение грозило разбить его в щепки. Обезумевшее течение слегка развернуло судно правым бортом к упавшим деревьям. А сзади на них мчался такой же неуправляемый корабль, форштевень которого с виднеющейся на нём гальюнной фигурой готов был выполнить роль тарана. И, следует заметить, за ним находился ещё один корабль. Свалка. Месиво из обломков дерева и изодранной человеческой плоти. Марвина окатило ведром студёной воды и он, почти не чувствуя ног, бросился к капитану, ориентируясь на его уже охрипший от яростных криков голос. Приказ его почти наверняка пытались выполнить, но безуспешно. «Дейенерис! — в диком ужасе думал он, не в силах поверить, что всё может закончиться вот так, толком и не начавшись. Он повторял её имя, едва не сходя с ума от страха за её жизнь и собственного бессилия. — Дейенерис!» АХО! — вой и рёв огласили окрестности, заставив Марвина почти рухнуть на пол. Казалось, его ударило мощным кулаком — настолько сильным был этот звук. Даже не звук — вибрация, сминающая всё своей силой. — АХО! ХОАААА! — Дейенерис! — выкрикнул он уже вслух, в неверии глядя на неё, выбежавшую на главную палубу следом за ним. Кинвара стояла чуть поодаль, прижимая обе руки к груди, на лице её застыло нечитаемое выражение не то страха, не то потаённой надежды. Марвин сглотнул горячий ком, подкативший к горлу, а Дейенерис коснулась губами рога снова. АХОООО! Пробирающий до костей вопль — Марвин отчётливо услышал в нём сотни, тысячи испуганных человеческих голосов, исторгающих крики ужаса перед чем-то неминуемым. Словно все погибшие некогда во время Рока души взывали к этой тьме. Его собственное тело налилось странной болью, жаром, и он невольно сделал два шага назад. Рог в руках Дейенерис раскалялся, и зловещие надписи на валирийском вспыхнули ярче любого факела. Словно в руках она сжимала не рог, а само солнце. Из раструба его повалил густой и едкий дым, но Дейенерис, казалось, этого не замечала. Марвин в отчаянии смотрел на её сосредоточенное лицо, на стекавшие по вискам капельки пота. Агония потерянных в безысходной вечности душ возносилась к небесам, вторя воплям ужаса вполне реальным. Багровый, истекающий закипающей кровью свет, наполненный неведомыми тенями, хлынул в разные стороны, от чего жмущиеся к берегам реки деревья чуть подались назад, отклоняясь. И в этой потустороннем свете самого Рока, пламени божьего гнева, Марвин разглядел те самые покорёженные лица, о которых читал. Те, что принадлежали духам этого места. Их искривили гримасы невероятного ужаса и гнева. В раззявленных деревянных ртах виднелись длинные иглы зубов. И, о жестокие боги, лица двигались и менялись. Красный свет наполнял пространство, которое наливалось жаром, вырывающимся из невидимых расщелин, оставшихся в бурлящих руинах Валирии. Команда корабля, окончательно обезумев от происходящего, беспорядочно забегала. Некоторые принялись прыгать за борт, что, пожалуй, было даже более разумным, ибо судно по-прежнему несло на толстые стволы, перегородившие путь. Но стоило последнему воплю, исторгаемому из рога, затихнуть, как там, в необозримой вышине, за прочной клеткой оживших ветвей, прозвучал ответный рёв. Рёв дракона. В следующее мгновение ослепительно-яркое и невыносимо горячее пламя обрушилось на перегораживающие путь брёвна, а после окатило окрестные деревья. — Дракарис! — неожиданно громко выкрикнула Дейенерис, вздымая вверх свободную руку и взывая не то к Дрогону, не то к самому небу. Глаза её горели жарче пламени. Лицо её, озарённое отблесками пожара, поблёскивающее от пота и слёз, приобрело сходство с лицом неведомой богини, пришедшей воздать всем по заслугам. — Дракарис! Дракарис! Свобода! Перед глазами всё смешалось: орущие и мечущиеся люди, всепожирающее драконье пламя, окружившее корабль со всех сторон, ревущая темнота и бесконечные вопли — человеческие и призрачные, далёкие и близкие, — что перемежались кошмарными по природе своей стонами немыслимой разуму муки, кою сложно себе даже вообразить. Марвин, окончательно потерявший всякие ориентиры в охваченном безумием пространстве, не понимая даже толком, где верх, а где низ, рванулся вперёд. Скорее по наитию, действуя на инстинктах. Он подоспел к тому моменту, как рог с гулким гудением упал на деревянную палубу, шипя: он был раскалён почти добела. Подрагивающие руки Марвина успели перехватить Дейенерис прежде, чем она рухнула на колени. Видимо, силы окончательно покинули её. — Нет, нет, пожалуйста, — судорожно повторял он, не зная толком, кого просит. Дейенерис быстро дышала, но без хрипа, и на губах её, вопреки опасениям Марвина, не пузырилась кровь. Но радоваться он не торопился. Он прижал к себе подрагивающую Дейенерис, желая защитить, потому что эта девочка была единственным ценным, что оставалось. Самым ценным, что есть в этом мире. Корабль ещё больше накренился на правый бок, опасно скрипя, паруса его вспыхнули от жара, и Кинвара бросилась за рогом, который заскользил вниз. Она едва успела ухватить его возле самого фальшборта, почти касавшегося воды. Оставалось надеяться, что красная жрица удержится и не упадёт следом за теми, кто уже рухнул вниз — в бурлящую чёрную воду. По палубе в опасной близости катились бочки и ящики, сваливаясь в темноту и снося людей на своём пути. Воняло обожжённой плотью, волосом, горящим деревом и — вот уж неожиданность — жареной рыбой, что делало знакомый запах почти тошнотворным. От дыма ело глаза. Марвин знал, что пламя не тронет Дейенерис, но иррационально старался защитить её и от него. Доспех её раскалился, почти обжигая ладони, но Марвин их не отнял. Крики стали совсем уж невыносимыми. Дрогон ревел где-то в вышине, раз за разом исторгая из глотки упруги струи огня, пронзающие тьму стрелами. Лес у самого края пылал и гудел, разбитые, стремительно прогоревшие в середине брёвна разошлись в стороны, несясь по реке впереди корабля. Следующие за ними судна, по счастью, огонь не затронул, однако и там наверняка царила паника. Марвин зажмурился, не выпуская Дейенерис, пусть та почти сразу перестала дрожать. Его окатил жар, едва не заставивший кожу воспламениться, под закрытыми веками вспыхнуло красным цветом — корабль проходил сквозь огонь. Судя по запаху и того, как его шатало, огонь бы давно поглотил и сам корабль, если бы не бурлящая под ним река, окатывающая борта со всех сторон, заливавшая палубу. Марвин не имел ни малейшего представления, как они с Дейенерис устояли, не потеряв равновесия, как река не смела их — видимо, им помогли иные силы. Отнюдь не человеческие. Проклятый лес остался позади — когда Марвин рискнул распахнуть мучительно сухие и слезящиеся от дыма глаза, то увидел, как чёрные стены удаляются, а жаркое пламя, охватившее было подлесок и подступившее к чаще, угасает само собой. Паруса дотлевали, роняя ошмётки ткани на мокрую палубу. Те шипели. Кинвара сидела у самого края, одной рукой придерживаясь за планширь, а другой — прижимая к себе рог. Люди вокруг стонали и кричали, некоторые обожжённые продолжали прыгать в воду, стараясь облегчить муки. Те моряки, что не отдали свои жизни реке раньше, и которых не тронуло пламя, в растерянности оглядывались, полагая, наверное, что угодили в загробный мир. Там, в оставшемся позади древнем лесу, что-то гудело. Корабль дрогнул от порыва ветра — Дрогон пронёсся совсем низко, устрашающе рыча. Он явно был недоволен. Судно — то, что он него осталось, — несло скорее по инерции, раскачивая из стороны в сторону, но уже не так беспощадно. Один из двух других кораблей почти поравнялся с ними. По счастью, пламя его такелаж почти не повредило, разве что само судно кое-где обуглилось с бортов. Третий корабль отставал, и только сейчас его выносила река, мотыляя несчастную посудину из стороны в сторону. Марвину показалось, что на нём подозрительно тихо, никакого движения на борту, криков, как на прочих кораблях, но времени думать об этом не оказалось. — Вы меня совсем задушите, мейстер, — услышал он недовольный голос, и только тогда рискнул опустить глаза и разжать руки. Дейенерис легко отстранилась. — Вы... вы в порядке? — охрипшим голосом произнёс Марвин. — Конечно, — Дейенерис посмотрела туда, куда приземлился Дрогон. Он впился в корабль, который относило к берегу, внимательным взглядом. — Я — дочь древней Валирии, от крови дракона. Разве могло быть иначе? «Могло!» — хотел сказать Марвин, но прикусил язык. И даже сейчас он не спешил радоваться. Ему следовало осмотреть Дейенерис, как только выпадет такая возможность. Безнадёжно повреждённое судно начало, наконец, замедлять ход: само или потому от парусов его почти ничего не осталось, не столь важно. Происходящее вокруг напоминало картину, которая могла бы предстать перед любым счастливчиком, которому довелось пережить стихийное бедствие. Впрочем, почти так оно и было. Кинвара же, напротив, выглядела довольной, подойдя к ним, от чего Марвина обуял гнев. — И вы позволили, миледи!.. — Дейенерис не дала ему закончить. — Это не зависело от Кинвары, — сказала она. — Я бы всё равно это сделала. Марвину оставалось только вздохнуть. Истерзанный корабль почти прибило к правому берегу, от чего он шатался, словно пьяный; одно из обуглённых брёвен перегородило путь, прижавшись к борту, что сейчас только к лучшему — они остановятся самостоятельно, без помощи верёвок и канатов. Капитан, о котором Марвин успел позабыть в творящемся вокруг хаосе, выглядел не лучше своего судна. На нём лица не было, и его тоже слегка пошатывало. — С вами всё хорошо? Боюсь, вам придётся сойти чуть раньше, — сообщил он очевидную новость деревянным голосом, — нам придётся... со многим разобраться. — Очевидно, что так, — хмыкнул Марвин. Он даже не потрудился выступить с очередной обвинительной речью — какой толк тратить на это силы? Он посмотрел на Кинвару, мокрую от воды, что переливалась через борт. Рог она прижимала к себе. — Что с третьим судном? — Марвин опять перевёл взгляд на бледного, дрожащего капитана, который, видимо, и сам не верил, что остался жив. — Пока не знаю... Но мне кажется... там никого нет, — капитан сглотнул. — Совершенно никого, словно... нечто поглотило их, когда опустилась тьма. *** Корабль остановился не сразу. Поскольку никаких пристаней здесь не было — только голая, покрытая травой земля — пришлось дожидаться, пока судно окончательно не прибьёт к берегу благодаря удерживающему его мощному стволу, и оно не упрётся в землю, опасно скребя днищем по камням и песку. Только тогда стало безопасно сойти с него. Вопреки опасениям, полностью сгорели только паруса да мачты. Но чинить их никто не собирался: куда проще оказалось перетащить грузы и раненных на два других судна и уже на них добраться до Ваэс Дотрак. О том, чтобы идти обратно, через всё тот же лес, пока не было и речи. Второй корабль ютился рядом с первым, а третий пришлось ловить и практически идти на абордаж. Поскольку тот действительно оказался пугающе пуст. Никакого присутствия людей. Ни крови, ни ещё каких-то признаков насильственной смерти. Словно темнота действительно поглотила их. Спускаться на берег пришлось по штормтрапу. Рог почти сразу же оказался спрятан в спущенном на сушу сундуке, пусть Марвин и не испытывал желания даже касаться этой опасной вещи ещё раз. Прошлого опыта ему оказалось предостаточно — до конца дней. Дейенерис подбежала к Дрогону, который и сам ринулся навстречу матери, едва завидев её фигурку, сошедшую на сушу. Люди в испуге подались назад, однако зверя они в тот миг совершенно не занимали. Марвин, что прежде задумчиво разглядывал странные борозды у самой ватерлинии, которые напоминали глубокие царапины, сделанные длинными острыми когтями, подумал теперь о другом: как, седьмое пекло, это возможно? Что такое таится в этом лесу и в этой реке? И да хранит вечный свет души прыгнувших и упавших за борт, ибо никому из них не суждено всплыть. Он ведь не сразу обратил на это внимание в творящемся вокруг хаосе: по реке должно было плыть вниз по течению, как минимум, несколько трупов, однако там обнаружились только брёвна и лишь пара мёртвых тел, которые оказались в реке уже после того, как корабль вышел из леса. Сейчас этих бедолаг как раз вытаскивали верёвками на берег. Нескольких раненных, которые не могли подняться, водрузили на быстро собранные носилки. Марвин подошёл к капитану, который в расстройстве сидел на одном из ящиков, что насилу стащили с корабля. Тали сгорели, потому пришлось использовать для этого деревянные доски. Лицо иббенийца было мрачнее тучи. И ведь дело не только в безнадёжно испорченном грузе, большую часть которого разбросало по всей реке или разметало по грузовой палубе так, что и думать нечего о его продаже. — А, это вы, — завидев Марвина, выдохнул капитан. — Уж не чудовище из леса, — скрыть скепсис не представлялось возможным. — Думаете, если бы такое случалось регулярно, мы бы воспользовались этим путём? — тут же набычился капитан, чувствуя в словах обвинение. — Мы не такие дураки! — Ладно, будет, — примирительно выдохнул Марвин. — В конце концов, нам ещё добираться вместе до Ваэс Дотрак. — Жалко корабль, конечно... Но людей ещё больше, несколько моих ребят погибли, один обожжён так, что наверняка до вечера не доживёт, — капитан досадливо махнул рукой. — И команда теперь боится заходить на корабль, с которого все исчезли. Я их понимаю. — Нам всё равно, — отрезал Марвин. — После всего этого, мы разделим компанию даже призраков, если потребуется. Нам нужно попасть в Ваэс Дотрак, другого транспорта пока нет. Капитан хмуро покосился на него. — Видимо, мы там надолго. Никто не захочет больше соваться в этот лес. Рядом оказалась Кинвара, прислушивающаяся к разговору. Марвин резко развернулся к ней. — Нам, миледи, сказочно повезло, — мрачно изрёк Марвин, глядя на неё. — Хоть это вы понимаете? — Вы всё ещё злитесь на меня? — вместо ответа спросила Кинвара, всем видом изображая невинность. — Седьмое пекло, ещё как! — выдохнул Марвин. — Я полагал вас более благоразумной хотя бы в том, что касается жизни Дейенерис. Она бесценна. Разве этого вы не понимаете? — Очень хорошо понимаю, мейстер, и не подвергала бы её риску. Но риска не было, — улыбка Кинвары казалась раздражающей. Марвин, кипя от негодования, намеревался спросить, откуда в Кинваре поселилась такая уверенность, особенно после случившегося в К`Дате и ясно написанных предупреждений, но не успел. Дейенерис окликнула их. — Да, ваше величество? — с некоторой опаской обратился к ней Марвин, всё ещё высматривая признаки недомогания. Однако, если те и были, Дейенерис их не выказывала. Она посмотрела задумчиво на сундук, а после снова — на Марвина и Кинвару. — Я не знаю, поможет ли это, ибо лес невозможно сжечь, его явно нечто охраняет от пламени, но я могу попытаться, — объявила она. Марвина объял знакомый ужас. Он едва не застонал: мало он боялся за неё сегодня. Безрассудство, безумство — и ещё трижды безрассудство! — Это опасно! — С Дрогоном мне ничего не грозит. И я не буду опускаться низко, — Дейенерис явно не была настроена на споры. Марвин хотел было что-то крикнуть, но в бессилии закрыл рот и опустил руки: нет, его королева не из тех, кто меняет свои решения. Разве ещё не понял? — Но мы даже не знаем, что это такое! — предпринял последнюю, отчаянную попытку Марвин. — Они тоже не спрашивали, кто мы, когда решились напасть, — не оборачиваясь, бросила Дейенерис, пресекая дальнейшие споры. В её голосе звучали вполне справедливые по этому поводу гнев и негодование. Суетящиеся на берегу люди закричали, когда мощная фигура дракона взмыла в небеса. Порыв ветра от его крыльев сбил Марвина и Кинвару с ног. Капитан подскочил на месте, тревожно глядя вслед Дейенерис. — Куда она?! — в почти священном ужасе вопрошал он. Ответ он получил почти сразу. Дрогон выдохнул струю пламени, окатившую чёрные деревья. Марвину почудилось, что он услышал далёкий, неистовый вой, полный злобы и боли. Ведомый Дейенерис, Дрогон устремился ещё выше, щедро поливая деревья огнём, выдыхая обжигающее пламя снова и снова, пока некоторые из них не затрещали, заваливаясь на бок. Обычный лес бы уже вспыхнул, как спичка, но сейчас огонь перекидывался на деревья, прилегающие к реке, не распространяясь дальше. Как будто властвующие здесь древние силы с трудом, но удерживали его. Река опять всколыхнулась, осколки брёвен проплывали вниз по течению, едва не задевая корабли. Некоторые из них врезались в остов «Ледяного дракона», почти лежащий на боку, образовывая небольшую запруду. На берегу повисло долгое молчание, которое вскоре сменилось яростными победными воплями. Люди вздымали руки, выкрикивали что-то, прыгали, видя, как ненавистный злой лес, убивший сегодня нескольких человек и покалечивший столько же, пусть не горит, но отступает. Капитан, взобравшись на ящик, приветственно взмахнул руками. Эта искренняя, непередаваемая радость, торжество над погубившим их друзей мраком, передалась и Марвину. Его охватила приятная дрожь. Дрожь преклонения и любви к этой отчаянно храброй девочке, которая прямо сейчас одна сражалась с неведомым злом, даже не зная, что оно из себя представляет. Однако любой мрак бессилен даже перед проблеском света. Дейенерис же являлась не просто проблеском или лучом: она была ярким и горячим пламенем. И пламя это наполняло человеческие сердца надеждой. Марвин видел прежде перепуганных и растерянных людей. Глядя на Драконью Королеву они, похоже, едва ли не впервые поняли, кто она такая. — Огонь! Огонь! Огня! Огня! Матерь Огня! — кричали они на все голоса. И глаза их наполнились тем же огнём, которым Дейенерис так щедро делилась с другими. Согревающим и спасительным с теми, кто был ей дорог и верен, уничтожающим и разрушительным — с теми, кто встал у неё на пути. Лес как-то странно ухнул, и Марвин почувствовал, как ноги его буквально врастают в землю, а желудок наполняется тяжёлым свинцом, когда оттуда вверх взметнулась необъятных размеров чёрные тени. Они переплетались в упругие, гигантские канаты, делая бросок вперёд. Это деревья, вдруг дошло до Марвина. Проклятые ветви, которые окончательно ожили, удлинились и приобрели сходство с чем-то иным. Наполненные злой силой, они хлестали по воздуху, отчаянно пытаясь схватить Дрогона и его всадницу. И, о боги, как они были близки к тому! Наверное, Марвин отчаянно закричал, но не слышал того. Только ощутил, как больно впилась в его руку Кинвара. Он слышал только её беспокойное дыхание. Люди на берегу тоже замерли и замолчали. В тишине слышался рёв пламени. Дрогон резко развернулся, ловко уходя от удара, а после — и от попытки вцепиться в его крыло. Он низверг очередную мощную струю огня, и ещё одну. Вытянутая не то лапа, не то щупальце судорожно задёргалось, прожжённое в нескольких местах. Дрогон взмыл ещё выше, окатив огнём нападавшее на него чудовище. Люди снова принялись кричать, когда плотный мрак, роняя ошмётки древесины и покорёженной плоти, с яростным шипением спрятался между деревьев. Те содрогнулись, ушей коснулось недовольное ворчание. Лес у реки гудел, охваченный пламенем. По густой чаще пронёсся озлобленный вой раненного зверя, который пытался спрятаться поглубже, чтобы набраться сил. Марвин же чувствовал, как сердце у него заходится где-то в горле. Кинвара, наконец, отпустила его руку. Неожиданно приступ кошмарного кашля сдавил грудь, и Марвин, прижав руку к груди, судорожно закашлялся. — Архимейстер, — беспокойный голос склонившийся над ним Кинвары доносился сквозь человеческие крики и гул огня. Марвин увидел на ладони, которую прижал ко рту, несколько капель крови. «Седьмое пекло!» — с досадой и разочарованием подумал он. — Всё в порядке, — у него было ещё два пузырька, данных Квиберном, однако он решил их приберечь — что, если Дейенерис потребуется помощь? Вытерев рот, он хрипло выдохнул: — Королева... — Она возвращается, — в голосе Кинвары послышалось облечение. Марвин разогнулся, поднимая вверх слезящиеся глаза и ощущая на языке металлический привкус. Дрогон с Дейенерис на спине приближался, и от сердца сразу отлегло. Большинство моряков, позабыв о прочих делах, бросились навстречу юной девушке, которая только что сражалась в том числе и за них. Видимо, теперь они боялись её куда меньше, чем прежде, как бы странно это ни звучало, учитывая только что случившееся. *** Дейенерис осторожно слезла с Дрогона. Марвин увидел её доспех и лицо, слегка припорошенные пеплом. Моряки замерли на почтительном расстоянии, глядя на неё во все глаза, но не решаясь приблизиться под недовольным взглядом Дрогона. На Марвина и Кинвару он не обратил никакого внимания. — Что с ними? — спросила Дейенерис, косясь на людей. На лице её блуждала улыбка, которая никак не вязалась с обстоятельствами. Видно, ей понравилась собственная опасная выходка, однако Марвин предпочёл не делать никаких замечаний. Какой в том толк? Лишь ещё раз покажет себя старым ворчуном. — Они восхищены вашим поступком, — пояснил Марвин. — Однако... боги, зачем?! — Я толком ничего не разглядела, даже испугаться не успела. Видите, всё в порядке, как я и говорила. С Дрогоном я в безопасности. Марвин много чего мог бы сказать, и о том, насколько безрассудно это было, учитывая положение Дейенерис, и насколько опасно. Однако у него решительно недоставало сил злиться на королеву, когда он видел её лицо и слышал её голос. Он мог только пожелать, чтобы больше она не подвергалась такой опасности, а, если такое и случится, иметь возможность закрыть её сердце своим собственным. — Я так рада, ваша милость, что всё обошлось, — улыбнулась Кинвара. — Это чудовище... видимо, некоторое время ему предстоит зализывать раны. Дейенерис вдруг сердечно обняла её и снова посмотрела на людей: — Я должна подойти к ним. Сказав это, она направилась вперёд: туда, где замерла молчаливая толпа, впереди которой стоял капитан. — Не знаю, свободен ли путь, но вряд ли сейчас чудовища покажутся. Берите всё, что вам требуется, и отправляйтесь обратно, — Марвин, слышавший её слова, едва не поперхнулся воздухом. Вопросительно посмотрел на Кинвару, но та глядела только на Дейенерис. — Плывите. Расскажите о том, что видели. Пусть люди знают, как опасен стал мир. — Королева, — капитан встал на одно колено. Видно было, что то ему непривычно, однако он делал это от чистого сердца. Моряки повторили жест за ним, склоняя головы. — Вы сотворили великое чудо, свидетелями которого мы стали. Как нам отблагодарить вас? Я признаю свою вину, пусть и не ведал о том, что нас ждёт. Если вы решите кого-то наказать, пусть это буду я. — Я не собираюсь наказывать вас за выходки неведомых чудовищ, — пообещала Дейенерис и протянула капитану руку. Тот в некотором неверии поглядел на неё, а после нерешительно коснулся. Мрачное лицо его снова тронула улыбка. — Плывите на Иб, — продолжила Дейенерис, когда капитан, кланяясь, подался назад, к своей команде, — возвращайтесь назад, и где бы вы ни оказались, говорите, что Дейенерис Таргариен здесь, и она не будет прятаться. Она придёт, чтобы покарать врагов. Скажите, что я, как и вашим магистрам, не буду приказывать. А дам выбор: принять смерть от чудовищ или следовать за мной. Марвин с неожиданной ясностью понял, что увиденное сегодня надолго останется в памяти этих несчастных моряков. Обрастёт домыслами, байками и лишними подробностями, и некоторые этим рассказам не поверят. И всё же... Капитан, низко опустив голову, пробормотал: — Клянусь, что никогда не забуду этих слов. Мои дети узнают о них. И ещё раз простите, что по моей вине вы подверглись такой опасности. Я бесконечно сожалею... Дейенерис прервала его извинения: — Я сказала и повторю: не вы повинны в том, что существуют чудовища. Идите же! Моряки вскакивали, выкрикивая какие-то приветствия, капитан, кланяясь, удалился. Дейенерис вернулась к Марвину и Кинваре, улыбаясь с нескрываемым облегчением. — Надеюсь, они сделают так, как я сказала. — Простите, ваше величество, но корабли... — Марвин прокашлялся. — Мы с леди Кинварой должны были добраться до Ваэс Дотрак до них. Как же теперь мы... — Дрогон отвезёт нас, — выказала она невероятнейшее из предложений, которые Марвину доводилось слышать за последнее время. — Что? — не понял он. — Он согласится? — на удивление спокойно спросила Кинвара. Похоже, такая перспектива не страшила её, напротив — влекла. Марвин только и мог, что растеряно хлопать глазами. — Заманчивое предложение... — проворчал Марвин. — Но, боюсь, это... — ...вполне возможно, — закончила его фразу Дейенерис. — При некоторых обстоятельствах Дрогон пускает других. Вместе со мной, разумеется. Так уже было... за Стеной, — лицо её на короткое мгновение омрачила тень печальных воспоминаний. —Думаю, сейчас тоже подходящий момент. Тем более, Дрогон не выказывал к вам агрессии. — Думаете? — вырвалось у Марвина. — Ах, прекратите! — теперь уже раздражённо одёрнула его Кинвара. — Не будьте таким... разве вы никогда не хотели чего-то подобного? — Каким?! — набычился Марвин. — Довольно! — повысив голос, вклинилась в короткую перепалку Дейенерис. За спиной её рыкнул Дрогон, поочерёдно оглядывая всех. Марвин невольно поёжился. После случившегося только что нервы были на пределе. Удивительно, что Дейенерис выглядит относительно спокойной, словно до конца и не сознала всего того ужаса. — Увидев то чудовище, я поняла, что медлить нельзя. Нам необходимо сегодня же попасть в Ваэс Дотрак. Время, мейстер. Вам придётся рискнуть, поскольку задерживаться нельзя ни в коем случае. — Я уже говорил вам — направляйтесь вперёд... — Нет! — ещё резче произнесла Дейенерис и на сей раз нахмурилась. — Хватит мне перечить! Я не могу рисковать ни вами, ни миледи Кинварой из-за вашего же упрямства и страха. Марвин, который никогда прежде не считал себя трусом, устыдился. В самом деле, ведёт себя, как старый дед. Если ему суждено погибнуть в драконьем пламени или нелепо свалиться со спины Дрогона, так тому и быть. Судьбы ведь не избежишь. Он, глубоко вздохнув, опустил плечи. — А как же быть с вещами, ваша милость? — слабо спросил он. Задумавшись, Дейенерис вынесла вердикт: — Возьмите только рог. Остальное нам без надобности. Деньги у нас есть, в Ваэс Дотрак можно купить всё необходимое. Дрогон покачал головой и фыркнул, как кот, в морду которого плеснули водой. Из широких ноздрей вышло две струйки дыма. — Вы готовы? — спросила Дейенерис скорее у Марвина, поскольку Кинвара, ясное дело, не возражала. «Нет». — Да, ваше величество. Только нам придётся ещё немного задержаться: вы видели раненных. У меня с собой мало средств на такой случай, однако долг обязывает меня помочь страждущим. Вы позволите? — Разумеется, — лицо Дейенерис смягчилось, и она печально улыбнулась. — Я не могу оставить людей без вашей помощи. Делайте то, что сочтёте нужным. Я подожду. *** — Вы готовы? — спросила Дейенерис, глядя на то, как Марвин нервно теребит верёвку, которой привязал к спине треклятый рог. Он недавно закончил перевязывать последнего раненного, сооружая наскоро из имеющегося материала шину, чтобы наложить на сломанную руку. Выживших раненных отнесли на третий корабль, который теперь, видимо, станет подобием плавучего лазарета. По счастью, в команде отыскался человек, который прежде выполнял роль лекаря, и он оказался невредим. Воистину, боги сегодня были милостивы. Дейенерис взобралась на спину Дрогона, устроившись поудобнее. Сразу за ней сидела Кинвара. Марвин ещё раз вздохнул и принялся карабкаться, позорно покряхтывая и слушая недовольное ворчание Дрогона. Должно быть, тот клял его по чём свет стоит, но Марвин, по счастью, не знал драконьего языка, если таковой и имелся. Через некоторое время, весь в поту, раскрасневшийся, он очутился за Кинварой. — За что здесь... — он оглядел весьма неудобно выпирающие шипы, которые казались пугающе гладкими. Сидеть было затруднительно, но Марвин, сцепив зубы, устроился так, чтобы ничего не упиралось в его спину — и всё-таки это могло окончиться печально, если Дрогон резко вскинется. Наросты не выглядели безопасно, как и сам дракон. — Держитесь за шипы, — едва ли не со смехом посоветовала Кинвара, глядя на кислое лицо Марвина, которого не захватывали открывающиеся перспективы. Смех её подхватила Дейенерис. Дрогон повёл головой, и Марвин ощутил, как напряглось под ним сильное тело. Кожа зверя была приятно-тёплой на ощупь, и твёрдой, как камень. Марвин и не надеялся увидеть подобное когда-нибудь настолько близко, но понял, что прекрасно бы просуществовал и без этого. Посмотреть — с удовольствием, сесть самому... Боги, чистой воды безумие! Очередное за сегодняшний бесконечный день. И всё-таки он протянул вперёд руки, хватаясь за два длинных нароста и надеясь, пусть и слабо, что не сорвётся вниз. — Sōvēs![1] — безо всякого предупреждения приказала Дейенерис на высоком валирийском, и Дрогон, расправив могучие крылья, принялся разгоняться. Марвина качало из стороны в сторону. Наконец, дракон оторвался от земли, стремительно взлетая вверх. Марвин зажмурился, не желая смотреть, сжимая пальцы до боли, до онемения. Ветер ударил в лицо, заставив поёжиться. Осторожно открыв вначале один глаз, затем другой, Марвин увидел стремительно отдаляющуюся землю, всё ещё не особенно веря в происходящее. Это походило на сон. Пугающий, но захватывающий. Мимо проносилось зелёное море — здесь начинались бескрайние дотракийские степи. Вверху оставалось только небо, близко к которому Марвин никогда так прежде не бывал — и вряд ли снова окажется. Чёрная тень ужаса, способная привести в трепет кого угодно, ложилась на землю. Марвин оглянулся. Лес удалялся, а река превратилась в тонкую линию, что бежала к самому Чреву Мира. Что ж, всё даже лучше, чем ожидалось. Некоторое время он, пожалуй, выдержит. Всмотревшись вперёд, он увидел Дейенерис, прижимавшуюся к спине Дрогона и ведущую его, словно капитан — невероятное летучее судно, заряженное огнём. Наверное, так только в сказках бывает. Но Марвин, стыдясь своих прежних опасений, вынужден был признать, что, невзирая на все неудобства, чувство полёта оказалось самым лучшим из того, что ему когда-либо доводилось переживать. Более того: он понял, какую честь ему оказала Дейенерис. Если бы это стало последним, что доведётся испытать в жизни, Марвин бы не почувствовал никакого сожаления. Лишь восторг. Солнце почти коснулось западного горизонта, и Марвин почти не ощущал ни спины, ни собственных пальцев, когда прямо перед ними выросли очертания Матери Гор, говорящей о том, что Дрогон принёс их почти в самое сердце Степи.