Матерь богов

Санса всегда спускалась в ледяное безмолвие крипты без короны, выбирая самое простое из тёплых платьев. — Иногда я не знаю, правильно ли поступила, — в сотый раз повторяла она, поднимая глаза на лицо отца и мысленно ругая резчика по камню. — И порой мне кажется, что всё зря. Может быть, потому что я не так умна, как мне казалось, а королевский венец — великая тяжесть. Теперь я понимаю, как тяжело тебе приходилось. Она коснулась пальцами руки отца, даже сквозь тёплые кротовьи рукавицы ощущая холод бездушного камня. Глаза отца устремлялись в никуда, и иногда Сансе чудилось, что лицо его, пусть и не особо похожее на него при жизни, приобретало недовольное выражение. Санса ощутила странное дуновение на коже, холодный могильный воздух коснулся щёк, и она вздрогнула — как будто кто-то действительно испустил беззвучный выдох ей в лицо. — Отец, — почти пролепетала она, превратившись в маленькую девочку — не королеву Севера, а маленькую пташку с Летних островов. — Я всегда верила, что это нужно сделать и всегда желала процветания этим землям. Север должен был стать свободным, ты не хуже меня знаешь, что к югу от Перешейка... — Санса запнулась, словно разом забыв все слова, но быстро взяла себя в руки. — Для тех, кто живёт южнее Перешейка, мы навсегда останемся чужаками. Им нет дела до наших бед. Но люди... с ними нелегко и мне не хватает твоей мудрости. Ты мне иногда снишься, отец. Она почти смиренно склонила голову, а после подняла взгляд и посмотрела на статую Лианны Старк, находящуюся поблизости. — Надеюсь, ты тоже когда-нибудь простишь меня, тётя, — слова сорвались с губ почти бесшумно, осели во влажном воздухе крипты облачками пара. Санса подхватила юбки и направилась к выходу, сопровождаемая светом подрагивающих факелов и стуком собственных каблуков, который отражался от гранитных столбов и сводчатых потолков. Она не оглядывалась, давно привыкнув к ощущению тяжёлого и пристального взгляда в самую спину, пусть и знала — в крипте никого не было. Мёртвые глаза королей и Хранителей Севера наблюдали за ней из своих глубоких чёрных могил. Покидая крипту, Санса всегда становилась такой, какой её теперь привыкли видеть. Дочерью Севера, королевой Зимы. Иной раз её лицо приобретало несколько надменное, даже отстранённое выражение. Поднимаясь по лестнице с узкими и извилистыми, слегка скользящими под ногами ступенями, Санса всегда придерживалась за стену. Сейчас она стремилась к богороще. Ей следовало обратиться к богам своих предков, Старым богам Севера, чтобы успокоить собственное сердце. В богороще, рядом с сердцедеревом она действительно испытывала истинный покой. Душа её устремлялась к белым корням, касалась кроваво-красных листьев. Сердцедерево стояло здесь прежде Сансы, прежде самого Винтерфелла и Первых Людей, видело предшествующую свету огня тьму. И продолжит стоять, когда Санса сама ляжет рядом со своей семьёй в крипте. — Они когда-нибудь отвечают тебе? — насмешливо спросил однажды Пёс, застав её врасплох. — Мне достаточно того, что они меня слышат, — ответила ему Санса. И услышала ставший привычным лающий смех Пса. Толстые колонны железностволов, страждеревьев и дубов шелестели на слабом ветру. По чёрным водам запруды пробежала слабая дрожь, несколько красных листьев, сорвавшись, скользнули к ногам Сансы, смотревшей на вырезанный лик. Багряный сок, застывший на белоснежной коре, как и всегда, напоминал слёзы. У Старых богов не было имён, и не было истинного облика — само воплощение дикой природы, не тронутой рукой человека. Санса не знала, сколько времени прошло прежде, чем она покинула богорощу. Здесь было легко забыть о мире, который существовал вокруг. Едва оказавшись на главном дворе, она тут же услышала хорошо знакомый, скрежещущий голос Пса, которого она вспоминала совсем недавно. — Ты чего уставился-то? — Пёс, только что вышедший из нового арсенала, нос к носу столкнулся с Лью Вулфилдом — молодым, но крепким знаменосцем лорда Вилиса Мандерли, недавно прибывшим в Винтерфелл. Лью, если и был наслышан о дурном характере Сандора Клигана, не придавал тем слухам особого значения. — Хочу запомнить, что такое настоящее уродство, чтобы было о чём рассказать внукам, — откликнулся Лью, ухмыляясь, как сельский дурень. — Не трать понапрасну время, — Пёс сорвал с широкого кожаного пояса большую флягу, чтобы сделать три коротких глотка. Кадык его дёрнулся на заросшей жёстким чёрным волосом шее. Санса поняла, что во фляге не вино, а подслащённый самогон. Такой крепкий, что с непривычки перехватывало дыхание. Ей довелось единожды попробовать его на Стене. — Потому что внуков у тебя не будет, — продолжил тем временем Пёс. Лью скривился, явно оскорблённый тем, что с ним таким тоном разговаривает этот неотёсанный мужлан. — Ты мне угрожаешь? — Удивительно, что это дошло даже до тупицы, вроде тебя! — почти пролаял Пёс, и тогда Санса решила вмешаться, понимая, что иначе «предсказание» его имеет великое множество шансов сбыться. Мимо прошла одна из кухарок, направляясь, как и следовало ожидать, в сторону западных ворот, где высилось недавно отстроенное заново круглое здание кухни. Санса почувствовала запах свежей ежевики, к которой она в последнее время питала не меньшую любовь, чем прежде — к лимонам. — Довольно, милорд, — строгим властным голосом повелела она, от чего спор сразу же прекратился. — Вам стоило быть повежливее с моим гвардейцем. Лью покраснел от гнева, а сжатые губы, напротив, побелели. Санса не отводила взгляда, явно ожидая продолжения и внимательно наблюдая за его реакцией. — Прошу меня простить, ваша светлость, — он всё же сумел взять себя в руки. Пробормотал это извинение, он, дёргано поклонившись, отправился восвояси. Санса выдохнула с облегчением. Не хватало ещё, чтобы пролилась кровь, тем более, Лью Вулфилд был её гостем. «Что они себе позволяют?» — возмущение Сансы не ведало предела. Возможно, этот Лью и не знал, кто такой Пёс, сочтя его за какого-нибудь конюха, но она твёрдо решила обратиться к лорду Мандерли с настоятельной просьбой приструнить своего знаменосца. У неё самой и без того доставало прочих, куда как более серьёзных и важных забот и проблем. — Не стоило спасать его, — вновь проскрежетал Пёс, толком даже не глядя на Сансу. — Ему следовало бы научиться манерам, раз уж он считает себя лордом. — Не все столь благовоспитанны, как ты, — с полуулыбкой ответила ему Санса. Пёс громко фыркнул. — И мне не хотелось бы потом разбирательств по этому поводу. Достаёт прочих беспокойств. Пусть этим займётся лорд Вилис. — Сегодня будет пир, поэтому они набились в замок и распоряжаются здесь, как у себя дома, — произнёс Пёс, хмуро посмотрев Сансе в глаза. Та кивнула и огляделась вокруг. В Винтерфелле, полуразрушенном после битвы с Королём Ночи и его армией, ещё продолжался ремонт, требовавший больших вложений. Поэтому гостей размещали не только в предназначенном для этого гостевом доме рядом с богорощей и тёплыми источниками, но и по всему замку — везде, где можно было отыскать приемлемые для жилья комнаты. Третьего дня закончилась постройка нового зимнего сада, уничтоженного во время битвы полностью. Теперь, во всяком случае, они смогут даже во время летних снегов выращивать свежие фрукты и овощи для обитателей замка, а избыток отправлять в Зимний городок. — Приехали многие северные лорды, поэтому долг хозяйки и королевы предписывает мне как следует принять своих гостей. — Особенно любимая тобой леди Дастин, — со злым весельем сказал Пёс. Санса только закатила глаза от одного упоминания этого имени. — А мне, значит, снова всю ночь разнимать пьяные драки и следить, как бы лорды не перерезали друг другу глотки, набравшись вина и эля? — продолжил он и яростно почесал ухо, словно настоящая собака жарким летним днём. Санса знала — Пёс ворчит просто по привычке. — Мои люди умеют держать себя в руках, и ты это знаешь, — спокойно заметила Санса, глядя ему в лицо. Оно давно перестало пугать её. В большей степени от того, что она повидала людей пострашнее. Теперь Санса считала, что уродливей Джоффри или Рамси ей не доводилось видеть никого. По сравнению с ними Пёс мог бы назваться рыцарем из песен. Но Санса давно не любила ни песни, ни сказки. Пёс появился неожиданно — точнее, его самого притащили из Зимнего городка, раскинувшегося у стен Винтерфелла. Санса узнала у мастера над оружием, что смутьяна, устроившего кошмарную драку в «Дымном полене», заперли в караульной. Его обвиняли, помимо прочего, в убийстве. Совершившего преступление надлежало судить и казнить. Санса вздохнула. Как будто ей и без того было мало проблем. Но отец всегда учил своих детей тому, что истинному правителю должно доставать смелости посмотреть в глаза человека, которому он выносит приговор. Выслушать его последние слова — и лишь после этого свершить правосудие. Тем больше было удивление Сансы, когда к ней притащили Пса, закованного в толстые цепи и разъярённо рычащего на тех, кто изо всех сдерживал его — почти дюжина крепких мужчин. Поначалу Сансе почудилось, что она обозналась. — Сандор Клиган? — спокойно, взяв в себя в руки, произнесла она, глядя на него с трона. — Узнала, стало быть, меня, Пташка? — коротко и хрипло рассмеялся он. За свои слова он получил весьма болезненный на вид удар под рёбра. — Перед тобой королева Севера, тебе следует вспомнить о манерах, урод, — напомнил ему один из гвардейцев. Пёс в сердцах сплюнул под ноги. — О, мне известно, что из себя представляют ваши траханные благородные манеры, — он злобно зыркнул на своих тюремщиков. Пара человек невольно отшатнулись в сторону, но Санса не боялась: она знала, что Пёс не собирается причинять ей вреда, даже если и вырвется. — Зачем же вы пришли, милорд? — наконец заговорила она тем же спокойным выдержанным тоном, не называя его «сир», помятуя, как тот ненавидит это обращение. Судя по скривившемуся на мгновение лицу, «милорд» его тоже не вполне устраивало. — Мне сказали, что вы виновны в пьяной драке, из-за которой погиб один из моих подданных. — Враньё! — проскрипел Пёс, неистово дёрнулся вперёд. — Да отъебись ты! — он дёрнул закованными в цепи руками, когда его очередной раз попытались удержать на месте. — Он сам нарвался на мой кулак и мой меч. Пьяное дерьмо! Девчонка не хотела с ним идти — с какой стати и мне было проявлять благородные манеры? Послышалось возмущённое ворчание. Санса тут же подняла руку, веля присутствующим замолчать. Великий Чертог погрузился в напряжённую тишину. — Вы были и остаётесь одним из тех людей, благодаря которым мы смогли одолеть армию мёртвых... — Санса старалась тщательно подбирать слова, сохраняя невозмутимое и почти равнодушное выражение лица, хотя сердце её стучало слишком быстро. — Поэтому я не могу осудить на смерть человека, которому многие здесь обязаны жизнью. Но вы понесёте наказание, — твёрдо добавила она, когда под сводами чертога опять поплыло недовольное ворчание. — С вас взимается штраф в размере тридцати драконов: в уплату пострадавшего имущества и в качестве компенсации родственникам убитого. Санса едва не закусила губу. Она опасалась, что её сочтут слабой, неспособной вынести настоящий приговор. И в то же время надеялась, что причина её милосердия окажется очевидной. «Милосердие никогда не бывает напрасным», — пыталась убедить она себя, желая, чтобы в это верили и её подданные. — И где же я возьму тридцать драконов, девочка? Лучше бы сразу приказала меня убить, твои люди этого очень хотят, — Пёс кивнул в сторону облачённых в сталь людей. По залу от столь неуважительного обращения пронёсся ропот, Санса и сама испытала короткий приступ раздражения. — Вы выбираете смерть? — спокойно, почти холодно спросила она, вскидывая левую бровь. Пёс, впрочем, промолчал, хмурясь. Санса сомневалась, что он боится смерти, и всё же продолжила. — Я предоставлю вам шанс отработать эти деньги. Как вы могли заметить, нам нужны рабочие руки. Мужское население сильно сократилось, тяжёлую работу приходится выполнять женщинам, и вашу необузданную силу можно направить в полезное русло. — Ваша светлость, — начал было сир Доннел Уэллс, новый мастер над оружием, явно смущённый подобным требованием, — будет ли это безопасно? Возможно, нам стоит отправить его в Ночной Дозор? Там всегда нужны люди. — Тогда лучше убей меня, мальчишка, — Пёс дёрнулся к нему, явно нарываясь на удар. — Убей и покончим с этим! А то сними с меня цепи — и посмотрим, кто тут лучше владеет железной палкой, которую ты с такой гордостью носишь на поясе. — Замолчите вы, милорд! — яростно осадила его Санса прежде, чем сир Доннел успел ответить хоть что-то. — Сир Доннел, — обратилась она спокойно к мастеру над оружием, — Сандор Клиган — не помазанный рыцарь, но умеет держать своё слово, — пояснила она и снова посмотрела на Пса. — Или я ошибаюсь? Пёс буравил её хмурым взглядом, но ответом не удостоил. — Эрен, — Санса отвернулась от него, делая вид, что не замечает его злости и рычания, обращаясь к начальнику своей стражи, — озаботьтесь тем, чтобы милорд Клиган не оставался без дела. Нам нужны люди для ремонта арсенала, зимнего сада и на конюшне не хватает работников... Мейстер Уолкан, полагаю, сможет найти для него работу — передайте ему мою просьбу. — Да, ваша светлость, — Эрен поклонился, пусть лицо его по-прежнему выражало недовольство. Санса мысленно вздохнула, а после велела слугам сжечь провонявшую, кишащую блохами одежду и подыскать подходящее облачение. С тех пор она регулярно видела Пса за работой. Он предпочитал делать всё один, никого к себе не подпуская и рыча на каждого, кто посмел приблизиться к нему. Санса опасалась, что Пёс сбежит в первую же ночь — она бы не удивилась тому. Возможно, даже в тайне на это надеялась. Но он остался, и, несмотря на периодическую грызню с конюхом и каменщиком, всё же занимался тем, что велели. Она порой молча наблюдала за тем, как он работает, стоя в крытом переходе между Великим Чертогом и практически достроенным к тому моменту арсеналом. На том самом месте, где прежде любил стоять её лорд-отец, глядя на главный двор. Санса не заговаривала с Псом почти целую луну, но однажды любопытство в ней всё-таки взяло вверх. Сам он более не стремился попасть на аудиенцию — но подобного и не стоило ожидать. Сансе пришлось наступить на горло собственной гордыне, чтобы заставить себя заговорить с ним первой: она была королевой, и ей приходилось первой идти к этому человеку, который очевидно не испытывал никакого почтения к титулам. Пёс сидел на низкой, наскоро сколоченной из трёх брёвен занозистой скамье, жуя принесённый из кухни свежеиспечённый хлеб с солониной и запивая всё это тёмным элем. Высокие огромные сапоги его были перемазаны конским навозом. Санса заметила, что Пёс наблюдает за тренировкой, шедшей на главном дворе. Сир Доннел то ругался, то отдавал указания. Над Винтерфеллом поднимался звон мечей, наполняющий сердце Сансы меланхолической тоской по прошлому. Раньше там точно также ругался сир Родрик Кассель, поучая Робба, Джона или Брана. Рикон тогда был ещё слишком мал... — Тебе нравится? — спросила Санса, сама не зная, что именно имеет ввиду. — Ты про этих зелёных мальчишек, которые не знают даже как держать меч? — уточнил Пёс. Санса неопределённо пожала плечами. Пёс презрительно хмыкнул, жутковато улыбаясь: — Зрелище хуже, чем задница старой шлюхи, — его нисколько не смущало присутствие Сансы. Иногда она была ему за это благодарна: даже называя её время от времени Пташкой, Пёс знал, что она вовсе не та запуганная девочка. Птичка, запертая в золотой клетке, которая любила петь и слушать песни. Но жизнь ведь не песня — это первый и, пожалуй, один из самых важных уроков, преподнесённых ей Петиром Бейлишем. Санса хихикнула в ладошку, надеясь, что никто не видит такого неподобающего королеве поведения. С Псом она, кажется, снова становилась той, кем была когда-то, и порой это было отнюдь не неприятное чувство. Может быть, потому что теперь она совсем не боялась его — напротив, ощущала себя в безопасности. — Мастер над оружием у меня уже есть, — продолжила она, словно говоря сама с собой, — да и не годишься ты для подобной должности. Но вот в домашней страже моей ощутимо не хватает хороших бойцов. — Твои лорды оскорбятся, — Пёс повернулся к Сансе, хмуро глядя на неё. — Большинство моих лордов прекрасно знает, что слово «сир» далеко не всегда добавляет человеку доблести. Далеко не все из них готовы принять веру в Семерых и помазание, чтобы получить заветную приставку к имени, — напомнила Санса. — Но я не с Севера, — заметил Пёс. — Мой дом появился по милости Ланнистеров. У тебя полно людей, которых бы ты могла набрать в личную гвардию. — Выбор только кажется богатым, но не всё так просто. По-настоящему я мало кому могу доверять, пусть все они и называют меня королевой Севера. Дастины и Рисвеллы... — она осеклась, понимая, что может сболтнуть лишнего, находясь в месте, где каждый, проходящий мимо, может их услышать. — Это неправильно, — Пёс не стал уточнять, что именно. — Ты, думаю, успела пожалеть, что всё это затеяла. — Нет, но верные люди мне действительно нужны. Ты не с Севера, но однажды сражался за него, — уверенно ответила Санса. Она спрятала руки в рукава тёплого мехового плаща, перехваченного серебряной застёжкой с лютоволком. — И ты видишь, — Санса кивнула на машущих мечами юношей, — мне нужен кто-нибудь, присутствие которого не заставит подобных им зазнаться. Тот, кого они будут бояться. Я не могла бы отыскать человека лучше. Пёс коротко рассмеялся: пугать он действительно умел. Но тут же резко замолчал, явно задумавшись над чем-то. — Ты никогда не спрашивала, что я здесь делаю, — неожиданно заметил он. Санса покачала головой. — А я бы получила ответ? — Ты меня знаешь, — хмыкнул он. — Но здесь всё просто: мой брат по-прежнему жив. Санса хмуро поглядела на него. Она знала, что Серсея выжила, и что она бежала — очевидно, куда-то за Узкое море. И Григор Клиган отправился вместе с ней. — И что ты собираешься с этим делать? Тебе не отыскать своего брата на Севере, — Санса старалась говорить спокойно, пусть сердце её заколотилось отчаянно и быстро. Она захотела прижать руку к груди, но сумела сдержаться. — Я не сказал, что собираюсь гоняться за этим уродом по всему миру, — презрительно выдохнул Пёс. — Много чести. Но и служить новому королю и его логову змей не хочу. Пресмыкаться перед Ланнистерами или возвращаться в осквернённый этим ублюдком отчий дом — тем более. Разбойничать на тракте? Слишком хорошо мне знакомо подобное ремесло, чтобы им заниматься, — Пёс сделал ещё один глоток, промочив горло. — Я знаю, что Григор рано или поздно вернётся... И, пусть я и пережил его, но хотел бы уложить это чудовище в могилу навсегда. Пёс помолчал. Санса чувствовала растерянность: он был столь откровенен с ней лишь когда она сама была совсем ребёнком. После турнира Десницы, случившегося, кажется, тысячи лет назад, он рассказал ей о своём брате. «Он не настоящий рыцарь», — испуганно ответила Санса. И Пёс согласился со злым весельем: «Да-а-а, он ненастоящий рыцарь, девочка». — Поэтому ты отправился на Север? — Скорее, вернулся обратно, когда узнал, что этот ублюдок исчез. Подумал, что здесь-то до меня точно никому не будет дела и не придётся лизать надушенные задницы всяких уродов. — Полагаю, это можно считать за отказ? — Санса окончательно запуталась в том, что он пытался ей сказать. Взгляд Пса был долгим, задумчивым и едва ли не тоскливым: — Я зарёкся служить недостойным ублюдкам. И вообще служить. Но это не значит, что я не готов заработать немного деньжат. Санса вспомнила, как бесконечное количество лет назад Пёс вломился в её комнату во время битвы на Черноводной, уговаривая бежать вместе с ним из Королевской Гавани. От него пахло дымом и вином, и Санса видела слёзы на его щеках, когда он поцеловал её. — Я мог бы защитить тебя. Они все боятся меня. Никто больше не причинит тебе вреда, или я убью их. Но Санса выбрала иную, куда более трудную дорогу, которая привела её домой по-настоящему. — И что же ты решил? — осторожно спросила она, легко касаясь его руки своей. Пальцы её подрагивали. Пёс опустил взгляд, глядя на её руку с некоторым удивлением. — Можно мне набить морду этому Эрену, если он слишком сильно меня затрахает? — Нет, — хмыкнула Санса, убирая руку. Ей неожиданно стало весело. — Он будет твоим командиром. — Седьмое пекло! — проворчал Пёс. — Как же, по-твоему, я смогу внушить им страх? — Сохраняя верность себе... и Северу. *** Санса нередко думала, что предпочла бы общество грубого Пса обществу некоторых из своих лордов. И у неё вызывала отвращение одна мысль о замужестве, к которому её то и дело подталкивали. Санса испытывала раздражение по этому поводу. Сейчас её в большей степени беспокоило продовольствие, а не возможный муж, потребности в коем она вовсе не испытывала — после всего того, что успела узнать о некоторых благородных мужчинах. И она призвала своих лордов именно для того, чтобы обсудить проблемы Севера, а не свои личные. Одна из причин — Эдмар Талли, её дядя по матери, неожиданно поднял налоги для Севера. А Речные земли прежде были важным патнёрами. — Кажется, милорд пытается припомнить вам случившееся на Великом Совете, — заметил лорд Вилис Мандерли, который прекрасно знал, что произошло. Санса поджала губы, чувствуя, как в груди клокочет гнев. — Хотите сказать, я унизила его? — поинтересовалась она холодным тоном. — Возможно, именно так он это расценил, ваша светлость, — спокойно произнёс лорд.— Теперь пытается утвердиться за ваш счёт. — Хочет, чтобы унизилась я... — заключила Санса. — Но если в этом нуждается Север, я пойду на это. Нам нужно продовольствие. — Вы могли бы написать вашему брату, — заметил Робетт Гловер. — В южном короле течёт кровь Севера, и он поймёт... Санса отрицательно покачала головой. Это стало бы полным провалом, куда худшим, чем возможное унижение перед дядей: письмо Брану означало бы, что она не справляется с возложенными на неё обязанностями, что она не способна быть королевой и заботиться о доверившихся ей людях. Это должны были понимать и её лорды. Санса не могла не увидеть, как старается скрыть улыбку леди Барбри Дастин, и едва заметно сжала руку в кулак. — Мы не будем обращаться за помощью к Югу, — твёрдо произнесла Санса. — И либо нам удастся договориться с дядей о взаимовыгодных условиях, либо шерсть и древесина для Речных Земель будет стоить втрое дороже. Леди Бет Кассель внезапно встала со своего места. Санса помнила её с детства — робкой и застенчивой. Бет была её подругой. Но, как и Сансе, ей пришлось пройти слишком через многое, чтобы остаться прежней. От скромной маленькой девочки не осталось и следа. — Позвольте мне это сделать, ваша светлость, — попросила Бет, глядя прямо на Сансу. — Позвольте мне от вашего имени отправиться к лорду Эдмару... — При всём моём уважении, он не воспримет вас всерьёз, миледи, — встал со своего места Ладд Уайтхилл. — Это потому что я женщина? — вспыхнула Бет. — Но наша королева — тоже женщина, разве это умаляет её достоинства? В зале послышался возмущённый гул. Санса чувствовала — понимала — чем закончится этот спор. Она могла бы попросить представлять её лорда Вилиса, но не хотела, чтобы Вилис Мандерли покидал Север — он был самым верным и самым богатым её союзником, которым Санса действительно дорожила. И путешествовать далеко ему явно было нежелательно. — Позвольте сделать это моему племяннику, Русе Рисвеллу, — произнесла леди Барбри, которая — Санса это знала — никогда не любила её отца и была злопамятной, острой на язык стервой. Все взгляды обратились к высокой стройной женщине. — Он с радостью послужит своей королеве. «Заткнись, старая сука», — зло, как не подобает королеве, подумала Санса, но на лице её не отразилось единой эмоции. Сама она уже решила, что отправит к дяде леди Бет. — И где же ваш племянник? — Санса обвела рукой зал. — Он не почтил нас своим присутствием. — Я велел внуку оставаться в Родниках, — пробасил престарелый Родрик Рисвелл, о присутствии которого Санса едва не забыла, поскольку тот даже не пытался остановить свою дочь, — стоит ему учиться управляться с некоторыми делами самостоятельно... Но, как только мы вернёмся, он с удовольствием выполнит ваше поручение, ваша милость. Он преклонил колено и останется верен данной вам клятве. Санса этого не хотела, ибо Бет Кассель располагала к себе куда больше. Рисвеллы и Дастины с самого начала не вызывали у неё доверия — они едва ли не первыми поддержали Болтонов. Пожалуй, оставаясь самыми преданными их поклонниками, исключая обиженных Карстарков. И один вид леди Барбри не позволял об этом забыть. — А как же Дредфорд, ваша милость? Что будет с Дредфордом? — они всегда задавали этот вопрос. Уже полгода замок оставался под властью короны, под властью Винтерфелла, и всё те же Рисвеллы настаивали на том, что имеют полное право на те земли: Бетани, сестра проклятой леди Барбри, была второй женой Русе Болтона. Пусть и давно покойной. Согласно недавнему приказу, Вилис Мандерли владел Хорнвудом и всеми прилегающими к нему землями, и Рисвеллы с Дастинами, похоже, посчитали, что в праве требовать и себе жирный кусок. Только вот лорд Мандерли получил эти земли за преданность... И по-прежнему открытым оставался вопрос с Последним Очагом Амберов, Кархолдом Карстарков и Медвежьим Островом. Сансе становилось дурно от одной только мысли, что рано или поздно — и скорее рано — ей придётся принять решение. Замки и земли должны были принадлежать кому-то, лучше всего — действительно преданным людям, только вот за последнее время она успела понять, что мало кому может доверять, а укреплять силы тех, кто может пойти против неё совсем не хотелось. Это было третье собрание лордов Севера с момента получения независимости, и с каждым разом вопросы с землями вставали всё острее. И Санса с замиранием сердца и со всё возрастающим страхом ждала, когда леди Барбри Дастин сделает настоящий первый шаг. Зная эту женщину, не приходилось сомневаться, что игра будет не из лёгких. Поэтому она не в первый раз задумалась о том, чтобы самой обзавестись местным мастером над шептунами. «Я займусь этим завтра же», — сказала она себе, возвращаясь в свои покои, чувствуя себя уставшей. Чувствуя себя почти старой, хотя оставалась по-прежнему молода. Ей требовалось хотя бы немного тишины, возможности побыть наедине с собственными мыслями, подальше от всех этих людей, большинство из которых были ничем не лучше разодетых в шелка свинопасов. Северные лорды, которых она всегда считала столь благородными и честными по сравнению с лордами юга. «Как бы я хотела, чтобы вы все были рядом», — обращалась она к тем, кто уже никогда не сможет её услышать. К тем, кому действительно могла бы доверять без оглядки. Порой Сансе казалось, что она видит — и слышит — призраков тех, кто был дорог ей. Призраков Винтерфелла, живущих в её сердце и памяти, но всё ещё которые блуждали между каменных стен. Ей чудился стук спиц и ворчание Старой Нэн, смех Рикона и топот его ног, огромная фигура вдруг вырастала из тёмного угла конюшни, повторяя «Ходор», в руинах разрушенной домашней септы слышался запах её матери, Кейтилин Талли, и отец точил Лёд, сидя в богороще. Они все были с ней — и ею. Иногда Санса видела сны, в которых сама блуждала среди казавшихся запутанными коридоров Винтерфелла, спускаясь и поднимаясь по бесконечным винтовым лестницам. Она сама звала их, но ответом ей служило только одинокое эхо. Винтерфелл выглядел опустевшим и заброшенным. Мёртвым. Таким, каким был после битвы с Королём Ночи, только здесь Долгая Ночь и в самом деле настала. Согретые водами горячих прудов стены потрескались и сочились алым, словно внутри вместо труб находились вскрытые вены. Санса касалась тёмных камней — и на ладони её оставалась густая, пахнущая металлом кровь. *** Пир был в самом разгаре, но Санса не чувствовала аппетита, глядя на золотистую корку пирога с говядиной и беконом. Она смогла заставить себя съесть лишь небольшой сочный ломтик ягнёнка с травами, украшенного листочками мяты. Даже ежевика со сладкими сливками не вызывала в ней аппетита, испорченного на заседании лордов. Зато Вилис Мандерли, не изменяя своим прежним привычкам, запихивал в себя каждое блюдо, словно смертельно оголодавший, подчистую сметая всё, что клали ему на тарелку и запивая всё густым тёмным элем. Санса, тихо вздохнув, отставила тарелку в сторону и взяла наполненную горячим вином со специями чашу. Не столько для того, чтобы пить, а скорее желая согреть руки. Она поискала глазами Пса: тот, по своему обыкновению, сидел на дальней лавке ниже соли — вместе с другими стражниками, оруженосцами и слугами. Там, где когда-то давно сидел в последний раз Джон перед тем, как отправиться на Стену. Прошлое неизменно следовало по пятам. Санса встала с места, убедившись, что никому поблизости нет до неё дела, и направилась в тот самый дальний угол. Пёс в это время схватил со стола одну из сочных запечённых луковиц, откусив сразу почти половину. На тарелке красовались обглоданные кости цыплёнка под медом. Он ел быстро, почти яростно, словно пёс, который привык биться на псарне за каждый кусок. Пёс раздражённо фыркнул, заметив приближение Сансы. — Не нужно мне лишнее внимание, — не особенно почтительно, как и прежде, пробурчал он с полунабитым ртом. Санса проигнорировала его слова. — Придётся тебе потерпеть, раз уж ты изволишь есть за моим столом, — Санса опустила подбородок на переплетённые пальцы, глядя прямо перед собой. — Если ты пришла попросить меня убить ту кислолицую каргу, стоит обговаривать это в другом месте, — насмешливо протянул Пёс, отпивая из кубка и вытирая рот тыльной стороной ладони. Санса сразу поняла, о ком он говорит — ей стало одновременно смешно и страшно. — Не смей даже заикаться об этом, здесь слишком много людей, — осторожно предупредила она. Пёс пожал плечами. — Тоже мне. — Не будь дураком, — она сказала это гневно, но подлинного гнева при этом не испытывала. Пёс в действительности не был дураком или глупцом, он просто не умел и не хотел играть в подобные игры. Смерть леди Дастин — слишком рискованно, неразумно и вряд ли решит проблему. Санса это прекрасно понимала, сколько бы мысленно сама не желала ей провалиться куда подальше. «Королева Ночи, — вспоминала она иногда сказку Старой Нэн, — некоторые считают, что она была родом из Барроутоуна. Королева Курганов. Барбри Дастин бы подошла эта роль». Безусловно, Санса думала об этом в шутку, но почему-то мысль эта иррационально напугала её. Она поискала глазами леди Дастин, но та, похоже, уже отправилась в выделенные ей покои, как и многие другие лорды. Пир почти закончился — остались лишь самые отчаянные пьяные гуляки. И она сама, их королева. Пёс искоса посмотрел на неё, во взгляде мелькнула подозрительность. — Надеюсь, ты и в самом деле не та наивная Пташка, которую я знал, иначе эти стервятники, некоторые из твоих подданных, сожрут тебя с потрохами. Санса вновь огляделась, чувствуя беспокойство и тревогу. — Не говорите так. Я их королева, — в голосе её недоставало уверенности. Пёс коротко рассмеялся, на них посмотрело несколько пар пьяных глаз. — Серсея тоже любила говорить подобные вещи, и была уверена, что люди будут сражаться за неё... Ты знаешь, чем это кончилось, не хуже моего. Санса прикусила губу, а Пёс, наклонившись к ней совсем близко, продолжил: — Они не оставят тебя в покое, Пташка, — от него густо пахло луком, потом и элем. — Ты и сама это знаешь. Она предпочла промолчать: разговор этот был, очевидно, не предназначен для чужих ушей. *** Санса, натянув меха до самых глаз, долго ворочалась с боку на бок, пытаясь успокоиться. Пламя свечи дрожало перед глазами одинокой звездой. Очаг потрескивал, горячие источники согревали стены, но у Сансы было ощущение, что холод всё равно крадётся под ночную рубашку, пробирая до самых костей. — Они не оставят тебя в покое, Пташка, — в голове её зазвучал усталый, пьяный, с ноткой раздражения голос Пса. Санса чувствовала, как некоторые люди в Великом Чертоге смотрят на них, прислушиваясь к негромкому разговору. — Ты и сама это знаешь. Санса действительно это знала, и тон, которым с ней всегда говорила леди Дастин... От одного воспоминания об этом, она едва снова не затряслась от нахлынувшей на неё ярости. Сколько бы она не откладывала своё решение, так или иначе ей придётся выбрать мужа. Об этом ей намекал даже лорд Мандерли, пусть и не так навязчиво и настойчиво. «Но я не позволю исчезнуть имени Старк, — повторяла она самой себе. — Любой мужчина, желающий стать моим мужем, будет носить фамилию Старк. И это будет не Русе, которого она мне так настырно пытается подсунуть». Мысль эта немного успокоила её, заставила почувствовать расслабленность в теле, пусть думать о замужестве по-прежнему не хотелось. Да, всё верно, ей придётся выбирать, но лучше оттянуть этот момент — и приблизить к себе такого мужчину, которым она легко смогла бы управлять. «Не Русе Рисвелл, — настойчиво подчеркнула она. — И мужья бывают смертны». Последнее, как ни странно, совсем не напугало её. Такая холодная, расчётливая мысль. Может быть, потому что Рисвеллы не были её семьёй и не имели в действительности никакого отношения к Старкам. Потому что Санса не полагала их даже настоящими союзниками. Она должна была решить, как именно дать им всем желаемое, но ничего при этом не потерять. Санса должна выиграть — и выиграет, потому что теперь была дома. И сами эти стены придавали ей сил. Закрыв глаза, она снова увидела покинутый Винтерфелл с кровоточащими стенами. Только теперь Санса чувствовала не привычную болезненную тоску — страх. Бесформенный, но огромный. Сердце заныло. Она была не одна, как обычно. Санса слышала звук, который заставил волоски подняться на загривке. Призраки стонали во тьме. — Отец? — дрожащим голосом спросила Санса, боясь даже заглядывать за следующий поворот. Своды лабиринтов замка давили на неё, оставляя странное ощущение, словно она сама заперта в тесном склепе. — Отец? Матушка? Но вместо этого она увидела лицо Джона, бледное и измученное, выступающее из сумрака. Глаза его ничего не выражали, и Санса едва не вскрикнула — уже не от страха, а от удивления — увидев рядом с ним Арью. Как и прежде, та была худой, как копьё. Лица обоих заливал дрожащий свет огня, хотя факелов поблизости и не было видно. — Арья... Простите, — вдруг пробормотала она, охваченная невнятным горьким порывом. — Вы двое... — Ты должна просить прощения не у меня, — строго, хмурясь, произнесла Арья. «Я разбила ему сердце. Я предала его — и понимаю это», — мысли Сансы спутались. Весь этот разговор, весь этот сон становился бессвязным, превращаясь в хаотичную мешанину образов. — Ты знаешь это, Санса. Ты знаешь это очень хорошо. Сердца очень крепкие, они обычно не разбиваются, а лишь слегка проминаются, — это был Джон. Сансе показалось, что он печально улыбнулся. — Санса... Санса!.. Голос шелестел в сыром тягучем сумраке. И ответом ему послужил всё тот же жуткий потусторонний стон, доносящийся откуда-то из-за завесы мира. Джон и Арья снова замолчали, и Сансе казалось, что они больше не видят её. Глядят куда-то за её спину. — Что там? — Санса одновременно желала и не желала знать, куда именно они смотрят. — Джон... Он протянул руку, указывая куда-то и Санса, продолжая дрожать всем телом, медленно оглянулась. За спиной её неожиданно оказался старый выцветший гобелен, хотя прежде там находился очередной бесконечный чёрный провал коридора. На утратившем прежнюю яркость цветов полотне изображалось нечто в красных, оранжевых и чёрных тонах. Даже не различая толком сюжета, Санса ощутила, что там происходит нечто ужасное и отвратительное. Она не знала, сколько времени смотрела на полотно, позабыв о Джоне, Арье и мучительных протяжных стонах. Но наконец Санса поняла, на что именно смотрит: ткач изобразил на нём историю, страшную сказку, которую Сансе доводилось слышать только от Старой Нэн. Рок Валирии. Невероятный Фригольд, наполненный огнём и вулканическим пеплом, истекал кровью. Лишённые крыш прекрасные башни разлетались на тысячи кусков. И огромный красный столб, вырывающийся из недр земных, напоминал кинжал, вонзившийся в самое чрево небес. И надо всем этим, за пределами странного гобелена, она увидела странный, полузабытый символ, вырезанный прямо в каменной толще стен Винтерфелла: спираль, закручивающуюся внутрь. Санса отшатнулась в сторону, и резко повернула голову. Однако ни Арьи, ни Джона — ни даже невидимых призраков — здесь больше не было. Мёртвый Винтерфелл замолчал. Богороща встретила её знакомой густой тишиной. Воздух казался сладким и плотным. Облачка пара вырывались изо рта и таяли в нём. В холодном тёмном небе горели ясные звёзды. Санса сама не помнила, как и зачем оказалась здесь — её словно вела некая иная воля, неслышный зов. Она обнаружила себя у примыкающей к камину, нагретой стены, которой, видимо, слепо касалась во сне. Босые ноги тонули в ворсе ковра, который мягко щекотал кожу между пальцев. «Я действительно спала». Впервые в жизни она узнала, что это такое — ходить во сне. ...И вот она уже мчится в богорощу, успев лишь спешно натянуть тёплое пальто поверх ночной рубашки. Хорошо, что зима отступила, иначе бы Санса имела все шансы подхватить лёгочную горячку. Она едва не рухнула на колени, споткнувшись об один из корней страж-дерева, невольно всхлипнула, дрожа всем телом отнюдь не от холода. Пусть сон и был всего лишь сном, всего лишь переживанием её души и сердца, но он оставил тягучее чувство, заставлял Сансу подозревать самое страшное, сколько бы она не уговаривала себя успокоиться. Прежде ни Арья, ни Джон не тревожили её по ночам — и она была счастлива тому, как бы ужасно это не звучало. Она и без того регулярно просила прощения у отца и у тёти, но никогда — у самого Джона. Она надеялась, что он жив. Она надеялась, что он обрёл свободу и счастье. Ради них он пожертвовал всем. И Санса была ему благодарна — но не видела иного выхода. Пожалуй, и сам Джон согласился бы с ней. Так Санса успокаивала себя, не желая очередной раз испытывать угрызения совести. Мысли о Джоне как никогда повергали её в скорбь. — Джон, — прошептала Санса, касаясь вырезанного на дереве лика. В полумраке ей казалось, что то лицо болезненно скривилось. — Прости меня. Я ничего... ничего не смогла. «Не захотела», — подсказало что-то. То ли внутренний голос, то ли ветер в ветвях. Глас прежде всегда молчавших в сумеречной роще богов. Но, о боги, что же могло произойти с Арьей? Санса хотела верить, что и она, и Джон были живы. Последние из Старков. Потому что другой её брат, Бран, не был таким же, как прежде. Об этом он и сам неоднократно говорил. И даже редкие его письма казались отстранёнными и холодными, как толстая корка льда над замёрзшей рекой. Но Джон и Арья не могли умереть, сейчас Санса боялась того более всего, забыв даже о наглости леди Дастин, о дяде Эдмаре, и о всех насущных, ежедневных тревогах и проблемах. Она внезапно ощутила себя отчаянно одинокой — Винтерфелл, окружавший её, казался таким же покинутым, как и в тревожных снах. Она просила прощения у богов, что смотрели на неё отстранённо и равнодушно. «Мне не хватает... Всех вас — не хватает, где бы вы ни были». Санса закрыла глаза и прижалась лбом к белому стволу, чувствуя его прохладную гладкость. Руки скользили по коре, пахнущей Севером, зимой и глубокой древностью. — Боги, храните живых... — едва слышно взмолилась она, глотая слёзы, стекающие по румяным от лёгкого мороза щекам. — Боги, храните и мёртвых, — ещё тише добавила она.