Звёзды видны только ночью

      Сириус замер, полагая, что ослышался. Всякое бывает, наверное, просто большая нагрузка на слуховой аппарат с этими репетициями, вот и слуховые галлюцинация подъехали. Заработался, называется.             — Простите, я не расслышал, — растянул губы в вежливой улыбке Либрехт, уже мысленно записываясь на расслабляющий массаж. Если ему подобный бред мерещится, он срочно нуждается в отдыхе!             — Ты станешь новым носителем Один За Всех! — послушно повторил Тошинори, не убавляя некой торжественности в голосе.       Сириус завис, а потом на миг зажмурился, когда его виски прострелило вспышкой боли. Медленно выдохнул и принялся теперь переносицу пальцами.       Нет, ему нихуя не послышалось.       Отняв ладонь от лица, повернулся к молчаливо ожидающему Всемогущему, напоминая себе, что вежливость — превыше всего.             — Нет, спасибо, — твёрдо сказал парень, принявшись тереть пульсирующие виски. Теперь планы с массажа перекочевали в аптеку или терапевту. Хотя с таким образом жизни и до невролога недалеко.       Сириус флегматично наблюдал, как челюсть мужчины плавно съехала вниз.             — Ты ведь хочешь защитить своих друзей, юный Сириус! — слегка ошарашенно проговорил Тошинори.             — Ага, — не стал отпираться Либрехт, не отнимая пальцев от головы. — Их — да, а вот весь мир — увольте, я не такой альтруист, — молодой человек не выглядел воодушевлённым и вдохновлённым, скорее уставшим и разозлённым.       Что ж, Сасаки предупреждал, что просто не будет, и Сириус откажется от его силы. Но Яги всё же надеялся, что мальчишеское желание стать героем, и не просто героем, а символом Мира, у юного музыканта имеется. В конце концов, он сталкивался с предубеждениями общества, касательно собственной беспричудности, разве в нём не должно быть желания доказать остальным, чего стоит?       К тому же та ситуация, в которой оказался он сам и его друзья — далеко не детские шалости, не зря трое из них под сих пор находятся под надзором про-героев.       Сириус подходил по всем параметрам для роли символа Мира. Даже лучше, чем он сам в свои годы, как ему кажется. Либрехт отличный лидер и умеет работать в команде, верно распределяя обязанности, в то время как сам Тошинори работал один почти всю жизнь. Да и Ночноглаз скорее поддержку оказывает, чем реально вступает в какие-то сражения.       Сириус уже обладает достаточными знаниями и умениями, чтобы стать его преемником. Возможно, он бы смог изменить их общество в лучшую сторону, если бы захотел, как и сам Всемогущий в годы своей юности.       Но возможно, его сердце полно сомнений. В конце концов, ему лично придётся заниматься обучением юного Сириуса, ведь Либрехт давно перерос возраст старшей школы. Яги понимал, что слишком затянул, и стоило раньше озаботится вопросом передачи причуды, но он полагал, что у него ещё достаточно времени. К тому же, планировал взять его своим одним учеником, не отпуская в академию. Вряд ли бы юный Сириус смог поладить с большинством учителей с их нестандартными методами преподавания. Вполне мог затаскать судам.             — Я не требую ответа прямо сейчас, — примирительно поднял ладони мужчина.       Сириус отнял руки от головы и насмешливо фыркнул, скрещивая руки на груди.             — Да вы и не спрашивали меня, — он уже пришёл в себя, и на лицо молодого человека вернулось полуироническое выражение. — В любом случае: нет. У меня другие планы на жизнь, и вам это известно.             — Да, но музыка… — он замолчал, видя, как зелёные глаза темнеют от гнева, а лицо стремительно бледнеет.       Кажется, он невольно наступил на больное.             — О, хотите сказать, что это не серьёзно? — холодно произнёс Сириус, поднимаясь на ноги.       Мужчине почудилось, что стало холоднее.       Всемогущий следом вскочил на ноги, проклиная свою беспечность. И как он мог сказать такую банальность? Следовало лучше подготовиться к этом разговору. Зря надеялся, что Сириус попросит время на обдумывание, а там он уже сможет склонить его на свою сторону.       У него по-прежнему плохо с пониманием других людей.             — Я не хотел тебя обидеть, юный Сириус, — честно сказал Тошинори и серьёзно посмотрел парню в глаза.             — О, дело вовсе не в обиде, — мрачно отозвался Либрехт, засовывая руки в карманы. — Вы не уважаете мой выбор, и выбор моих товарищей. Это уже не обида, а оскорбление, — в разочаровании, что таила в себе зелень глаз, можно было легко захлебнуться, и герой почувствовал себя максимально не комфортно.             — Прости, — он невольно поддался эмоциям, чего делать категорически не стоило.             — Мне пора. Всего доброго, — круто развернувшись, раздражённый Сириус пошёл прочь, в сторону ухоженных тропинкой и далёких людских голосов.       Нахрен ему не упало это геройство.       По какой-то причине Хоши любила детские площадки. Шото не знал, от чего её тянет к месту скопления детей, причём, по вечерам, когда этих самых детей нет, но часто девушку можно было найти сидящей на качелях, напевающей негромко какие-то мотивы.       Она пела крайне редко. В их доме так точно.       Шото передёрнул плечами, сунув руки в карманы куртки, выходя на залитую светом детскую площадку с небольшой горкой, песочницей и парными качелями, на одной из которых сидела спиной к нему девушка в белом пальто с красными короткими волосами.       Парень остановился, прислушиваясь к извлекаемой из струн акустической гитары мелодии.       Тодороки поджал губы, отходя в сторону, прислоняясь боком к одному из деревьев, окружающих площадку.       Песня только начиналась, но ему уже было как-то неуютно стоять за спиной Хоши.       Внезапно монотонный шум улицы разрушил негромкий нежный голос, с придыханием поющий на неизвестном языке.

Песен еще ненаписанных, сколько? Скажи, кукушка, пропой…

      Нежный перебор струн вплетался в слова, рождая песню.       Но это продлилось недолго, ведь буквально на следующей строке её голос с небывалой силой взмыл вверх, беря высокие ноты.

Кто пойдет по следу одинокому? Сильные да смелые головы сложили в поле в бою-ю!..

      По спине невольно пробежали мурашки, и внутри всё замерло от ужаса.       Казалось, затрепетали все осколки его побитой души.       В животе всё свело, сжавшись в тугой комок сплошных нервов. Тело одревеснело, а ноги, напротив, стали словно ватными.       Шото совсем не понимал, почему каждый раз, стоило ему застать её за пением, ему становилось настолько страшно и не комфортно.       В такие моменты ему казалось, что она куда сильнее, чем кажется.       Впрочем, парень и так знал, что Хоши сильная. Единственная, кто смело смотрел в глаза Старателю, и после неё это научилась делать Фуюми, и он сам.       В ней была сила, которую ему не доводилось встречать в других. Но вместе с тем, она пугала его. Парень чувствовал себя неполноценным на её фоне, слишком слабым. Несмышлёным. Несведущим.       Ребёнком.       Холодный ветер забрался под куртку, заставив вздрогнуть на мгновение, не отводя взгляда от спины.       Что с ним не так?

О-отве-еть!

      Он невольно сделал шаг назад, хватаясь за куртку в районе груди, тщетно пытаясь подавить дрожь.       Тодороки ни слова не понимал, но почему-то ему хотелось бежать без оглядки с этой площадки, в то время как другая часть его души твердила остаться и дослушать.

Хорошо с тобой, да плохо без тебя, Голову да плечи терпеливые под плеть, под пле-еть!

      Мощный высокий голос словно насквозь пронизывал всё нутро, от чего у парня закружилась голова.       Шото вздрогнул, и, кажется увидел чьей-то силуэт с другой стороны площадки. Однако взгляд перемещается к Хоши, продолжающей петь.       Пугающая песня, поднимающая в душе тревогу и чувство собственной ущербности.       Быстрее бы она закончилась…       Даби некоторое время провёл в музыкальном магазине, в который, наконец, приехал его заказ. Хоши всерьёз опасалась за состояние своего «железа» в последнее время, поэтому он заказал тарелки, решив немного порадовать перед соревнованием, что было на носу.       Всё-таки, за ней осталось это — волноваться перед выходом. И по этой причине она до сих пор не пела на их выступлениях, на какие бы ухищрения он не шёл.       Тем приятнее было застать её на детской площадки с гитарой, поющей «Кукушку». Он слышал эту песню в оригинале и, конечно же, она была в плейлисте Хоши. Они даже пару раз играли её в джемах, так разогреваясь.       Даби всегда нравилось, как эта песня звучит из уст Хоши.       Она настолько вживалась, что ему казалось, что перед ним девушка, собирающаяся на войну.

Мало кто остался в светлой памяти, В трезвом уме да с твердой рукой в строю, в строю!

      По телу пробежала волна приятных мурашек, и парень замер, с полуулыбкой рассматривая девушку в белом пальто, сидящую на качелях.       Хоши настолько отдавалась песне, что ничего вокруг себя не видела, однако у него самого, казалось, трепетал каждый осколок души.       Просто потрясающе.       В такие моменты особенно видно, насколько она любит музыку. Ему бы хотелось, чтобы таких моментов было больше. В конце концов, у неё очень сильный голос, и его должны услышать остальные.

Солнце мое, взгляни на меня-я! — Моя ладонь превратилась в кулак

      Сильная песня. Как и сама Хоши.       Она была сильной с их первой встречи, и её не сломали обстоятельства, что тяжёлым грузом свалились на хрупкие девичьи плечи.       Это восхищало его. Её сила. Внутренний свет, которым она делилась с ним и остальными. Не бездумно дарила его всем, лишь тем, кто действительно нуждался в помощи, а в последствии только тем, кто поддерживал и принимал её сторону.       Непокорная судьбе.       Как тут устоять?       Ухмылка сама собой поползла на лицо.       Сколько бы раз не слушал эту песню, каждый раз она что-то затрагивала в его душе.

И если есть порох — дай огня-я-а-а-а! Вот та-а-ак

      Финальные аккорды изящно закончили песню, погружая площадку в оглушающую тишину.       Девушка словно очнулась от наваждения, и её взгляд быстро натолкнулся на него. Даби лениво махнул рукой, обозначая приветствие.       Хоши улыбнулась, поднимая с земли чехол, заталкивая туда инструмент, поспешно застёгивая молнию.       Парень скользнул взглядом по посаженным вокруг площадки деревьям, в одно из которых вжался юноша с разными волосами и глазами.       Даби вскинул бровь, с удивлением глядя на Шото, который, кажется, был слегка не в адеквате. Он, конечно, заметил чьё-то присутствие, но не подал виду, в конце концов, зачем ему отгонять невольных слушателей подруги?       Однако неожиданно, что этим слушателем оказался его брат.             — Привет. Долго стоишь? — Хоши схватилась за локоть привычным жестом, словно они парочка, живущая вместе не первый год.       Обречённых вздох удалось кое-как подавить.       Какого хрена между ними столько лет разницы? Право слово, почти семь лет — слишком жестоко.       Однако в Японии довольно низкий возраст согласия… что не мешает ему себя чувствовать педофилом, несмотря на то, что Хоши выглядит старше своих лет. Где-то на семнадцать, чтоб-во-всех-позах-причуду-этого-недоумка. С одной стороны, это не так плохо, с другой, Даби не мог отделаться от мысли, что вместе с внезапным взрослением ушли годы жизни.             — Не очень, — Хоши прошлась взглядом по кожаной куртке и джинсам Даби, от вида которых ей уже стало холодно.       Передёрнула плечами, мысленно завидуя такой «жаркой» причуде. Солнце спряталось за тучами, и заметно похолодало.             — Сириус написал, что задержится, поэтому хотела с тобой смотаться в Акихабару, — она чуть ближе прижалась к нему, чувствуя тепло, которое вырабатывало его тело.       Пальцы у самой девушки успели замёрзнуть и теперь плохо сгибались, однако рядом с другом она быстро отогревалась.       Даби фыркнул, снимая с её плеча чехол с гитарой и закидывая его себе на спину.             — Почему бы нет? Поехали, — беззаботно усмехнулся, наблюдая за расцветающей улыбкой на лице Хоши.       Опять какую-то старую сёнен-мангу заказала. Они с Касс явно барсуки из одной норы, наверняка его используют как носильщика.       Скосив взгляд, увидел, что Шото по-прежнему стоит на месте и никуда не двигается.       Что ж, не его дело.       Развернувшись спиной, уверенным шагом пошли в сторону станции. День обещает быть насыщенным.