Ночь стирает определенные грани в психике. Она дает нам ощущение свободы. © Виктория Шваб
С тихим вздохом Леголас переворачивает очередную страницу. Слова, написанные витиеватым старомодным почерком, стекаются в чернильную лужицу пред глазами, каждая прочитанная с величайшим трудом строка отдается глухим звоном в голове и тянущей болью в висках. Валар, так он никогда ничего не запомнит. Хотя какое там запомнить, это и понять-то толком невозможно. Не будь у него с собой толкователя и старых записей, оставшихся еще со времен давно оконченного обучения, то сидеть бы Леголасу тут добрые пару тысячелетий. И ведь он как-то учил все это, в свою бытность учеником. Что за магия?... С приглушенным стоном он ударяется головой об стол, зарываясь пальцами в спутанные волосы. Риторика. Политика. Эру, как же сильно он ненавидел их, в свое время доводя этим наставников до белого каления. И сейчас эта пытка вновь повторялась. Причем по его собственной, — Эльберт, вот уж не думал бы, — воле. Сухие строчки песком шуршали на языке, отзываясь блеклым чувством дежавю в памяти. Он определенно помнил, как читал это, как учил, продираясь сквозь путаные заросли терминов; но вот само это вспомнить не мог, как ни пытался. И это — хваленая эльфийская память? Несправедливость, да и только. — Аранен? — насмешливый голос заставляет его с тихими проклятиями поднять голову и принять более или менее приличествующее случаю положение, с недовольством глядя на ухмыляющегося эльфа напротив. — Да, Айнон? Я весь внимание, — язвительно шипит Леголас, потирая переносицу. — Не ожидал увидеть тебя здесь, — сухо фыркает тот в ответ, кивком обводя бесконечные ряды стеллажей дворцовой библиотеки, под завязку набитые книгами. Леголас поджимает губы, ощущая, как внутри отчего-то появляется горькое чувство вины. Совершенно необъяснимое к тому же; так как свободного времени для посещения подобных мест и вообще для отдыха как такового, у него давно уже не водилось. Но, очевидно, летописец Его Величества придерживался другого мнения и прямо сейчас буравил его привычно насмешливо-разочарованным взором карих глаз из-под густых бровей. — Хотя знаешь, все же стоит сказать, что это — довольно предсказуемо. Собираешься участвовать в этой до очарования лицемерной гонке за титулом? — А разве у меня есть выбор? Леголас кривится от очередной вспышки боли в затуманенном разуме, закрывая лицо руками. Сил любезничать, прикрываясь вежливой улыбкой, не было. — Не строй из себя послушную марионетку в руках опытного кукловода, дорогой, — мужчина вновь усмехается, складывает руки на груди и наклоняет голову набок, с интересом глядя на визави. — Тебе это не к лицу, да и я не поверю. Никто и никогда не заставил бы тебя делать то, чего ты не хочешь на самом деле. Даже Его Сиятельство Король. Особенно Его Сиятельство Король. Моргот. Это было до неожиданности неприятно. И правдиво, что ужаснее. Леголас прикусывает щеку, стараясь сдержать поток слов, того и грозивший вырваться наружу. Лишние проблемы ему сейчас не нужны. И, разумеется, Айнон, бывший по странному стечению обстоятельств когда-то его наставником, не мог не заметить тени, скользнувшей по лицу прежнего ученика. — Что такое, принц? — ухмылка гуляет по тонким губам, в карих глазах вспыхивает странное чувство, понять которое Леголас не может, как ни пытается. Нечто среднее меж предвкушением, довольством и холодной насмешкой. Так смотрят на диковинную загнанную зверушку, с отстраненным интересом наблюдая за тем, что она сделает дальше. — Правда глаза режет? Вестись на столь глупую провокацию было бы поистине фееричным провалом по всем пунктам и окончательным уничтожением и так пошатнувшейся репутации, — ведь пусть никто не знал точно, что опять произошло между королем и его отпрыском, но сам факт очередного скандала уже был богатой почвой для сплетен. — Чего вы хотите от меня? — цедит он сквозь зубы, изо всех сил пытаясь сдержаться и, главное, сохранить на лице маску безмятежности. Что, впрочем, уже давно пошла трещинами. — Помочь. — Рассеянно выдыхает летописец, в упор глядя на принца. В темных глазах на миг проскальзывает тень, невольно заставляя Леголаса вздрогнуть. — Зачем? — пораженно вопрошает юноша, напрягаясь. Перо, крепко стиснутое в пальцах, с тихим хрустом ломается, чернила некрасивой лужицей растекаются по пергаменту. — Вы ведь никогда, ничего не делаете просто так. В чем здесь выгода? — О, дорогуша, не стоит искать везде подоплеку; ты становишься таким… циничным. Айнон больше не улыбается, делано равнодушно разглядывая собственные ногти. — Но ведь я прав, не так ли? — Может и так, что с того? Леголас хмурится. Он уже почти забыл о пристрастии бывшего учителя к словесным лабиринтам, загадкам и, особенно, недоговариванию. — Я хочу знать, зачем вам это. — О. Мужчина замирает на мгновение, окидывая его пристальным взглядом. — Хорошо. Очень хорошо... Что ж, можешь считать, что в случае, если твой венценосный отец погибнет, — не то чтобы есть хоть малейшая вероятность того, что это случится, — я бы предпочел увидеть на троне тебя — того, кого я знаю, и, что важнее — своего бывшего ученика; а не кого-то из стайки лордовских сынков. Так было бы лучше для всех нас. Леголас фыркает, устало закрывая глаза. Что за бред? Здесь едва ли была хоть малая частица правды. Слишком очевидно. — То есть вы хотите, чтобы на месте короля, в случае непредвиденных обстоятельств, оказался лояльный вам, неопытный и толком ничего не знающий в политике мальчишка, которым было бы легко манипулировать? — Ты как всегда проницателен, милый, — хмыкает летописец, рассеянно проводя ладонью по огненно-рыжим локонам. — Я рад, что мои уроки не прошли даром для тебя. Польщен, можно сказать. Ну так что, согласен? Я предлагаю тебе взаимовыгодное сотрудничество, и не обманывай себя надеждами, что еще когда-нибудь получишь подобный вопрос. Или что у меня нет других, запасных вариантов на случай чего. — А разве у меня есть выбор? — обреченно повторяет Леголас, бросая быстрый взгляд на огромную стопку пыльных фолиантов на столе. — Выбор есть всегда, дорогой мой, и ты это прекрасно знаешь. — Айнон вновь усмехается и Леголас делает вид, будто не заметил вспышки раздражения в карих глазах. — Значит ли это, что ты согласен? Принц застывает, кусая сухие губы. Что ж, кажется, ему больше нечего терять, в любом случае. Вряд ли из этого получится что-то дельное, но и ничего прямо-таки ужасного точно не случится. — Да, — шепчет он одними губами, прогоняя мысль, что отчего-то пожалеет об этом. Причем очень и очень скоро. — Вот и чудно. С вами на удивление приятно иметь дело, аранен. Айнон уходит, довольно напевая незамысловатую мелодию, лишь улыбнувшись ему уголками губ напоследок. А после Леголас наконец вспоминает, отчего же он так люто ненавидел уроки политики у своего улыбчивого наставника.***
Дверцы платяного шкафа со скрипом распахиваются, отдавая его волной пыли и вызывая новый приступ кашля. Невольно Леголас делает шаг назад, закрывая нос и рот рукой. Критически взглядом он осматривает содержимое шкафа, пытаясь найти нечто более или менее достойное, а после раздраженно вздыхает, выхватывая первое, что попалось на глаза. Первым попавшимся, на счастье, оказываются темная туника и такие же штаны. Кинув быстрый взгляд на свои сапоги, Леголас решает, что надевать другие смысла нет, а значит, одной проблемой становится меньше. На ощупь он находит тиару на верхней полке и на миг замирает, с горечью вглядываясь в глубину иссиня-черного камня в серебряном обрамлении. Слишком много воспоминаний, слишком много боли, слишком много смерти. Просто слишком много. Ему становится плохо. Голова кружится, к горлу подкатывает комок, а пред глазами разлетаются странные искры, заставляя опуститься на пол, пряча лицо в ладонях, в ожидании, когда это пройдет. Виски отзываются тупой ноющей иглой боли, и Леголас в растерянности шарит по карманам в тщетной попытке отыскать заветный бутылек. Плевать на последствия, он не хочет продолжения этого кошмара, и пусть лекари говорят что угодно. Горькая микстура — чудовищная смесь всевозможных трав — обжигает горло и раскаленным обручем сдавливает на миг голову. Но после наконец все исчезает. Леголас просто сидит на полу, закрыв лицо руками и пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце в груди. Это снова случилось. Опять. Он не знал причины этой боли, возникающей словно из ниоткуда, исчезая почти также быстро; да что там, он давно уже не помнил, как давно это началось. Кажется, в тот самый солнечный осенний день, когда все вновь пошло наперекосяк. Или еще раньше, когда-то ужасающе давно, будто в другой жизни. Когда все было немного лучше. Целители лишь разводили руками, и только лекарь Полдон, главный королевский врачеватель, в конце концов тайком сунул ему в руки два маленьких бутылька, шепотом приказав принимать в наихудших случаях и не чаще одного раза в две недели. Стоило ли говорить, что Леголас, разумеется, нарушил оба указания, и уже вторая склянка была почти пуста? С тихим вздохом он поднимается на ноги, изо всех сил пытаясь удержать равновесие и вновь позорно не упасть. Он уже опаздывал, стоило поторопиться. Старая темная туника с еле слышным шелестом оседает на полу и Леголас, то и дело морщась от тупой боли, аккуратно надевает другую, чистую. Холодный камень тиары привычно обжигает лоб, и он на мгновение прикрывает глаза, глубоко вдыхая. Слишком тихо. Леголас ненавидел тишину. Ненавидел оставаться наедине с самим собой, душащей паутиной запутанных мыслей, громким стуком сердца в ушах и глухой болью, сжигающей каждую клеточку тела. Тишина была хуже всего на свете, и у него достаточно поводов для ненависти. Леголас рассеянно трет переносицу и рвано выдыхает. Дверцы платяного шкафа в его покоях со стуком закрываются. Что ж, время пришло; оттягивать неизбежное бесполезно. И ведь принцу не пристало опаздывать, не так ли? Вероятно, стоит хоть один раз в своей жизни поступить так, как того следуют традиции. И он быстрым шагом выходит прочь из комнаты, громко хлопнув заскрипевшей дверью.***
Леголас устало прикрывает глаза. Рассеянно он сжимает в пальцах хрупкий стебель цветка и тут же тихо шипит, чувствуя, как колючие шипы пронзают кожу. Темная капля крови тонкой струйкой бежит по листьям и рубином вспыхивает на алом бархатном лепестке розы. Боль физическая отрезвляет на краткое мгновение, и он быстро моргает, пытаясь отогнать прочь тяжёлую пелену воспоминаний и жужжащий рой мыслей, накрывший его с головой. Эльф прикусывает губу и деланно внимательно скользит взглядом по полутемной поляне, чтобы спустя секунду замереть, отрешенно всматриваясь в ровную высокую фигуру отца, статуей застывшего всего лишь в паре дюймов от него самого. Ровно так, как гласят правила. Ну конечно. Кто, как не король, будет неукоснительно следовать всем без исключения правилам придворного этикета, этики и прочего, и прочего? Король ведь обязан быть идеальным. Сверкающим, блестящим образом, недостижимым идеалом, примером для всеобщего подражания. Нет права на ошибку, нет права на раздумье, нет права на саму личность. Ты обязан соответствовать всем рамкам, ты обязан быть идеальным. Ведь иначе быть попросту не может. И Леголас прекрасно знал, что его отец — действительно соответствует. А еще знал, что никогда не сможет стать хоть вполовину таким же, сколько бы не старался. Слишком уж он другой. Слишком своевольный, гордый, легкомысленный порой, ветреный и до невозможного свободолюбивый. Леголас не был похож на своего отца, что бы не говорили все вокруг. Не был похож, и никогда не станет, как бы сильно он сам ни желал обратного. — Хватит, Зеленолист, — раздается насмешливый голос над ухом и Леголас едва подавляет желание вздрогнуть, по инерции хватаясь за рукоятку меча на эфесе. — Не дергайся, это всего лишь я. — Вэон? Это ты? — тихо переспрашивает он, не оборачиваясь и стараясь вернуть на лицо привычную маску беспристрастия. Удивленное выражение было бы крайне неуместно сейчас. — Так точно, командир, — шепчет все тот же голос, но его обладателя Леголас все еще разглядеть не может. — Не беспокойся, я здесь только для того, чтобы передать: у нас все готово, можем возвращаться в любой момент. Ждем только твоего приказа. — Хорошо, — рвано выдыхает принц. Израненные пальцы противно саднят и он морщится, все также пристально разглядывая цветок в своих руках. — Мне придется задержаться здесь еще на месяц-два, пока… все это не решится. На время моего отсутствия все на тебе, думаю справишься. Если что, ты знаешь, где и как меня отыскать. — Ну разумеется, командир. Все, бывайте, мне пора, — шелестом отдается листва позади него и, услышав на периферии приглушенный хруст, Леголас понимает, что его неожиданный собеседник действительно покинул его. Он тихо вздыхает, качая головой. Произошедшее было слишком... неожиданно. А неожиданности, выбивающиеся из четко выстроенного плана, Леголас терпеть не мог. Даром что самому Вэону, — его ходячей головной боли вот уже на протяжении последних столетий, — было на это совершенно плевать. Типичный, самый обыкновенный лесной эльф, что с него взять? Резкий, неожиданный, скрытный, до ужаса тихий, лживый, лицемерный и пугающе преданный. Кажется, Леголас наконец понял, почему они оба до сих пор успешно терпели друг друга. Эта мысль внезапно отозвалась странной горечью и болезненным уколом в сердце. Типичный, самый обыкновенный лесной эльф, каких тысячи. Самый обыкновенный-ценный эльф, каких тысячи до Вэона умирали за него. Как Таурохтар. Как они. Скорбно заиграли флейты, печально зазвенели струны арф. Что ж, видимо пора. С глухим вздохом он делает шаг вперед, бросая косой взгляд на быстро качнувшего головой короля. Роза с шелестом опускается на темное дерево гроба, — одного из сотен, тысяч похожих, — и он сам склоняет голову в молчаливом поклоне. В знак благодарности, признательности, уважения. И невыносимой скорби, печали, сжигающей изнутри. — В добрый путь, — тихо шепчет Леголас вмиг охрипшим голосом. — И пусть удача отныне и впредь всегда будет на вашей стороне. В добрый путь.***
— Матушка, отец, не понимаю, зачем я должен это делать, — с глухой яростью вновь восклицает юноша, яростно меря шагами кабинет отца. — Титул кронпринца? Мне? Валар, это даже звучит бредово! Все прекрасно знают, что победит принц Леголас; это произойдет в любом случае. Он слишком хорош, и после внезапной размолвки с королем его таланты и знания враз не испарились. Что могу противопоставить ему я? — Гэлторн, прекрати это детское представление и успокойся наконец, — сухо произносит эльф, прерывая отпрыска на полуслове и успешно игнорируя недовольный взгляд жены. — Один мой… источник, сказал, что принц сейчас ослаблен старыми ранами и к тому же страдает от странной хвори, а значит, у тебя появляется определенный шанс обыграть его в поединке. Долгое время он был далек от дворца и политики, это также дает тебе некоторое преимущество в тесте. Эллет рядом рвано выдыхает, комкая в пальцах шелковый платок, и качает головой, одним своим видом показывая, насколько сильно не одобряет эту затею. — Adar nin, это звучит до невозможности глупо! Ты же не можешь и в самом деле... — Гэлторн! — яростно шипит мужчина, но в следующее же мгновение вновь берет себя в руки, возвращая лицу отрешенно-скучающее выражение. — Не стоит так переживать, ion nin. Просто положись на меня; поверь, в случае чего, я смогу помочь тебе в этом нелегком деле. — Но... — Никаких но! Сколько лет я выслушивал от тебя разговоры на тему того, что принц Леголас недостойный сын Его Величества, что он - ужаснейшая кандидатура на престол, что он несносный, гордый, раздражающий мальчишка и ничего более, и что ты сам с легкостью расправился бы с ним? Время речей прошло, настала пора действовать. — Хватит, дорогой, — холодно отсекает эльфийка, быстрым движением поднимаясь с софы и подходя к сыну. — Конечно, он все понимает. Просто дай Гэлторну немного времени, хорошо? Она натянуто улыбается, рассеянно теребя рыжий локон, случайно выбившийся из косы, и осторожно берет Гэлтрона за руку, успокаивающе сжимая ее. — Идем, милый. Твоему отцу сейчас лучше побыть одному. Когда за женой и сыном с щелчком закрывается дверь, лорд Храванон со стоном опускается в кресло, зарываясь пальцами в длинные черные волосы. Все прошло ровно так, как он и ожидал. Гэлторн, проклятый мальчишка, мутит, не соглашаясь, но и не отказывая. Что-то скрывает — определенно. Что-то в его сыне изменилось, что-то стало неуловимо другим, словно чужим. Туилиндэ не лучше. Но у его жены все время было что-то свое на уме, и Храванон даже предположить боялся, что происходит в ее голове, под красивой маской наивности и покорности. Да, она соглашается с ним, поддерживает во всем, даже не думая о том, чтобы перечить, но мужчина был уверен, что после она непременно выкинет что-нибудь эдакое, один словом руша все его планы. Именно это в Туилиндэ его когда-то и привлекло. Горько было осознавать, что именно это ее черта характера сейчас может обойтись против него самого. Храванон раздраженно фыркает и поднимается на ноги. Как раз вовремя для того, чтобы нос к носу столкнуться с Ним. — Как все прошло? — бесцветный, тихий голос обжигает не хуже раскаленного железа, заставляя его вздрогнуть, сжимая пальцы в кулаки. Хваранон ненавидел, когда его заставали врасплох, когда замечали тень слабости, скользнувшую по телу, когда кто-то вел себя так, будто он лучше. Но он ценил и почитал Силу и тех, кто ей обладает, тех, кто способен ее усмирить и подчинить. Король Трандуил был из таких. Принц Леголас — нет. Обладая ей, королевский отпрыск боялся заявить свои права, попытаться отстоять то, что принадлежало ему, в полной мере захватить контроль над Силой. Он же был в сто крат сильнее короля и принца вместе взятых. — Я жду ответа. — Янтарно-золотые глаза странно сияют в лучах полуденного солнца, и Хваранону на миг кажется, будто они светятся изнутри каким-то диким, неукротимым пламенем. — Гэлторн не доставит нам проблем. Он поймет, со временем поймет, — хрипло выдыхает он в ответ, лихорадочно облизывая пересохшие губы. — Хорошо. Золотые глаза равнодушно смотрят прямо на него и Хваранон непроизвольно делает два шага назад, ощущая, как какое-то чувство внутри него кричит, просто вопит об опасности, приказывая бежать, бежать сколько есть сил, бежать и прятаться как можно дальше. — Конец близок, сын Леса, близится закат. Скоро все свершится, и сама смерть преклонит колени пред величием Белого короля, укротившего Жизнь. Конец близок, Хваранон, и тебе пора выбирать сторону. Тихий шепот отдается шелестом листвы, на краткое мгновение вспыхивают янтарные глаза цвета самого солнца, и Он исчезает с резким порывом холодного зимнего ветра.