Силиконовые слезы

Фауст стояла у панорамного окна высотою в два, а то и в три человеческих роста. По её уставшему лицу прыгали блики света, исходившего от ярких вывесок на соседних высотках. Пролетающие мимо шаттлы заливали кожу и одежду разными монотонными цветами. Бледно-голубой, желтый, сиреневый… Она пила редко. Хоффман пробовала алкоголь лишь в редких ситуациях; головокружение хоть как-то помогало ей почувствовать действительность, доказывало, что она все еще человек, а не бессмертная машина. Она пила после вылазок, процент смертности которых зашкаливал норму. Конечно, она возвращалась без смертельных ран. Но терять себя и думать, будто ты перехитришь смерть… Нет, такого позволять себе нельзя. Слишком частое подавление эмоций чревато их полным исчезновением. Медленное психологическое трансформирование в ту самую машину, которой все ее считают. Ох уж это бренное человеческое тело. Такое хрупкое. Фауст ненавидела себя за свое тело. Но оно ей помогало выживать. Хрупкие кости компенсировались растяжкой и идеальной балансировкой. Сделать пару сальто с каблуками на проводах и приземлиться на них же не такая и проблема. Малый вес также облегчал ей работу. До того времени, пока ее не ловили и не прибивали лицом к бетону, выворачивая с хрустом руки, разрывая хрящи. Да, первые задания оканчивались у девушки в лазарете, не без этого. С постоянными бинтами, гипсом и прутьями в костях. На все уговоры о кибернизации Гектор получал железный отказ. Но по агрессивным сжиманиям пальцев в замке было понятно, что его даже заводит такое рвение сохранить свое тело, нежелание рискнуть и перехитрить медицинские противопоказания. Он предлагал ей бесплатную кибернетизацию. То, из-за чего она не будет комплексовать. Ее тело перестанет быть болезненным и хрупким. Ее будет невозможно сломать. Почему тогда в досье всегда мигал из раза в раз один и тот же красный крест? Этому было объяснение. Простое и довольно логичное, из соображений Хоффман. Она всего добьется сама. И даже не в показателях дело. Было бы желание, она бы и не глянула на те листочки, что с удрученным лицом сунул ей врач с какими-то соболезнованиями. «…Процент идеальной состыковки протезов с телом равен 5% из 100%. Где-то в 40% случаев будет мощное отторжение, хоть двигаться и будет возможно. В 35% случаев — легкое отторжение. Одни из самых низких показателей, что я когда либо видел… А по вашей специальности так вообще впервые. Обычно таких отшивают сразу, ссылая на заводы и в другие места…» »…В 20% — смерть. Да-да, смерть. Сосуды лопаются, кровоизлияние во все органы, мышцы рвутся от перенапряжения и летальный исход. Возможно из-за вашей хронической дистрофии. Конечно, были те, у кого у меня на осмотре выдали 0% летального исхода…» Пересматривая досье Эрнест, Фауст могла это видеть воочию. Идеальное тело для кибернетизации. 90% удача, 6% легкое отторжение и только 4% масштабное. Причем тут все даже зависело от желания пациента. Не нравится — не приестся, нравится — подойдет идеально. Клык прокусил нижнюю губу до крови. Обидно. Для Фауст это действительно было обидно. Но обида кольнула в грудь лишь на секунду, и снова вернулось это манящее головокружение. Прикрыв глаза, Хоффман позволила алкоголю овладеть собой целиком и полностью, скатываясь спиной вниз по панорамному окну. Когда она перестает концентрироваться, ее будто тянет к ядру. Появляется поразительная тяжесть в плечах и бедрах. Лист с досье уже был скрыт, но в голове, в разуме, под прикрытыми веками все еще маячила пара бледно-голубых, но до костей пронзающих глаз. Иной раз, когда ты что-то имеешь, ты его даже не замечаешь, оно тебе не нужно. Но как только у тебя это отбирают, хочется заполучить обратно. И неважно, понадобится ли оно тебе вновь. Что ж, у нее есть пара суток на отдых. Об этом доложило сообщение Фельзинга, которое пестрило извинениями. Фауст лишь подавила раздраженный выдох. Снимать линзы было неприятно, особенно «такие». Вернув две прозрачные точки в упаковку, Хоффман наконец-то сняла шляпу и пальто. Все вещи были сразу аккуратно развешаны на вешалке, а трость оставлена рядом. Сама девушка уселась на диван. Бокал вина стоял на столике, оставленный там, чтобы снять с себя верхнюю одежду, но более остался нетронутым. Вытянув ноги, она решила немного вздремнуть. Пока есть пара дней отдыха, стоит немного расслабиться и потом с новыми силами начать действовать. Конечно. Она уснет… Моментально сделав кувырок с дивана и встав впереди него, Фауст рефлекторно попыталась схватиться за трость. Но та стояла подле вешалки, и до нее было где-то добрых три метра. В комнате чувствовалось чужое присутствие. Но человек пока себя полностью не обнаружил, так что оставалось только гадать, кто эдакий суицидник. Хоффман закрыла глаза и втянула носом воздух, стараясь сконцентрироваться. Запах был еле уловимый, что ясно давало понять: он был близко. Что-то в нем было знакомое, но понять это полностью ей не давало человеческое чутье. Все же Фауст не собака, хоть и считалась «псом MLC». Снова открыв глаза, она расфокусировала взгляд, давая себе возможность также заметить движение с боков. Если оно себя выдаст, достаточно сделать выпад в сторону, чтобы достать до трости. Но это было рискованно. Оружие вторженца еще не было обнаружено, и на что он способен, пока неясно. Ее видели, Фауст это понимала — очень невыгодная ситуация. Человек сюда пришел, значит, знает, где она живет. Он мог знать от 30% до 50% о ней, если знает ее местожительство, но этого уже было достаточно, чтобы причинить вред или просто доставить неудобство. И тот, и тот варианты раздражали. — Бля, ты всех гостей встречаешь, будто по твою душу сам Сатана пришел? — от тени в глубине комнаты отделилась тень поменьше, а после и показался сам человек. Лицо скосила надменная улыбка, а в глазах светилась насмешка. Фауст опустила голову вниз и более или менее расслабленно присела на боковину дивана. Еще и этого ей не хватало. — Объясни мне одну вещь… Какого черта ты тут забыла? — Подбирать цензурные выражения в такой ситуации для Фауст было тем еще испытанием. Кто бы еще это мог быть, кроме как Эрнест. — Гектор сказал, что коли мы партнёры, то обязаны знать место обиталища друг друга, — наконец та вышла из укрытия и, приблизившись, плюхнулась на диван. У Хоффман нервно дернулся глаз. Постороннему человеку привиделось бы, что, даже если в метре от нее прогремел взрыв, лицо Фантом не дрогнуло бы ни на секунду. Но как бы иронично это ни звучало, в голове у той бушевала целая стихия. И имя ей — разрушение, смерть и блядское из раза в раз повторяющееся раздражение. За этот день ее вывели из себя уже больше 5 раз. Это гребаный рекорд. В ее пространство в очередной раз вторглись, причем самым непозволительным способом. — У меня только два вопроса. Как только я услышу на них ответ, тут должен будет остаться лишь твой дух, — каждое слово было будто прорепетировано сотню раз. Эрнест откинулась на спинку дивана, спокойно, и то ли с жалостью, то ли с просьбой, посмотрела на Фауст. — Как ты сюда попала? И почему так скоро? — да, именно, почему так скоро. Фельзинг ей четко написал, что не успевает до завтра, а выйти Эрнест сможет только послезавтра. У Хоффман, конечно, были мысли о том, что доктор просто подольше хочет попинать балду, но тогда почему ЭТО здесь? Перестав смотреть на прожигающего негодованием партнера, Эрнест повернулась в другую сторону, как бы невзначай осматривая помещение. Диван был повернут к панорамным окнам, рядом, плотно придвинутый стеклянный стол с бокалом. Беззаботно потянувшись, Меллиндорфф подхватила пальцами бокал и стала чуть покручивать, заставляя жидкость идти кругами, но не выливаться. Потолок был высоким, метров пять, не меньше. Тут могло быть спокойно два этажа… Хотя да, второй этаж был. Чуть поодаль от дивана возвышалась винтовая лестница, поднимающаяся на второй ярус. Хоть второй этаж и закрывал помещение лишь до половины, увидеть, что там располагалось не предстоялось возможности из-за зеркальной стены, не доходящей до потолка. Где-то сверху с нее свисали явно неживые лозы. За диваном стоял большой стеклянный стол с платяным полуоткрытым шкафом, встроенным стену, и углублением, где находилась входная дверь. Рядом со входной дверью была еще одна, судя по всему, вход в ванную комнату. Так как сама квартирка, хоть и была высокой, но никак не широкой, и потому вряд ли бы та маленькая комнатка могла бы предназначаться для чего иного. Напротив стола — плазма со стеклянным столиком и парочкой какой-то техники, а за винтовой лестницей — еще одна дверь. Из-за маленького освещения вся комната будто утонула в сумерках, а если учесть, что весь декор, пол, стены и мебель были в темных, а иной раз даже в черных тонах, то будет неудивительно, если даже днем тут будет глубокая ночь. — Хм… Получается, у меня есть фора в два вопроса? Прикусив губу, Хоффман процедила: — Именно. — Ну раз так… — осмотр занял не более пары минут, но Фауст уже успела надеть линзы обратно. Меллиндорфф продолжила: — Вообще, я у Фельзинга че-т сломала. А потом еще че-то… И еще… Ну, неважно. В итоге он решился быстрее имплантировать мне чип с татушкой. И сейчас я, чисто теоретически, на реабилитации. Но доктор сказал, что коли я могу спокойно и свободно двигаться, не чувствуя боли и дискомфорта, засиживаться в его кабинете нет смысла. Потому я и ушла. После ко мне подключился Децель и переписал мне кое-какие данные, что типо потребуются мне в будущем. Обиходная инфа, кое-какие данные и, о, слу-у-у-ушай, — она резко обернулась, — а почему начальник голограмма? Ты видела его когда-нибудь вживую? И да, почему сразу нельзя было все сказать?.. — вопросы снова посыпались градом. Фауст решила, что лучше ответить сейчас, чтобы в будущем вновь не возникло каких-либо форс-мажоров. — Начнем с того, что никто не видел НАЧАЛЬНИКА, — выделив последнее слово голосом, девушка дала понять, как следовало бы в будущем называть Гектора, чтобы не собрать коллекцию подзатыльников, — в реале. Он ходит голограммой, как мне рассказывали старые работники, всегда. Не нам задаваться вопросом, почему. Это его проблемы… — Может, за ним слежка, и он скрывается? — опять хлопок, и пара капель вина упали на пол. Да, Фауст вновь одарила Эрнест подзатыльником и зашипела: — Первое правило, что я тебе озвучила? — Не перебивать… — голос стал виноватым, и даже лицо не выдало и тени усмешки. Либо ей действительно стало совестно, либо она была хорошим актером. Хотя Хоффман склонялась к третьему варианту: когда Эрнест похуй, она говорит виноватым тоном. Нужно будет за этим проследить. Цыкнув, Фауст продолжила: — Второй вопрос, почему нельзя было все сразу сказать. Вот тут ты сама, как думаешь? Эрнест глянула в потолок, как бы прикидывая, но потом глянула на Фауст, пожав плечами. На свою реакцию она получила тяжелый выдох. — Потому что я могла тебя не принять. А если бы я тебя не приняла, то тебе бы не рассказали и доли информации, которой ты сейчас обладаешь. Все же знание о месте моего проживания настолько конфиденциальна, что ее знают только четыре объекта. Ну, теперь пять. — Децель, Гектор, Фельзинг, ты и я? Фауст приподняла бровь и с недоверием посмотрела на ту, что просто глупым взглядом уставилась в ответ: — Скажи мне честно, ты прикидываешься тупой или реально тупая? Кажется, Эрнест не поняла намека и лишь чуток нахмурилась. — Разве я неправильно сказала? — Как раз правильно. Только мне интересно, как ты пришла к такому выводу столь быстро. Поведай мне цепочку своих размышлений. Да, это то, чего хотела Меллиндорфф. Она уже выкупила, что прикидываться немощной подле своего, грубо говоря, наставника, не получится. А вот блеснув своими знаниями, только придаст себе уважения. И пусть всего лишь каплю. — Изначально, ты сказала, четыре человека. Гектор рассказал мне про твой дом, когда связался после Децеля со мной, дабы наладить связь и проверить, доступна ли я. Так что он входит в их число. Ты, ну, сама понимаешь. Я стала последней, поэтому ты добавила потом «пять объектов». А теперь, самое интересное, — тон чуть снизился и стал походить на заговорщический, — ты говорила, что Децель твой личный связной. Ни за что не поверю, чтобы личный связной не знает место твоего проживания. Ну и Фельзинг — твой личный врач вроде. Тоже как-то с трудом вериться, что он не знает твоего место проживания. Кстати, почему объектов? — Потому что Децель не человек. Он андроид. Хмыкнув, Эрнест улыбнулась. Что ж, ее задумка удалась на 100%. Со стороны Хоффман послушался удовлетворительный смешок. Немного, но уже прогресс. — Следовательно, про обязанности связного тебе тоже рассказал либо Гектор, либо Децель. Что ж, мне рутины меньше, — наконец-то оторвавшись от спинки дивана, Фауст переместилась на другую его сторону. На ту, что была ближе к лестнице. Сейчас обе смотрели в панорамное окно, и около минуты между ними стояла тишина. Но, что на удивление, никто не чувствовал дискомфорта. Первой тишину оборвала Хоффман: — Так как ты проникла сюда? — спросив, она повернулась. Но Эрнест все еще смотрела вперед. Глаза ее были чуть прикрыты, а улыбка была легкой. Наверное, ей было сейчас очень хорошо, если она могла вот так спокойно сидеть и даже головой не двигать. Ответ пришел спустя секунды: — Ты сказала, что, как только я отвечу на два вопроса, я уйду. Так вот, — только теперь она повернула голову, и на этот раз ее улыбка пробила озноб на спине у Фауст, — я не буду отвечать. Мне здесь нравится, и я хочу остаться. Шок. Шок и непонимание, которые медленно перетекли в негодование. Какого черта это сейчас было? Эрнест не дала времени на размышления, осыпая новой порцией вопросов. — Странно. Я слышала, что у тебя нет права отказываться от напарника. Я не понимаю. В очередной раз закусив губу, Хоффман постаралась привести в порядок мысли, которые после сногсшибательного ответа Меллиндорфф разлетелись в стороны, оставляя после себя звенящую пустоту в черепной коробке. Оперев о колени локти, она оперла лоб о тыльную сторону ладони. — Еще раз. Я не могла от тебя отказаться в роли подчиненного, а не в роли напарника. Я могла спокойно определить тебя в офис сбора информации отряда быстро реагирования для сортировки данных или на худой конец в цех. Но судя по твоему резюме, я смогу скидывать на тебя работу, требующую силу. Но сейчас не об этом, какого… — А-а-а… — вздох был укоризненным, но Эрнест явно не расстроил факт быть щитом, а желание чуток выпендриться быстро набирало обороты, — Вот как ты относишься к своим подчиненным. То-то у тебя не наблюдается напарника. Лицо Фауст мнимо говорило лишь одно: «ты сейчас серьезно?» Следующий час квартира была наполнена бранью. Точнее, изящным монологом Фауст, но который явно говорил о том, что въебать Эрнест ей никто не помешает. Эрнест же просто наблюдала за городом, иногда поглядывая на Фауст, когда голос девушки начинал приобретать силу. Выдохшись, Хоффман цыкнула в последний момент, развернулась и поднялась вверх по лестнице. Теперь в ее жизни появился еще один человек, которого не переспорить. Но если Гектор брал словами, то это нечто брало совершенно нелогичными вбросами. Просто индивиды в своем роду. Эрнест приняла этот жест как разрешение остаться тут на ночь. Насколько бы она ни была вредной, ей не нравилось быть генератором плохой атмосферы. Так что, просто сняв куртку, которая послужит одеялом, она легла на диван. После ухода Фауст гостиная приобрела прохладность. Свет был везде выключен моментально. Судя по всему, электрогенератор стоял на втором этаже. Если присмотреться, то для такой комнаты вещей в ней было очень мало. Легко сосчитать по пальцам. В очередной раз обведя глазами место своего нынешнего ночлега, Эрнест приняла сногсшибательное, по ее мнению, решение. Остаток ночи, пока не уснула, она раздумывала, как было бы легче и БЕЗОПАСНЕЕ провернуть идею.