Его надежда

Кин никогда не блистал жизнелюбием, что в прошлом, что в настоящем. Он желал либо умереть, либо спокойно просуществовать отведённый судьбой срок. Жизнь смеялась где-то за его спиной всякий раз, когда в той реальности, в которой был рождён, врачи откачивали после превышенной дозы успокоительных. Первой мыслью при открытие глаз в совершенно другом мире было: «Снова не вышло, даже веревки меня не берут». Казалось, пессимизм пропитал его полностью, не оставив места даже проблескам надежды на светлое будущее. Ненависть к окружающим и себе самому сковывала в тиски, не давая дышать полной грудью. Его не волновало изменившееся место жительства и доставшееся слабое тело невесть какого мальчишки, по имени которого теперь к нему обращались. Вьющаяся рядом незнакомая переживающая женщина больше раздражала, нежели успокаивала. За каким чертом ему в двадцать с лишним нужна такая забота? Лет в семь, когда приходилось скукоживаться холодными зимними ночами на кровати под непрекращающуюся громкую музыку, может он бы ещё поверил в доброту и потянулся к чужой теплоте, но не сейчас. Ответить грубостью не позволяла совесть, ведь эта несчастная и не в курсе, что её настоящее чадо чуть ли не на мелкие куски раскромсали. Те люди явно были ещё более потерянными, чем Кин, раз с такой остервенелостью издевались над слабым, молящим о пощаде, мальчишке. Он помнил момент смерти этого тельца очень отчётливо, но в сердце ничего не дрогнуло. Смысл вообще ощущать хоть что-то, когда не в состоянии ничего предпринять? Спустя время вскрылось наличие сестры, почти полной копии, если отрезать волосы. Оказался живым отец, выглядящий чересчур угрожающе со своей огромной собакой за спиной. Животное больше напоминало волка, но никак не домашнего питомца. Кин ни разу не протянул к нему руку за всё прожитое в поместье время. Скотина будто ощущала, что он чужой, рыча и лая всякий раз, завидев на горизонте. Окружающие списывали данную внезапно появившуюся особенность на старость пса. Скучные дни тянулись друг за другом, превращаясь в недели и месяцы, пока в один момент не совершили очередное покушение. Чувствовать боль не хотелось, стать грушой для битья тоже, рука сама собой вспорола чужое горло, свежая кровь хлынула на чистый пол, постепенно расстекаясь и достигая матраса, пропитывая его, наполняя неприятным металлическим запахом пространство. И тут неожиданно снизошло осознание… Ему понравилось. Апатия будто отпустила на краткое мгновение. Впервые за долгое время от страха и хлынувшего адреналина всё закипело в жилах. Захотелось повторить, снова пройтись по грани дозволенного, улыбнуться искренне слегка ненормально и пугающе. Неужели только так можно стать счастливым? Больше не осталось других более уравновешенных способов для полностью поломанного него? Чтобы вновь сойти с ума от бьющего по ушам сердца, Кин начал тренироваться, его захлестнуло искусство владения клинком, занятия по управлению подчинёнными, книги по военному делу, ведь это всё в ближайшем будущем могло позволить дышать. Стоило только отцу позволить ему выйти на поле брани, и его грудь наконец-то наполнилась кислородом. Тело ребёнка послужило отличную службу, потому что было куда более манёвренным, реки крови лились, капли брызгали, пачкая одежду, лицо и волосы. Девятилетний мальчишка казался разъярённым зверем, но никак не ребёнком. Дети не улыбаются, вспарывая врагам живот, и не смеются, если им приставляют нож к горлу. — Я Изуна Учиха, — его заставил познакомиться Таджима, и Кин это знал с самого начала, обладая хорошим слухом. Изначально он собирался просто поддерживать видимость общения, не желая связываться с глупым мальцом, но что-то в пустых чёрных зрачках показалось интересным. Это оказался разбитый глубоко внутри человек, но не надломанный настолько сильно, насколько сам Кин. У этого осталась любящая родная семья, в то время как Инудзука свою подлинную родню давно оставил в другом мире, не привязавшись к здешним родителям излишне сильно. Они были хорошими людьми, добрыми, искренними, никогда не задавали лишних вопросов, не давили, и их вины в отсутствии у юноши способности «любить» не было. Каким-то неведомым образом, в итоге, Учиха стал значить намного больше в не имеющей смысла жизни. Впервые появилось желание называть человека «другом», а не пролетающей мимо мошкой. Именно по сумасшествию Мадара казался куда ближе, но пугал до чёртиков просто присутствием. С ним не хотелось иметь отношений, а прозвище «Дьявол» уже в четырнадцать слишком подходило бесчувственному лицу. Кин даже себя такой ужасной тварью не считал, как наследника одного из сильнейших кланов. Они оба получали удовольствие от битвы, но «выходец из преисподней» несколько особенно, убивая жертв медленно, мучая, безумно улыбаясь на каждый истошный крик. В общем, за ним было интереснее наблюдать со стороны, нежели копаться напрямую в воспалённом мозгу. Время шло, все взрослели, и садизма становилось только больше. Пытки — вот забавное хобби каждого наследника большой семьи. Изуна не ощущал ничего, и Кину нравилось наблюдать за его беспристрастным лицом, пока выжигает что-то на чужом теле, выуживая необходимые данные. Он не улыбался, но был слишком спокойным для того, кто причиняет боль живому думающему созданию. Этот парень оставался одиноким всегда, недосягаемым, задумчивым, тем самым не дав интересу Инудзуки пропадать. Пока он бегал за заместителем, невольно краем глаза ловил светлые волосы какой-то глупышки, с энтузиазмом выполняющей поручения. — Сделай вид, что не видел её, — Изуна тихонько проговаривает, продолжая шагать в сторону кабинета. — Припахали наследницу Сенджу к работе? — хищно обнажая клыки. — Брат играется в добродетеля, — фыркнув, впервые на его памяти действительно раздражаясь. Кин знал будущее, и прекрасно осознавал, что здесь не должно присутствовать вот «этого». Мадара должен умереть в гордом одиночестве в чёртовой пещере, натворив кучу говна, которое будут разгребать ещё несколько поколений. Не было у главы Учих никакой женщины, а игрушки и подавно, он посвятил всего себя ненависти. Нехорошее предчувствие посетило душу, но Инудзука его откинул. Два попаданца — бред какой-то! Он предсказывал ей скорую кончину, но каждый месяц, приходя выпить с Изуной, находил живой и здоровой. Пришлось начать наводить справки, рыться в кучах «грязного белья» Сенджу, раздосадованно вздыхая от слишком малого количества нужной информации. Его начинал раздражать факт наличия светловолосой слишком жизнерадостной проблемы. Сумасшедший убийца искренне ей улыбался, мягко прикасался, ни разу не повышал прилюдно голос. Что было в этой дурочке особенного? Чем цепляла Мадару? Почему она, родившись в этом жестоком мире, боялась убивать? — Я скоро умру, — ляпнул как-то по пьяне младшенький сын Таджимы, заставив собеседника удивлённо изогнуть бровь. — Не неси чепухи, — Инудзука вскакивает, чуть не опрокинув стол. — За враньё всегда высокая цена, — красное вино забавно переливается в бокале, пока парень вертит его в руках, задумчиво вглядываясь, будто ища ответы. — Даже медику, который взялся за лечение, всего не договариваю. — Так начни это делать, придурок! Неужели Кин боится потерять этого ставшего слишком близким человека? Новые чувства охватывают разум, а в груди опять не хватает кислорода прямо как тогда, когда ещё не нашёл «счастья» в убийствах и битвах. Сердце тяжелее камня, оно готово уползти в пятки, рухнув под слишком большим весом. — Пусть Айко дальше лечит меня от анемии, — улыбка, впервые такая искренняя, расцветает на устах Изуны. — Иначе новости о самочувствии долетят до Мадары. — Подожди, что? — клыки выступают слишком отчетливо от пронзившей злобы, последовавшей за глубокой начинающей разрастаться печалью. — Я один в курсе, что ты харкаешь кровью не первый год?! — Да, и унеси эту информацию в могилу, — беззаботно, поддавшись влиянию алкоголя, расслабляясь. — Не приди ты тогда раньше назначенного времени, тоже остался бы в неведении. — Жестоко, — пытаясь надеть маску весельчака. — Это сказал человек, до сих пор что-то от меня скрывающий, — паразит всегда был проницательным, видящим насквозь. — Сделаешь одолжение? — Наглость — плохая черта, — Кин оседает обратно на пол. — Имею право, мы больше не увидимся, — заставив друга снова вздрогнуть. — Присмотри за этими двумя, Айко без помощи, в случае слёта брата с катушек, не справится. Разрешаю пару раз врезать для точного результата. И в следующий раз, словно Изуна действительно мог предсказывать будущее, Инудзука нашел только бездыханное тело. Да и то, чтобы лицезреть хоть это, пришлось приложить немало усилий. Стараниями одной неприятной занозы сюда никого не пускали. — Ушёл с миром, значится? — вопрос в пустоту. — Какого чёрта с такой спокойной рожей, не мог хоть перед кончиной сделать выражение поинтереснее? Безумный смешок срывается сам собой, кажется, в только-только заново отстроенном мире вновь что-то рухнуло. Он и не думал, что настолько дорожит парнишкой. — Брат! — Ран открывает взволнованно дверь на рассвете, впуская родственника, которого уже обыскалась. — Не трогай, — он позволяет лёгкую грубость, отодвинув девушку от себя. Она повинуется, но хрупкие плечи становятся поникшими, а глазки теряют блеск, который обрели снова совсем недавно. Смерть отца, мужа и нерождённого ребёнка её сильно подкосила. — Прости-прости, — моментально заметив изменившееся настроение, чувствуя укол вины за брошенную ранее фразу. — Не слушай пьяного меня, это плохой человек. Про себя он невольно подумал, что и трезвый не особо святой. Крепкие руки заключают хрупкое тело в объятия, аккуратно прижимая. Как же эта девчушка слабо выглядит в его глазах последнее время… Пусть она всегда болела, частенько была неуклюжа, но старалась держаться, мысля позитивно, раньше не вызывая столько опасений. Кин даже и не подозревал, что ему придётся стать её опорой, верил в силу сестры из этого мира… — Не пей сегодня таблетки, — парень проговаривает, ловко выуживая пузырёк успокоительных из чужого кармана. — Нам предстоит побеседовать с дурочкой Мадары, и убедиться, что она не развалит клан наших союзников. Инудзука предвкушает, как будет трепать нервы малявки, надеясь довести до слёз колкими фразами. Это его маленькое хобби, пусть и опасное. Хочется надавить там, где больнее всего, отомстив за невнимательность, проявленную в отношении Изуны. Она должна запомнить, что слабым в дела сильных влазить не стоит. Однако, что-то в момент встречи сразу идёт не по плану. Дурочка почему-то не верит в «маску» разгильдяя и дурочка, относясь с подозрением, не расслабляясь ни на секунду. Где-то на середине разговора становится понятна ложность слухов, а слишком взрослые глаза заставляют инстинкты взревать, намекая на какой-то подвох. Что-то с женушкой Дьявола не так, и Кину это не нравится. Она не гений, но выпутываться умеет не хуже взрослого полностью сформированного человека, как будто лет на самом деле Айко больше, чем физическому телу. Объём опыта превышает тот, который должен быть. И это не единственная странность… От девушки не пахнет Мадарой так, как должно. Даже если он использует её в качестве красивой игрушки, помогающей скрашивать одинокие ночи, а потом уходит, засыпая на другом футоне, ароматы немного, но смешиваются. Инудзука умеет использовать нос по максимуму, на протяжении всей жизни в новой оболочке не переставая изучать и делать выводы. Ошибки быть не может, брак Учихи фиктивный, причём между этими двумя не было ничего никогда. Поверить в крепкую дружбу Кин в их ситуации мог только при условии несколько иной ориентации Дьявола, но его похождения ярко свидетельствуют о заинтересованности в противоположном поле. — Так, сестричка, ты не дойдёшь, — стоит только сёдзи захлопнуться, а внимательному пугающему взгляду светловолосой особы скрыться, Инудзука подхватывает родственницу на руки. Он тоже пьян, но не настолько сильно. Ран повезло меньше, она слишком быстро поддаётся влиянию увеселительных напитков, поэтому в этот момент не стоит на своих двоих, готовая упасть от лёгкого прикосновения. Ситуация не из приятных, но душенька юноши ликует, ведь довести новоиспеченного заместителя Учих до «белочки» определённо вышло. Завтра разнеженная заботой и вниманием особа не должна покинуть пределов спальни, позволив разнюхать всё интересующее, но только лишь по плану… С треском провалившимся, кстати говоря. Слегка лохматая и покачивающаяся от тяжести папок в тонких руках, но с прямой спиной и вздёрнутым вверх носиком, Кину навстречу днём бредёт бесящая дурочка. Одна из прядок забавно падает на нос, заставив девушку подуть на неё, слегка убирая в сторону. Можно было бы умилиться подобной картине, улыбнувшись, но Инудзука делает с точностью наоборот, позволив истинной сущности безжалостного убийцы выступить наружу. Диалог развивается неохотно, хотя бы по той причине, что оба параллельно с беседой сопротивляются давящей чакре. Правда, юноше это определённо даётся легче, в отличие от собеседницы он не приклеен к полу, а вполне может передвигаться. Пользуясь преимуществом, большая ладонь почти достигает до тошноты миловидного личика, собираясь грубо взять за подбородок, чтобы выведать то, что без применения силы никто не скажет. —  Господин глава Инудзук, я отрублю эту руку, если она не отдалится от лица Айко-самы, — совсем зелёный мальчонка, если судить по критериям выше упомянутого человека, с парочкой товарищей направляет довольно острые лезвия в сторону обидчика их любимой и незаменимой второй жены правителя. — Смотрите сколько влезет, но не трогайте. — Она мне и сама её откусит, — снова заулыбавшись беззаботно и придурковато, пока струйка крови стекает по губе. «Учихи защищают чужака? Да когда такое было в последний раз?!» — несмотря на дальнейшее предложение о помощи в уборке, именно это волнует кипящий яростью разум. Айко не нравится ему всем, он ждёт подвоха, неожиданной истерики, какую бывало закатывали отвергнутые женщины, но даже на похоронах безэмоциональное выражение не исчезает, пусть где-то в глубине серых глаз плещется боль. А когда она решает и вовсе покинуть сборище лицемеров, а Кин в очередной раз её догоняет, то впадает в ступор, позабыв на мгновение все отгворки. Скука — вот что читается в каждом движении и фразе. Она его не то что не боится, даже чем-то важным не считает, видя цель в возвращении в спальню, не желая более ничего. На следующий же день тактика сменяется на совершенно иную. Невоспитанность — вот новое оружие. Неуважительное обращение способно выводить гордых из себя, но и тут прокол. Девчушка спокойна, продолжая гнуть свою линию с подмогой в патрулях, лишь один раз не повышая голос упрекнув в отсутствии этикета. Неужели женушка невыносимого человека, готового убивать за неправильную интонацию, может проглатывать очевидные нападки лишь бы её люди не страдали? Даже Изуна таким завидным терпением не всегда отличался… — Госпожа такая добрая, — слышится, когда Кин в очередной раз пытается что-то разнюхать. — И невероятно простая в отличие от нашего главы… — Точно-точно, — другой более молодой голос. — Она всегда так мило смущается, если говорим ей, что хорошо выглядит! — А когда кланяется может споткнуться о собственные ноги, — первый смеётся. — Вообще не представляю, как ведёт переговоры со старейшинами, они же съедят нашего ангелочка с костями, не подавившись. — Видимо, это даётся ей очень тяжело, раз не в настроении последние дни, — тяжело вздыхая. — Побыстрее бы Мадара-сама отошёл от смерти Изуны-самы, — шепотом. — Пусть Айко-сама и пытается врать насчёт работы, но почти каждый понимает, что дело вовсе не в ней. Инудзука невольно кривится, услышав такую характеристику, никак не сходящуюся с тем, что имел честь лицезреть своими собственными глазами. В каком месте дурочка невинная? Ненужных гостей выпроваживает отлично сладкими речами, а если не выходит так, то может чуть ли не рыкнуть, заставив представителей гражданских деревень встать по струнке. Стоит пройти буквально паре часов, и из дурочки юная особа вырастает в его глазах в нечто более интересное. Маленькая ладонь, напитанная чакрой, пустой взгляд, жажда крови — всё в купе оказывает довольно сильный эффект. Ему не стоило переходить черту, когда не успел всё достаточно разузнать. Движения отточенные, девушка знает, где стоит перерезать артерию, чтобы отправить на тот свет в мгновение ока. Злить более её не стоит, от Мадары набралась плохого, пусть и сама этого не замечает. Следующим вечером ему посчастливилось снова встретить Айко на своём пути, её одежда была грязной, а волосы завязаны в неаккуратный пучок на затылке. Инудзука невольно прикрывает нос, чтобы не чувствовать исходящего трупного запаха. — Госпожа, мы сожгли труп, как Вы и приказывали, — её телохранитель, источающий вонь не так сильно, оказывается рядом. — Попросить служанок закончить уборку в пыточной? Основную гадость Вы же вычистили. — Не стоит, сама управлюсь, — поправив тряпку на ведре с окровавленной водой. — Лучше принеси парочку небольших мешков, надо собрать испорченные инструменты и зубы с ногтями с позапрошлого допроса. Только после ухода паренька, женушка Учихи обращает внимание на непрошенного гостя. — Что-то хотели, Кин-сан? — вводя в ступор безжизненной интонацией, заставив завороженно смотреть на тонкие пальчики, под ногтями которых остался чей-то биологический материал. Тот, к кому обратились, невольно сглатывает. И вот ЭТО старейшины хотят сместить с места жены? Да где ещё можно будет найти монстра, способного с таким спокойствием убирать последствия пыток, зная, что их проводил любимый человек. Она просто обязана стать его настоящей супругой… Дьявол, становящийся лучшим из оружий, способный вырезать клан при желании, и Дьяволица, готовая разделываться с последствиями, даже если придётся замарать аккуратные ручки. — Просто проходил мимо, — растеряв всё желание общаться. — Тогда вернитесь в свою часть поместья, и не шатайтесь по территориям, на которые вход запрещен, — холодно, развернувшись, чтобы спуститься в страшный подвал.