Мертвые сердца, живые души

      Солнце уже садилось, окрашивая небо в ярко-алые оттенки, когда Анна покинула прием. Девушка мечтательно смотрела в окно на июньские пейзажи, пока карета неторопливо двигалась к поместью де Веласко. Анна чуть пошевелила ногами, разминая их после долгого вечера, и те приятно загудели в области голени. Девушка откинулась на красные маленькие подушки, которые она попросила подать в карету еще две недели назад, заметив такое нехитрое решение у одной из знатных сеньор. Это действительно помогало расслабиться во время тряски. Перед глазами Анны до сих пор стоял саркастичный граф с величественной осанкой. Девушка обычно старалась не запоминать кавалеров во время танца, чтобы не обременять свою голову подобными ненужными вещами, но Феликс по-прежнему улыбался ей, галантно подавая руку, по-прежнему закручивал в танце, шепча какие-то слова, по-прежнему аккуратно убирал прядь с лица, приближаясь к ней…       - Герцогиня, мы приехали.       Анна вздрогнула и сонно захлопала глазами, озираясь. На улице уже смерклось так, что дорогу освещали только фонари у поместья де Веласко. Девушка хлопнула себя по щекам, чтобы полностью проснуться – не хотелось предстать перед слугами в неподобающем виде.       - В следующий раз следует выбрать место не настолько далекое, - пробормотала Анна.       - Вы так говорили и в прошлый раз.       - Ты как всегда права, Дженет, - девушка чуть улыбнулась.       Дженет была худощавой девушкой с бледной кожей и непослушными русыми волосами, которые та старательно заплетала в косичку. Она была ненамного старше Анны, что сыграло свою роль в ее становлении камеристкой. Еще когда Леонор Фернандес де Веласко, мать Анны, была жива, она определила будущее несуразной тогда маленькой Дженет, желая видеть ее не служанкой, но верной подругой своей дочери. И так, некогда дочь конюха обрела статус личной горничной маленькой герцогини.       Девушек объединила смерть драгоценного им человека – Леонор, которая слегла от болезни на тридцатом году своей жизни. Дженет искренне восхищалась матерью Анны и прониклась к ней симпатией как к родному человеку. Во времена, когда поместье, казалось, потеряло свой источник света, две девочки находили поддержку в друг друге. Бернардино не стал препятствовать последней воле Леонор, пожаловав семнадцатилетней Дженет статус камеристки спустя пять лет после смерти своей жены.       - Добро пожаловать домой, герцогиня! – лакей ловко открыл дверцу кареты, подав руку.       Анна сдержанно улыбнулась и, превозмогая боль в ноге, изящно вышла из кареты, чуть опираясь на протянутую ей ладонь.       - Благодарю, - девушка чуть кивнула и пошла вперед по каменной кладке, стуча своими каблучками.       Прохладный воздух освежал еще не проснувшееся сознание девушки, и она глубоко вдохнула, обхватывая себя руками. Она планировала вернуться домой пораньше, чтобы успеть смыть следы усталости на лице до прихода отца.       - Госпожа, - Анна обернулась на голос Дженет, - осмелюсь сказать Вам, что следует взять перерыв от веселых похождений. Боюсь, господин снова может наказать Вас, а я…       Тонкие губы камеристки сжались, пока та сжала подол простого хлопкового платья серого цвета с высоким воротником. Анна строго оглядела Дженет:       - Будь осторожна в своих высказываниях, - девушка расправила плечи, останавливаясь. – Если продолжишь говорить подобные вещи, то мой отец прознает обо всем быстрее, чем я перешагну порог дома.       Эти слова повисли в воздухе, настораживая Анну. Никто не сомневался, герцог узнает обо всем, если еще не сделал этого. Но девушке хотелось оттянуть этот момент хотя бы на день, чтобы успеть посетить еще один бал без боли в руках. Дженет несколько опасливо посмотрела по сторонам. Сейчас читать нотации не было смысла, она может потерять место камеристки в одно мгновение, если до герцога дойдет весть о том, что его дочь часто пропадает не за уроками французского, а за танцами. И о том, как юная герцогиня поспешила упасть на двух дерущихся мужчин.       Дженет покорно склонила голову и проследовала за Анной в дом, ожидая гневного взгляда, пощечины, отборной брани от герцога, как только они заявятся на порог.       К удивлению и счастью девушек, весть о том, что произошло на приеме, не дошла до герцога. Анна ходила по комнате в ожидании вызова в кабинет Бернардино. Она беспокойно гладила свои руки с небольшими покраснениями, уже жалея их красоту. Она была уверена, что какой-нибудь знатный сеньор не сможет не прислать свое письмо с выражением своего крайнего удивления поведением благородной герцогини. Анна редко покидала комнату, чтобы узнать о требовании отца заявиться к нему раньше и прийти без опозданий. Остальным же, в том числе и проницательной Дженет, она твердила о своем увлечении рукоделием и желании совершенствоваться в этой сфере. Девушка старательно вышивала герб дома, но не доходила и до половины, отбрасывая свои мучения подальше, и начинала снова ходить по комнате. Но даже после обеда отец не заявился к ней. На следующий день Анна уже начала выходить из комнаты, постоянно озираясь по сторонам. При виде собственного отца в коридоре, который активно перебирал письма во время ходьбы, девушка задержала дыхание и коротко поклонилась с пожеланиями хорошего дня. Бернардино посмотрел на нее уставшими поблеклыми глазами и отвернулся, продолжая читать. Анна молча уставилась в уходящую спину отца, который не подавал признаков необузданного гнева, или хотя бы малейшего недовольства своей дочерью, словно она не опозорила его перед огромной толпой аристократов.       - Дженет, - Анна стояла у открытого окна, вдыхая аромат роз, цветущих около поместья, - никаких вестей об отце?       - Нет, госпожа, - задумчиво протянула Дженет, - во всяком случае, ничего, касательно Вас.       Это настораживало девушку. Обычно каждый находил нужным сообщать о малейшем проступке Анны, о каждой мимолетной улыбке или косом взгляде в сторону какого-нибудь юноши. После того вечера Анна ожидала минимум десять писем от сеньоров, в которых бы хранилась тайная насмешка над герцогом, который не смог должным образом воспитать дочь.       Девушка ворочалась в постели в попытке заснуть. Ей казалось, что луна слишком ярко светит, слуги слишком громко ходят, а кровать слишком неудобная. Анна уже готова была сама спросить отца, в чем дело, но боялась ответа. Девушка чувствовала, что это просто затишье перед бурей, которая собьет ее с ног и пригвоздит к земле. Однако и на третий день наказание не спешило настигать Анну.       - Думаю, господин занят гораздо более важными делами, - тихо предположила Дженет, расчесывая густые темно-русые волосы девушки утром.       - Разве для него существует что-то более важное? – усмехнулась Анна. – В таком случае, не будем терять ни секунды моего времени! Вероятно, есть вести о предстоящих приемах?       - Вы правы. За эти дни Вам пришло много приглашений, - Дженет улыбнулась в ответ и отложила гребень в сторону, - было даже одно интересное…       - Неужели? – девушка пригладила волосы, любуясь собой в зеркало. – И от кого же?       - Помните молодого герцога Висенте де Москосо, что так яро хотел познакомиться с вами, раз за разом зовя на танец? Он устраивает грандиозный бал. В одном из салонов я слышала, что он продал несколько фамильных драгоценностей, чтобы позволить себе устроить крупнейшее пиршество! И Вы приглашены, как почетный гость.       Анна нахмурилась, вспоминая неловкого сеньора, который стыдливо поправлял круглые очки, пока пытался без запинок пригласить девушку на танец, и оттоптанные любимые туфли.       - Ах, этот зануда… - Анна открыла ящик с письмами, перебирая их и мельком просматривая каждое, - Я бы с радостью посетила это увлекательнейшее мероприятие, но, боюсь, вынуждена отказать, ведь… - девушка осеклась и аккуратно отложила стопку писем, вновь беря то, которое только что небрежно отбросила в сторону. – Антонио де Рикла… Я же правильно понимаю? Из-за этого молодого графа была затеяна драка, в которой участвовал сеньор Феликс?       - Да, это он, - камеристка бережно положила все письма в ящик, но остановилась, увидев постепенно расползающуюся на лице Анны хитрую улыбку. – Нет, нет, госпожа! У Вас столько предложений, выбрать столь маленький фуршет было бы ошибкой с Вашей стороны…       - Дженет, - девушка мягко положила ладонь на плечо служанке, - ты, верно, забылась… Милая моя подруга, я по-прежнему твоя госпожа. Не стоит мне указывать.       - Прошу простить меня, госпожа, - Дженет поклонилась настолько изящно, насколько могла.       Анна снова лучезарно улыбнулась, подскочила со стула и закружилась, подходя к своему гардеробу.       – Сегодня наш путь лежит к графу де Рикла, не забудь предупредить кучера. Ах, какое же волнительное событие! Что же мне надеть, - девушка распахнула дверцы гардероба и пробежалась взглядом по нарядам. Ничто не удовлетворяло ее потребностям. – Дженет, милая, у тебя же есть особое чутье на такое. Что же мне надеть?       Дженет понурила голову, думая: «Моя особое чутье подсказывает, что лучше не идти туда», но разве могла она сказать это вслух?       - Может, то платье, что господин привез из Франции в подарок? Вы же его еще не надевали.       Анна восторженно хлопнула в ладоши и схватила Дженет за руки, закрутившись.       - Особое чутье, говорю тебе. Ты великолепна, Дженет!       Девушка отпустила служанку и уверенно подошла к третьему высокому шкафу из темного дерева, в котором она хранила все подаренные ей наряды. Анна без труда нашла нежно-розовую коробку, перевязанную алой атласной лентой, и вытащила ее, придерживая другие коробки, норовившие упасть. Девушка взялась за конец ленты и расплела ее, открывая упаковку.       - Ты только посмотри! – Анна с восхищением показала содержимое коробки Дженет - Французы и вправду имеют изысканное чувство стиля, я ими восхищаюсь, право, восхищаюсь. Какое упущение, что отец не берет меня с собой в такие поездки. Дженет, не стой же ты, помоги мне одеться. Заодно придумай прическу к платью. Ах, какие же туфли к нему подойдут?