Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

Все понятно. Ершов и Стивенсон подрались. Или не подрались, потому что у Никиты вчерашняя припухлость спала и новых на лице не обнаруживается, а канадец цел и невредим. Хотя на нем все заживает, как на собаке, так что Коля бы не удивился. Может просто поцапались, но что-то точно произошло. Мэтт старательно игнорирует присутствие Ершова, а вот Коля замечает то, как корчится друг, стоит Марку случайно задеть его баулом. Белорус отправляет Уокера со Стивенсоном вперед, а сам, схватив собрата за предплечье, замедляет шаг и впивается в друга выпытывающим взглядом. —Потом. —Когда потом? Никаких «потом» у них не существует. Это то идиотское слово, когда они не хотят друг друга посылать, но и рассказывать хоть что-то тоже не особо горят желанием. А ведь буквально минут пять назад у Коли было хорошее настроение. Ну…относительно хорошее, если не считать той непонятной ситуации с Бэрроном. Она решилась, Бейкер остался дома, теперь очередь, видимо, за другими. —Потом, значит потом, —Никита шипит слишком громко, доходит даже до Марка с Мэттом, когда Коля специально надавливает на бок баулом, тем углом, где лежит запасная защита для коньков, —Лукашенко, —сквозь зубы рычит парень, а тем временем к ним уже приближаются старший и младший. —Что произошло? —Никита потирает глаза, на русском бубня: «ну только блять не ты». Марк резко оборачивается на Мэтта, продолжая, —я вас обоих спрашиваю, что не поделили? —Мэтт закатывает глаза, но в тот самый момент, когда Уокер уже готов был рвать и метать, у канадца звонит телефон. Даррен на том проводе все еще слегка сонный. Спрашивает где вся медицинская пятерка затерялась, а то автобус уже приехал, а их на месте нет. Мэтт, быстро извинившись, отвечает, что они уже выходят, сбрасывает звонок и, отвечая Уокеру на его злобный взгляд не менее злобным, хмыкает: —Потом. Никита тянет Колю за локоть, но белорус руку выкручивает и одергивает, показывая, как его бесит вся эта ситуация и то, что они опять, грубо говоря, насрали в тапки друг другу и молчат. Придурки. Просто конченные, слов не подобрать. Утро получилось холодным. Хоть Коля с Никитой и выходили бегать буквально недавно, за это время погода успела опуститься еще как минимум градуса на два. Логан кутается в какую-то неебически большую зимнюю куртку, прося задумавшегося над чем-то Тони пустить их подождать остальных в автобус. Тренер усмехается. Бесполезно, печка все равно не работает. Гонсалес проклинает опаздывающих на чем свет стоит, пока трое вратарей с каким-то немым вопросом в глазах косятся на вечно треплющуюся о чем-то первую пятерку, которая мало того, что сегодня нема, как мертвая рыба, так еще и стоят они на расстоянии друг от друга. Рассел, что подошел только что, желает парням доброго утра и спрашивает почему у них такие кислые мины. Марк врет, что они просто не выспались. Робинсон охотно эту ложь принимает, понимающе кивает и уходит к Лукасу с Логаном, которые широко ему улыбаются—хотя у Гонсалеса получается скорее оскал—и тут же начинают что-то втирать в уши. Никита сквозь зубы, переходя на русский, подмечает, что это они должны так по придурошному улыбаться, потому что Рассел их защитник. Коля тем же тоном на русском отвечает, что Рассел вправе сам выбирать с кем ему играть, а с кем дружить. Никита нервно усмехается. «Это был намек?» —но ответить ему не успевают. —А с нами поделиться не хотите? —едко подмечает Марк, скрещивая руки на груди. Мэтт хмыкает. —Ершову лучше замолчать, а то он не умеет держать язык за зубами. Коля на автомате разворачивается, собираясь уже выдать что-то вроде «за словами следи», но Тони вдруг внезапно оживает и свистит на всю округу. Лукашенко от этого свиста аж чуть ли не просел. Тренер, похоже, весь универ планирует разбудить. Дождавшись последних—Джеймса и Карла—Тони наконец впускает парней в автобус. Многострадальный Логан называет тренера божьей благодатью, говоря, что поставит свечку за его здоровье, когда на следующие выходные поедет с семьей в церковь. Томас спрашивает как давно их защитник ходит в церковь, на что Лукас шутит, что, кажется, с этого дня начнет. Гонсалес шутку никак не комментирует. Все очень плохо. Коля чувствует, что они единственная пятерка, которая за пару часов до матча разошлась, как в море корабли. Марк злится на Мэтта и Никиту, ну и на Колю, который принял сторону Ершова, Мэтт зол на Ершова и это перекрывает весь его детский ебунизм, который сейчас был бы как раз кстати, Никита просто устал, он не хочет разговаривать и что-то объяснять, а Коля…а что Коля? Коля себя дебилом ощущает, отвечая на провокации своего славянского собрата и даже не пытается первым выйти на контакт, потому что его тоже все это уже вымотало окончательно. Коля не может постоянно идти на уступки первым, ему нервные клетки еще нужны, один его парень с редкими выкидонами чего стоит. Белорус тяжело вздыхает. Автобус наполняется каким-то галдежом, обсуждениями скорого матча, попытками узнать у Хилла будут ли они играть сегодня на тренировке и, самое главное—что на завтрак. На этот раз у них весь день расписан. Теперь они не смогут, как в прошлый раз, просто постоять и потусоваться у автобуса, сегодня их девиз—вперед и только вперед. Лукас и Скотт, перевалившись через спинку сидений, спрашивают у Тони что-то насчет противников, но во всем этом балагане Коле все же удается услышать это тихое, виновато-грустное: —Я сказал хуйню, —белорус тут же поворачивает голову к Ершову, собираясь спросить что-то тупое по типу «ты что-то сказал?», потому что он не уверен, что в вакханалии английского языка правильно понял смысл русского. Никита откидывается на сиденье. Уголок его рта дергается в болезненной усмешке, —ну ты знаешь, как это бывает, ляпнул с дуру. —И он втащил тебе. —Заслуженно, —Ершов жмет плечами, —мы все знаем Мэтта, просто так он своих бить не будет, —Никита вздыхает, —мне правда жаль, я придурок, мне стоило вообще тогда промолчать. —Что ты сказал ему? —Никита поворачивает голову к Коле и смотрит на него ровно до того момента, пока автобус с хоккеистами не трогается. Тони что-то бурно объясняет третьей пятерке по поводу замены на последних минутах, а Марк с Мэттом словно воды в рот набрали. Сидят и молчат. —Просто вывел его из себя. —Никит. —Правда, ты знаешь, я могу, ничего такого. —Ершов. —Что «Ершов»? —Что ты сказал ему? Никита собирается с мыслями, кажется, целую вечность. На деле же прошло мгновение. —Дословно не помню, что-то о том, что его батя забил на него болт, —пауза, —кажется, я сказал, что Мэтт ему нахер не сдался. —Пиздец. Коля редко ругается. В слух по крайней мере. Но тут у него просто не оказалось других слов на языке. Нет нужды говорить о том, что Никита—идиот, он и сам это прекрасно осознает. Коля может лишь поддержать его. Своеобразно, конечно, потому что Мэтта тоже понять можно. Всех можно понять, если захотеть. Ну или не всех. Как пойдет. —Извинись перед ним, —в ответ раздраженный цык, —я серьезно, мы когда приедем, поговорите, я не собираюсь сидеть и смотреть на ваши раздраженные физиономии. Стивенсон, может, и ребенок, но он не идиот. Сейчас, по крайней мере. Тебе самому херово от этой ситуации, я же знаю, —Никита ворчит: «все ты знаешь», —просто поговорите, серьезно. —Ты просто не хочешь потом перед капитаном объясняться за нас, —Коля даже не отрицает. Хмыкает. —И это тоже, —пауза, —ну так что? —Может быть. Это определенно значит «да», иначе Коля открутит Никите все, что можно, и его родители больше не будут его любить. Колю, в смысле, Никита итак у них на втором месте после знакомства. Правда то получилось только с мамой, когда она забирала заболевшего ангиной друга домой в прошлом году, но это не важно, факт остается фактом.

***

Распорядок дня они не меняли вообще от слова совсем, сначала плотный завтрак, затем свободное время. Не совсем свободное, потому что никуда далеко от автобуса и команды парни отойти не могут, но сам факт. Кто вообще придумал день матча проводить исключительно рядом с командой, Коля выдаст этому человеку медаль из говна и палок. Херовое дизайнерское решение. Как, впрочем, и сама идея. Больше Коля с Никитой не общались. Разве что перед самой остановкой Лукашенко поинтересовался насколько серьезен ушиб. Ершов отмахивается, что стоять на коньках он точно сможет. Ясно, думает белорус, значит кое-кто, сам того не осознавая, вывел защитника из строя. В этом матче обойдется без очередных Ершовских выкрутасов исключительно потому, что у Никиты будет отдавать болью во всем теле от них. Благодарить за это Стивенсона или нет Коля не знает, поэтому просто тактично промолчит. Марк пишет Коле, именно пишет, что им надо о чем-то поговорить и спрашивает не могут ли они отойди вдвоем, когда остановятся. Белорус соглашается, хоть и с неохотой. Ему бы поесть на самом деле, из-за этого утреннего нечто у Коли не вышло даже крошки себе в рот закинуть. Живот издает непонятный рев, явно соглашаясь с хозяином. Как только автобус останавливается, а Тони первый встает с сидения и, потащив за собой Скотта, скрывается в дверях, команда начинает подниматься и расхаживаться кто куда. На дворе было еще утро, ветер теребил развевающиеся волосы хоккеистов, забирался под футболки и кофты, водил своими холодными руками по шее, вызывая табуны мурашек, и, кажется, с каждой минутой становился все агрессивнее. Рядом с заведением, в котором они скорее всего унимут свою жор полезной и подготавливающей к игре пищей, которую парни, вообще-то, должны есть постоянно, дабы избегать перебоев в весе, но они полубедные (не все) студенты и вообще готовить это явно не их профиль (опять же, не у всех), поэтому питаются чем могут, а потом сжигают лишнее на тренировках, хотят они этого или нет. Скотт просит Томаса, Фреда и Карла помочь ему передвинуть столы и по возможности начать выносить еду, а пока трое из третьей пятерки исчезают, Коля следит за остальными, словившими уже свой вайб: Лукас с Логаном перебрасываются парой коротких фраз, после которой расходятся—Бейль к Батлерам, а Гонсалес остается с Дарвином и остальными вратарями, обсуждающими что-то повседневно-хоккейное, судя по всему не очень интересное; Алан и Рассел отходят на ближайшую скамейку, разделяя на двоих беспроводные эпловские наушники; Джеймс остается один на один с самим собой, но его кажется это вообще не парит. Следить долго не получается, все внимание белоруса перетягивает на себя Никита, который подходит к Мэтту, так осторожно, словно он робка девица, которую Ершов сейчас начнет кадрить. «Поговорить надо» —Мэтт косит взглядом на друга, фыркая. Видно, что он уже вроде как даже успел простить его, но все равно, произнесенные слова явно не прошли мимо канадца. Про его «особенные» отношения с отцом они с Никитой узнали буквально в прошлом году, когда летние каникулы только-только начались. Мэтт звонил им тогда по видеосвязи из какого-то толчка, на котором сидел, поставив ноги на крепкую крышку, и курил. Мэтт называл своего отца по имени и не упоминал его без слова «чмо»: «Дерек, чмо ебаное…» —Коля не помнит в чем был замес, но после двадцати минут чистых матов и слов о том, насколько Мэтт устал от всего этого сраного притворства и что ему было бы лучше, если бы его отец крикнул всему миру о том, что он считает собственного сына ошибкой природы; тогда ему бы не пришлось ходить на какие-то важные встречи и строить из себя примерного сынка. У Мэтта был усталый голос и синяки под глазами размером и цветом напоминающие хоккейную шайбу. «Он запрещает мне выходить на лед, ставит ультиматумы» —Мэтт смеется, напряженно так, стряхивая пепел на дорогой кафель, — «типа, если я обосрусь на какой-то из таких встреч, то буду вынужден сидеть дома и дорога на ближайший корт мне закрыта». Мэтта не волновало то, что летом в принципе его хоккейная натура может отдохнуть, как не волновало парней то, что у их младшего это единственный способ отвлечься от своих проблем. Марк тогда скинул их обоих из чата, а Мэтт вернулся с каникул раньше на четыре дня. Больше они эту тему не поднимали. Это было бы слишком, да и не хотелось раздирать свежие раны. У Никиты, видимо, тоже не все в порядке, обычно он старается молчать. Коля думает, что в последнее время у них у всех все как-то пошло по наклонной. Эти вечные проблемы с Мэттом, его агрессивностью и безответственностью, излишне молчаливый Никита, что себе на уме и иногда боишься сказать что-то не так, чтобы не получить в ответ этот взгляд «заткнись». У Никиты он получается особо холодным и удушливым. И дело вряд ли в том, что он русский. Это скорее потому, что у Ершова привычка скрывать свои эмоции и доводить себя до пика. Марк и его странное поведение. Почему нельзя просто сказать, что у него что-то наклевывается на стороне, к чему все эти Джастины, все эти шутки-прибаутки? Уокер сам себя закапывает, чуть что прячется в домик из «я взрослый, я лучше знаю». У Коли Бэррон, Коля не может оценить себя со стороны, но, наверное, ему стоило бы больше уделять внимание команде и учебе, но пока он не может. Пока на первом месте котенок. Это для него сейчас важнее всего на свете. Марк хлопает Колю по плечу, то ли выражая поддержку, то ли молчаливое понимание. Никита ждет пока Мэтт соизволит опустить свою шерсть и придет в себя. Канадец вздыхает, чешет затылок: «пойдем отойдем» —и они уходят за угол. Коля видит, как Мэтт опирается на бетонную стену и мысленно желает Никите удачи, оборачиваясь на Марка. —Они же не убьют друг друга? —Вообще-то это я у тебя хотел спросить. Если бы Коля мог слышать звуки, между ним и Уокером были бы звуки сверчков.

***

Парни возвращаются как раз в тот момент, когда из-за дверей наполовину вылезает тушка Хилла, заманивая всех внутрь своим капитанским взмахом руки. Коля лишь краем глаза подмечает, как Логан останавливается подождать Лукаса и только после того, Бейль прошел вперед, тоже двинулся в ту сторону, что и все остальные. Марк, аки беспокоящаяся мамочка, сцепляет руки в замок и прямо всем своим видом кричит, вопрошая как прошел их разговор. Никита переводит взгляд с Уокера на Колю, коротко кивая. Марк тут же расслабляется, спешит к Мэтту, шедшему чуть позади, и предлагает им сесть вместе. Ответа канадца никто не услышал, ибо Уокер в своей излюбленной манере, взяв Мэтта за капюшон толстовки, поволок его в сторону придерживающего двери Скотта. Коля хлопает Никиту по плечу, тем самым выражая молчаливую поддержку, на что Ершов лишь как-то скованно хмыкает. Густые тучи разошлись под гнетом алого небесного наводнения, ветер стихал, но температура стремительно падала. Завтрак проходил в довольно шумной обстановке. У Коли, пока они рассаживались за столами, даже возник вопрос на какие средства их тренер вообще позволяет им вот так вот разъезжать целый день перед матчем, плюс эта периодическая кормежка, не в люксовых ресторанах конечно, но и явно не для них, среднестатистических пацанов. Белорус даже намеревался спросить у Тони об этом, но тренер был занят разговором со Скоттом, который на удивление выглядел выспавшимся и расслабленным. Перед прошлым матчем Скотт ни с кем не разговаривал, обычно по утрам он хмурый и, если кому-то что-то нужно от капитана, лучше получить вздох от Даррена, чем уничтожающий зырк от Хилла. Настроение Хилла тоже как-то сбивало с привычного ритма. Впрочем, не долго белоруса занимали эти мысли. Парни садятся за стол друг напротив друга. Никита старчески кряхтит, что стулья тут неудобные, а Мэтт, качнувшись на стуле и забрав у Томаса хлебную корзинку для их стола, как бы невзначай пихает Уокера плечом и кивает в стол. Коля не понимает в чем дело, пока глаза у Марка не расширяются, а в типичной пустоте не проскальзывает «ты идиот?». Коля уже хочет было спросить, что не так, как Стивенсон уже тыкает пальцем в запястье, прямо в то место, где Бэррон завязал ему красную ленточку, выгибая бровь в немом вопросе. Коля экает, не зная как оправдать себя, но ему внезапно помогает Никита, хотя и помощь оказалась такой себе. Ершов забирает из корзинки столовый хлеб и что-то бубнит про то, что, если бы у Мэтта была нормальная девушка, он бы не задавал тупых вопросов. В шоке были все. Даже соседний стол. У Карла поперек горла встала вишенка от компота. Никита откусывает хлеб, осматривает всех шокированных и выдает тупое «что?». Марк впивается глазами в Колю, так отчетливо произнося губами «девушка?», что хоккеисту на секунду стало совестно за самого себя. Он словно пацан, который не может сказать своим родителям о том, что у него появилась девушка и поэтому врет, что гуляет с друзьями по заброшкам, отхватывая потом за это. Пока никто не отошел от шока, Коля вытаскивает телефон и, насколько для него это возможно, быстро печатает Марку короткое объяснение: Kolya: я не говорил ничего конкретного Mark: и зачем ты оправдываешься? На секунду они пересекаются глазами поверх стола и тут же снова опускают вниз. Mark: это мило Mark: в смысле, я думал почему ты не конченный после вашего разговора Mark: это мило. Марк приподнимает голову, не видя, но уже чувствуя по потеплевшему взгляду и расслабленным плечам, что именно Коля ответит ему. «Он такой». Уокер прокашливается, прося Мэтта передать ему что-нибудь попить. Да, Коля с Бэрроном все еще на своей волне, только почему-то в последнее время Марку как-то хочется перестать ее ловить. Все из-за Уолтера. Из-за того, что он сделал и не сделал. Из головы не выходит тот вечер. Каждый раз, словно он вновь оказывается там. Страх. Желание. И густое ощущение тревоги. Он хочет, но не может. А не может почему? Потому что все еще держит себя оковами из давления, после которого в легких четкий привкус хлорки, и добавляет к этому собственные самому себе навязанные чувства ответственности и нужности к Джастину. Марк очень старается забить свою голову хоть чем-нибудь, что не этот бариста с ровным белыми зубами и мальчишеским загаром. Господи, думает Уокер, я схожу с ума. Мэтт делает вид, что не замечает этих текстовых переговоров между Марком и Колей. У этих двоих явно какая-то своя вселенная на двоих. Обидно ли ему? Может совсем слегка, Мэтт все-таки привык к тому, что его не посвящают в личные дела…даже собственные друзья. Взгляд канадца падает на Алана, который сонный сидит над тарелкой тушеных овощей и, пока Тони не заметил, Мэтт пихает Бредли ногой под столом. Нападающий зевает, коротким кивком благодарит за пробуждение и запихивает себе в рот насаженный на вилку кабачок. У Мэтта расплываются лица перед глазами, стоит ему вспомнить вчерашний «разговор» с Никитой. Он ненавидит признавать это, но самому себе можно—Никита прав. И отец тоже прав, когда говорит, что он черное пятно на роду Стивенсонов и что он получился какой-то бракованный. Мэтт стойко может выдержать все эти фразы, он же мужчина. И даже то, что ему укуренная в хлам Ева затирает, про то, что нужно научиться давать отпор, перестает иметь хоть какое-либо значение. В горле тугой ком. Есть особо и не хочется, но Мэтт вынужден нацепить на лицо эту маску идиота и, хохотнув, запихнуть себе в глотку целую ложку. И плевать, что глаза начинает щипать. Бывало и хуже. Никита кидает Расселу через два стола солонку, давая сокоманднику мысленную пятюню за то, что тот словил ту на весу, осматривает всех собравшихся за столом и внезапно понимает, что от привычного веселья не осталось и следа. Ершов оборачивается на белоруса, к которому подходит Даррен. Вице-капитан интересуется все ли в порядке у их лучшего игрока с запястьем. Коля показательно прокручивает то, глядя Батлеру-старшему в глаза, убеждая, что травма и впрямь была несерьёзная и уже все давно прошло. Никита тоже хотел поинтересоваться, правда его опередили. Ну ничего, думает Ершов. Даже если Марк и знает больше, чем он, а судя по тому, что после его брошенной фразы Лукашенко с Уокером засели за телефоны, наверное думая, что это все выглядело беспалевно, так и есть, Никита рад даже той крупице, что Коля закинул ему. Его, честно, бесил неимоверно тот факт, что, по сути, он знает о Коле то, чего не знают парни, но при этом к Уокеру у него явно доверия больше, просто до трясучки. Иногда ему даже хотелось выбить из старшего эту информацию. Сейчас…может это из-за полученной травмы, каким бы иногда засранцем Коля не был, Никита старается его понять. Ведь всех можно понять: Марка, который защищает Мэтта чуть что, Мэтта, который не дает никому шутить гейские шутки над Марком, кроме него самого, и Колю, который по своим личным причинам отдалился от Никиты и теперь они как две половины одного тонущего корабля, разломанного надвое. Ничего, думает Ершов, как только Коля будет готов, он все расскажет, это сто процентов. Они же братаны. Братаны ведь? Коля, после вопроса про запястье, заигнорировал абсолютно всех и пришел в этот мир обратно только после свистка тренера. Парни всей командой встают и, обсуждая то, кто насколько набил животы, катятся к автобусу. Белорус слышит, как Скотт окликает его, но Тони машет на него рукой, мол иди, не задерживайся. Коля решил прислушаться к тренеру. Тем более его беспокоил тот факт, что их стол был единственным дисциплинированным столом и то только потому, что парни все ушли в себя и не общались между собой. Думать об этом сейчас бесполезно, Коля просто надеется, что, выйдя на лед, они более-менее раскачаются и придут в себя. Ему самому бы не помешало привести мысли в порядок. А то там один Бэррон и попытки вспомнить, когда ему нужно ехать снимать гипс. Загрузившись в автобус—рассадку они не меняли, поэтому Коля вновь оказался рядом с Никитой—парни тронулись. Тони приоткрыл одну единственную форточку и под тихий гул мотора и звуки просыпающегося города хоккеисты медленным, но верным ходом отправились на арену. По пути, проехав уже третий светофор, Коля все-таки не сдерживается. Kolya: что делаешь? Ответ приходит, что удивляет, не сразу, минут через семь.

Barron: пытался рисовать Barron: пока безуспешно Barron: но я пытаюсь

Kolya: что рисуешь?

Barron: я взял твои книги по анатомии, просто развлекаюсь Barron: наверное надо было спросить можно ли их брать, да?

Kolya: не обязательно Kolya: тебе по крайней мере Kolya: просто положи потом на место

Barron: хорошо

Коля уже собирается было опустить телефон экраном вниз, как вдруг Бэррон продолжает уже, казалось бы, подошедший к своему логическому завершению диалог.

Barron: чем вы там занимаетесь?

Kolya: поели Kolya: сейчас на корт едем Kolya: выехали только недавно, ехать еще может час, если не больше

Barron: ммм Barron: хочешь фотку?

Коля чуть убавляет яркость, разминая шею. Kolya: смотря какую

Barron: хм Barron: а какую бы тебе хотелось?

Приходится задуматься. Kolya: не ту, о которой мы оба подумали Kolya: я в автобусе все-таки, парни рядом

Barron: ну может ты просто очень обрадовался скорому матчу

Kolya: Бэррон

Barron: я шучу, шучу, что ты сразу серьезный тон делаешь~ Barron: я просто тут нашел кое-что Barron: столько воспоминаний

Коля нетерпеливо ерзает на кресле, тут же останавливаясь, как вкопанный. Он слишком рефлекирует, это может быть слишком заметно. А лишние вопросы ему не нужны. Так. Нужно держать себя в руках. Kolya: ну

Barron: подожди Barron: мне немного неудобно

Kolya: ??? Бэррон пропадает из сети на каких-то пятнадцать минут. За это время они успели проехать первый поворот, Никита спросить не хочет ли Коля разделить с ним наушник, а Марк написать «что там?», видимо намекая на Бэррона, переписку с которым он заметил. Вот же ж, думает Николай, все углядит своими глазенками. Когда, про прошествии этих самых пятнадцати минут, Бэррон кидает фотку в той самой номерной футболке, которую Коле подарили парни и которая буквально стала связующим звеном в их отношениях, белорус, в это время отпивающий из своей пластмассовой бутылки, поперхнулся, благо рядом был Никита, который тут же хлопнул по спине так, что вместе с кашлем у Коли чуть не вылетели все легкие. Ершов спрашивает все ли в порядке, на что Коля показывает знак «окей» и залезает обратно в телефон. Никита жмет плечами и отворачивается. Kolya: я чуть не умер.

Barron: от моей красоты, я надеюсь.

Kolya: да

Barron: хотя… Barron: а Barron: вот оно как Barron: ладно, можно тогда я заберу ее себе?) Ты ее не носишь)

Kolya: хм Kolya: дай подумать Kolya: нет Бэррон, кажется, по ту сторону экрана аж опешил.

Barron: почему?

Kolya: потому что это подарок от пацанов Kolya: можешь носить ее, но с концами я ее не отдам

Barron: мне нравится видеть это «N.Lukashenko» на себе Barron: прям кровь будоражит Barron: в голове сразу всплывает твое суровое лицо и как ты сказал «это мое» Barron: честно, я тогда подумал, что это обо мне Barron: блин, Коль, ты такой невероятный

Kolya: я ничего не сделал, буквально Kolya: хотя в кое-чем ты все же оказался прав

Barron: правда? Barron: в чем?

Kolya: в итоге фраза все равно привязалась к тебе)

Barron: скобочку эту свою ехидную убрал Barron: ты можешь мне позвонить? Barron: один звонок? Barron: я хочу поговорить с тобой ТТ

Kolya: давай, когда приеду Kolya: у нас будет минут десять, тебе хватит?

Barron: нет, но ничего не поделаешь( Barron: я буду ждать, позвони обязательно Barron: ладно? Barron: Коль…

Kolya: хорошо —Колян, ты себя нормально чувствуешь? Коля делает глубокий вдох, затем резкий выдох, утыкается лбом себе в руки и укладывает те на колени. Просто ужас какой-то, как можно быть настолько милым, у белоруса сейчас сердце остановится от переизбытка котенка в организме. Да он хоть Землю остановит, все, что угодно, если Бэррон захочет, Коля сделает. Он не уверен насчет того, могут ли они сваливать с раздевалки во время последней тренировки, но Коля очень постарается отпроситься у Тони. Все же это дело вселенской важности, тренер должен понять.