***
Сколько он так лежит. Час? Два? Три секунды? Бэррон потерялся во времени. В коридоре слышны шаги, наверное у их курса уже закончились занятия. А у Коли? Бэррон привстает с койки, невольно застонав от боли в голове. Он достает телефон из сумки и понимает, что никто даже не позаботился о том, чтобы узнать о его делах. Глен, наверное, обиделся на него за резкий уход. Надо извиниться. Так думает Трамп, но вместо диалога с Маклареном, пишет Коле.Barron: Когда ты заканчиваешь?
Kolya: после трех Бэррон смотрит на часы. Долго. Он собирается отложить телефон, но приходит еще одно сообщение. Kolya: это все, что ты хотел спросить?Barron: Да.
Телефон откладывается рядом с постелью. Бэррон вздыхает, а после смотрит на загоревшийся на секунду экран секунд пять. Kolya: у тебя все хорошо? На губах появляется короткая улыбка. Конечно все хорошо, Бэррона просто только что окунули в бассейн из правды и отпустили только после того, как он ей захлебнулся. Может Бэррону стоило назвать фамилию Глена, вместо того, чтобы переезжать к Коле? Макларен хотя бы не будет о нем беспокоиться. А потом до Бэррона доходит. Ему жизненно необходимо, чтобы о нем беспокоились. Особенно Коля. Сейчас белорус ему нужнее, чем какой-то воздух. Хочется зарыться ему в плечо и не выбираться из этой защиты. Бэррон уже заранее чувствует, как Коля прижимает его к себе и гладит по голове. Так, как всегда успокаивал его. И Бэррон успокоится, правда, нужно только немного подождать. И Коля придет. И все будет нормально. Отец не достанет его, если не будет знать где он. Хороший план, отличный. Посидев так еще немного, посмотрев в стену и повздыхав, Бэррон решает начать собирать вещи. Их у него много, но, наверное, не стоит брать все. К тому же в последнее время он ходит только в вещах белоруса. Хотя Коля же живет с Марком, и, наверное, он не сможет таскать вещи своего парня, пока живет у него. Грустно, ну да ладно. Бэррон встает с постели, пошатываясь. Голова просто кругом идет. И болит. Отвратное чувство. Дойдя до шкафа, Трамп открывает его и смотрит с минуту. Он просто не знает, что именно ему брать. Наверное то же, что и в обычные поездки, так ведь? Найдя сумку, в которую должна была вместиться часть его вещей, Бэррон начинает понемногу разбирать шкаф, решая, что именно он возьмет, а что нет. Колины вещи нужно вернуть, чтобы Марк ничего не узнал. Бэррон осматривает комнату, глазами зацепляясь за висящую возле двери ветровку. Колину ветровку. Глаза жжет. Отложив какую-то футболку, Бэррон подходит к двери, проверяет ее на наличие закрытого замка и, убедившись в нем, проводит ладонью по холодной ткани. Больно. Если еще и окажется, что Бэррон не сможет пожить у него, он не знает, что сделает. Наверное, ему будет проще пойти, напиться и проваляться на морозе, пока дикий холод не перерастет в ничего. Тогда, наверное, отец будет впервые гордится им. Или же только сильнее разочаруется. А мама будет плакать. Бэррон тяжело вздыхает. В комнате темно, но Бэррону кажется, что темно у него в душе. Он отходит от чужой вещи, возвращаясь к своим. Кидает пару футболок, толстовок и прочего, что бы он вообще носил. На территории Бэррон в принципе никогда не выделяется, носит то же, что и все. Просто обычный парень. С фамилией, которая шокирует абсолютно всех. В висках пульсирует. Бэррон оставляет идею собрать вещи, думает, что займется этим чуть позже, берет из Колиной сумки свой альбом и садится на пол. Темно, Бэррону приходится щуриться, чтобы различать хоть какие-то черты, но ничего, так даже лучше. В темноте не видно того, насколько сильно Бэррон изранен. В темноте можно много чего скрыть. Время летит так же стремительно, как моральное состояние Бэррона утопало в пучине вязкой ненависти. На телефон приходит сообщение, заставляя Бэррона оторваться от альбома. Он рисовал ничего. Просто ничего. Просто поле с одной пустой точкой в середине. Эта точка—Бэррон, а все вокруг—какофония из «нужно, должен, обязан». Все это давит на Бэррона, просто ждет удобного момента, чтобы окончательно раздавить. Сообщение от Глена. Тот спрашивает у себя ли Бейкер и не хочет ли он сходить куда-нибудь. Бэррон улыбается, потому что впервые в жизни он рад слышать это раздраженное «Бейкер», которое, хоть и написано, но Бэррон уверен, что знает с какой именно интонацией нужно его читать. Из груди выходит рваный вздох. Время.Barron: Ты закончил?
Kolya: минут десять еще, ты в порядке?Barron: Зайди ко мне после занятий.
Kolya: ладно, все хорошо?Barron: Да.
Kolya: ты уверен? Kolya: Бэррон?***
Белорус смотрит на просмотренные сообщения, а затем на то, как Бэррон выходит из сети. Он не взволнован, он, блять, в бешенстве. Что происходит? Марк, понемногу приходящий в себя после явного такого потрясения, сидит рядом, иногда бросая быстрые взгляды на друга. Спустя минуту таких гляделок, все же, спрашивает: —Что случилось? —и кивает, словно знает, что Коля ему в любом случае ответит. —Да так…—тянет хоккеист, —когда пишут с точками, это что значит? —Марк подпирает щеку ладонью и хмыкает с той нелепости, с которой его об этом спрашивают. —Вообще, это называется орфография, —в ответ закатанные глаза. —Да я не про это, —вздох. Уокер молчит, терпеливо ждет, —если раньше не писали, а теперь пишут, —пауза, —я это имею в виду, —Марк делает вид, что думает. —Ну, —хмыкает старший, —а отвечает коротко? —кивок, —тогда тебе пиздец, —пожимает плечами друг, —на тебя обиделись. У Коли вытягивается лицо, он возвращает глаза на телефон. В смысле обиделись? За что? За йогурты? Но Коле казалось, что Бэррон не так уж сильно обеспокоен этим фактом. Что произошло? Хоккеист хмурится, настукивая пальцами по столу какую-то мелодию. Что-то произошло. Это точно, потому что Бэррон бы не стал таким холодным ни с того, ни с сего. Что-то произошло и Коле это не нравится. До конца пары остается всего-ничего, а Коле уже хочется сорваться с места и пойти к Бэррону. Если с ним что-то случилось…даже думать об этом не хочется. Последние пять минут Коля сидит, как на иголках. Как только их отпускают, Коля собирается первый, но все же решает дождаться парней, чтобы все не выглядело слишком уж подозрительно. Мэтт будит Никиту, а затем угорает, когда у него на щеке отпечатывается след от ручки. Марк отвешивает канадцу подзатыльник, а Ершов молча собирает вещи. Коля видит, как его шатает. Блять. С этим нужно что-то делать, причем срочно. Все вчетвером выходят, разминая затекшие плечи, а Коля бросает, что ему нужно уйти. Марк по привычке спрашивает куда именно, а Стивенсон ржет, выдавая что-то про «экспертные дела». Никто не понимает в чем прикол, пока до них не доходит. Подумаешь Коля в футболке с надписью «The Expert», что в этом такого. Уокер нечитаемым взглядом смотрит в лицо белоруса, но также не может сдержать ухмылки. Коля посылает их далеко и надолго, машет рукой и уходит. Пытается уйти, точнее. Перед самым выходом с этажа его окликает Скотт, только выходящий из аудитории. —Коль, погоди, —упомянутый останавливается, ждет, пока капитан до него дойдет, —есть минутка? —Лукашенко осматривает всего Хилла, подмечая, что тот заметно нервничает. Ничего ведь не случится, если он выслушает его, правда? —Ну да, —пожимает плечами хоккеист, —что-то срочное? —Это по поводу Мэтта, —Коля неосознанно напрягается, но тут же жалеет об этом. Забытые царапины дают о себе знать щиплющей болью. Белорус складывает руки на груди, тем самым прося, чтобы тот продолжал, —вчера, после того…—Скотт запинается, вздыхая, —после игры, ты ведь ушел почти самый первый, —Коля молчит. У него хоть и есть время, но лучше бы Скотту ужать свой рассказ. У него еще Бэррон, —короче, —вздох, —Мэтт избил того чувака, который Никиту толкнул, —Коля хмурится, а внутри его словно молотом оглушают. Мэтт сделал что? —я не уверен, —осекается Хилл, —нет, я точно уверен в том, что видел. Кажется, Мэтт думал, что никого не осталось, —капитан усмехается, —иногда Стивенсон не умеет думать, —пауза, —в общем, я вышел только под самый конец и…—Скотт молчит, словно не хочет продолжать, —он избивал лежащего, —повисает гробовая тишина, —я понимаю, если бы они сцепились или что-то вроде, но, —вздох, —но Мэтт бил его ногами, когда тот упал. Ты знаешь, как я, как мы все относимся к такому типу избиений. Именно избиений, у меня язык не повернется назвать это дракой, —Скотт серьезнеет вмиг, —нам очень повезет, если та команда замнет этот инцидент, в противном случае ты знаешь, что за этим последует, —Коля кивает, потому что прекрасно понимает, —донеси это до своего друга, пожалуйста, —пауза, —нам не нужны проблемы. Коля молчит. Он зол. Он так чертовски зол. Стивенсон, малолетний урод, в глаза им смотрит, шутки свои шутит и молчит, словно ничего не было. Ебанат. Просто ебанат. Хоккеист раздраженно выдыхает: «это все?», а Скотта передергивает. Коля действительно разозлился. —На самом деле, —как-то неуверенно продолжает Хилл, —есть еще кое-что… —Это срочно? —прерывает его белорус, —у меня дела, —в ответ молчание. —Не срочно, —сдается капитан. Лукашенко желает ему удачи и уходит. Стивенсону пиздец, но сейчас его волнует кое-что другое. Он подумает над словами Скотта, с Мэттом нужно разговаривать с холодной головой, иначе они просто подерутся, а этого Коле не очень хочется. Вообще не хочется, если быть точнее. Kolya: я скоро буду Ответа на это, конечно же, не следует. Коля даже не удивлен. На улице прохладно, но учитывая тот факт, что белорус добрался до кампуса первокурсников за считанные секунды, он этого не замечает. Хоккеист здоровается с завсегдатой вахтершей, как бы между делом спрашивая у нее про Бэррона. Та, тяжело вздохнув, взволнованным голосом вещает, что парень пришел очень давно и выглядел он крайне подавленно. Коля благодарит женщину, поднимается на второй этаж и буквально отшатывается, когда понимает, что у Бэррона закрыта дверь. У хоккеиста возникает неприятно чувство дежавю, он стучится в дверь, прочищая горло. —Бэррон? —и та тут же открывается. Словно Бейкер все это время стоял за ней и ждал подтверждения, что это именно Коля. Бэррон щурится от слишком яркого—хотя он вообще не яркий—света коридорной лампы, открывает дверь и кивает, чтобы парень проходил внутрь. Лукашенко оставляет свою учебную сумку рядом с той, что оставил Бэррону, поворачивается и тут же попадает в цепкое объятие. Бэррон молча утыкается ему в плечо, с силой сжимая ладони на спине в замок. Режущая боль пронзает все тело, но Коля обнимает Бэррона в ответ, слыша гулкое сердцебиение парня. Лукашенко ничего не спрашивает, потому что Бэррон, как хрупкий фарфор—одно слово, будто удар о стену. Он гладит его плечи, целует в висок и терпеливо ждет, пока Бэррон заговорит сам. Параллельно белорус осматривает комнату и видит собранные вещи. Внутри нарастает беспокойство. —Точно, —вздыхает Бейкер спустя время, —я забыл сказать тебе, —и замолкает секунд на десять, —мне сказали съехать дня на три, я ведь могу… —Пожить у меня? —заканчивает за него хоккеист. Бэррон сначала не понимает, почему его прервали, а после краснеет и расплывается в легкой улыбке. —Могу? —и льнет ближе, —ты такой теплый, —мурчит первокурсник. Коля спокойно выдыхает, он так рад, что с Бэрроном все в порядке. —Конечно, —кивает хоккеист. —А Марк? —интересуется Бейкер, скорее из вежливости. —Все будет нормально, —Коля ласково проводит тыльной стороной ладони по чуть теплой щеке парня, другой рукой притягивая его к себе ближе, —ты собрался или тебе помочь? —Обними меня, —просит Бэррон, —так крепко, как сможешь, пожалуйста, —Коля вздрагивает, потому что просьба буквально выбивает его из колеи, но выполняет. Сжимает Бэррона в собственных руках, чувствуя, как его всего начинает трясти, —спасибо, —У белоруса внутри все пустеет. Бэррон слишком часто говорит эти слова со слезливой тоской в голосе. Он никуда не уйдет, так что же творится с его котенком? Постояв так некоторое время, Бэррон слегка хлопает Колю по предплечью, прося расцепить объятие. Коля не спрашивает, Бейкер сам, буквально задыхаясь, говорит, что расскажет все чуть позже. Хоккеист притягивает парня к себе, целует в макушку и говорит, что он будет ждать столько, сколько нужно. Слова Бэррона успокаивают, он стирает невидимые в темноте слезы, говоря, что ему осталось собрать немного. Между этим, кстати, упоминает, что Коля может забрать, наконец, свои вещи. —Да ходи, мне не жалко, —пожимает плечами белорус, наблюдая за тем, как Бейкера всего передергивает от этих слов. Словно он ожидал чего-то другого. «Серьезно?» —неверяще шепчет первокурсник, поворачиваясь к парню. Коля вновь жмет плечами, —тебе нравится, ходи, мне то что? —А Марк? —тут же вопрос в лоб. Коля вздыхает. —А это не его дело, —Коля зачесывает волосы назад, хмыкает, —ты все мои вещи взял? —Бэррон кивает, —ну вот в них и ходи, не парься, —Бейкер буквально застывает в шоке. Где тот Коля, который лишний раз боялся «привет» ему сказать, чтобы парни ничего себе не надумали. В смысле он только что разрешил Бэррону спокойно разгуливать в его вещах. Белорус взгляд замечает, смеется, —что не так? —Просто…—запинается Трамп, —просто неожиданно, —пауза, —я думал, тебе не нравится, что я хожу в твоей одежде, —Бэррону ничего на это не отвечают. Хоккеист отрывается от стены, на которую облокачивался, подходит со спины и ныряет руками под свою же толстовку. —Если это ты, то все в порядке, —Бэррон судорожно глотает ртом воздух, не веря в то, что это говорит именно Коля, —не вздрагивай так, —белорус тихо смеется куда-то парню в шею, оставляя короткий поцелуй на одном из своих засосов. Бэррон расслабляется в его руках и это, пожалуй, то, ради чего Коля может выглядеть нелепо. —Можешь уже отпустить меня, — нехотя бубнит Трамп, но в ответ его лишь сильнее прижимают к себе, —Коль, мне неудобно, —хоть Бэррон и ворчит, на самом деле ему нравится, когда Коля ведет себя по-детски. Эта та черта, которую он показывает только Трампу. —А мне удобно, —и трется о Бэррона щекой. Первокурсник называет его большой собакой, в штуку ерошит по волосам и, наконец, расслабленно выдыхает. Нервозность все еще живет где-то глубоко внутри, но дурашливость отодвинула ее на второй план. Ради этого стоило помучиться несколько часов, —тебе еще долго? —Если ты так и будешь прижиматься ко мне, то да, —усмехается Бейкер. —Тогда я подожду, —Бэррон заливисто смеется, разворачивается в руках хоккеиста и притягивает его к себе для короткого поцелуя, —ты почти меня убедил, —куда-то в поцелуй хмыкает белорус, а Бэррон улыбается ему своей простой, немного детской улыбкой. —Чем быстрее я соберусь, тем быстрее мы окажемся у тебя, —идея заманчивая, даже очень. Коля притягивает Бэррона к себе для очередного поцелуя, но тот приходится прервать, поскольку ему приходит сообщение. Марк пишет, что ему пришлось отъехать и он вернется ближе к вечеру, а Коля с Бэрроном переглядываются и, кажется, думают об одном и том же. —Мне не торопиться? —ухмыляется Трамп, когда его притягивают к себе за талию и вновь целуют. —Не торопись, —Бэррон смеется, сжимает пальцы на плечах белоруса и, кажется, забывает обо всех своих проблемах.