Es war einmal im September (#даркбуратино)

      Что ж, осталось лишь скоротать время до обеда.       В этот класс явно никто не спешил возвращаться, так что Штефан, вальяжно рассевшись на учительском стуле и, закинув ноги на стол, принялся читать работы, быстро пробегая глазами по строчкам.       Разумеется, подольше он задержался лишь на одном сочинении, перечитал его несколько раз и даже выписал на листок основные моменты. Аккуратный и компактный почерк (буквы вдвое меньше, чем у большинства людей) гласил: - абсолютная и непоколебимая вера в Бога (О Всевышний, ну как же это просто! Ведь вера похожа на стакан с водой. В детстве он совсем крошечный и наполнен до краев, но с возрастом стакан растет, и та вода едва покрывает дно) - желание счастья - стремление всегда и во всем походить на отца (для сыновей это абсолютно привычно и нормально) - доброта - доверчивость - склонностью к мечтательности       Мальчишке порой было сложно сосредоточиться и излагать мысли в правильном порядке, но, в общем и целом, работа получилась удивительной и… честной.       Признаться, это было крайне неожиданно. Обычно, когда задаются подобные сочинения и вопросы, дети отвечают только то, чего от них хотят, а вот Кассиэль не боялся говорить правду. Притом, правда эта была столь чиста и непосредственна, что впечатляла всех до глубины души. До этого Штефан лишь только слышал об этих качествах мальчишки, а вот сейчас убедился сам. И еще одна песчинка упала на чашу весов.       Время пролетело довольно-таки быстро и вот герр Лихтгештальт, как и обещал, покорно ждал Кассиэля у выхода из класса. Водитель ожидал снаружи и был готов отправиться в путь в любую секунду. - А вот и ты, - мальчишка вышел из класса последним, то ли боясь столкнуться в дверях со своими одноклассниками, то ли заболтавшись с преподавателем, - как прошли занятия? – машинально поинтересовался Штефан, чем вызвал крайне удивленный взгляд в ответ. - Что?.. – растерянно переспросил Кассиэль. - Занятия как прошли? Я, вроде бы, говорю вполне понятно, - хмыкнул Штефан, жестом показав ему следовать за собой. - Да так, нормально, - пробормотал он, семеня следом, - простите, герр Лихтгештальт, я не привык отвечать на такие вопросы, поэтому даже не знаю, что сказать… - Говори только то, что считаешь нужным, Кассиэль, - пожал он плечами, - тем более в моем присутствии, - они как раз спускались по лестнице, - ты ведь послушал меня и не говорил ничего родителям, верно? - Верно, герр. Ни слова. Но.. Вы уверены, что это правильно? - Так нужно, - Штефан распахнул перед ним заднюю дверцу автомобиля, - садись, - а когда парень, испуганно обернувшись на него, послушался и залез внутрь, герр сам сел рядом и захлопнул дверь. - Доброго дня, герр Лихтгештальт, да хранит Вас Господь, - обратился к нему водитель. - Аминь, - ответил Штефан, - это наш водитель, его зовут Гантер. Назови ему адрес, - добавил он, - и устраивайся поудобнее.       Штефан не стал брать с собой охрану, но что-то подсказывало ему, что ничем хорошим этот визит не закончится. У герра Лихтгештальта было очень хорошее чутье и интуиция, которая никогда не обманывала и всегда подсказывала самые верные решения, а о родителях Кассиэля не было ровным счетом никаких данных, только краткие биографические сведения. Разумеется, он тщательно изучил их, но полной картины они, конечно же, не давали.       Путь оказался коротким и молчаливым; Кассиэль задумчиво смотрел в окно, робко кусая губы и сжимая ладонями ткань своих брюк. Штефан тоже размышлял о своем, периодически повторяя, словно уговаривая себя, что он не делает поспешных решений, это просто проверка, если его что-то не устроит, с легкостью можно будет переключиться на нового кандидата. Или даже поехать в другую школу, пообщаться с учениками и все еще не торопиться с выбором… - Приехали, герр Лихтгештальт, - дрожащим голосом оповестил Кассиэль, а водитель лишь кивнул, разблокировав двери, - только можно я… пойду вперед? Мама не очень любит непрошенных гостей и… - Мы пойдем вместе, - отрезал Штефан, выходя из машины и подавая руку мальчишке. В маленьком окне небольшого одноэтажного домишки зашевелилась шторка, сообщая о том, что об их прибытии узнали. Пока они подходили к крыльцу, входная дверь приоткрылась, и в крохотную щель выглянула женщина. - Кассиэль, что происходит? Кто это? Зачем он здесь? – раздался хриплый голос из-за дверной створки, а мальчишка опустил глаза в пол, не решаясь ответить и пряча сцепленные в замок руки за спину. - Добрый день, мадам. Меня зовут настоятель Лихтгештальт и я хотел бы поговорить о вашем сыне… - Вы не из его школы, - перебила женщина, - я этих всех в лицо знаю. А вы какой-то странный, - она замолчала, судя по звукам, отходя вглубь дома. Послышался звук клавиатуры мобильника (она пошла гуглить, серьезно?), едва слышное «твоюмать», а затем дверь резко распахнулась.       На порог вышла худая невысокая женщина с осунувшимся лицом, мешками под глазами и растрепанными кудрями. Одета она была в застиранные и выцветшие от времени вещи, зло щурилась. - Герр церковный настоятель, - она неуклюже поклонилась, - заходите, присаживайтесь. Я прошу прощения за свой внешний вид, но мой сын, - с каждым словом она все больше и больше повышала голос, - видимо, совсем не уважает мать, раз решил умолчать о таких высокопоставленных гостях. Да-да, он такой глупый, вечно в облаках витает, его не заботит ничто, кроме собственной мазни и мечтаний. Мать родную игнорирует, вот видите, стоит как вкопанный, а ну быстро в дом пошел! – она замахнулась рукой, а парнишка, дернувшись, мигом юркнул внутрь и пробежал вглубь помещения.       Потрясающе. Такую картину он уж точно не ожидал увидеть. - Вообще-то, именно я попросил вашего сына ничего не говорить, - холодно ответил мужчина, проходя в дом и без разрешения садясь на диван в открытой гостиной, - поэтому эту проблему предлагаю уладить лично. - Хорошо-хорошо, - она подняла руки, покачав головой, - пожалуйста, смотрите на бардак сколько угодно, я ничего не успела сделать. А сейчас простите, мне нужно поговорить с сыном, - натянуто улыбнулась она, а затем подошла к Кассиэлю и, схватив того за руку чуть выше локтя, силой утащила в другую комнату, захлопнув за собой дверь.       Что ж, насчет беспорядка она и правда не шутила, в доме было ужасно грязно, повсюду в углах клубилась пыль, то и дело взгляду попадались пустые бутылки или следы от сигарет. Вещи раскиданы на всех поверхностях, судя по виду, их стирали ох как давно. В помещении стоял ужасный запах тлена и безысходности, а картинка, почему-то, совсем не складывалась. Уму непостижимо, как же в такой кошмарной обстановке мог вырасти столь замечательный мальчишка, почти что ангел. Чистый, миловидный, безгрешный. Он не сломался, не поддался, скромно все терпел и не делал ничего в ответ.       Внимание герра Лихтгештальта привлекли фотографии, стоящие на каминной полке, и он поднялся со своего места, чтобы получше их рассмотреть. Везде была изображена эта женщина, иногда попадались фотографии маленького Кассиэля, мелькал какой-то мужчина, а у некоторых фотографий был обрезан левый или правый край.       А вот это уже любопытно.       Обязательно следует разузнать об этом факте чуть больше, но внимание Штефана вдруг привлек подозрительный шум из комнаты, куда мать увела Кассиэля. Крики, крики становятся громче, звуки, сомнительно напоминающие удары…       Стоп, что?       Молниеносно он врывается в комнату, едва не выбивая дверь с петель, и видит следующую картину: Кассиэль дрожит, держится за покрасневшую щеку и плачет навзрыд, а женщина явно собирается ударить его снова. К счастью, герр успевает перехватить ее руку и быстро завести за спину. - Что вы себе позволяете?! – визжит она, пытаясь вырваться, а бедный мальчишка опускается на пол и дрожащими руками обхватывает колени. - У меня к вам тот же вопрос, - шипит в ответ Штефан, - как вы смеете поднимать руку на собственного сына? Побойтесь Бога, мадам, но, так как его здесь нет… - его глаза опасно сужаются, - то побойтесь меня. - Герр, - громко всхлипывает парнишка, - пожалуйста, не причиняйте ей вреда, она не специально, просто разозлилась немного, она скоро успокоится, герр, пожалуйста… - он поднимает глаза, полные слез, и умоляюще смотрит на Штефана, - не причиняйте маме боль. Она не хотела…       Три, два, один. Еще одна песчинка, брошенная на чашу весов «за» и «против» стала, наконец, решающей.       Ни в коем случае нельзя оставлять его здесь.       Никогда.       И ни за что.