What if?

Do you need, do you need someone? Are you scared of what`s to come? If you leave, then who will the next one be? © Isak Danielson — Broken

— Здесь ведутся учётные записи, твоя задача отслеживать и всё записывать с указаний медсестёр. С самого утра Эш ждал под дверью моего кабинета и уже был готов к трудам. Но, когда после обхода лечебницы, я объяснила суть его обязанностей, парень подзадумался. — Эм, я думал, что у меня будет более ответственная работа, — пробормотал он, тоскливо глядя на толстый журнал для записей. Я оторвалась от сортировки документов, которые предстояло просмотреть новенькому, и с удивлением взглянула на парня. — Что может быть более ответственное, чем отслеживание отчётности? — на полном серьёзе спросила я, но кажется мой новый сотрудник не особо разделял моё мнение. Эш сокрушенно покачал головой с максимально страдальческим видом. Но за журналы всё же взялся, хотя было видно, что без энтузиазма. — А ты думал я тебя сразу допущу капельницы ставить, что ли? — хмыкнула я, забавляясь с этой мысли. Пожалуй, по привычке, он представлял себе работу в медицинском секторе такой же увлечённой, как и в своём. — Я думал, что буду помогать сохранять жизни, — по-детски немного проговорил Эш. Это заставило меня усмехнутся. Мне доводилось видеть мальчишек, похожих на него — с таким же пылом бросаться с моста в карьер и действовать мгновенно. В их видении мира от сидения на месте и монотонной работы смысла и результата не было. — Сохранять жизни не всегда означает действовать ярко и громко, — задумчиво заговорила я, ненадолго отставляя свою работу в сторону. Сегодня у меня было какое-то философское настроение. — Иногда это означает действовать в тылу, вдали от основного поля боя. Иногда мы можем спасти намного больше людей, если обеспечим прикрытие со спины. В нашем случае, отличным прикрытием будет грамотное функционирование медицинского сектора. Парень оторвался от изучения необходимых журналов, чтобы понимать, как ему лучше вести всё это. Он облокотился на подоконник, глядя на меня поверх записных книг в руках. — Поэтому ты остаешься здесь? То есть, мне рассказывали, что ты была в некоторых масштабных вылазках раньше, — осторожно произнёс Эш, и сложно было не услышать страшно любопытные нотки в словах. Мне был знаком этот тон, я его слышала всякий раз, когда кто-то пытался меня расспросить о прошлом. У меня не возникало желания делать из своей личности загадочную и покрытую мраком тайну, но и не говорила об этом вслух. Были те, кто так или иначе узнавали обрывки моего прежней жизни, или же те, до кого эти обрывки доходили от других слухами. — Здесь от меня больше пользы, — уклончиво ответила я. — Это потому, что ты нашла свою мать? Поэтому ты не выходишь более на вылазки? Я не стала отвечать на очевидный вопрос. Уже второй раз Эш толкал меня на воспоминания и чувства, о которых я предпочитала не думать. Моя благодать была утрачена много лет назад. Но не это стало настоящей причиной моего перемещения по секторам. Я поклялась не сходить с позиций, едва Легион вообще появился на горизонте. Никто из ныне здесь живущих не помнит тех лет, за исключением некоторых из престарелого крыла. Тогда же я дала обещание одному человеку, что не утрачу своей веры и сохраню надежду. Но потом было два Затишья, которые дали возможность Сопротивлению собрать остатки своих людей и объединиться между собой. Я помогала Хелен как могла, но лишь из чувства долга, не более — иллюзий встретится с призраками прошлого у меня не было. Когда мне сказали, что какая-то старуха требует меня увидеть, я думала, это не дословно. Думала, что это просто пожилая леди, которая хочет увидеть то ли доктора, то ли кого-то для исповеди — тогда, не смотря на активное участие в миссиях оперативного сектора, я так же помогала и медикам. А потом я пришла в один из шатров, где находились найденные. Никакие морщины по всему телу, никакие деформации в ходе старости не могли помешать мне узнать этого человека. Я приросла ногами к полу, не решаясь даже пошевелиться. В своей привычной манере она спросила, долго ли я собираюсь пялиться на меня, молча, ведь она сама не молодеет в прямом смысле этого слова. Клэр абсолютно не поменялась. — Это потому, что я непозволительно потеряла веру, — пробормотала я, на этот раз отведя взгляд. Меня считали сильной, но, как по мне, таковой не была. Когда мой личный маленький мир рухнул, я не могла о чём-то думать конструктивно. За одну ночь все, кого я любила, ушли в пустоту, оставив мне только боль потери и чувство вины. Я слепо поверила, что никого не осталось. Или так было проще, потому что проживать снова чью-то смерть на своих руках, мне не хотелось. Но Клэр выжила. Маленькая девчонка с характером настоящего охотника выдержала и дожила до невероятных ста лет. А я об этом даже не догадывалась. Пожалуй, годы смягчили её сердце — несмотря на язвительный характер, я ни разу так и не услышала упрёков или обвинений за то, что не искала её. За это ей отдельное спасибо. — Знаешь, я тебя понимаю, — небрежно пожал плечами мятежник, попутно снова возвращаясь взглядом к своим журналам. — Если бы мне посчастливилось найти кого-то из моих близких, я бы тоже бросил всё остальное. Ну вот, мы нашли кое-что общее. Здесь многие такие были. Те, кто потерял любимых, родных. Первые годы мне было невыносимо среди людей, их эмоции так зашкаливали, что мне становилось от этого больно. Но потом свыклась. Прижилась как-то. Я не стала говорить, что не только Клэр стала причиной моего ухода с оперативного сектора. Больше мы не говорили на эту тему. Эш добросовестно вернулся к изучению тех образцов журналов и списку медикаментов, что у нас тут были. Я решила, что не стоит лишний раз стоять у него над душой, и снова прошлась по больничному крылу. И как это бывает, в рассеянных мыслях на автомате забрела в крыло пожилых. В кармане у меня лежало несколько батончиков, которые с утра я отложила после завтрака. Стучусь в палату, и захожу после хриплого «да!». Клэр сидела в том же своём кресле, на этот раз в стороне от окна Её пустые глаза повели в моём направлении. — Так-так-так, и что же это ты так рано? Моё обеденное судно ещё даже не вынесли, а я уже слышу твои отвратный приторный запах, который ты упорно продолжаешь использовать как духи, — насмешливо фыркнула Клэр. Всякий раз, когда она смеялась или улыбалась, её лицо покрывалось ещё большим количеством морщин, чем вообще возможно. — Вообще-то, я принесла тебе батончики с, — я нахмурено достала сладости и пыталась рассмотреть надпись на обёртке, — с… не знаю чем, тут выгорела надпись. Но картинка чем-то напоминает ежевику. — Ой, да всё равно, что за срань, — хохотнула Клэр, демонстративно клацнув зубами, — челюсть-то всё равно вставная, перемелет, что угодно. О, да, эта особа могла перемолоть любую пищу и любой характер человека, который с ней взаимодействовал. Я знала, что у меня немного времени, прежде, чем ко мне должны подойти несколько людей для осмотра, поэтому позволила себе расслабиться рядом с моей спутницей. Мне так и не получилось привыкнуть, чтобы называть её дочерью. Что-то не позволяло проговаривать это. Возможно, я всё ещё не смогла простить себе то, что разрушила семью Новак. Клэр давно уже перестала даже вспоминать своих родителей, но я, к сожалению, как сейчас помню Джимми, который погиб в поисках своей жены; помню Амелию, которая билась, словно птичка в клетке, где-то в глубине этого вместилища. Мы часто сидели вот так в тишине. Без неловкости, без промедлений, потому что так было уютно. Думаю, не только я нуждалась в этом. Для Клэр эта жизнь тоже стала сложной. И, возможно, она даже рада, что на старости лет ей повезло быть возле кого-то, кто её знал. Я смирилась, что рядом не окажется никого из близких, когда смерть придет за мной. Так пусть такая участь обойдёт мою кровную родственницу. — Знаешь, мне сегодня снился такой сон, — вдруг произнесла Клэр, вытащив меня из своих размышлений, — такой прекрасный, что не хотелось просыпаться. Сразу такое разочарование наступило, когда пришлось открыть глаза. — Да, сны коварны, — согласно кивнула я, — иногда они даже причиняют боль, настолько они бывают прекрасны. Я никогда не спрашивала у Клэр о том, что именно ей видется во снах. В принципе, не трудно догадаться, что за сновидения могут осчастливить женщину, и мне было страшно услышать о тех, кто являлся в них. — Если бы ты была более сговорчивой, то давно бы дала мне уже убийственную порцию морфия, чтобы я вечность видела самые прекрасные сны, — к ней вернулся её привычный язвительный тон. — Чтобы ты заснула и оставила меня наедине в этом скучном мире? — я попыталась усмехнутся. — Я умру без твоих колкостей уже на следующий день. Моя собеседница издала гортанный звук, что-то вроде скептического смеха. — Только это меня и удерживает! Прошли годы, а ты всё так же не приспособлена к нашему миру. — Эй, я быстро навёрстываю, — усмехнулась я уже шире, радуясь, что мы сменили душещипательную тему. — Ага, конечно, навёрстывает она. В моё время наши отношения можно было назвать мемной ситуацией: не умру, пока моя дочь не выйдет замуж! — Как хорошо, что из нас двоих дочь всё-таки ты, — засмеялась я. Я знала, что у Клэр не было детей. Как-то она упоминала, что ей повезло любить в этой жизни не один раз, но надолго она так и не задерживалась ни с кем. — Кто там чья дочь? Мой смех резко умолк, как и начинающиеся слова Клэр. Мы обе повернулись на голос — в дверном проёме стоял Утренний. Он смотрел, улыбаясь, но вид у него был немного озадаченный, словно не понял всеобщую шутку. Только вот никто не шутил. Первой сориентировалась моя собеседница. — Эй, тебя не учили не подслушивать семейные разговоры? — она вложила в свои слова максимум упрёка и возмущения, что бедолага Утренний зараз всё позабыл. — Эм, прошу прощения, мэм, я лишь искал вашу дочь, то есть, был на этаже, а потом подумал, что она тут, вот и всё, — протараторил парень, вскинув руки вперёд в защищающемся жесте. Клэр повернулась ко мне и слегка ударила по моему колену. — Этот что ли упадает за тобой? — фыркнула Клэр, покачав головой. — Я таких в молодости раскусывала, как арахис между зубами. Тебе стоит быть поумелее, парень, если ты бегаешь за моей юмористкой. Я устало вздохнула, прикрыв глаза. Порой мне казалось, что с возрастом она становится только более несносной. — Оставь его в покое, дорогая, — мягко произнесла я, обращаясь к моей пожилой женщине, — договорим вечером, идёт? — Договорим, договорим, если не забудешь ко мне зайти, Кас, — хмыкнула Клэр, подчёркнуто обратившись ко мне сокращённо. Она всегда так делала перед другими, зная о том, что я не люблю, когда так меня называют чужие. Эта особа любила демонстрировать собственное превосходство над другими. Я бегло коснулась губами её морщинистого лба и направилась к Утреннему, который удивлённо смотрел на меня. — Про тебя захочешь — не забудешь, — пробормотала я на ходу. Не обращая внимание на её вредное «я всё слышу!», подхожу к парню и ловко беру его по руку. — Идём, пока она не захотела узнать тебя поближе. Клэр сипло засмеялась в своём кресле, и под этот звук я поспешно увела друга из палаты. Только выйдя с коридора, я вздохнула с облегчением — иногда мне казалось, что с наступлением слепоты её слух стал только ещё более острым, нежели был прежде. Она всегда раздражала своим умением услышать то, что ей не следует. — Так значит, странный юмор — это у вас семейное, да? — немного нервно произнёс парень, когда мы вышли на площадку вроде холла на этом этаже. Я почувствовала себя немного неловко. — Она порой путает меня со своей матерью в силу возраста, говорит я на неё похожа, — подумав ещё немного, добавила, как можно более непринуждённо: — Мы вместе шутим над этим. Ну, знаешь, чтобы не дать сойти с ума друг другу окончательно. Мне показалось такое оправдание достаточно убедительным для человека со стороны, который услышал какую-то странность. Утренний взглянул на меня с какой-то долей сопереживания. — Понимаю. Что ж, ей повезло, что у неё есть ты, — сказал он, и уголки его губ приподнялись в ободряющей улыбке. Да нет, друг, это мне повезло, что у меня осталась она. — Ну так, ты что-то хотел? — на его вопросительный взгляд я лишь развела руками. — Да брось, та палата слишком дальняя, чтобы туда случайно забрести или всего лишь ради «повидаться». Так, что ты хотел? Мятежник издал какой-то страдальческий стон, как обыденная реакция на мою излишнюю аналитику вещей. Дин никогда не реагировал на мои заумные реплики страдальчески. Он непонятно шутил или сокрушенно качал головой. Говорил, что это его умиляет и поражает, как я так долго продержалась в их мире. Пришлось несколько раз быстро моргнуть в попытке сбросить с себя неожиданно нахлынувшие воспоминания. Они порой застают меня врасплох, когда я совершенно не готова окунаться в озеро памяти. — Ладно, ты раскусила меня, — засмеялся сдавленно Утренний. — Наши были на очередной вылазке. Хелен сказала, что ты нужна вернувшимся. У меня внутри всё ухнуло вниз. Я ненавидела моменты, когда становлюсь необходимой. За время тут мне удалось научить многих мятежников азам оказания первой помощи, но из врачей серьёзных тут была я и ещё двое. Иными словами, если меня просят подойти, значит, собирают всех умелых — это знак, что вылазка оказалась с тяжелыми последствиями. — Если что, помощь нужна не нашим, — проговорил снова парень, заметив перемену в моём лице. — У нас пленники, и их изрядно потрепали. Это застало меня врасплох. Пленники? Я молча кивнула и согласилась пойти в шатёр близ пограничной зоны. Позже мне представится возможность обо всём расспросить. Было ясно, что никто просто так не станет тащить противников вглубь нашего небольшого селения. С этими целями поблизости от въезда на территорию мятежники соорудили несколько шатров, в которых можно было оказать сразу первую помощь, прежде, чем перетаскивать в лечебницу, а также сооружение позволяло держать там некоторых пленных, чтобы в случае чего они до последнего не были осведомлены о планировке нашего места. Мы с Утренним прошли мимо охраны с оружием, которая в три этапа стояла у шатров. Неподалёку рыскали туда-сюда любопытные малолетки. Нас незамедлительно пропустили, даже глазом не моргнув. Внутри самых палаток царило паническое оживление. — Наконец-то, — меня дёрнули за локоть, и я увидела перед собой Хелен, — помоги остальным подлатать этих, чтобы были, как новенькие. В углу шатра на носилках лежало пятеро. Вокруг по полу я заметила кровавые пятна и куски грязных бинтов, лоскутов. Возле ящика с медикаментами возились Лор и Два Рубца. — О, а вот и наше прекрасная половина медицинского сектора, — нараспев произнёс последний, забирая в руки несколько шприцов. — Милая, там гангрена с подозрением на внутреннее воспаление и две позиции с углублёнными швами. — Ты предлагаешь мне отрезать ему конечность и одновременно зашивать? — нахмурено спросила я, натягивая на ходу резиновые перчатки. Послышался сдавленный смешок со стороны двух медсестёр, которые держались в стороне, но готовые быть на подхвате в любой миг. — Ну, для начала, я предлагаю тебе почаще покидать свой кабинет и процедурную, мы успеваем соскучиться по твоему специфическому юмору. Снова насупилась, пытаясь сообразить, где в своих словах допустила шутку, и почему у меня специфический юмор. За долгие годы я может и научилась не показывать, но на самом деле всё ещё была далека от понимания человеческой природы. Два Рубца был в Сопротивлении с самого начала. В своё время он мог стать одним из Совета, но отказался, так как считал, что больше полезен в медицине. Ему было около тридцати, с несколькими поседевшими прядями на виске и глазами разного цвета. Никто не знал, почему его зовут именно так. Когда мои пути только сошлись с мятежниками, и при знакомстве я тоже пыталась расспросить будущего коллегу о его прозвище, он отшучивался, мол у него такие два рубца, которые показывают только на пятом свидании и все от них без ума. Я подошла к тому, который нуждался в зашивании. Дезинфекция, беглый осмотр тела, попытки определить, где источник кровотечения. Как было ясно, на анестетики наши поскупились. Думаю, из излишней злобы на наших противников. — Может, стоит сбегать ещё за обезболом? — спросила я, видя, как Лор вводить лекарство какой-то бритоголовой девчонке, которая корчилась и завывала от боли. — Засунь свои обезболы себе в пизду, сука, — рыкнул сквозь зубы лежащий под моими руками смуглый парень. Он с ненавистью уставился на меня, и на миг мне показалось, что он в меня харкнет кровью. — Или подожди, пока там не побывает мой… Слова пострадавшего оборвались, так как ему не дал договорить Лор. Под «не дал договорить» я имею в виду чистого вида удар в челюсть. Он оказался мгновенно рядом с моим пациентом и впечатал в его лицо свой кулак с почти невозмутимым видом. — Как видишь, джентльмены сами не желают облегчать себе жизнь, — бодро произнёс Два Рубца, смерив холодным взглядом лежащего пациента. Его угрожающая стойка свидетельствовала о том, что он точно так же в любой миг готов с удовольствием повторит процедуру. Раненный хам больше ничего не сказал. Позади по указаниям Лора ассистенты помогали всё подготовить для ампутации конечности. Как оказалось, этому подвергнется та самая девчонка со стрижкой под ноль, ей предстояло попрощаться со своей левой рукой. Лор, в отличие от Два Рубца, был молчалив и невозмутим почти всегда. Даже, если его выводили из себя, он оставался спокойным внешне, ни один мускул на его лице не подрагивал во время эмоционального перенапряжения. Это было обусловлено не только его характером. В Сопротивлении он оказался случайно, когда наши мятежники вытащили его из плена во время Второго Затишья. За его любезность (оказание медицинской помощи) к обоим воюющим сторонам, легионеры держали его в плену под пытками, считая, что это именно то, что заслужил человек, присягнувший клятвой Гиппократа. Лор немой из-за отрубленного языка, но при этом всегда был вежлив и всегда широко улыбался мне за завтраками вместо «доброго утра». И мне всегда было приятно смотреть на это улыбающееся лицо, несмотря на то, что правая его сторона от щеки и до ключицы в уродливых следах от давних ожогов. — Эй, Кассиэль, — снова одёрнула меня в сторону Хелен. Она держалась в стороне, но ни на миг не упускала из виду преступных пациентов, — как я уже говорила, они нужны мне целыми. Эти кадры наш шанс для прорыва. Я молча кивнула, давая понять моему лидеру, что понимаю её просьбу. Это означало поднять на ноги каждого и сделать так, чтобы пытки стали для них ужасны по-новому. Позже Утренний помог остальным помощникам перетащить в соседний шатёр всех, кроме девушки с гангреной и двумя тяжелоранеными, которых мы зашивал поочерёдно с коллегами. Мы провозились до глупой ночи. Голод и усталость дали о себе знать лишь под самый вечер, когда солнце уже давно укрылось за горизонтом. На удивление дольше всего пришлось повозиться не с девушкой, а парнем, о которого после наложения швов началось снова внутреннее кровотечение. — Мда, ну и веселуха — зашивать этих гадов и беспокоится о их здоровье, — злобно пробормотал Два Рубца, когда вышел из шатра вслед за нами. Лор понимающе похлопал его по плечу и протянул самокрутку. — Ох, спасибо, но я пытаюсь бросить. Тот вопросительно уставился на своего друга с таким видом, мол: «Кому ты пиздишь?». — Ой, вечно ты переманиваешь на тёмную сторону, — помедлив, страдальчески закатил глаза другой и выхватил папироску. Он взглянул на меня искоса: — Устала, милая? Кажется, кому-то не помешает отдых. Я измучено усмехнулась. Ему всегда нравилось называть меня «милая», а мне уже давно было абсолютно всё равно, кто и как меня называет. — Да, было бы неплохо, — я нахмурено оглянулась назад на шатёр. — Полагаю, нам придётся в эту ночь подежурить. Оба мужчины скривились при этой фразе, но возражать не стали. Они понимали, что я права: если эти раненные были действительно важны для Совета, то необходимо максимально внимательно проследить за стабилизацией их состояния. Лор махнул рукой, привлекая наше внимание, а затем ударил себе кулаком в грудь, после чего поднял указательный палец. — Нет, Лор, понимаю, что рыцарство у тебя в крови, но ты после ночной смены и так, что отправляет тебя автоматически в конец очереди, — отмахнулся седовласый, делая тягу, на что первый обижено надулся. Я решила прекратить глупые шутки из разряда, кто, когда будет первым и опередила споры: — Первой подежурю я, — произнесла спокойно, пожимая плечами, прежде, чем мужчины начали протестовать, добавила с нажимом: — Мне не хотелось бы, чтобы кто-то среди ночи стучался ко мне и будил. Я быстро отбуду свои часы и уйду отдыхать. Те двое между собой быстро переглянулись, после чего Лор со смиренным видом кивнул. Он не стал задерживаться, поэтому сразу решил уйти, чтобы немного подремать перед своей очередью. — Эх, а это был такой шанс прийти и посмотреть, что же твориться в твоём загадочном жилом кабинете, — протяжно вздохнул Два Рубца, затушив окурок о подошву своего ботинка. Я улыбнулась сама себе. — Чем сложнее добраться, тем интереснее, люблю нагнетать таинственность. Ложь. Я любила уединение. Так любила, что старалась избегать всех часто, а другие почему-то в этом пытались найти какой-то загадочный подтекст. По началу обо мне ходили слухи, что в своей спальне я прячу срезанные кожи мёртвых людей, а по ночам превращаюсь в мышь-оборотня. — Врешь, — по-доброму упрекнул меня мужчина, словно прочитал мои мысли, — ты просто, как и многие из нас, ищешь покоя, который теперь только снится. Это да. Не смотря на шутливый нрав, Два Рубца тоже имел свою сложную историю. Вначале меня пугало то, как он зубоскалил в мою сторону и называл «милая», потом, поработав вместе какое-то время, успокоилась. Однажды Хелен вскользь по пьяни оговорилась, что его жена пять лет назад присоединилась к Легиону, а он с тех пор зарёкся выезжать на миссии и ушел далеко от боевых действий. Мы не стали долго сидеть и развивать философию нового мира, поэтому очень скоро мой коллега так же удалился на покой. Я бегло пробежала по шатру, осмотрела раненных и убедилась, что каждый из этих потерянных людей дышит довольно приемлемо. Мне не захотелось торчать под навесом всё время, поэтому устроилась на крыльце, там же, где была до этого с Два Рубца и Лором. Небо в этот раз звёздное. Прошедшую неделю всё затягивало химическими облаками — испарениями от взрывов на заводе в соседнем городе. Туда и ездили последний раз наши мятежники. Видимо, испарения стали впитываться в землю и всё, что на ней, раз небо стало прояснятся. Задрав голову вверх, жадно смотрела на блестящую россыпь звёзд. Это выглядело сказочно. Волшебно. В нынешнем мире редко встретишь явления или вещи, которые можно отнести к такому описанию. Вокруг никого не было, кто мог бы стать пусковым рычагом для ненужных воспоминаний. Впрочем, никого и не надо было, я сама почему-то решила залезть в эти потайные закоулки памяти, пока разглядывала намёки на созвездия вверху. Бывали моменты, когда я была наедине с собой, и возникало внезапно желание окунуться во что-то далёкое и тёплое. В тех глубинах таились образы людей, кости которых давно превратились в прах; там были обрывки событий, которые прошли много лет назад. И я всё ещё терялась в том, доставляют мне все эти воспоминания боль или утешение. Дин научил меня смотреть на звёзды. Я видела всего лишь небо, которое было когда-то мне домом. Тогда он однажды остановился посреди дороги и попросил выйти, чтобы взглянуть на фигуры созвездий. Это не было потрясением каким-то или новизной, но… мне никогда не рассказывали о легендах про Орион или Малую Медведицу. Мне лично. Глядя со мной в одном направлении. Разумеется, он знал не так много, как Сэм. Рассказы Винчестера-старшего были сродни байкам без намёка на научность и с непонятными для меня шутками, но в этом была своя красота. Когда-то он с пылом заявил, что конец света настанет только в случае, если все звёзды посыплются вниз, оставив за собой лишь бархатное и пустое небо. Это как я: стала такой же бархатной и пустой, без яркого сияния. Мои внутренние звёзды давно погасли, оставив меня во мраке. Интересно, чтобы на это сказал Дин? Красота мира никуда не исчезла, но все упорно называют нынешнюю эру Концом Света. Возможно, Винчестеры придумали другой бы термин этому времени. Я была слепа и глупа, несмотря на то, что существую до неприличия долго. Но в этом и заключается другая сторона древности — ты способен замечать малейшее колебание атома, но при этом совершенно не просекаешь окружающих взглядов и вкрадчивых ухмылок. Собственно, ты так и не заметишь этого! — пока кто-то не схватит за руку и не укажет на то, что совсем рядом и намного важнее колебаний любых атомов. Уже затекла шея от смотрения на звёзды. Как забавно, меняется мир, меняются поколения и нравы, но небо ведь остаётся прежним. И оно видело так много, что сложно вообразить. Думаю, если бы оно было живым, непременно смеялось бы, глядя на всех нас. «Глупое, глупое создание», воображаю я его насмешливый голос, «неужели вечность стоить тратить на столь незначительные предубеждения?» Почему-то голос неба стал принадлежать Дину Винчестеру. Однажды я перестану следовать глупому обещанию, и тогда, нырнув в глубину этих воспоминаний, не стану всплывать, а пойду ко дну, где затаились мои самые тёплые годы жизни. Делаю глубокий вдох и чувствую, как начинает щипать нос и слезиться в глазах. Маленький сигнал, что пора выныривать из памяти и возвращаться в настоящее. В пустое и совсем не яркое настоящее. Со стороны кампуса раздались шаги и секундами позже во мраке стала выделятся тень. Я мгновенно напряглась, но позже расслабилась и поспешно потёрла щёки тыльной стороной руки. — Не знала, что ты будешь дежурить, Хелен. Ко мне подошла женщина и теперь я чётко различала знакомый силуэт. Она перевесила автомат за спину и присела на корточки рядом со мной. Когда она широко усмехнулась, её зубы показались аж светящимися. — Я из тех, кто любит участвовать во всём, а не только раздавать указания. В который раз ловлю себя на мысли, что, если бы не она, я вряд ли присоединилась к Сопротивлению, а просто и дальше вела уединённый образ жизни. Совет состоял из нескольких людей, лидеров. Но большинство из них хороши только в приказах и советах, лишь Хелен и её сестра Ост не сторонятся рутинной работы и выживания. Меня покорила эта их черта. — Жить будут? — Да, — я повела плечами, — хотя за девушкой стоит понаблюдать. Меня беспокоит даже не столько её гангрена, сколько общее состояние. Она оклемается до завтра, и я распоряжусь на счёт кое-какого обследования. Никаких преград для жизни не было, но они вполне могли возникнуть. Эта девушка была дерзкой и при этом довольно слабой. — Хорошо, спасибо, Кассиэль, — она искоса взглянула, и даже в темноте я заметила в её глазах хитрый блеск. — А ты, скажем, гипотетически, могла бы ей помочь, кхм, по-своему? Я неестественно выпрямилась, ощутив напряжение каждой клеточкой тела. — Нет. Больше нет. Моя подруга мгновенно уловила смену в тоне и тут же отступила. Выровнявшись во весь рост, она снова улыбнулась. — Окей, поняла, просто решила спросить, — небрежно произнесла женщина, но не сложно было понять, что она слишком умело скрыла разочарование. — Извини, если тебя задел мой вопрос. Я так же встала с ней на один уровень. — Всё в порядке, Хелен, я понимаю. Но не стоит к этому возвращаться. Я больше не вернусь к тем способам. Даже, если бы хотела. Она снова кивнула, и в этом жесте было уже больше сожаления. Когда я только-только вышла ни Сопротивление, моя благодать ещё была при мне, хотя я ни на миг не говорила о своей природе и проявляла её по минимуму. Позже, на нас нападут легионеры, которые всегда казались более осведомленными, чем мы. Я не говорила Хелен, что мою ангельскую силу забрали, оставив меня на смертную гибель из мести, но она заметила, что с тех пор я изменилась и существенно ослабла. Ей стоило отдать должное за то, что не давила с расспросами и любопытством. Более того, именно этот человек, уяснив, что изменения во мне произошли кардинальные, позволил уйти в медицинский сектор и помогать оттуда. — Иди отдыхай, завтра будет весело, — с мрачным весельем добавила Хелен, похлопав меня по плечу. Да уж, в этом не было сомнений. У Сопротивления не было привычки брать пленников и заложников. И раз так получилось, значит эти пойманные имели огромную важность для дальнейших стратегических планов. Я пожелала женщине доброй ночи и направилась по бетонной дорожке в сторону моего кампуса. На миг замерла и тут же мысленно выругалась, — тихонько и даже почти безобидно, из головы вылетело, что стоило поторопиться или не идти в первую очередь по дежурству. Клэр, должно быть, уже спит, так что придётся зайти завтра. Хотя, она никогда не придерживалась распорядка дня, может стоит хотя бы заглянуть. Звёзды сегодня были мучительно яркими. Возможно, если бы они не были такими привлекательными, я бы смогла предчувствовать угрозу прежде, чем она наступит так внезапно? Я не успела отойти и на три ярда, как внезапно раздался грохот, а затем горизонт перед глазами завалился и перекрутился, пока не померк окончательно.