crush

Драко совершенно искренне разрывается между двумя равнозначно приемлемыми вариантами актуального выбора: разозлиться, или заволноваться. Потому что гроза гетеросексуальности всего мужского населения Великобритании, мало того, что не явился на обед, так ещё и в перерыве не явил прекрасного себя Драко, терпеливо ожидающему во внутреннем дворе в течение всего перерыва. А погодка всё ещё не летняя, но кое-кто очаровательный явно положил на этот факт, предпочтя Драко нечто более интересное. Или сломал себе шею где-нибудь на ровном месте. Впрочем, довольно легко Драко приходит к выводу, что коварный уничтожитель нежных слизеринских сердец жив-здоров, ибо, в противном случае, Драко уверен, ему бы сообщили первому. Как особо приближённому. (Сообщили бы Гермионе и Рону, но те бы не стали так отчаянно нарываться на неприятности и утаивать от младшего лорда Малфоя столь важную информацию.) Окончательно продрогнув на пронизывающем зимнем ветру, Драко решает отправиться на поиски заблудшего высочества после уроков, чтобы устроить тому хорошенькую трёпку. Пропажа находится довольно просто, но радоваться Драко не спешит, предпочтя понаблюдать со стороны. Смешно сказать, но в сердце что-то оглушительно тоненько дёргает, оставляя после краткосрочной вспышки только желание обнять себя за плечи и позорно расплакаться. Мистер Поттер, единственный и великолепный, стоит на коленях прямо посреди коридора третьего этажа, перед какой-то незнакомой девицей, и нежно, очень ласково гладит её по щеке. Драко даже засматривается, вдруг увидев своего парня в новом свете. Рядом с невысокой девушкой, он смотрится даже мужественным, пугающе сильным и непривычно спокойным. Драко прикусывает губу, делает пару осторожных шагов, и чутко прислушивается. Девица тихо плачет, опустив голову, а Гарри, чтоб его мантикора закусала до полусмерти, гладит её по щеке, выговаривая ласковым, бархатным, чарующим голосом: - Ты очень красивая. Ты абсолютно прекрасна, слышишь, Мэгги? Ты – самая прекрасная девушка во всём мире, и никто не имеет права это оспаривать. Раз уж какой-то слепой идиот не разглядел твоей красоты, то мне его искренне жаль. Хей, милая, ну посмотри на меня. Пожалуйста, хорошая моя, ну посмотри на меня? Девушка поднимает голову, и Драко невольно кривится, потому что «красавица» эта более всего похожа на мопса, искренне любящего пожрать на ночь. Но Гарри говорит так искренне и так убедительно, что мопс улыбается сквозь слёзы, и трётся мокрой щекой о смуглую сильную ладонь подлого изменщика. - О, как мило, - тянет Драко, делая шаг навстречу этой неказистой парочке, скрещивает руки на груди и привычно растягивает гласные. – Какая трогательная сцена, аж за душу взяло. Плакса вздрагивает, увидев Драко, и тут же закрывает лицо руками и всхлипывает довольно громко. Невольный свидетель душещипательной картины уже открывает рот, чтобы выплеснуть новую порцию свежайшего ядку, но словно напарывается на стену. Гарри, резко обернувшись, смотрит прямо в глаза, и взгляд его горяч и остёр, как лезвие топора палача. Драко опять разрывается между обидой и нестерпимым желанием смотреть в эти зелёные глаза вечность. В итоге он просто вздёргивает бровь в пародии вопросительное выражение лица. - Ты её напугал, Малфой, - недовольно выговаривает Гарри, и тут же обнимает проклятую мерзавку, гладит её по спине, продолжая свои неуместно льстивые увещевания. «М, так я уже стал «Малфоем», - невесело думает Драко, и, против желания всё же расплакаться, гордо вздёргивает нос. - Ну прости, Поттер. Откуда ж мне было знать, что ты тут… - Заткнись, пожалуйста. И не говори гадостей, ты что, не видишь, как ей грустно? Не плачь, хорошая, Малфой только делает вид, что он мерзкий, он ничего тебе плохого не сделает. - Иначе что? – интересуется Драко, и делает ещё один шаг вперёд, размышляя, что сделать сначала: дать Поттеру пощёчину, или выволочь уродину за волосы. Гарри вздыхает так… разочарованно. И смотрит снова, только уже не яростно, не горячо, а просто грустно. - Ничего. Почему тебе так страшно показаться окружающим хоть чуточку лучше самых мерзких слухов, что о тебе ходят? Впрочем, мы обсудим это как-нибудь потом. А сейчас мне нужно побыть с Мэгги, потому что ей плохо, если ты не заметил. «Если ты не заметил, - проносится у Драко в голове, - то плохо мне. Но я, видимо, спасения не достоин». Гарри опять возвращается к своему неказистому питомцу, шепчет и уговаривает, вытирает девчонке слёзы, а потом, от чего Драко громко фыркает, целует её в лоб. Прямо вот губами! Целует! На глазах у Драко! - Мне нужно идти, принцесса, - ласково-ласково произносит Гарри, и, дождавшись кивка мерзкой твари, осторожно встаёт на ноги. – Видишь, какой красивый мальчик из-за тебя нервничает? Разве стал бы сам Драко Малфой волноваться из-за дурнушки? Ты давай, иди-ка в гостиную, умойся, и ложись спать. И больше никогда, ни за что не смей относиться к себе плохо. Драко едва сдерживается, чтобы не свести глаза к носу от градуса абсурдности ситуации. Гарри подходит к нему, всё такой же сердитый и мрачный, и вопросительно глядит. - Я тебя весь день прождал, как последний придурок. Вообще-то, мы договаривались увидеться на обеденном перерыве. Гарри дуется совершенно не понятно, на что, и Драко очень хочется сильно-сильно шлёпнуть его по заднице, просто чтобы в себя пришёл. - Прости, я был занят одним важным делом. - Этим мопсом?! - О, ты отвратителен, Малфой. - Зато ты у нас восхитителен, да, Поттер? Гарри недовольно морщит нос, Драко кривляется, надеясь, что его лицо выглядит в достаточной степени надменно. - Мне не нравится, как ты со мной разговариваешь. - Рассказать тебе, крошка, что не нравится мне? Например, что ты торчишь с какими-то убогими девчонками, вместо того, чтобы уделить мне, жалкому и недостойному, своё драгоценное внимание. - Тебя весь Хогвартс слышит, придурок! – Гарри обиженно всплескивает руками, тут же скрещивает их на груди, и смотрит исподлобья. - И что теперь? Стыдишься меня, да? - Тебя заносит, Малфой. - Ах, я теперь, значит, «Малфой». Мило, очень мило. Драко и сам понимает, что говорит лишнее, и что завёлся с полпинка, на пустом месте, но его действительно заносит, и совершенно идиотская ревность мешает адекватно соображать. - Знаешь, что? – Ещё более обиженно говорит Гарри, и решительно шмыгает носом: - Я не собираюсь продолжать этот балаган. Поговорим, когда ты в себя придёшь и перестанешь пороть такую откровенную чушь. И решительно идёт в сторону лестницы, явно намереваясь удалиться. Драко чувствует, как внутри всё вспыхивает ледяным огнём от глупой злости. Он хватает любовника за руку и тащит в сторону выручай-комнаты, не обращая внимания на его протесты. - Ты мне больно делаешь, Драко! – громко говорит тот, когда дверь в заветную комнату за ними закрывается. – Совсем с ума сошёл? Какой жмыр тебя укусил? - О-ля-ля, а я уже снова «Драко». Чудесные превращения. - Перестань, - Гарри смотрит теперь милой обиженной бубочкой, и Драко испытывает острый укол совести. – Ты меня обижаешь, хотя я не сделал ровным счётом ничего плохого. - Я ждал тебя, -уже спокойнее, но всё равно слишком напряжённо говорит Драко, отпустив, наконец, руку Гарри. – Я замёрз, как собака. - Прости. Я же извинился! Мне жаль, что так вышло. Но, когда я пропадал так с тобой, тебя не особо волновали чувства тех, кто обо мне волновался. - Здорово. Теперь я у нас мудак, да? - Ну сейчас ты ведёшь себя именно так. Драко с силой прикусывает губу, чтобы не начать позорно кричать и распускать руки. - Не хочу, чтобы какие-то безродные дворняжки отнимали тебя у меня, вот и всё. Гарри, я соскучился. Я действительно очень хотел тебя увидеть. Оправдание не срабатывает. Драко понимает это уже на середине фразы. И договаривает буквально автоматически. Кажется, он действительно перегнул сейчас, потому что взгляд, обычно тёплый и мягкий, делается холодным и… разочарованным. - Отвратительно. Всё, что ты говоришь – отвратительно. Ни за что на свете не хотел бы иметь «благородное» происхождение. Счастье, что мне это не светит. Нашёл, чем кичиться. Твоей заслуги нет ни в твоей красоте, ни в твоей родословной. Это не то, чего ты добился своими силами, Драко. И все твои понты на эту тему выглядят глупо и жалко. Какое право ты имеешь ставить себя выше других только из-за того, что тебе досталось от рождения? Мерлин, я правда был о тебе лучшего мнения. - Не вздумай уходить. – Предупреждает Драко, но не двигается с места. - А если я хочу? Хочу уйти и не продолжать этот отвратительный разговор. - Не смей. - А то что? Ударишь? Цепью к себе прикуёшь? Драко бы приковал, честное слово. Запер бы до самого выпуска и никого не подпускал бы, кроме нескольких «одобренных» и «безопасных». Только Гарри не злится больше, просто очень-очень грустит. - Взъелся на ни в чём не повинного ребёнка. Устроил безобразную сцену. Я не понимаю, Драко, моих слов о том, что я люблю тебя, не достаточно, чтобы хоть немножечко мне доверять? Или мне просто нельзя существовать вне тебя? Нельзя. Ему и правда нельзя, Драко даже не понимает, откуда вопрос такой взялся. И надо бы сейчас сказать, что он тоже любит, обнять, попросить прощения… - Не зарывайся, Поттер, - цедит взбешённый, но на самом деле, собственной глупостью напуганный Драко, вместо всех этих хороших слов, что вертятся в голове. - Да пошёл ты. Мистер Поттер оглушительно хлопает дверью, и Драко в бессильной ярости пинает стоящее рядом кресло. Гарри не приходит, не шлёт записок, не смотрит на него за ужином, даже лица не показывает, натянув капюшон своей блядской толстовки с очередной радугой на самые глаза. - Вы что, - как-то тихо и непривычно участливо спрашивает Рон. – Поссорились? - Поссорились. - О, милый, - Гермиона даже книгу откладывает. – Но как же так? Из-за чего? - Из-за того, что он кретин. - Ну вот ещё, из-за него реветь, - гудит Рон и приобнимает за плечи. – Слышь, Гарри. Ну хочешь, я всё же разобью ему лицо? Гарри на это только фыркает и утирает щёки рукавом. - Ну ты же у меня меньшинство, - в попытке приободрить, Рон шутливо встряхивает Гарри, но тот не улыбается даже. – Я должен тебя защищать. Помнишь? - Что он натворил, этот глупый мальчишка? Гарри нехотя и вкратце рассказывает причину ссоры, и опять шмыгает носом. - Вот же змея, - Рон очень сильно возмущается. – Всегда говорил, что у этих лордов с головами не всё в порядке. Гарри, да пошёл он в жопу с такими загонами, честное слово. - Пошёл, конечно. – Грустно нюнится тот. – Только я же всё равно его люблю. - О, милый, - Гермиона ласково обнимает, сев с другой стороны, гладит по голове. – Пожалуй, я напишу за тебя оба эссе, тебе в таком состоянии явно не до уроков. Не смотря на своё грустное состояние, Гарри по достоинству оценивает этот жест. Для Гермионы это значит очень много. Драко бесится. Он бесится так, как ещё никогда не бесился за всю свою жизнь, пожалуй. Он влетает в спальню много раньше обычного, отдёргивает полог своей кровати так, что карниз жалобно трещит, и падает на кровать вниз лицом. - Оу, - резюмирует Теодор, оперативно меняя свои планы на этот вечер, и осторожно подходит к молча и бездвижно бушующему Дракону. – Выпьем? У меня осталось немного в заначке. Драко долго молчит, а потом глухо говорит в одеяло: - С Панси. Мне нужны хорошие пиздюли. - С малышкой своей поссорился? - Хуже. - Да ну, что для тебя может быть хуже? - Я его очень обидел. - Так, - тут же решает Тео, - я за Паркс, никуда не уходи. Отбоя ещё не было, спокойно выйдем. Тео возвращается минут через десять, тащит мрачно молчащего Драко в башню, давно ставшую курилкой, невежливо разгоняет припозднившихся хаффлпафцев, и просто протягивает бутылку огневиски. Драко успевает сделать только один глоток, когда появляется мрачная Панси, облачённая в мантию поверх пижамы. Она тут же прикуривает, сочно затягивается, делает глоток виски и, протянув Драко сигарету, строго спрашивает: - И что ты сделал милашке? Рассказывать уже не хочется. Дружеских пиздюлей не хочется тоже. Хочется сигануть с башни, или проснуться и понять, что всё его блядское поведение было просто дурным сном, который уже закончился. - Поссорились, - вместо Драко говорит Тео, и садится прямо на пол. – Месяца ещё не встречаются, а уже поссорились. - Ты долбоёб, что ли? - Да, - рычит Драко, отбирает бутылку у Тео и делает один глоток, тут же морщась. И сигареты у Панси дерьмо, курить невозможно. - Ты мне поогрызайся, зайчик, - спокойно говорит Паркинсон. – Я же и по морде съездить могу. Давай-давай, усмиряй гордыню и начинай говорить по-человечески. - Ты тут кому вообще друг? – Драко слышит, как жалко он звучит, и тихо стонет сквозь сжатые зубы. – Мне, или ему? Так у него Грейнджер есть, учти. - Так. Я пошла спать. Мне эти твои истерики до одного места, Дракон. - Подожди. Прости, Панс, прости. Я просто так на себя зол, что крыша едет. Паркинсон, она отличная. Вообще лучшая. Она совершенно спокойно принимает извинения коротким кивком, и встаёт у стены, оперевшись на неё спиной. - Тогда, давай, рассказывай. Какого твоего душевного порыва сладуля не оценил? Драко за эту поддержку готов её расцеловать. И всем же понятно, что это он, Драко, сплоховал, а Панс всё равно вот так незатейливо даёт понять, что она на его стороне, что бы он там ни наворотил. Для одного Драко слишком много чувств в последнее время. А к чувству благодарности он вообще не привык. - Я очень ревнивый просто. Чуть с ума не сошёл, а он вечно якшается с какими-то убогими, души им лечит. Видишь ли, учит себя любить. - А надо - тебя, - понимающе кивает Тео, и его Драко сейчас тоже любит буквально до неба. - Ну и пошёл он к фестралу под хвост, раз не находит на тебя времени. - Панс, - Драко просто поднимает на неё взгляд, и та тут же всё понимает. Подходит, мягко гладит по щеке. - Ох, мой ты зайчик глупый… Ты же влюбился взаправду. Да ладно, ему признаваться будешь, мне можешь не говорить. Не было печали, Дракон… - Ну, раз такое дело, - говорит Теодор, делая небольшой глоток из бутылки, - бери себя в руки и отвоёвывай обратно своё высочество. Он же мягкий, как булочка, а ты – бес обаятельный, он точно тебя простит. Ты же умеешь харизмой обездвижить на раз-два. - Не думаю, что это сработает. Я, знаешь, по его словам, кичусь тем, что досталось мне на халяву. Рожа там, род… Обидно, что это правда, если подумать. И ладно бы, он злился! А он… он… он, кажется, во мне разочарован. - Ой, милые вы мои истерички, чего только не наговорите в порыве безмозглой страсти. Ты сопли-то подотри, сколько тебе говорить? Ну ладно, сегодня ной, сколько влезет, а завтра – подотри, и иди извиняться. Нормальным, человеческим образом. Так и так, был не сдержан, люблю тебя, как в старинных балладах писали, прости меня, иначе кинусь с башни. Драко всего передёргивает. Слышать, как о его свеженьких, горячих, нежных чувствах говорят с таким поистине слизеринским сарказмом почти невыносимо. Но, именно благодаря этому сарказму мудрейшей из женщин, Драко вдруг осознаёт, как все его давешние слова, сказанные Гарри, звучали. Как они ранили, задели за живое. - Панс? Тео? Я вас люблю, вы вообще лучше всех в мире. - Началось… - Да, мы в курсе, - Тео, наконец, улыбается так, как ему и положено. - Если что, это я так вас отблагодарить пытаюсь. - Ладно, Дракон, засчитано по старой дружбе. Давайте, мальчики, допивайте свою дрянь, и все по кроваткам. Завтра будет насыщенный день. Через полчаса Драко, лёжа в своей кровати, всё ещё едва уловимо пахнущей любимым мальчиком, решительно настроенный всё исправить, проваливается в тревожный сон.