Привкус крови во рту

Алексей еще раз обошел дом, проверил окна и выключатели во всех комнатах. Спустившись вниз, закрыл дверь на второй этаж, мысленно запечатав. Напоследок вскипятил немного воды в чайнике, залил пакетик-пирамидку в прозрачной кружке, а остатки кипятка вылил в раковину. Чайник с приоткрытым зевом оставил сушиться на салфетке рядом с подставкой. Наконец Алексей сел с кружкой чая и с чувством выполненного долга перед телевизором, включил, стал просто щелкать каналы. Кабельный западный о живой природе, кабельные с простой подборкой фильмов и шоу – западный и азиатский, кабельный районный, новогородский о культуре, новостной. Алексей переключил на центральный новогородский… Начиналась трансляция из святилища Ящера – пока шла подготовка к празднику, камера наблюдала за собравшейся толпой, за особыми дорогими гостями. Было много влиятельных ганзейцев, приехал и бургомистр Ниена. В кармане Алексея забился мобильник. Вячкова. Да, точно, Вячкова… Проглотив набранный в рот чай и выключив звук у телевизора, он поднял трубку. – Да, Млада Слатовна?.. – Ты еще в доме? – Да. Что-то нужно сделать? – Нет, просто проверяю. – Я уже все прибрал, верхний этаж проверил, заканчиваю. – Хорошо. Благодарю. Спокойной ночи. Звонок прервался. Алексей подумал, что кому-нибудь другого хозяйка поздравила бы с наступающим праздником. А потом поймал себя на мысли, что уже и вправду зовет ее хозяйкой. Нашел, называется, подработку в доме бывшего одноклассника. Одноклассник, Чурослав, обозначенный в контактах как просто «Чурик», не заставил себя долго ждать – с радостным звоном пришла картинка. Салон частного самолета: маленькая гостиная, отделанная деревом. Кроме семейства Вячковых в салоне был какой-то сухой господин, очевидно, со своей секретаршей. Уютный маленький самолет, предоставленный Ганзой своим слугам. Алексей был более чем уверен, что картинку ему отправили не столько для хвастовства, сколько в качестве неловкого извинения за строгость матушки. Алексей отправил в ответ смайлик с поднятым вверх большим пальцем. Пусть Чурик порадуется. Семейство Вячковых отправилось всем составом в Псков. Господина Вячкова послали туда со срочной командировкой и обеспечили билеты его жене и сыну, чтобы не разлучать семью на главный праздник. Поэтому Чурик позвонил Алексею и попросил поглядеть, все ли в порядке с домом. Приехав, Алексей застал Вячковых, укладывающих чемоданы в багажник, и получил более подробные инструкции от хозяйки. Они умчались, а он привычно прошел по комнатам, проверил печи и электричество, прибрал мусор… Ну захотел немножко чаю попить. Разве это грех? Но ждать очередных проверок от хозяйки не хотелось. Вздохнув, он выключил телевизор – тот погас как раз на начале обращения главы Ганзы из Любека. Древний дед, с головой лысой как древний камень, в очках с тонированными стеклами сидел в инвалидной коляске перед прозрачной пластиковой кафедрой с усиками микрофонов. Алексей выключил сетевой фильтр у телевизора, выкинул пакетик-пирамидку в мусор, остатки чая вылил, кружку сполоснул и поставил в сушку. Воду под раковиной перекрыл. И напомнил себе, что после того, что он отчудил в университете и это неплохо, надо быть благодарным и за такую подработку. Вячковы на хорошем счету у Ганзы, небольшие крохи благ, которыми пользуются они, перепадают и ему. А чаю он и у себя попьет. Алексей вышел из дома, запер дверь. Свет над крыльцом гасить не стал – над дверью блестел ганзейский знак. Желтый глаз с вертикальным зрачком, окруженный чешуйчатым кольцом. Пусть все видят. Только идиот тронет жилище тех, к кому благосклонна Ганза. Алексей прошагал по дорожке из каменных пластин через шуршащий опавшими листьями сад. Вышел за ограду, запер кованую калитку, увенчанную кружком с буквой “W” – Wjachkovi. К калитке соседнего двора как раз подходила соседка, госпожа Мирославина. С Алексеем она не здоровалась. Мирославины въехали в этот дом недавно и, увидев также выходящего со двора Алексея, приняла его за хозяина или хозяйского сына и заговорила с ним в высшей степени радушно. Вначале вздрогнула, когда он представился, потом спала с лица, когда на крыльцо вышла госпожа Вячкова и окликнула Алексея, поинтересовавшись, почему Алексей обошел вниманием печку в пристройке. А тот улыбнулся Мирославиной – и на прощание, и видя ее выражение лица – и вернулся в дом Вячковых. С тех пор и не здоровалась… Улица была пустынна. Такая стояла ночь… Удивительно, что пава Мирославина нынче припозднилась. Приближаясь к знакомой остановке электробуса, Алексей почувствовал, как пенкой подходит в душе нехорошее предчувствие. Поздно. Последний на сегодня транспорт ушел, судя по расписанию, десять минут назад. В праздничную ночь передвижение по городу прекращалось до утра, Новгород замирал. Только особые люди бодрствовали на берегу устья Волхова. Все смеялись над страшными сказками, но никто на всякий случай не выходил на ночную улицу. Это домашний праздник. Алексей постоял под козырьком остановки, полюбовался на экран с расписанием, периодически вспыхивающий надписью: «С великим праздником!». Первой мыслью было вернуться в дом Вячковых. Да, по приезду они посмотрят записи с камер во дворе и все узнают. Можно понадеяться, что Млада Слатовна сжалится и войдет в положение. Ну или не войдет и выгонит с должности подсобного рабочего и мальчика на побегушках к чертовой матери. А еще можно пропереть через весь Новгород пешком до самого дома. В самом деле, не сидеть же на остановке. Кто знает, чего тут дождешься? Про ночные черные электробусы – или про старые, грязные бензиновые автобусы – тоже рассказывали достаточно страшилок. Ладно, решил Алексей, в конце концов, он сегодня не слишком устал. Зато будет, что вспомнить и чем ответить параноикам, рассказывающим про поставленное на поток людоедство. Алексей застегнул куртку поплотнее, поднял воротник и зашагал. Скоро он вывернул на Малую Ильменскую улицу, пересек торжественную, похожую на проспект, Большую Восточно-Волховскую… Наконец он вышел на Вечевую площадь. Никогда он еще не видел ее настолько пустынной. Глыба колокола замерла в окладе из древних камней. На берег смотрела его сторона со знаком Велеса, на реку – со знаком Ящера. На открытом и пустом пространстве площади Алексею отчего-то стало жутко – будто кто-то пристально смотрел ему в спину. Он оглянулся. Разумеется, никого не было. За аркадой, окружающей площадь, виднелась крыша Ганзейского Дома. Hansejskij Dom… В его окошках осторожно и бледно светились огни дежурных ламп, полосы солнечных батарей мерцали в лунном свете среди черной чешуи черепицы. Дом так тих, но пуст ли? Неужели все ушли к святилищу и оставили административное здание пустым? Может, кто-то еще ходит там, в темноте? Почему вдруг промелькнувшая мысль об этом Доме наполнила Алексея таким страхом? Столько раз он ходил мимо него… Да что там ходил!.. Дом продолжал мстительно и пристально таращиться новыми окнами. Алексей прибавил шагу. На самом деле он практически перебежал площадь… На Кремлевском мосту стало не до паранойи – ночной ветер сбивал с ног, кое-где старые кеды почти скользили по покрытию. Натягивая капюшон толстовки и кутаясь в воротник куртки, Алексей все же приметил, как бьется вдали слева холодный свет. Праздник у святилища Ящера уже, наверняка, начался … Святилище издревле стояло на островке в излучине Волхова. Именно туда когда-то явился ближник князя Владимира с повелением ставить идола Перуна, нареченного в Киеве верховным богом. И поставил. А вскоре он вместе с немногими оставшимися в живых верными ему людьми еле унес ноги из Новгорода. Город показал князю и его посланнику, что чужим богам здесь нет места. Ящер терпел рядом только Велеса. В его власти как-никак находилось поголовье скота… А идол громовика остался. Вначале он лежал поваленный на капище и его порой символически секли плетьми праздничными ночами. Затем, когда появился музей истории края, идол переместился туда. Алексей видел его на школьной экскурсии – теперь это было растрескавшееся от времени черное бревно со следами многолетней порки на боках. И с тонкими серебряными пластинками усов как опознавательная метка... О том посещении музея Алексей написал сочинение – лучшее в классе, получил за него похвальную грамотку. Правда, значилось там другое имя. Но это все было в иной жизни – до того, как авария унесла родителей. Классный руководитель тогда чуть ли не со слезами умолял дедушку Алексея не забирать внука к себе, а оставить в приюте: «Великая Ганза позаботится о нем! Он талантливый, умный мальчик. Что же вы делаете? Опомнитесь!». Мурашки на спине стали болезненными – словно иголки вонзились сквозь кожу и мясо до самого позвоночника… Замерзнув до костей, Алексей достиг противоположного берега и пошел в обход Кремля. Печально было осознавать, что это еще не половина пути. «Ничего, – утешал он сам себя. – Завтра никуда не надо, можно спать хоть до обеда… Будет, что вспомнить!» Обогнув Кремль, по парковым дорожкам он спустился к капищу Велеса. Здесь ему стало немного спокойнее. Алексей никогда не славил Велеса и не носил ему требы, но место это было таким обжитым, таким напитанным добрыми людскими чаяниями, что никак не думалось о нем плохо. Плотный забор из тесаных бревен и покатая крыша, выстланная соломой, даже пахли домом. На мгновение подумалось – не остаться ли на ночь здесь? Но смысл ночевать под забором? А если вломиться внутрь – страшно подумать, что будет, когда Алексея найдут утром или поймают, когда он будет вылезать обратно. С его-то документами… И капище Велеса осталось позади. Вновь потянулись улицы, застроенные жилыми домами. Странную картину представляла собой эта ночь. Если выходишь обычной глухой ночью на улицу, то встречаешь фонари, тишину и редкие горящие окошки кухонь. Сейчас же горели все окна домов, но на улице не было ни души. Праздник. Праздник Великой Ганзы. Прежде все просто сидели по домам, теперь сидят по домам и смотрят трансляцию. Будто бы участвуют, словно бы причастны… Алексей почувствовал, что окончательно устал и замерз. Половина пути. Тут он услышал упрямое кряхтение не желающего заводиться автомобиля. Старого, на бензине. Кряхтение доносилось из арки пятиэтажного дома, ведущей во дворик. Надо же, кому-то не повезло в эту ночь, так же как и Алексею, оказаться на пустых улицах. Понадеялся на то, что он на машине, а старая развалина подвела? Разве от того, о чем рассказывают в старых страшных байках, китайское железное ведро защитит?.. Заглянув в арку, Алексей остолбенел. Из зеленого дворика уже струился белесый ночной туман. Свет фонарей выписывал из темноты силуэт замершего автомобиля, а белый свет фар бил вперед. Это было не старое китайское ведро. Это была не старая, а старинная машина – американская, годов тридцатых, как из кино про детективов и гангстеров, черная и блестящая. Машина снова всхрапнула, откликаясь на поворот ключа, и вновь смолкла. Алексей повинуясь то ли рефлексу, то ли любопытству, выглянул из-за угла, но тотчас же нырнул обратно. Открылась дверца и на фоне арки вытянулся силуэт водителя – молодой, стройный парень в узких брюках и рубашке. Холодновато для такого вечера, но в машине всяко теплее. Алексею сделалось невыносимо тоскливо от того, как, должно быть, сейчас тепло в машине… – Я уже думал, никого не увижу! – произнес водитель. Голос его звучал вроде бы и радостно, но в то же время довольно спокойно, без лишних эмоций. – Помоги завести этот раритет, будь он не ладен. Подтолкни! Знаешь, как это делать? – Знаю, – ответил Алексей. – А я потом тебя могу до дома отвезти. Бензина полно… Погонял, называется, по пустым улицам. Алексей не колебался. Во-первых, почему бы не помочь? Во-вторых, очень хотелось остаток пути все-таки проехать. Ему часто приходилось иметь дело со старенькой машиной отца Иоанна, а к этой даже не сразу решился подступиться. Капризная красавица поддалась не с первого толчка, но из арки выехала уже сама, бодро урча мотором. Машина замерла поперек дороги – вид получился совершенно киношный, непривычный для нормальной жизни. Алексей украдкой оглянулся на окна дома – кое из каких выглядывали, отодвигая занавески, любопытные. Дверь со стороны водителя вновь открылась, худощавый молодой человек выглянул и улыбнулся. – Ну давай, садись! Алексей не сразу понял, что с ним не так. Бледный, темноволосый, густая челка чуть всклокочена, видимо от нервного общения с машиной. Глаза зеленые. Все встало на свои места, когда парень моргнул – перепонка выскользнула из угла глаза, на мгновение обволокла зрачок и вновь скрылась. Алексею даже стало стыдно от того, как он вздрогнул и отступил назад. А парню стало смешно. Он обернулся, подхватил с бардачка тонированные очки и надел. – Так лучше? Хотелось ответить, что да – лучше. Во всяком случае, привычнее. Не принято было говорить о физических отличиях ящеров, об их глазах, об их коже, которая по сути чешуя с очень мелкими бледными чешуйками. Они всегда носили очки на людях. – Если б я хотел тебя сожрать в честь праздника, то не спалился бы так запросто. Говорю же – хотел по пустым улицам погонять, какой-то леший дернул срезать. Садись! Манило не тепло салона. По хорошему, надо было бы бежать, куда глаза глядят. Но как же стало любопытно!.. В самом деле, если бы его хотели заманить, то разве позволили бы увидеть эти глаза такими, какие они есть?.. Он никогда не видел ящера настолько близко. Алексей сел в машину и захлопнул дверцу.