Есть что вспомнить

Девушку-официантку звали Эллен. Она два года назад закончила Хогвартс и была рада помогать бабушке в чайной в качестве официантки, бухгалтера и управляющего в одном лице. Хозяйка была уже пожилой женщиной, которой тяжело было даже спускаться по лестнице, не то что заниматься собственным делом. Однако о том, чтобы продать чайную, не было и речи — это все равно что продать ребенка, по словам самой Эллен, так что на правах будущей наследницы девушке приходилось управлять семейным делом и получалось у нее весьма успешно. Это не могло не восхитить Гермиону и Драко. Немногие современные молодые люди готовы приносить в жертву свои личное время и амбиции для того, чтобы сделать счастливым близкого человека. — И как вы все успеваете, — улыбнулась Гермиона Эллен смутилась и пожала плечами. — Стараюсь, мэм, — сказала она. — Вы извините, мне нужно идти. Расчеты на этот месяц ждут. — Да, конечно, Эллен, — ответил Драко. — Извините, что отвлекли вас. Официантка скрылась в кухне, а Гермиона проводила ее грустным взглядом. — Отчего потухла? — спросил Драко. — Вот я теперь мэм для молоденькой девчонки, — вздохнула она с сожалением. — Гермиона, мы не молодеем, — философски заметил он. — Сейчас самое время замолчать, Драко, — отрезала она. Малфой засмеялся и отбросил волосы назад. Он вдруг сразу помолодел лет на двадцать, и Гермиону укололо чувство зависти. Малфой очевидно постарел за эти годы, но при этом сохранил былую красоту, если можно так отозваться о мужчине. Объективно Драко всегда был самым привлекательным из всех, кого она когда-либо любила. Он был статен, хорошо сложен и приятен лицом, особенно когда улыбался или расслаблялся. Ей повезло видеть его именно таким и насладиться всей его привлекательностью, которую, надо признать, он не растерял за это время. О себе Гермиона не была столь высокого мнения. Да, она была симпатичной женщиной средних лет, но не более. В ней никогда не было породы и стильных манер, которые помогали бы ей держаться хоть сколько-нибудь соответственно ему. К тому же, напряженный график работы накладывал отпечаток усталости, которая для женщины ее лет была непозволительной роскошью. Однако мириться с подобным рядом с таким мужчиной, как Рональд, было намного легче, но вот официантка обратилась к ней мэм, когда напротив сидел Малфой, и она окончательно осознала — она стареет. — Хочу тебе кое-что показать, — сказал Драко, расстегивая пиджак и запуская руку за пазуху. Он вытащил небольшой белый квадрат из нагрудного кармана и протянул его Гермионе. — Не могу поверить, — восхищенно пролепетала она. — Это же… — Да, это та самая, — улыбнулся Драко. Гермиона взяла полароидный снимок и взглянула на их беззаботные лица. Драко держал ее за талию, а она вскрикивала от того, что он ущипнул ее за бок. Фото было немагическим, самым обычным, но таким живым и светлым, что делало его безмерно ценным для нее. Драко был совсем молодым, очень худым, но сияющим изнутри. Сама Гермиона выглядела растрепанной и милой, несмотря на искаженное вскриком лицо. Весь снимок был пропитан радостью; он был отпечатком того кусочка жизни, которым они особенно дорожили. Он был доказательством того, что их любовь чего-то стоила, что она была восхитительна несмотря ни на что. — Ты сохранил его, — сказала она, оглаживая чуть помявшиеся углы. — Я и сам аппарат сохранил, — сказал Драко. — Он уж больно понравился Скорпиусу. Когда он был маленьким, я часто его фотографировал, потому что ему нравилась вспышка, а потом ему нравилось трясти карточки и смотреть, как проявляется фотографии. У меня целый альбом его детских фото, парочку я ношу с собой. На память. Он похлопал себя по груди, там, где был заветный карман с ценными снимками. Гермиона положила фото на середину стола и посмотрела на Драко. — Ты носишь фото сына в одном кармане с этим? — она ткнула в карточку пальцем. Малфой пододвинул к себе снимок и оглядел его так, будто фотография только что проявилась от нескольких взмахов в воздухе. — Я ношу ее уже восемнадцать лет, если честно, — сказал он тихо. — На ней изображен момент моего бесконечного счастья, Гермиона, и я не хочу терять его. Когда родился Скорпиус, я понял, что держать его на руках — это примерно соразмерно тому, что я чувствовал рядом с тобой в тот день рождения. Гермиона смахнула не прошенную слезу и сделала вид, что это ее не тронуло, не задело, не восхитило. Она уже устала плакать за этот вечер, но внутреннее чутье подсказывало ей, что это еще далеко не конец, и не только радостный трепет еще будет причиной ее влажных глаз. Драко снисходительно улыбнулся ее сдержанности. Он все понял. Он понял, как ценно и больно для нее слышать эти слова. — Это был подарок от чистого сердца, — сказала Гермиона. — Ты сделал мне удивительный день рождения, Драко. И когда я думала о том, чем можно удивить тебя, человека, который и был воплощением магии от макушки до пят, с рождения и до того майского дня, я решила, что что-нибудь обычное для меня придется тебе по вкусу. Драко убрал фотографию обратно в карман и похлопал по левой стороне груди, привлекая еще больше внимания к тому, какое место она и сын занимали в его жизни. — Так оно и случилось, — сказал он. — Знаешь, это забавно. Обычно все видят в нас что-то очень обыденное, но вот мы просто берем и вот так случайно встречаем человека, который в нашей заурядности видит что-то волшебное. Гермиона коротко засмеялась сквозь слезы. Он протянул к ней руку, и она сжала его открытую ладонь. — Это и есть любовь, — прошептала она. Драко усмехнулся. — Видимо, да, — согласился он. — Это и есть любовь. *** Голова раскалывалась — день рождения Драко должен был быть уже через несколько дней, а у нее не было ни одной идеи для подарка. Времени на подготовку чего-то особенного, что могло хотя бы примерно сравняться в невероятности и необычности с его подарком на ее день рождения, не было. Огоньки оказались на редкость живучими, и за все эти месяцы она потратила всего четыре, чтобы отыскать гербарии, которыми потом украсила несколько конспектов, которые вместе с ним и написала. Все остальные продолжали украшать ее кровать и мигать приятным приглушенным светом, раздражая Живоглота, который норовил ухватить себе один и проглотить. Ушло немало кошачьего лакомства и уговоров, чтобы отучить его от этой привычки, и все же низл то и дело выходил на охоту за огоньками. — Лучше бы подсказал, что ему подарить, — фыркнула Гермиона, подбирая кота и укладывая его себе на колени. — Я уже всю голову сломала… Малфой был тем самым человеком, у которого было все. А что можно подарить тому, у кого все есть? Обычно девушки дарили удивительный вечер в компании с их драгоценными персонами, когда понимали, что их финансы или фантазия были ограничены, но Гермиона была не такого высокого мнения о себе, чтобы обойтись в поздравлениях только собой и своим присутствием. Ей хотелось удивить Драко, подарить ему что-то такое, что бы осталось с ним надолго и послужило настоящим развлечением после тяжелых военных лет. Раньше у нее не было проблем в том, чтобы выбрать хороший подарок, но она никогда раньше ничего не дарила Драко Малфою, так что это было не совсем поводом для беспокойства. Она продолжала думать, опираясь в своих размышлениях на то, что успела о нем узнать. Он стал словно бы другим человеком, сохранившим разве что привычные заносчивость, упрямство, драматичность и еще много чего крайне непритязательного, но при этом успел раскрыться как пытливый, любознательный, а самое неожиданное пылкий парень. В нем нереально было даже угадать возможность того, что когда-нибудь, всего лишь через год он будет целовать ее в холодном коридоре этого самого замка и улыбаться ей в губы, потому что не может сдержать счастья, рвущегося наружу. — Ты уже что-нибудь придумал на день рождения? — спросила она, коротко чмокнув его в скулу. — Чей? — спросил он с хорошо сыгранным недоумением. Гермиона скривилась. — Глупые шуточки от умного человека, — протянула она. — Твой, конечно, Малфой! Есть какие-нибудь пожелания? — Есть одно, — прошептал Драко, блаженно прикрыв глаза. — Какое? — спросила она, прикусив его за нижнюю губу. — Ты, — ответил он, вырвавшись из ее цепких зубов. Это было чертовски соблазнительно и интригующе, но Гермиона все равно требовала серьезного ответа, которого он ей, конечно, не дал. — Мне не нужно ничего особенного, — сказал Драко. — Подойдет что-то вполне обычное. У меня давно такого не было, знаешь, чего-то простого и веселого. Тогда Гермионе и пришла эта сумасшедшая идея, которая могла обернуться ровно как провалом, так и успехом, но она была готова рискнуть, только бы удивить его. С большой опаской она черкнула весточку родителям с просьбой снабдить ее всем необходимым. После отправленного им признания она не получила от них ответа, но вполне предполагала, что он займет у них некоторое время. В конце концов, им нужно все обдумать. Тем не менее, они исполнили все до буквы, снабдив посылку несколькими вариантами открыток. Гермиона, мысленно благодаря маму и папу за понимание и тактичность, подписала одну из них, особенно красивую и элегантную, и вложила в коробку с подарком, которую после упаковала в зеленый пергамент и перевязала серебристой лентой. Это было крайне тяжелым испытанием, потому что Живоглот так и норовил ободрать подпаленные кончики. Торт также не вызвал сложностей. Вначале план по его изготовлению казался ей трудно выполнимым, но как и в случае с подарком она решила, что ей уже особо нечего терять. Хогвартские домовики охотно согласились ей помочь за ее доброту к ним и вполне четкую гражданскую позицию в отношении их нелегкой доли. Они отлично провели вечер на кануне дня рождения за разговорами, изготовив морковный торт с шоколадной глазурью, и Гермиона честно заплатила тем за работу, хоть они до последнего отказывались и пытались себя пристукнуть в наказание. Положив сладкий презент в заколдованную на заморозку коробку, она секретными ходами пробралась в гриффиндорскую гостиную, а затем и в пустовавшую, к ее большой удаче, спальню. Отвадить Живоглота от коробки оказалось даже сложнее, чем от огоньков, но Гермиона решила проблему, спрятав торт под кроватью и забаррикадировав щель чемоданом. Низлу пришлось смириться. В значимый день она проснулась раньше обычного и все утро не могла найти себе места. Она добрый час колдовала над волосами, потом еще час решала, нужны ли ей сегодня духи или нет. Она дошла даже до того, что подвела глаза черным карандашом и нанесла на губы немного красной помады, придав им вид будто бы зацелованный, хотя с этим у нее проблем никогда не было. Словом, сходила с ума, как умела. — Ты сегодня какая-то… другая, — сказал Драко вместо приветствия, увидев ее перед завтраком. Гермиона покрутилась перед ним и состроила совсем несвойственную ей модельную позу. Драко засмеялся, но продолжал поглядывать на нее с удивлением и настороженностью. — С Днем рождения, — сказала она, целуя его в щеку, убедившись, что рядом нет любопытных глаз. Драко расплылся от нежности и сладко улыбнулся. — Спасибо, — прошептал он. — Я его не очень люблю, но… — Никаких не люблю, — сказала Гермиона строго, пригрозив для пущей серьезности пальцем. — Сегодня только люблю и никаких не, понятно? — Понятно, — кивнул Драко. — Раз так, то я немного покапризничаю. — Прошу, — засмеялась она. — Я готова ко всем твоим капризам. Драко поднял голову и поджал губы, размышляя над тем, какими бы выходками ее извести. — А подарки будут? — Будут! — А торт? — Посмотрим, как будешь себя вести. — А вечеринка? — На двоих гостей, пойдет? Он облизнул губы и покачал головой, прикидывая, устраивают ли его ответы. — Поедет, — сказал Драко, урывая последний поцелуй прежде чем они выйдут из пустого коридора в шумный холл. Совместных уроков в тот день у них не было, так что пришлось ждать аж до самого обеда, чтобы увидеться вновь, но и тогда им не удалось толком побыть вместе. Оставалось рассчитывать на вечер, который оба освободили как раз для этого случая. После занятий Гермиона помчалась в спальню, чтобы переодеться и захватить подарки. К счастью, утренняя истерия не повторилась, и теперь она быстро сориентировалась в том, что надеть. Оправив рукава довольно скромного для празднования дня рождения, но вполне подходящего для встречи с парнем платья, она прихватила подарок и побежала вниз, в один из дальних коридоров около подземелий Слизерина, где ее ждал Драко. Он тоже успел переодеться из школьной формы в черный костюм с изумрудной строчкой на лацканах и швах. — А вот и мой подарок, — пропел он. — Хоть бы сделал вид, что рад меня видеть, — фыркнула Гермиона, поставив коробку с тортом на подоконник. — Вообще-то это я говорил про тебя, — отозвался Драко, обнимая ее за талию и притягивая к себе, — но и коробки тоже симпатичные. Начнем, пожалуй, с этой. Что в ней? Коробка от родителей встала как раз между ними, мешая быть еще ближе друг к другу. Ему пришлось отпустить ее и взять в руки презент. — Ну уж нет, — сказала она, ловко забирая у него главный подарок. — Для начала вот это! — Даже в мой день рождения ты крутишь мной как хочешь, — фыркнул он в притворном недовольстве. — Поверь, тебе понравится, — лукаво улыбнулась Гермиона, открывая коробку с тортом. Драко удивленно выдохнул. — Это… Это мне? — спросил он, подходя к подоконнику и оглядывая небольшой, но чертовски аппетитный торт. — А ты видишь здесь еще именинников? — засмеялась Гермиона и, наклонившись к самому его уху, прошептала: — С Днем рождения, Драко. Она коротко поцеловала его в скулу, и он тут же повернулся к ней и поцеловал в губы, отлично справляясь с тем, чего она с утра пыталась добиться при помощи красной помады. — Ты сама его сделала? — спросил он, отпрянув от нее с явной неохотой. — Не совсем, мне помогли наши прекрасные школьные домовики, — призналась она, выбираясь из его объятий и доставая палочку из знаменитой бездонной сумочки, чтобы нарезать его на ровные куски. — Они были так любезны научить меня основам кондитерского дела, что, я надеюсь, получилось вкусно. Гермиона взмахнула палочкой и торт разделился на шесть ровных кусков. Драко взял один и откусил со вкусом. — Женщина, я готов покусать тебя и расцеловать одновременно, — протянул он, блаженно прикрыв глаза. — Ты все-таки добьешься того, чтобы я расползся до безобразных размеров! — Глупости, — сказала она, снимая большим пальцем несколько крошек с нижней губы. — Даже если ты съешь его весь, то все равно останешься тощим как палка. Малфой не стал спорить, он был слишком поглощен тортом, который они за дурацкими шутками и сладкими поцелуями с привкусом изюма и моркови уговорили почти весь. Тогда пришла очередь главного подарка в таинственной коробке, завернутой в зеленую бумагу. Драко будто бы забыл о нем, настолько ему понравился торт. — Что-то тяжелое, — сказал он, приняв коробку из рук Гермионы и покрутив в руках. — Можно и так сказать, — продолжала сохранять интригу Гермиона. Долго Драко с лентами не возился — одного взмаха палочки было достаточно, чтобы явить его жадному взору содержимое коробки, которое поставило его в тупик. — Стесняюсь спросить, что это, — сказал он, оглядывая мудреный агрегат с большой кнопкой и продолговатым жолобом под неким подобием фотоаппаратной вспышки. — Это полароид, — пояснила Гермиона. — Пола… что? — нахмурился Драко. — Позволишь? — попросила она, протянув руку. Он передал ей подарок, и она попросила его встать смирно и не двигаться. Драко послушался, и Гермиона, глядя в глазок за кнопкой, сделала снимок. Из отверстия под вспышкой тут же вылез белый кусок бумаги. Гермиона ловко вынула его за самый кончик и помахала им в воздухе. Драко завороженно наблюдал за хитрыми манипуляциями. — А теперь смотри, — сказала она, протягивая ему фотографию. Драко ахнул и засмеялся радостно, как ребенок. — Ничего себе, — сказал он, продолжая рассматривать себя на снимке. — Так быстро? И не надо ждать долгой проявки, работы с зельем и прочего? — Нет, — ответила Гермиона. — Просто смотришь в окошко, делаешь так, чтобы человек или объектив были в фокусе, щелкаешь затвором и все — у тебя в руках уже его снимок! Чтобы изображение проявилось, нужно просто помахать им в воздухе. — Похоже на какой-то ритуал, — сказал Драко, а затем вдруг задумался. — Ты чего? — спросила Гермиона. — Ты даришь это мне? — спросил он без особой веры. — Конечно, это мой подарок тебе, — сказала она. Драко еще раз осмотрел полароид и затем поднял сияющий взгляд на Гермиону: — Грейнджер, я тебя люблю, — сказал он, стремительно наклонившись за поцелуем. Гермиона оторопела. Сердце вздрогнуло, проведя по всему телу приятный трепет. Три заветных слова — я тебя люблю. Она уже слышала их в своей жизни от других молодых людей и не раз, но… Впервые в жизни ей захотелось ответить на них. Ей хотелось вложить в каждый звук этой короткой фразы всю ту силу своего чувства, которое металось внутри нее, не находя выхода. И это далось ей с удивительной легкостью. — Я люблю тебя, Малфой, — прошептала она быстро и решительно. — Я люблю тебя, люблю, люблю… — Я понял с первого раза, — усмехнулся он, оглаживая крылья лопаток и доводя ее до томительного озноба. — Нет, ты не понимаешь, — сказала Гермиона. — Я люблю тебя, люблю так сильно, что… — Что? — саркастично спросил он, изогнув губы в плутовской улыбке. Гермиона рыкнула и поцеловала его, чувственно и медленно, почти невыносимо ни для него, ни для нее. — Все, хватит, — просипел Драко, пытаясь отдышаться. — Слишком много подарков для одного дня рождения. Он отпрянул от нее и повернулся к подоконнику, на котором стояла заветная коробка. Драко вытащил агрегат и принялся разбираться в его действии. Гермиона пришла на выручку — она показала, как заправлять кассету, как наводить фокус и, конечно, как получить изображение. — Даже никакого заклинания не нужно? — спросил он с явным недоверием. — Нет, не нужно, — засмеялась она. — Просто немного потряси карточку, и снимок проявится. Только они не будут живыми — люди застынут на фото. — Ладно, я хочу попробовать, — сказал Драко решительно. — Но я хочу, чтобы мы вместе сфотографировались. Так можно? — Да, конечно, — кивнула Гермиона. — Нужно просто поставить затвор на таймер. — Так, это пока слишком сложно, — сказал он, вручая ей камеру. Грейнджер усмехнулась и принялась устанавливать таймер на полароиде. Получилось не с первого раза, но в конечном итоге им это удалось и вот камера была водружена на тот самый подоконник, а они замерли в обнимку, ожидая вспышки. — И долго нам так стоять? — процедил Драко сквозь зубы. — Не дольше, чем для любой другой камеры, — сказала Гермиона, также почти не раскрывая рта. Секунды медленно текли мимо их застывших фигур, а таймер все никак не срабатывал. — Может, ты не установила его все-таки? — спросил Драко. — Да все я установила, — фыркнула она. — Посмотришь? — предложил он. Гермиона недовольно вздохнула и пошла уже к камере, как Драко резко притянул ее к себе, ущипнув за бок. Грейнджер вскрикнула, и вспышка ослепила ее. — Мерлин, Малфой! — выругалась она, выхватывая вылезшую из прорези карточку. Он оказался проворнее и вырвал пока еще не готовый снимок. — Ну я не виноват, что ты такая медлительная, — смеялся Драко, размахивая карточкой у нее перед носом. — Дай посмотреть, — попросила она, пытаясь отнять обретавшую цвета фотографию. — Подожди, я тоже хочу, — заканючил он по-детски. Гермиона сдалась и позволила ему отвернуться, чтобы разглядеть фото. Драко захохотал, а затем передал ей снимок. Она застонала от досады: выражение лица у нее было наиглупейшее. Смазанный нос казался огромным и бесформенным, а глаза так вовсе стали ужасно маленькими, почти неразличимыми. Волосы торчали в разные стороны диким образом, будто она не потратила кучу времени на их укладку и приручение тем суматошным утром. В свою очередь Драко вышел замечательно. С фотокарточки на нее смотрели живые глаза, а лицо освещала довольная улыбка. — Давай переснимем, Драко, пожалуйста, — захныкала она. — Нет, ты что, — запротестовал он, вырвав карточку из ее рук. — Мне все нравится. Ты здесь такая буйная, почти как банши. — Ты мастер комплиментов, — буркнула Гермиона. — Брось, такая хорошая фотка… фотка, да? — уточнил он. — Да, фотка, — раздраженно отозвалась она. — И она ужасная! Меня тут словно Ступефаем оглушили! — Тебя оглушили мои чувства к тебе, — с наигранной высокопарностью сообщил он, приложив руку со снимком к груди. Гермиона не сумела удержаться от смеха. Порой он был ужасным кривлякой, что категорически не вязалось с образом того Малфоя, что она видела на протяжении всех тех долгих семи лет обучения. Когда он вот так ее дразнил и подзуживал, он не имел ничего общего с тем собранным, отталкивающе дерзким и неприятным типом. Ее Драко был дурашливым, очаровательным и чертовски соблазнительным. Он менял эти роли так виртуозно, что Гермиона не могла отличить одну от другой, и в этом была особая прелесть — он был настоящим и живым, как на той фотографии. — Ты правда хочешь оставить эту дурацкую фотографию? — спросила она после долгих поцелуев до самой ночи. Они так и провели вечер в том глухом коридоре, наслаждаясь обществом друг друга без особого стеснения. Драко усадил Гермиону на подоконник, постелив на него свой пиджак, и она могла гладить его сильные руки через тонкую ткань черной рубашки, пока он запоминал каждый дюйм ее ладного тела под обтягивающим платьем. — Правда хочу, — ответил он, прижавшись лбом к ее лбу. — На ней же ты. На ней мы. Я хочу, чтобы в моей памяти этот день рождения остался таким — веселым, беззаботным, обыденно-волшебным вечером в компании девушки, которую я люблю. Это… лучший день рождения за последние года четыре, Гермиона, я буду ценить каждый его момент, даже если это не особо удачная фотография на полароид… Я правильно произнес? — Все правильно, — подтвердила она каждое слово. Гермиона коротко поцеловала его. Он стал на год старше, стал на год дальше от тех тяжелых времен, и теперь она двигалась вперед вместе с ним, забывая все плохое. Несмотря на годы противоречий, разногласий, взаимных обид и неприязни, они теперь были беспредельно счастливы вдвоем. Насмешка судьбы еще никогда не была такой жестокой, но рок и не был к ним никогда так благосклонен. Это был долгий путь, полный боли и ненависти, но теперь… Теперь все закончилось. Вот так резко, вот так банально, как после даже самого сильного дождя и самой ненастной бури, тучи рассеиваются и мир озаряет солнце. Гермиона прижимала к себе Драко и пыталась впитать себя каждую его частичку, каждую унцию тепла. Он стоял в очень неудобной позе, поджав ноги в коленях и положив голову ей на грудь и все для того, чтобы слушать ритм ее сердца и смущать ее этим. Она перебирала его светлые волосы между пальцами и коротко целовала в макушку. Постепенно его дыхание замедлилось, он принялся тихонько причмокивать. Гермиона умиленно заулыбалась. Драко хоть и избавился от бессонницы, но вот привычка засыпать в самых невероятных местах и чертовски неудобных положениях осталась. — Ты проваливаешься, — прошептала она. Драко сонно фыркнул, поморщив нос. Гермиона щелкнула его по кончику, и он открыл глаза. Малфой отстранился и провел по лицу рукой, снимая морок. — Ты — сытый кот, — сказала она со смешком. — Как Живоглот. — Живоглот — низл, — пробормотал Драко, сладко зевнув. — Неважно, — сказала Гермиона. — Вы все равно похожи. — Я надеюсь только своими до неприличия довольными физиономиями, — проворчал он, снова прижимаясь к ней. Гермиона прыснула. — Ну не только, — протянула она. — Вы оба мягкие, теплые и чертовски обнимательные. — Никогда бы не подумал, что в твоем понимании прекрасного буду близок к потрепанному пушистому котонизлу, — сказал Драко, потираясь носом о ее ключицу. От щекотки она засмеялась и попыталась отпрянуть, но он не позволил. — Я тебя удивила? — спросила Гермиона кокетливо. — Не то слово как удивила, — ответил он. — Торт, полароид, сравнение с котом и это… платье. Он очертил изгиб талии под облегающей тканью. — Нравится? — спросила она шепотом. — Не то слово, — также шепотом ответил он. Драко выпрямился, тяжело вдохнув, и наклонился к ней близко-близко. Гермиона подалась вперед в надежде на еще один, такой нужный поцелуй, но он не спешил. Он положил ладони ей на колени и повел их вверх по бедрам; добравшись до кромки платья, он остановился и, огладив ее большими пальцами, продолжил движение по мягкой ткани. Гермиона сдавленно вздохнула, пытаясь собраться с мыслями, да только те уже сборке никак не подлежали. Ей стало безумно жарко, безумно тесно, безумно… просто безумно. — Драко, я… — прошептала она в его губы, которые находились в опасной близости к ее. — Ты любишь меня? — спросил он. — Да, да… — шептала Гермиона затравленно, пока его ладони оглаживали бедра и перемещались на округлость ниже спины. Он урвал короткий поцелуй и отстранился, закусив нижнюю губу. При этом его руки продолжали блуждать по запретной зоне, и Гермиона надеялась, что он не вспомнит о приличиях. Она затаила дыхание, лишь бы не вспугнуть, лишь бы только он продолжал, но сдерживаться было чертовски сложно, практически невозможно — она сдавленно застонала, проведя ладонями по его предплечьям. — Драко, пожалуйста… — выдохнула она в очередном жалобном стоне. — Что пожалуйста? — спросил он, явно распаляя еще больше, хотя казалось бы, куда уж больше… — Пожалуйста, — прохныкала она, когда его руки снова вернулись на колени и принялись проделывать все тот же путь, но теперь пальцы поддели юбку платья и пробрались под ткань. Его горячие прикосновения обжигали, и она не могла усидеть на месте. Хотелось действовать, хоть как-то. Может быть, неумело, нелепо, но двигаться, желательно вместе с ним, но его руки настолько властно хозяйничали у нее на бедрах, что она не решалась пошевелиться. И когда он уже был совсем близко, уже почти коснулся там, где нужно и там, где этого больше всего хотелось… Драко шумно втянул носом воздух, но не выдохнул, задержал дыхание. И отстранился. Руки исчезли, и Гермионе хотелось его стукнуть за такую жестокость. Правда ей самой дышать и вообще быть стало немного легче. Ясность мысли постепенно возвращалась. — И как я вернусь обратно в таком состоянии, скажи на милости? — спросила она капризно. — Не спрашивай меня, — ответил Драко. «Тогда почему ты остановился?», хотелось закричать ей от обиды, но она не стала грызть его в день рождения. Отчего-то Драко стал невероятно серьезным в один момент. — Я люблю тебя, — сказала Гермиона, чтобы хоть как-то переломить его вдруг резко изменившийся настрой. Драко посмотрел на нее слегка туманным взглядом и облизнул губы, на которых все еще, скорее всего, ощущался привкус ее помады и морковного торта. — Я люблю тебя, — ответил он. — И я буду любить тебя… Гермиона хотела еще раз поцеловать его на прощание до следующего утра, но он опередил ее, целомудренно коснувшись губами горячего лба совсем, как она во время его реабилитации в больничном крыле. — Спокойной ночи… — прошептал он с трудом. — Спокойного сна, — ответила она. Гермиона отпустила его в слизеринские спальни с большим трудом — расходиться по своим кроватям каждый вечер становилось все сложнее.