«Свет и тьма, жизнь и смерть, правое и левое — братья друг другу. Их нельзя отделить друг от друга». (Фил. 10)
I
Изначально это казалось проще. Джейн легко разговаривала с доктором Алленом, легко погружалась в воспоминания и даже легко, полушутя предложила доктору организовать их встречу. А теперь — она как будто осознала, что ей предстоит. Может, она не верила, что это возможно. Она искала и ждала встречи с ним, потому что намеревалась его убить, но всё это время как будто подсознательно отрицала эту перспективу. Может, потому что врёт сама себе — потому что его боится. Может, потому что не уверена в своих силах и своей безопасности. Может, потому что боится за доктора Шелби, который обещал присутствовать. Она не может гарантировать, что встреча пройдёт гладко, что ей удастся вызвать правильные эмоции у этого чудовища, вызвать к себе прошлые светлые чувства, а не разозлить. И ещё она не может гарантировать, что не сорвётся сама. Вдруг она разрыдается перед ним? И это в лучшем случае. Ведь она может и накинуться на него. Какая мерзость. Джейн закрывает голову руками. Ей так мерзко от необходимости пресмыкаться перед убийцей своей семьи, перед этим полоумным маньяком. Как тогда, когда он получил свои ожоги, ей приходилось рисовать улыбку и скрывать отвращение и брезгливую жалость под маской хорошей подруги. Только тогда это более-менее прокатило, а сейчас? Десять лет прошло. Маловероятно, что он её забыл, конечно, но так же маловероятно и то, что ей удастся снова наладить с ним контакт приторной лживостью. Он вырос — и дело не только в физическом сложении. Все эти десять лет он провёл либо в колониях строгого режима, в изоляторах и допросных, либо в розыске, скрываясь в подворотнях и залезая в чужие квартиры, чтобы в очередной раз кого-нибудь выпотрошить. Это уже не человек. Даже не животное. Какое-то ёбаное чудовище. Джейн страшно до дрожи. Она так нервничает, что не может ни есть, ни пить, сидит на кровати и смотрит в одну точку, пытаясь сообразить, как и что может пойти не так и что ей делать в таком случае. В любом случае, отказываться от этого шанса нельзя. Просто нужно быть ко всему готовой. Во-первых, ей нужно позаботиться о безопасности. Ей нужно знать все подробности организации встречи и иметь возможность подкорректировать их при необходимости. Его мобильность должна быть максимально ограничена, он должен сидеть спиной к выходу и прийти первым, чтобы его успели зафиксировать перед появлением Джейн — возможным триггером. Она должна знать, где и как будут расположены другие действующие лица. Докторов лучше посадить перпендикулярно к подопечным, чтобы они находились вне прямого поля зрения: пусть Джефф фокусируется только на ней. Во-вторых, нужно создать комфортную для него обстановку. Джейн готова спорить: он страшный параноик — и, раз она лишает его возможности контролировать выход, нужно избавить его хотя бы от сторонних потенциальных наблюдателей. Охранников в помещении быть не должно. И свет стоит приглушить, Джейн сама не любит эти звенящие люминесцентные лампы, а на больную психику яркость и звон могут оказать непредсказуемое воздействие. И стол должен быть достаточно длинным, чтобы обеспечить безопасную дистанцию для врачей и абсолютную невозможность Джеффа дотянуться до неё самой. А если он её не узнает? Нет, безусловно, доктор Аллен же говорил с ним об этой встречи — Джефф уже знает, с кем ему предстоит увидеться. А если, узнав, он не понял, зачем она сама предложила эту встречу? Легенда с поджогом и тушением хорошо работает для наблюдателей, но как ей объясниться перед тем, кто делит с ней этот секрет? А если он сделает или скажет что-то, что нарушит её амплуа идеальной жертвы и не позволит в дальнейшем реализовать свои планы задуманным образом? Джейн рискует ещё сильнее, чем когда пыталась поджечь санитара. Нужно сохранять критический разум. Она хорошо его знает — это не отнять. Она понимает, что он мог затаить на неё обиду, хотя их связи оборвались на десять лет далеко не по её вине. Понимает, что могла разозлить его тем, что свидетельствовала против него. Но что ей нужно сказать или сделать сразу же, чтобы смягчить его? Чтобы он понял, что она тоже поняла? Разыграть карту его философии? — если она у него есть. Давить на ностальгию? Джейн снова чувствует мокрые дорожки на щеках. Да, успехом можно будет считать хотя бы то, что она не расплачется перед ним. Нужно быть спокойной. Даже непринуждённой. Не фамильярничать излишне, не топить в обвинениях и, самое главное, не позволить ему даже на секунду задуматься о том, что она его ненавидит. Сильная Джейн справится.II
Что-то с этой девчонкой не так — тихушница. Не понравился ему её взгляд, когда они разговаривали. Ведь она просто веселилась, рассказывая ему страшные подробности детства своего несостоявшегося убийцы, а потом инициировала их встречу, продолжая улыбаться глазами, точно насмехаясь над неуспеваемостью Аллена как доктора и желая продемонстрировать собственные успехи за одну беседу. Как специалист он уверен, что у неё ничего не выйдет: Джефф уже не понял, зачем им видеться. Похоже, она значительно переоценила уровень их прошлых взаимоотношений — не могла ли она в принципе кое-что приукрасить? Аллену даже интересно, как нулевой отреагирует на неё. Да, он рефлексировал — он её помнит, но кем именно она осталась в его памяти? Прошло десять лет — и нежные чувства к сверстнице могли легко смениться яростью за предательство и звериной ненавистью ко всему живому. Он вспомнил про сексуальный мотив, который упомянула Энн. Аллен снова подробно изучил досье и удостоверился, что «Джефф-Убийца», несмотря на миллион девиаций и составов преступлений, ни разу не надругался над своими жертвами — даже молодыми девушками. Это показалось Аллену примечательным хотя бы потому, что подобные индивидуумы так или иначе возбуждаются от акта превосходства над жертвой и самой природой насилия и либо самоудовлетворяются перед трупом, либо совокупляются с умирающим (или уже умершим). Конечно, исключать неподтвержденные или неопровергнутые факты некрофильной мастурбации нельзя, но у Аллена появилась мысль, что Джефф сам стал жертвой сексуального насилия, что дополнило его психопатический образ импотентностью из-за полученной травмы. Наверное, этот фактор создавал дополнительную почву для ненависти к окружающим — здоровым и счастливым. Что касается Джейн — у них была очевидно сильная эмоциональная близость, а теперь, после её свидетельских показаний, посадивших его за решётку в первый раз, связь между ними была в одночасье оборвана. И если она не подкреплена фиксацией — в остатке только сексуально-романтической — про нормальное взаимодействие можно забыть. Она больше не особенная для него. Аллен улыбается. Прости, Джейн, но ты переоценила себя.III
— Я сбежал из дома. — Опять? Он кивнул. Джейн села рядом на высокую ступеньку, прижав колени к груди. По дороге со школы она раздумывала, какую огромную головную боль ей подкинули, предложив писать на конкурс эссе по мировой классике, а тут — её проблемы казались несущественными в сравнении с очередным побегом из дома и, похоже, очередным фатальным избиением. Джефф ждал возле её дома несколько часов, сидя прямо здесь, на крыльце, под дождём и промозглым ветром. Она же говорила, где лежит запасной ключ, почему он не зашёл? — К мосту на западе бродяги какие-то прибились. Не ходи туда. Джейн быстро размотала шарф с шеи и набросила его на плечи друга. Тот, погруженный в свои вечно хмурые мысли, даже не сразу заметил этот жест и, спохватившись, хотел было вернуть его, но послушно принял с незаметной улыбкой. — Да я и не собиралась. А почему ты об этом говоришь? Что-то случилось? — глупый вопрос, на самом деле. С ним всегда что-то случается. Ей показалось, что его губы задрожали. Безмолвие продлилось больше минуты, и Джейн решила не настаивать, поднялась, чтобы наконец открыть дверь и впустить их в тепло. — Я человека убил. Он всё ещё там. Джейн уронила ключи. — Что? — вопрос сам сорвался с губ. То, что она услышала, это буквально то, что она услышала? Джейн будто парализовало: она не могла выдавить из себя и слова и сделать хотя бы шаг. — Я убежал ещё вчера вечером. Не хотел к тебе идти, у тебя родители дома. Шлялся по городу. За мной мужик какой-то увязался, сначала сигарету стрельнуть хотел, потом чё-то просто побазарить. Я пытался оторваться, в итоге мы дошли до того моста. Глухое местечко, тупиковое. Он, знаешь…приставать стал. Трогать. Хорошо мне так вмазал, я к стене отлетел. Джинсы с меня стягивал, а я ему — кирпичом по башке. Раз десять. Не помню. Он посмотрел на свои руки. — Крови столько было. Я вернулся, через окно домой залез, переоделся. Одежду сжёг. Хотел посмотреть на него — подумал, тупо. А там и бомжи какие-то. Если что, на них свалят или как? — он обернулся на Джейн. Его взгляд был абсолютно пустым. — Если сдашь, я пойму. Джейн нашла в себе силы открыть дверь и вернуть мнимое спокойствие, хотя внутренне продолжала кричать от отчаяния и незнания, что делать. — Есть будешь? — голос даже не дрогнул. — Я обед погрею. Проходи.IV
Она помнит это. Она помнит всё. Что ни на одном слушании не рассказала про этот случай, хотя тогда ещё сама не понимала, почему. А теперь понимает — она ведь сама решила наказывать виновных высшей мерой, а то чудовище собиралось надругаться над ребёнком. Она понимает, почему Джефф убил его. Да она сама бы сделала так же. До чего же они стали похожи… Она помнит, что он сказал: «Если сдашь, я пойму». Она в итоге так и поступила. Только понял ли он, как обещал? Определенно. И сейчас, стоя у самых дверей комнаты для свиданий, она совсем не боится. Всё ещё нервничает, но страха больше не осталось, она даже знает, что скажет ему. Её руки сцеплены наручниками между собой. Рядом хромает доктор Шелби. С самого утра он как на иголках, несколько раз порывался отговорить её, она подозревает, что он просил главврача отменить встречу, но, раз она уже здесь, тот не ответил на просьбу. Железная дверь открывается, и в помещение вместе с ними заходят ещё двое охранников. Отказаться от их присутствия не удалось, но остальным рекомендациям Джейн организаторы встречи последовали: Джефф сидит спиной к двери, и сейчас, когда Джейн оказалась на пороге, она может наблюдать его, лишённая риска быть замеченной. На грохот двери он не отреагировал даже машинальным вздрагиванием. Сидит неподвижно, точно скала, — точное сравнение, он стал гораздо выше и мощнее, чем она его запомнила. Плотная больничная рубашка скрывает рельефы мускулов, отросшие волосы неухоженными прядями спадают на плечи и спину до самых лопаток. Руки Джейн совсем расстёгивают. Она узнала, что это было требование главврача, — обеспечить пациентке 2.09 свободу передвижения. Очень мило с его стороны. Пока они обходят длинный металлический стол, обменявшись кивками с доктором Алленом, Джейн определяет, что запястья Джеффа зафиксированы на креплении стола. Он снова не поворачивает голову на шум, не осматривает появившихся людей. Из-за густой длинной чёлки, закрывающей глаза, Джейн не видит, куда он вообще смотрит. Но она не чувствует его уничтожающего взгляда на себе — возможно, его глаза вообще закрыты. Она садится на стул напротив. Доктор Шелби — рядом с ней. И что теперь? Здороваться? Джейн смотрит на него с расстояния около двух метров, пытается разглядеть малейшие жесты, угадать его настрой, но он — словно восковая статуя. Если она не даст знать о своём присутствии и не добьется реакции, можно уходить прямо сейчас. Она напряжена, но не напугана. Сильная Джейн не умеет бояться. Есть только холодный гнев, не дурманящий голову, и цель. — Как это всё-таки странно, — её голос звучит приглушённо, спокойно, точно убаюкивающий шёпот. — Я имею в виду — всё… Наша жизнь странная. Он поднял голову. Джейн чувствует, он смотрит. — Я и не надеялась, что наши дороги однажды снова пересекутся. Знаешь, мне столько всего хотелось тебе рассказать, — её сердце бешено колотится в груди. В попытке сосредоточить внимание на безопасном объекте Джейн теребит резинку для волос на запястье. Она в комнате с убийцей своей семьи. С убийцей тридцати одного человека. Какое несвоевременное осознание. — А я ведь тоже убила, знаешь. Говорить о себе казалось лучшим путём. Так она снова возвратила бы себя к конечной цели, к миссии, и смогла бы успокоиться. Она нерешительно поднимает голову. Он смотрит. Почему только молчит? Он никогда не был особенно разговорчивым, но не с ней. Он любил с ней разговаривать, иногда дразнил, много шутил, даже смеялся с ней. — Это страшно, — Джейн повела плечом, точно от холода. — Будто самой больно. Дышать нечем. Когда он обмяк, меня такая судорога схватила, я даже упала. И руки дрожали, как у припадочной. Ещё плакать хотелось. И кричать. — Трусиха. Его голос ниже, чем был. Глубже. Заметно, что он долго не разговаривал — сильная хрипотца, будто у простуженного. Но в интонации не звучит пренебрежительного оскорбления. Он снова просто дразнит — шутливо, по-дружески. Но Джейн не улыбается, как делала обычно. Не начинает хихикать и не закрывает руками покрасневшее лицо. Она холодна и спокойна до безразличия в голубых глазах. — Но я не жалею. Джейн встаёт. Все, даже Джефф, следуют за ней взглядом. Она останавливается у него за спиной — он не пытается обернуться и посмотреть, что она делает — и, сняв резинку с запястья, прочёсывает пальцами его волосы. Собрав жёсткие тёмные пряди, Джейн закрепляет их на затылке в тугом низком хвосте и неспеша возвращается на своё место. Теперь, когда она видит его лицо, ей становится легче смотреть ему в глаза. У неё внутри — совершенно ничего. Не отзывается никакое чувство — ни жалости, ни забытой привязанности, ни гнева. Черты его лица сделались острее, даже жёстче, но в целом его легко узнать, только нездорово-бледный цвет кожи и мелкие рубцы отличают молодого человека от того мальчишки, которого она знала. Она смотрит на него и ничего не чувствует. Никакой боли в сердце. Перед ней сидит некто, не вызывающий у ней никаких эмоций. Слабый. Никчёмный. Убогий. Джейн даже весело. Она до паники боялась монстра, которого придумала сама, и совсем забыла, что уже давно превзошла этого недо-человека с полудикими повадками и тенью животной тупости во взгляде. Её посещала мысль, что они похожи, но это совсем не так: Джейн продолжает жить, Джейн не опустилась в омут безумия, у Джейн появилась цель и люди, которых она называет семьёй. А что есть у него? Ничерта. Только собственная никчёмная шкура. Джейн уверена, что ему не жаль. Что он ни разу за все десять лет не раскаялся ни в одном преступлении и даже не задумывался о том, что сделал что-то неправильное — серого вещества не хватит. Не то чтобы она хотела увидеть в его глазах слёзы сожаления, услышать извинения — нет, они ей и не нужны. Но, наверное, до этой минуты она наивно верила, что это жалкое создание ещё способно на что-то человеческое. Нет, совсем нет. — Мне всегда было интересно, — начинает она, — чем ты себя оправдывал? Я читала, что у каждого серийного убийцы есть своего рода… идеология… Кто-то думает, что вершит естественный отбор, кто-то мстит всем подряд, кто-то жаждет привлечь к себе внимание, но просто не способен ни на что другое. А ты, Джефф? Почему ты их убил? — Звучишь, как этот, — он жестом головы показывает на доктора Аллена. И ухмыляется. — Не скажешь? Тогда я скажу. Это зависть. Он молчит. — Ты завидовал Льюису, потому что он был любимым сыном, завидовал Рэнди, у которого были друзья. Ты завидовал мне. Потому что у меня была семья. Потому что я умела мечтать и радоваться жизни. И ты хотел, чтобы я страдала. Чтобы весь мир страдал вместе с тобой. Он откинулся на спинку металлического стула и, не сводя взгляда с Джейн, продолжает молчать. Но его взгляд совсем не пустой — она видит его эмоции: он зол, но не до бешенства, скорее, от того, что кто-то нарушает его собственные границы, от того, что кто-то видит его насквозь и всё о нём знает. А ещё он растерян. И ему нечего сказать. — Все эти десять лет я страдала от того кошмара, который ты мне подарил. Он мне снился, он мерещился мне в лицах незнакомых людей, звенел в ушах посреди тишины. Я до сих пор боюсь огня и ненавижу зеркала. Меня преследуют фантомные боли. Каждый раз возвращаясь в ту ночь, я видела монстра перед глазами и рыдала от ужаса. Я думала, что умру сегодня от разрыва сердца, когда увижу тебя. Но… мне не страшно. Совсем. Я смотрю на тебя ясным взглядом и вижу только обиженного на весь мир ребёнка, который привык во всём винить других. Шелби касается её руки, и она поворачивает на него голову. Доктор напуган и растроган, но Джейн улыбается ему, давая понять, что всё в порядке. Вот, для чего ей нужно было его увидеть. Вот, в чём ей нужно было удостовериться. Она сильнее него. И ей уже нечего бояться. — Я ничего не чувствую, — она почти смеётся. — Ты даже ненависти моей не достоин. Она хочет встать, упирается руками в стол, но сильный толчок с другой стороны стола заставляет её потерять координацию и сесть обратно. Ему не нравится. Он дёргает руками, натягивает цепи и силится вытащить запястья из наручников: на ладонях уже заметны кровавые ссадины от болезненного трения. Но нулевой не чувствует боли из-за нахлынувшей ярости. — Ничего? — в ярости переспрашивает он. Один из охранников направляет на него пистолетный шокер, второй вооружается дубинкой. Оба доктора молча смотрят на взбешённого пациента, Шелби снова ловит руку Джейн, и она сжимает её в ободряющем жесте. — Не достоин? — А это обида, Джефф. Обида на меня? — она резко разрывает касание с доктором и встаёт со стула. — Да какое, блядь, право ты имеешь на меня обижаться?! Почему? За что? Я тебя жалела, я помогала тебе, заботилась! Я была влюблена в тебя, как конченая идиотка, я всё тебе прощала! Так почему? Почему ты их убил, а меня — нет? Почему ты не дал мне умереть? Вот чёрт, всё-таки расплакалась. Джейн почти задыхается от слёз. И вопрос ещё этот задала, дурацкий, который не планировала. Она хотела умереть тогда — и до сих пор хочет. Он кладет руки обратно на стол. Пара капель крови стекает с запястий до самых локтей и пропитывает манжеты рубашки. Охрана настороже. Аллен медленно поднимается и отходит за стул, занимая безопасную позицию для наблюдения. Шелби, открыв рот в немом вопросе, смотрит на Джейн, дрожащую от нахлынувшей истерики. Никто не знает, что это чудовище выкинет в следующую секунду. Но он ничего не делает. Только пожимает плечами. — Так я и не хотел, чтобы ты умерла. Какая до абсурда простая мысль. Но Джейн будто всегда это знала. Она отходит и случайно задевает стул, пошатнувшись, бросает взгляд на Шелби с просьбой увести её. Доктор встаёт. Джейн проходит вдоль стола к двери. Джефф не следует за ней взглядом. Но неожиданно окликивает её. — Стой, — девятая замирает. Медленно оборачивается. Она в метре от двери — может убежать в любой момент, доктор Шелби уже приблизился до расстояния вытянутой руки, она сможет утянуть его за собой в случае опасности. Что он скажет ей сейчас? Будет угрожать? Опять насмехаться? — Я рад, что ты меня не ненавидишь. Его голос негромкий и даже спокойный — давно она его не слышала. Она снова приближается к нему со спины и, нагнувшись, обнимает за плечи. Джефф вздрагивает от неожиданного касания, но не шевелится в попытке сбросить её руки. Он бы даже коснулся её в ответ — только наручники мешают. Джейн склоняется над самым его ухом и шепчет: — Я никогда тебя не прощу. Он улыбается.V
— Нет, Джейн! Господи, какая глупость. От каждого слова матери Джейн содрогается, как от удара. Она понимает её и вместе с тем отказывается принять её жестокий категоризм. Почему нет? Она же не просила ни о чём страшном или плохом — просто приютить её друга всего на одну ночь. Она отдаст ему постельное белье и сама устроит его на диване в гостиной. Она даже готова приготовить на всех завтрак. Так почему нет? Это ведь мама приучила её быть доброй к миру, ходила с ней в церковь, рассказывала про Иисуса и его альтруизм. Или он распространяется не на всех? — Когда мы переедем в дом побольше, у тебя может появиться братик или сестричка. Будешь помогать мне, если некуда направить свою заботу. — Или тебе купить котёнка? или щёнка? — слова отца она встретила бы с энтузиазмом: она давно мечтала о любимце — но не сейчас. — Джефф не котёнок. Отец даже усмехнулся. — Да ну. По-моему, тот ещё зверёныш. Не возись с ним. Вдруг он болеет чем, правильно говорю? — мать ответила кивком. — Понимаешь, Джейн, люди разные. Плохие, хорошие, злые, добрые. И тебе не нужно растрачиваться на них всех и жалеть каждого несчастного, на себя ничего не останется. А этот — хулиган и малолетний преступник. Тебе разве не будет стыдно, что ты его впустила, если он украдёт у нас что-нибудь? Джейн его уже впускала. И он ничего не крал. Она положила приборы и уставилась в тарелку. Что она может сделать? Как им доказать, что он — хороший? Хороший? Ты такая дура, Джейн. Это был их последний ужин. Джейн отдала бы всё, чтобы остаться там навсегда — возле полной тарелки маминого рагу, слушая папины рассказы о новом доме, не думая о том, что когда-то это может закончиться. Джейн хочет умереть. Как хотела в ту ночь, так хочет и сейчас. И ей стоит поторопиться: она и так заставила маму и папу ждать десять лет.VI
Аллену хочется закурить. И выпить. В смысле, хорошенько так выпить, до забытья. Все его теории рушатся на глазах, и он чувствует себя идиотом. Во-первых, Джейн удалось разговорить нулевого и спровоцировать его на эмоции, даже на положительные. Во-вторых, этот больной ублюдок оказался сраным мазохистом: он не получал удовольствия от собственного превосходства над кем-либо, но от чужого превосходства над собой — его возбудила эта разозлённая, совершенно не напуганная девушка с бешеным взглядом и в слезах истерики. Наверное, эта защитная реакция выработалась в юности, когда его регулярно избивал отчим — можно сказать, обратная сублимация. Факт остаётся фактом: через решётку на двери палаты прежде, чем зайти, Аллен увидел, что нулевой мастурбировал. Аллен решил отложить осмотр. И сейчас, стоя на балконе своего кабинета, он пытается освежить голову, забыть увиденное и признать, что ничего, кроме Джейн, не могло его спровоцировать. Что ж. Он ошибся: нулевой не импотент. А ещё между ними, по крайней мере, с его стороны, всё ещё есть сексуально-романтической привязка. Поэтому вряд ли он хочет ей навредить. Если бы доктор отметил у нулевого садистские наклонности, он решил бы, что тот попытается напасть на девятую, но теперь — ему нужно, чтобы она напала на него? Как это работает? Как работает его больной мозг? В любом случае, без Джейн план не реализовать. Ему нужно ещё раз поговорить с ней и убедить помочь. Возможно, им понадобится новая встреча; всё прошло достаточно спокойно, может, удастся уговорить начальство на какую-нибудь очную ставку? или пригласить журналистов? Джейн говорила, что он ревнив. Значит, ему подставить кого-то, с кем она общается? По всей видимости, это должен быть молодой мужчина, потому что на улыбку Джейн, предназначенную Закари — старику, — Джефф не среагировал должным образом. Хорошо, да, пусть он увидит её с каким-нибудь посторонним парнем и нападёт на него. Аллен кивает своим мыслям. Он и подумать не мог, когда приехал сюда, что ему придётся строить дурацкие стратегии, достойные второсортных романтических комедий. И ещё. Что она ему там шепнула? Что-то вроде «убей своего дока»? Эта девчонка имеет над ним влияние. Возможно, ещё сильнее, чем десять лет назад. И всё-таки с ней надо подружиться.