I
«Адекватность — понятие относительное, особенно при подразумевании людей априори ненормальных — нестабильных, нездоровых — но способных хотя бы частично осознавать собственную ответственность и переживать редкие минуты просветления с сопутствующими раскаянием и жалостью к самому себе. Такие люди не способны на полноценную рассудочную деятельность, однако, их ремиссивные состояния позволяют рассуждать о наличии тривиальных адекватных качеств, в то время как люди, являющиеся здоровыми по медицинским свидетельствам, чаще прочих подвергаются стереотипным, абсолютно не профессиональным заключениям об их ”неадекватности„…» Доктор Генри Аллен снова и снова перечитывал собственную статью, будто пытаясь найти в ней изъяны и имея сиюминутную возможность их исправления. Он помнил, какие воодушевлённые настроения вызвали его смелые труды в научном сообществе, его ждала работа в лучших клиниках с самыми спорными, а от того интересными случаями. Более десятка лет он преподавал клиническую психологию в Итаке, занимался частной практикой, был постоянным дипломантом научных конференций и пользовался большим уважением среди коллег. В будущем году Генри разменяет четвёртый десяток, а он уже добился таких профессиональных высот! И стоило одному недоразумению всё испортить: теперь доктор вынужден сменить место жительства и работы, остановив выбор на самом отдалённом — если не изолированном — месте, куда бы ещё не дошли беспардонно лживые слухи. Таким местом стала лечебница Блэквотер, расположенная в дебрях северных лесов Штатов и обеспечивающая содержание самых опасных нестабильных субъектов. Однако, наверное, сам Господь вознаградил Генри Аллена за смирение шансом знакомства с пациентом, прибывшим в клинику всего две недели назад, дело которого получило широкий резонанс в обществе и сулило невероятный опыт самому специалисту. Психиатрическая лечебница Блэквотер, получившая такое название из-за болотистой местности, располагалась в глубине бесконечного хвойного моря и занимала участок более двухсот акров¹, окружённый высоким железным забором, преодолеть который не представлялось возможным из-за пущенного напряжения. Подобные радикальные меры ограждения оправдывались диагнозами и, что имело бóльший вес, причинами заключения местных обитателей. Лечебница представляла собой пристанище для преступников, которым удалось избежать смертной казни или тюрьмы исключительно из-за своей клинической и часто абсолютно не излечимой невменяемости. Посему Блэквотер состояла всего из четырёх отделений и насчитывала более пятидесяти сотрудников (среди которых полтора десятка военных в качестве группы быстрого реагирования) на три с небольшим десятка пациентов. Наконец петляющий по склонам серпантин сменился прямым шоссе, и Генри расслабил вжавшиеся в руль руки. Раскаленное ало-оранжевое солнце медленно поднималось из-за горизонта, окрашивая небеса тëплой янтарной палитрой и заливая светом вечнозелёные дали; в глазах у доктора рябело от обилия утренних красок, тело потряхивало от утомительной дороги. Он поправил съехавшие на нос очки и сощурился, вглядываясь в вырисовывавшиеся силуэты величественных зданий из белого камня. Солнечные блики играли на окнах первого — административного — корпуса, на стекле сферической крыши прилегающей оранжереи, создавая атмосферу внеземного сказочного уюта, совершенно противоречащую назначению этого заведения. Генри разговаривал по телефону с представителем администрации более месяца назад и повторил звонок, подтверждающий свой перевод, буквально вчера, поэтому был осведомлен о последних новостях. Во-первых, посещение пациентов, и без того ограниченное и строгое по всем параметрам, окончательно отменили; во-вторых, в будущем месяце должна была состояться пресс-конференция с тем самым новоприбывшим молодым человеком. — Не могу сказать, что это беспрецедентный случай в нашей работе, — голос в трубке искажался и прерывался от ужасного качества связи. — Только, хочу, чтобы Вы понимали, мистер Аллен, ещё ни одной такой пресс-конференции не состоялось. Надеюсь на Ваш профессионализм и осознание всего риска в этом щепетильном вопросе! — Я не совсем понимаю, что Вы хотите сказать. — Для начала я обрисую Вам причины. Этот, с позволения сказать, индивидуум, не просто украл пару шоколадок и опрокинул гнавшегося за ним охранника. На его совести — ха-ха, ужасная шутка, но любимая! никак не могу отказаться от смехотворных разговоров о совести при упоминании наших пациентов! — Связь плохая, мистер Шелби. Можно, пожалуйста, ближе к сути. По ту сторону трубки кто-то тихо чертыхнулся, прокашлялся и продолжил без доли спешки, но в более серьёзном тоне обращения, словно заговорщическом, убеждающем. — Он убил тридцать человек. Держите это в голове всякий раз, когда будете смотреть ему в глаза, — мистер Шелби сделал быструю паузу, сглатывая накативший ком. — Дьявол есть, и он — в глазах этого парня. Дикий, неконтролируемый, разрушающий. Но тупицы из «эй-эм-пи-эс»² видят в нём наживу, способ привлечения общественного внимания и спонсорских вложений! В их статьях он — жертва издевательств в школе и родительского непонимания, непризнанный гений, чёрт его дери. Его так отмыли, что грязнее в гроб кладут! Мы разгребаем почту от писем его поклонниц, Вы представляете? Поклонниц убийцы! Знаете, что они пишут? — признаются ему в любви! боготворят! жалеют! Жалеют этого Дьявола!.. Мы закрыли посещение, чтобы ни одна из этих умалишённых не проникла на территорию, ведь, знаете, так уже было, а потом — сообщения в Сети, что его, несчастного, держат в кандалах, без еды и воды! — Ведь это не правда? — Это он — монстр, а не мы. А не мы, — обречённо повторил мистер Шелби. Он снова прокашлялся, преклонный возраст и сопутствующие недуги не позволяли ему вести продолжительные беседы на повышенных тонах. — Вот таких героев выбирает себе поколение. — Вы хотите, чтобы я доказал, что он действительно безумен и опасен? — Я рад, что мы друг-друга поняли. Доброй дороги, мистер Аллен, ждём Вас к девяти. И вот, доктор Генри Аллен, высокий, крепкий шатен с большими светлыми глазами и гладковыбритым лицом с сосредоточенным выражением, какое обычно имеют все специалисты его профиля, сидел в собственной машине на проходной клиники Блэквотер.II
Мистер Закари Шелби, заместитель главного врача клиники, оказался человеком весëлым и в целом крайне эмоциональным для своей деятельности. Невысокий лохматый старичок с такой широкой улыбкой, что обнажались золотые коронки первых верхних моляров. Он сжал ладонь Генри в приветственном жесте и долго-долго тряс, пытаясь вложить в это действие всë своë выдающееся дружелюбие. Аллену выписали временный пропуск, предупредив, что полноценная пластиковая карта будет готова через месяц, выделили личное место на парковке и справились об имеющемся у гостя чувстве голода, предложив пройтись до кафе для персонала. Одноэтажное квадратное здание находилось прямо напротив «п»-образного административного корпуса, в котором располагались кабинеты специалистов, конференц-зал и даже маленькая кухонька. Генри Аллен от еды отказался, но попросил провести ему экскурсию по обширной территории и по возможности познакомить с пациентами. Разумеется, он полностью осознавал, насколько это занятие опасное, однако, настолько и полезное. Установление дружеских контактов с заключенными как упростит жизнь и работу доктору, так и позволит в сравнении проанализировать пути коммуникации с тем изолированным пациентом. Закари Шелби вывел гостя на главную аллею, ведущую к корпусам стационара, отдалëнным друг от друга на максимально возможное расстояние, а также разветвляющуюся к оранжерее, складам и архиву. Объясняя расположение прочих зданий, не попадающих в поле зрения, старик махнул рукой в дальний угол территории: — А там у нас патологоанатомичка… Все там будем. В его хриплом, приглушëнном старостью голосе звучали как тяжëлая ирония, так и болезненное осознание возможности сего исхода. Он сильно семенил, но даже при мелких шагах его хромота резала глаза, как своя собственная, Аллен содрогался всякий раз, когда Шелби припадал на правую ногу. — Это пищеблок, но здесь питаются только пациенты: все — в строго определенное время, по группам, — Генри не мог не отметить, как собеседник оживлялся при разговоре о непосредственных объектах его работы. — Сейчас на завтраке первая группа, самые мирные, через (он взглянул на наручные часы и беззвучно пошевелил губами, считая) восемнадцать минут придëт вторая. — А сколько всего групп? — Четыре — по отделениям, это удобно! Третья ест в компании оперативников, а четвертая — согласно купленным билетам: нам куда легче организовать доставку до палаты, чем всякий раз соскребать остатки чьих-то мозгов со стен! — О, Боже. — Да, как Вы понимаете… Ваш «друг» из четвëртой… Кстати, да, хотел спросить, коллега! Что же всë-таки натолкнуло Вас согласиться на вакансию? — Статья от «эй-эм-пи-эс». Заинтересовал клинический случай, — частичная правда. — Что-то мне подсказывает, смею предположить, профессиональный опыт, что мы с этим парнем подружимся. Закари Шелби засиял от такого амбициозного ответа, потому что любил делиться инициативой в сложных вопросах. Однако спустя секунду седые брови свелись к носу. Доктора медленно приближались к пищеблоку. — Хотел сказать: персоналу запрещено называть пациентов по именам. Их больше не признают личностями, поэтому… это нужно, чтобы подавить излишнее своеволие, часть терапии… — Но это совершенно не гуманно! К тому же, как мне установить с пациентом хорошие отношения, если я буду прямым образом демонстрировать ему, что не вижу в нëм личности? Шелби отмахнулся. — Я этого не слышал, Вы этого не говорили. Просто не попадайтесь на глаза главному, любезничая с ними, — презрение принесло в диалог напряженное молчание, продлившееся всего десяток секунд. Старик, заметив кого-то, сильно замахал рукой и крикнул. — Джейн, малышка, доброе утро! На выходе из пищеблока показалась невысокая фигура, одетая в больничную тунику и длинный махровый халат. Доктор Генри Аллен вынужден был отвернуться, чтобы скрыть искреннюю улыбку. Старик не просто веселил, а по-настоящему умилял. К паре докторов вплотную подошла девушка-пациент. Пользуясь тем, что внимание незнакомки было направлено на добродушного лечащего врача, Генри беззастенчиво разглядывал еë. Разглядывал и поражался. Угловатые, острые черты болезненно худого молодого тела сочетались с некоей жуткой странностью в еë внешности. Возможно, она пережила несколько пересадок кожи, потому что на лице, по направлению носогубных складок и под нижними веками, виднелись белëсые следы швов, а кожа на лбу казалась светлее всего остального покрова. Жидкие темноватые волосы были заботливо заплетены в косу, опускающуюся на плечо. Голубые глаза пациентки имели уставший, но вместе с тем пронзительный взгляд, полный недоверия, осторожности и внимания. — Познакомься, это доктор Аллен, теперь он работает с нами, — девушка коротко кивнула, сложив руки на груди и прикрыв их полами огромного халата. — Если что, он может попросить твоей помощи, правда? — доктор Шелби не требовал ответа, однако, с невозмутимым лицом протянул пациентке раскрытую ладонь, словно просящий подаяния. Та замялась, опустила глаза на предоставленную ладонь и неохотно расжала собственную. В руку доктора опустились смятые кусочки белого хлеба. Девушка отвернулась и беззвучно заплакала. Аллен молчал и не знал, что ему делать, более того, как реагировать. Шелби, в свою очередь, поджал губы, рассматривая пшеничные структуры. — Я понимаю, милая. Разумеется, я понимаю, — он медленно поднял взгляд на пациентку. — Но это же совсем мало, а тебе нужны силы — энергия на восстановление. Тебе нужно поесть с остальными, хочешь, пойдëм вместе? Я посижу с тобой. Она кивнула. Ещë раз. И ещë. Шелби, избегая прикосновений с кожей девушки, осторожно взял рукав еë халата. Он обернулся к Аллену и объяснил, что экскурсия откладывается, а пока тот может погулять самостоятельно, и любая из медсестëр даст необходимые справки. Генри всë думал об этой девушке, но решил повременить с расспросами доброго доктора Шелби.III
Генри Аллен оказался предоставлен сам себе, тем не менее, не корил ни неожиданно свалившуюся проблемную пациентку, ни резко ухудшившуюся погоду, так, что всех гуляющих со второй группы пришлось загнать в «комнату отдыха», ни неприятную новость о скором отъезде главврача. Сообщили, что он вернëтся к вечеру, и тогда новенький сможет познакомиться с ним лично и подписать необходимые бумаги для официального оформления своей трудовой деятельности. Попав под дождь, доктор тоже был вынужден зайти в крытую пристройку пищеблока, где располагалась так называемая «комната отдыха». Интерьер просторного помещения был скуден на разнообразие, но богат на количество предметов: множество столов с лавками, стеллажи по периметру помещения, забитые настольными играми, книгами и письменными принадлежностями. Не зная антуража, так сказать, контекста, можно было бы определить, что эта комната является частью какого-нибудь детского лагеря или учебного заведения закрытого типа, настолько странно было наблюдать взрослых мужчин и женщин, спокойно рисующих цветастые каляки-маляки прямо на страницах литературных изданий. Но страннее было осознавать, что все эти люди — убийцы, насильники и воры. Доктор спокойно прошёл вглубь помещения и присел за наблюдательский стол, попав в компанию трёх беседующих медсестёр. Он обменялся с ними вежливыми улыбками и быстро включился в диалог, попутно разглядывая скорбящих, на форме каждого из которых чёрным выделялась цифра «2»: не самые мирные, но не опасные. В большинстве своëм пациенты казались одинаковыми: взгляды лишены любого намëка на умственную деятельность, движения медлительны, голоса тихи и прерывисты. Однако небольшая компания выделялась на фоне однообразных умалишëнных, доктор Аллен даже сам не понял, чем, но снова списал это на профессиональное чутье. — А вот трое за дальним столом, — осторожно начал Генри, поочередно поглядывая на медсестëр, как бы определяя, какая из них заговорит первая. — Четырнадцатый, например. Названный молодой человек сидел обособленно, у самого окна, прислонившись головой к стеклу, дрожащему от громовых раскатов. Отросшие русые волосы спадали на лицо, закрывая глаза, но Аллен не мог не отметить отсутствие каких-либо внешних изъянов, как, например, старые шрамы у той девушки. Молодой человек выглядел не старше тридцати, рослым, широкоплечим, возможно, он был в хорошей физической форме, и Генри стало жутко от мысли, как легко этому здоровяку будет свернуть чью-то шею. Тем не менее, он был во второй группе, а, значит, не прятал в рукаве страшные диагнозы и ворох преступлений. Или прятал слишком хорошо. — Клиническая депрессия, — ласковым, мурлыкающим голосом заговорила самая привлекательная из медсестëр. — Суицидальная активность. Параноидальные мысли. Славный парень, но очень… потерянный. Один из немногих, кого по-настоящему жалко. Часто помогает нам, — другие закивали, улыбаясь. — Если видит с чем-то тяжëлым или в этом роде. Почти не говорит, но он не злой, просто одинокий, апатичный… Аллен слушал, попутно разглядывая пациента с номером шесть, это самый минимальный номер, который ему попадался, что свидетельствовало о долгом нахождении в клинике. Молодой человек, возможно, ровестник четырнадцатого, коренастый, черноволосый, сидел с книгой и изредка чесал смоляную бороду. Осмысленный взгляд и живая задумчивость подчëркивали либо ремессивное состояние, либо частичное излечение. — Старожил, — мурлыкала медсестра. Наконец Генри взглянул на еë бейдж — «Роза». — Шизофрения. Прогрессирующая. Доктор Хант думает, что шестой не может отпустить какое-то событие прошлого. Но, знаете, в гневе он страшен: полгода числился в третьей группе после того, как напал с вилкой на санитара. — А этот юноша? Он совершеннолетний? — головой доктор махнул в сторону самого юного из присутствующих пациентов, номер тридцать два. Короткостриженный парнишка, бледный, как сами стены, живо оглядывал помещение, улыбался братьям и сëстрам по несчастью, болтал ногами и время от времени дëргал головой. Явно тикозник. Когда он развернулся к доктору лицом, то махнул ему рукой, и Генри машинально поприветствовал его в ответ. Лицо юноши пересекала полоса шрама, беря начало на подбородке и через щëку заканчиваясь на брови. Особенно глубокой, очевидно, рана была на месте носогубной складки, прерывая сплошной кожный покров заметной мясистой впадиной. — Почти³. Но пусть Вас не смущает его возраст, он опасен и непредсказуем! — шепнула Роза. — Я не знаю, почему главный держит его во второй группе. Обратная ситуация с номером тринадцать, посмотрите, — она указала на безмолвного, совершенно не заметного, сливающегося со стеной пациента. — Вот он, между прочим, из четвёртой группы! — Но почему он здесь? — Помогает нам, следит за порядком. Это было абсурдным заключением, учитывая, что номер тринадцать выглядел совершенно не дружелюбным и добропорядочным в своей кожаной тугой маске, закрывающей нижнюю часть лица. Важнее было то, что недвижимая пугающая статуя была слепа, — глаза пациента были перевязаны медицинским бинтом, фиксирующим вату, а ещë, что частично обездвижена за счëт наручников. Если все пациенты из четвертого отделения похожи на него, то Аллену страшно представить, что из себя представляет тот преступник, которого изолировали даже от персонала и наняли отдельного доктора для работы с ним. — Он слепой?.. — Какие-то сектанты вырезали ему глаза, — Генри нервно сглотнул. — А он и прирезал их, сознание и помутилось. Совершенный зверь, хищник! Выжидает, вслушивается, будьте уверены, он даже нас с Вами сейчас слышит, просто будьте осторожны и не злите тринадцатого. Генри кивнул с каким-то рьяным усердием, и в этот момент входная дверь отворилась, впуская промокшую миссис Хант, доктора, крупного, внушительного санитара и пациентку, которую он вëл за собой за счëт скрепленных наручниками разных запястий. Девушка — совсем молодая, невысокая, хрупкая, было удивительно, как в ней помещалась вся дикая прыткость, с которой она противостояла сопротивлению руки санитара. Влажные длинные волосы липли к лицу, и рывками головы она пыталась их смахнуть, чтобы смотреть в лицо противнику. На еë тунике тоже был номер — «3.25». Третье отделение? А она что тут делает? Словно желая ответить на вопросы Генри Аллена, к наблюдательскому столу подошла доктор. — Вели двадцать пятую от главврача, а тут такая буря! — девушки-медсестры помогли снять мокрый халат. — Оказывается, наша подруга боится грозы. «Наша подруга», буйная пациентка, глядела на всех волком своим правым глазом, левая сторона лица, в свою очередь, была перевязана. Генри заметил и мелкие точечные рубцы возле уголков еë губ. — Давай, присядешь, — санитар усилием тянул пациентку к пустому столу. — Только если на твоë лицо, мудак! — игнорируя словесные нападки умалишëнной, санитар усадил еë на лавку, расстегнул наручники, вынул собственную руку и защëлкнул вторую часть на продолговатом креплении лавки. — Знаешь, что первое я сделаю, когда сниму наручники? — двадцать пятая сразу начала дергать рукой, приводя в движение громкую цепь и оттягивая крепление, но недостаточно, чтобы кольцо соскочило. — Наконец повеселишься со своими пальчиками? — Вырву тебе язык и сверну шею! — она снова сильно дëрнулась, но только больнее ударила руку. — Это уже два действия, определись, что первее! — санитар расхохотался тяжëлым, громогласным басом, и девушка сжалась, озлобленно скаля зубы. — Трой, не провоцируй, сколько раз говорила! — гаркнула доктор Хант. Санитар затих, но его довольное лицо не изменило выражения. — Вы говорите, главврач здесь?IV
— Я не буду это подписывать, — решительно возразил Генри Аллен, поднимая глаза с текста договора на невозмутимое лицо главврача. Величественно-бледный, светловолосый и светлоглазый, он терялся на фоне своего белоснежного халата, накинутого на чëрный деловой костюм. Мистер Гроссман⁴ был немцем, и по-скандинавски острые черты лица придавали ему особого шарма, если не красоты. Зрительно он был немногим старше самого Аллена, но мелкие морщинки, коснувшиеся его лица, только усиливали трепетное чувство от одного только присутствия этой личности. Высокий, под два метра, подтянутый, обладающий невероятным пронизывающим взглядом, он оказывал ментальное давление абсолютно на всех, в том числе и пациентов. — Что же именно Вас так смутило? — голос Гроссмана глубокий и бархатистый, обволакивал негрубым баритоном. — Все сотрудники подписывали согласие, подтверждающее ответственность работы с пациентами нашего направления. Это благородный риск, смею заметить. — Я соглашаюсь на то, что кто-либо из «пациентов вашего направления» сможет меня убить! — Отнюдь, исключительно нулевой, с которым Вы будете работать. У Вас ведь есть семья, доктор Аллен? — Жена и двое детей. — Они получат за Вас внушительные страховые выплаты и смогут гордиться Вами, как специалистом, добросовестно выполнившим свои обязанности. Вы ведь разговаривали с доктором Шелби? Он должен был передать Вам мои слова. — Аллен кивнул. — Своей жертвой, не обязательно смертью, не увлекайтесь, Вы сможете доказать истинную натуру нулевого — то, насколько он опасен. Ведь так? — Я просто отказываюсь. Это абсурд. Гроссман улыбнулся. — Абсурд то, что Вы сумели найти работу после того случая, — Генри заметно напрягся. — Вы думали, я не узнаю? Не в Вашем положении торговаться. — Это всë ужасное недоразумение, я уважаемый человек! — но Гроссман оставался непоколебимым, потому что у Аллена действительно не было выбора. — Я найду способ доказать «то, что он опасен» без своего убийства. Он поставил подпись.V
Комната — около пятнадцати квадратных метров, стены обиты мягким материалом. Одна железная дверь, ведущая в проходную, разделяющую камеру и коридор четвертого корпуса, одно большое окно, служившее способом наблюдения за больным, на потолке, по периметру, камеры видеонаблюдения. Посередине, над окном, динамик. Мебели нет. Декора — тем более. В дальний от двери угол забился человек. На нëм — смерительная рубашка, заводящая неподвижные руки за спину, фиксирующаяся тугими узлами. Ссутулившись, человек опустил голову, и чëрные длинные патлы закрыли его лицо. На вид он хорошо сложен, худощав, но крепок в мышцах. Аллен смотрит на него через межкомнатное окно, ведущее в наблюдательскую, на ближайшее будущее — его рабочее место. На огромном столе уже лежало дело нулевого пациента, открытое на первой странице с личными данными молодого человека. Доктор придвинулся к микрофону. — Здравствуй, Джеффри, — медленно проговорил Генри. Человек поднял голову на зеркало со своей стороны. Воспалëнные, налитые кровью тëмные глаза смотрели прямо в глаза доктору. Немая переглядка длилась больше минуты, но человек совсем не моргал, а Генри успел разглядеть швы на его лице: видимо, медицинский персонал заштопал разрезы у его рта. — Меня зовут Генри Аллен, с этого дня я — твой лечащий врач. Искренне надеюсь, что мы сработаемся. Джеффри откинул голову к стене, казалось, расслабившись, но напряжение доктора Аллена не спадало, он чувствовал, как на затылке шевелятся волосы.