***
— Ну а здесь вы можете наблюдать образцы крови испытуемых, — вещал соловьём деловитый парнишка, приставленный к Леонарду. — Вся необходимая вам информация в круглосуточном доступе на выданном вам падде. Вы вольны просматривать любые сведения, но заносить полученные вами данные будет доктор Вон. — Боитесь, я вам там картинку подпорчу? — скорее по привычке, чем от реального желания съязвил Маккой. Просто не было сил. Слишком много событий, произошедших за последнее время, так что складывалось впечатление, будто он попал в какой-то сюрреалистический мир. Парнишка, которого звали Крис Уитлоу, наградил Леонарда снисходительным взглядом и повёл его дальше, не удостоив ответом. Маккой хмуро осматривал тянувшиеся вдоль коридора окна палат, в которых, лёжа на биокроватях, виднелись гуманоиды: земляне, андорианцы, клингоны… Леонард даже не успевал рассмотреть всех, слишком их было много. Ошейник-удавка, которую на него напялили, утверждая, что в ней детектор со взрывчаткой, стал вдруг в несколько раз теснее. — И вот наконец мы подобрались к самому главному, — торжественно объявил Крис, остановившись перед массивными дверями. Леонард только закатил глаза. Происходящее напоминало ему хвастовство безумного энтомолога, который гордится тем, сколько несчастных мушек он успел проткнуть для своей коллекции. Крис тем временем подставил сканеру на двери своё холодное горделивое лицо. Как только данные считались, послышался долгий лязг механизмов, и двери тяжело раскрылись. Судя по всему эти сукины дети хранили здесь нечто грандиозное. Такой же коридор, такие же окна в палаты. Тут и там снующие люди в белых халатах. Только нет того многообразия жизненных форм. Каждый гуманоид, по виду землянин, видневшийся на биокровати, являлся единственным «пациентом» в своей палате — боже какая привилегия. Присмотревшись, Леонард заметил, что все эти люди, в отличие от тех, в другом коридоре, отнюдь не безымянны: под каждым окошком была табличка с именем и датой рождения. И он знал эти имена. Те же имена были на криокапсулах в торпедах, навязанных «Энтерпрайз» адмиралом Маркусом. Маккой внезапно осознал и куда они идут, и для чего их с Джимом схватили. Кажется, на этот раз они действительно оказались в полной заднице.***
Джим послушно съедал всё, что ему приносили. Логика подсказывала, что еда не отравлена. Если бы похитители хотели его убить, они бы уже давно это сделали с помощью газа. Он зачем-то был им нужен, поэтому его кормили. Ну что ж, значит, он будет есть: не в его интересах терять силы, которые могут пригодиться в любой момент. Джим успел полностью осмотреть свою «клетку», не найдя совершенно ничего интересного. Сплошной гладкий металл с отверстиями для газа, совсем крохотное вентиляционное отверстие наверху и санузел в углу. С ним никто не контактировал, не объяснял целей и причин похищения, и Джим пока не представлял, каким образом сможет отсюда вырваться. Но то странное спокойствие будто бы не давало задумываться об этом слишком сильно. В нём словно по-прежнему продолжало что-то меняться. Прислушиваясь к себе, Джим закрывал глаза, садился в углу и пытался представить, что это может быть. Под закрытыми веками разливалась сплошная тьма, но Джим продолжал упрямо сидеть на полу, самому себе напоминая медитирующего вулканца. Спок… Пожалуйста… пожалуйста… Будь жив. Тьма упрямо не отступала, но Джим не сдавался, каким-то образом чувствуя, что копает в правильном направлении. Он не знал, сколько прошло времени. Знал бы, будь он вулканцем или будь рядом Спок, но навскидку ему казалось, что он провёл в этой камере не менее трёх дней. От сна на жёстком металлическом полу — кровати ему по какой-то причине не предоставили — ныло тело, но стоило подвигаться, и всё неудобство мгновенно проходило, спасибо новой аугментской физиологии. И после пробуждений — от сна или после газа, когда его, очевидно, будили инъекциями, оставив еду в одноразовой бумажной посуде (хах, богатые ублюдки, раз могут такое себе позволить) — Джим садился в ставший уже родным угол и снова прислушивался, пытаясь понять, что же с ним происходит.***
Нет, это было даже ещё бредовее и сюрреалистичнее, чем Леонарду думалось изначально. Перед ним действительно был Хан. Хан, мать его, Нуньен Сингх собственной персоной. Правда, без сознания и в явно плачевном состоянии, несмотря на всю свою аугментичность. Сильно похудевшее, но всё ещё красивое подтянутое тело было приковано к поставленной вертикально биокровати, так что голова с неровно подрезанными чёрными волосами безвольно болталась, касаясь подбородком груди. Какого чёрта его так держат? Леонард скользнул взглядом по столику для медицинского оборудования и разложенным на нём инструментам. — Блядь, — всё-таки не выдержал Леонард, отводя взгляд. — Вы что, делали ему трепанацию? Прямо как в двадцатом веке? Крис, до этого равнодушно рассматривавший Хана, приподнял брови и взглянул на Маккоя. — Вопреки общепринятому мнению, некоторые современные методы исследований отнюдь не предоставляют исчерпывающий ответ. Мы пришли в тупик, используя одно лишь сканирование, поэтому решили получить клеточный образец. — Если так не терпелось покопаться в чьих-то мозгах, стоило начать со своих, — прорычал Маккой, чувствуя, что безнадёжно срывается. Крис насмешливо-укоризненно поцокал языком. — Сочувствуете преступнику, доктор Маккой? — Насколько я знаю, — не растерялся Леонард, — по решению суда Федерации, этот преступник был приговорён к пожизненному заключению в криокапсулу. Вы препятствуете исполнению приговора, держа его здесь. — Решение суда продиктовано желанием обеспечить безопасность своих граждан, — прошёлся по палате Крис. — То есть по сути всем всё равно, где Хан будет проводить свои дни, лишь бы не на свободе. Отсюда ему не вырваться, уверяю. И вместе с тем, он может принести пользу обществу. Вы же согласитесь с тем, что бессмысленно терять такое поле для исследований? К тому же вы зря так переживаете, — усмехнулся Крис и, подойдя к Хану, оттянул его голову за волосы, являя Леонарду его бледное лицо. — Посмотрите, на нём ведь уже всё зажило. Мы сделали распил прямо вот здесь, — Уитлоу провёл горизонтальную черту на бледном лбу, — а теперь даже следа не осталось. Поразительная регенерация. Остаётся на прежнем уровне, несмотря на всё то, чем мы пичкаем нашего гостя, чтобы поддерживать его в бессознательном состоянии. — Крис разжал пальцы, и голова Хана снова безвольно повисла. «Да уж, если бы Хан был в сознании, он бы тебе руку отгрыз, мерзкая псина», — мстительно подумал Маккой. — А что насчёт меня и капитана Кирка? — мрачно поинтересовался он. — Вы похитили двух граждан Федерации. Думаете, вам это сойдёт с рук? Ладно я, но Кирк — капитан флагмана. Не боитесь, что Звёздный флот не успокоится, пока из-под земли вас не достанет? Уитлоу улыбнулся почти нежно. — Доктор, вы явно себя недооцениваете. Ведь нашей главной целью были именно вы, капитан Кирк — безусловно важная, но всё же второстепенная цель. Вы ведь уже поняли, что нам нужно? Да, та самая вакцина, которую вы создали для капитана на основе крови Хана. И нет, мы не боимся Звёздного флота. Маккой прищурил глаза, а потом горько усмехнулся и покачал головой. — А, ну да. Как я сразу не догадался? Вы ведь и есть Звёздный флот.***
Прошло ещё несколько дней, прежде чем Джим наконец это увидел. На фоне тьмы внутреннего взора пробилось нечто, похожее на небольшой росток. Поначалу Джим решил, что это какие-то галлюцинации, связанные с заключением и постоянными инъекциями, подумал, что возможно, просто видит это нечто от того, что ему хочется что-то увидеть. Но теперь, каждый раз, когда он «медитировал» и закрывал глаза, он видел этот росток. Видел даже тогда, когда пытался представить лишь одну прежнюю тьму. Сделав это открытие, Джим глубоко задышал и резко распахнул глаза, но заставил себя усидеть на месте и успокоиться, подозревая, что где-то могут стоять скрытые камеры. Незачем его недругам что-то подозревать. Пусть думают, что он тихий сломленный пленник. С каждым днём картина «ростка» немного менялась: он рос и разветвлялся. Джим понятия не имел, что это всё значит, но наблюдение за «ростком» успокаивало и давало хоть какое-то поле деятельности. Джим только надеялся, что он не сошёл с ума и что всё это ему не мерещится.***
Раньше Маккой думал, что полёты в космосе внутри «жестяной банки» и служба у Джима — это его основные источники каждодневного раздражения, но он жестоко ошибался. Боже, да если они отсюда когда-нибудь выберутся, он больше ни на кого не сможет ворчать и скорее всего, отодвинув Скотти, сам расцелует каждый кусочек «Энтерпрайз». То место, в котором их держали сейчас, — вот, что доводило его до ручки. — Доктор Маккой, ваш трикодер, — улыбалась молоденькая медсестричка, подавая ему оборудование. — Доктор, мы всё сделали, как вы просили, — отчитывался трудяга-санитар. — Доктор Маккой, мы освободили для вас лабораторию шестнадцать. Надеюсь, вам будет комфортно, — с улыбкой вещала женщина, которая была здесь кем-то типа администратора. — Ваш обед, доктор. Все с таким воодушевлением окружали его вниманием и создавали приятную атмосферу, будто они здесь спасали бездомных котят, а не проводили бесчеловечные опыты на людях. Это лицемерие скрипело на зубах и вызывало настолько сильную злость, что Маккой уже чувствовал себя пустым. Эта постоянная злость будто бы выжигала его всего изнутри. — Доктор Маккой. Хан Нуньен Сингх очнулся, — доложил малец, который был приставлен к нему как посыльный. Через падд, который выдали Маккою для получения сведений и записей, связь не осуществлялась. Видимо, эти скоты боялись, что он найдёт способ выйти на связь с внешним миром, и явно его переоценивали. Он же всего лишь доктор в конце концов. А не инженер. И не Спок или Кирк. — Иду, — буркнул Маккой, отодвигая свой обед и прихватывая с собой бутылку воды. То, что Хан очнулся, скорее всего станет самой приятной и грандиозной новостью за сегодняшний день. Маккой убедил своих надзирателей, что для продолжения опытов с кровью Хана ему нужно, чтобы тот был «чист». На самом деле ни черта это было неважно, потому как кровь исследовалась скорее на генетическом уровне, а не на химическом, но насолить своим недругам и потянуть время очень уж хотелось. Хану понадобилась неделя, чтобы медикаменты, которыми его пичкали всё это время, вывелись из организма. Довольно долго, учитывая ускоренный метаболизм. Оставалось лишь задаваться вопросом, сколько же его держат в таком состоянии. Хотя было бы лучше, если бы Хан не приходил в себя подольше. Тогда бы у Маккоя был предлог и дальше мимикрировать под окружающую обстановку и ничего особо не делать. Теперь же предстоит приступать к работе. Ради Джоанны. Ну, или хотя бы создавать вид, что усиленно работаешь. — Оставьте нас, — приказал Маккой вертящимся вокруг Хана лаборантам. Это было даже немного смешно: у каждого из них в этом здании было власти раза в три больше, чем у самого Маккоя, и всё же они все играли в эту странную игру в «главный доктор — подчинённый». Хороша ролёвка, ничего не скажешь. Леонард повернулся к столику с оборудованием, без надобности перекладывая инструменты. Отлично. Хан пришёл в себя. И что, мать его, делать дальше? Начинать плясать под дудку главного здешнего главнюка и работать над этой чёртовой вакциной? Когда все лаборанты вышли, Маккой всё же осмелился взглянуть на аугмента, тут же напарываясь на острый взгляд пронзительно-ледяных глаз и замирая под ним, как кролик перед удавом. — Ну, здравствуй, энтерпрайзовская шавка, — оскалился Хан в злой усмешке. — Неужели сам создатель этой дряни, которую все здесь зовут «вакциной», собственной персоной? Леонард отвернулся к экранам с показателями жизнедеятельности. Что ж, у Хана был повод язвить: они и раньше-то не были добрыми друзьями, а теперь… Маккой готов был биться о заклад, что всему вот этому Хан безоговорочно предпочёл бы криосон. А причина того, что его здесь держат, он и его так называемое «лекарство». — Я не хотел, чтобы так вышло. — Леонард сам не понимал, зачем вообще как-то оправдывается, но сейчас сказать это казалось необычайно важным. — Я всего лишь хотел спасти Джима Кирка. — Ох, да перестаньте, доктор, — снова ощетинился Хан, — а то я сейчас расплачусь. — Думай, что хочешь, — в свою очередь огрызнулся Маккой. Судя по показателям, аугмент чувствовал себя ещё далеко не так хорошо, как выглядел или стремился показать, а значит, у него пока по-прежнему есть предлог не приступать к активным действиям. Время сейчас — самое главное. Возможно, ему всё-таки удастся выяснить, где они держат Джима.***
Ему удалось «растянуть» полное выздоровление Хана ещё на три дня. Всё это время любыми способами — язвлением, подколками и издёвками — всем тем, чего у него всегда было в арсенале в избытке — Леонард пытался выяснить у персонала хотя бы примерную судьбу Джима. Не сработало. Никто либо на самом деле не знал, где Кирк, либо просто был слишком хорошо выдрессирован, чтобы проболтаться. На третий день, когда Маккой уже привычно крутился в палате Хана, снимая его показатели и создавая вид бурной деятельности, двери вдруг раскрылись, и в сопровождении охраны вошёл Крис Уитлоу. — Давно не виделись, доктор Маккой, — поприветствовал Уитлоу, по-хозяйски прохаживаясь вдоль палаты. — Ещё бы век вас не видел, — как можно ровнее ответил Леонард, набирая препарат в гипошприц. — Чем обязан? — Простой визит вежливости, — пожал плечами Крис. Маккою очень хотелось послать эту вежливость глубоко в задницу, но приходилось сдерживаться. — Ну, и конечно же, было интересно поинтересоваться, как продвигается ваша работа. — Никак не продвигается, — прорычал Леонард. Кажется, давало о себе знать напряжение и стресс последних недель. — Мне нужен исходный образец. Здоровый и чистый. А вы пичкали его всякой дрянью сколько? Полгода? Год? Ещё бы по кусочкам разобрали и сшили обратно, как этого тупого франкенштейновского монстра. — Доктор… — Я создал тогда этот препарат, почти случайно попав пальцем в небо. Это и без того было непросто, а вы ещё и портите исходный материал… — А мне что-то подсказывает, доктор Маккой, — перебил Крис, повышая голос, — что вы нас всех здесь за идиотов держите и просто тянете время. — Уитлоу вплотную подошёл к Маккою и, глядя ему в глаза, надменно улыбнулся: — Только эти ваши игры в «кошки-мышки» ни к чему хорошему не приведут. Как любящий отец вы ведь желаете своей дочери только добра, не правда ли? Маккой стиснул зубы и отвёл взгляд. — Я делаю всё, что могу, — процедил он, прикрывая глаза. Перед мысленным взором невольно возник образ Джоанны. Светлой, улыбчивой и немного озорной девчушки, ради которой он готов был пойти на что угодно. — Очень на это надеюсь, доктор, — высокомерно фыркнул Крис, наконец-то вместе со своими людьми оставляя палату. Маккой стиснул в руке гипошприц и подошёл к распластанному на биокровати Хану. По его указаниям её то возвращали в горизонтальное положение, то снова в вертикальное. Леонард аргументировал это тем, что ему так удобнее. На деле же он по своей врачебной природе всего лишь заботился о правильной жизнедеятельности кровеносной системы вверенного ему существа. Хотя какой смысл, если вскоре ему всё равно предстоит разбирать Хана по кусочкам? Бледно-голубые глаза отвлекли Леонарда от размышлений. — Как её зовут? Вашу дочь? — глухо спросил Хан, опуская взгляд на гипошприц в руке Маккоя. Тот ничего не ответил, внезапно ощутив призрачный, но оттого не менее болезненный укол в самое сердце. — Джоанна, — сам не понимая зачем, ответил Леонард. — Думаю, я должен извиниться за «шавку», — продолжил Хан. — Хотя тот ошейник, что на вас, вам странным образом идёт. Придя в себя, Маккой с превеликим удовольствием всадил в шею аугмента гипошприц. — Вообще-то, — болезненно поморщился Хан, — это был комплимент. — Ну а меня не волнуют оценочные суждения всяких отморозков, — парировал Маккой, отстраняя руку от шеи аугмента. Тот принял настороженный вид, будто бы прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, а потом поднял на Леонарда удивлённый взгляд. Чёрт, аугменты что, могут чувствовать состав введённых им веществ подобно вулканцам? Вокруг одни грёбаные супер-существа, мать их. Маккой многозначительно посмотрел на Хана, и слегка скосил взгляд в сторону висевшей в углу камеры наблюдения. Хан понимающе прикрыл глаза. Маккой взял в руки падд и записал дату и время инъекции, указав, в графе медикаментов самое простое, но сильно спутывающее сознание — даже аугментам — снотворное. Чуть позже один из лаборантов занесёт эти сведения в главную систему. Хан же будет не против попритворяться спящим пару часов? Всё лучше, чем после просыпаться с такой тяжёлой головой, будто по ней полчаса лупили битой. — А теперь пора баиньки, — объявил Леонард, снова бросая пристальный взгляд на Хана. — Думаю, проснёшься ты лишь к моему следующему визиту. — Буду ждать с нетерпением, — дёрнул уголком губ Хан. — Кажется, меня уже клонит в сон. — Да-да, так и должно быть, — скучающим голосом протянул Леонард. На его счастье (а также счастье Хана) не все в этом месте оказались полными сволочами. Состроив плачевный вид, Маккою удалось уговорить одну молоденькую медсестричку выдать ему внеочередной курс витаминов, и теперь у него имелось четырнадцать — уже тринадцать — ампул со вполне безобидным препаратом. Леонард дал себе ещё три дня. Ещё три дня он не притронется к работе и постарается найти Джима, будет ждать спасения не пойми от кого, а потом просто подчинится требованиям. Он ненавидел себя. Он сделал бы что угодно, вынес бы пытки, пожертвовал бы собой — всё, лишь бы не давать в руки этих подонков своё чёртово изобретение, — но он не мог рисковать жизнью Джоанны. Пусть они лучше запрут его в этих лабораториях навечно, заставят делать самые бесчеловечные вещи, только не трогают его дочь. Три дня пролетели, словно их и не было. О судьбе Джима по-прежнему ничего. Маккой отодвинул микроскоп, в который он для вида изучал образец крови Хана, заученный им уже наизусть. Время пришло. За эти дни он сделал официальный запрос на разрешение колоть Хану витамины. Одобрили одну дозу. Леонард сделал шесть, проведя остальные пять как снотворное и аргументируя это всё той же необходимостью «восстановления образца». Он чувствовал, что дальше тянуть уже нельзя. Набрав в гипо последнюю дозу «снотворного», Маккой подошёл к лежавшему горизонтально Хану и, опёршись одной рукой на биокровать сбоку от головы аугмента, наклонился, чтобы произвести инъекцию. Хан в ответ пристально взглянул на него, а потом неожиданно тягуче потёрся скулой и носом о его обнажённое задравшимся белым рукавом запястье. В руке Маккоя дрогнул гипошприц. Было странно ощущать от этого существа… человека проявление нежности и чего-то похожего на признательность. Странно и больно, учитывая, что он вроде как его надзиратель-мучитель. Хорошо, что он стоял так, что закрывал всё это от камер. Воспользовавшись этим, Леонард не удержался и, неуверенно, накрыв ладонью плечо Хана, несильно его сжал. «Прости». Уголки губ Хана едва заметно дёрнулись вверх, а после легче самого легчайшего шёпота прозвучало: — Я знаю, где Кирк. Маккой сглотнул, ощущая, как часто забилось сердце. Как хорошо, что из них двоих к приборам подключён Хан, а не он. Своё сердцебиение Леонард контролировать не мог, как бы ни старался. Отойдя от Хана, Маккой отложил на лабораторный стол пустой гипошприц и взял в руки трикодер, просто как предлог, чтобы снова подойти к аугменту. — Два дня, — так же едва слышно произнёс Хан, когда спина Маккоя закрыла его лицо от камер, а над грудью запорхал трикодер. Маккой стиснул челюсти. Если подумать, он не мог согласиться ни на какой чёртов аугментский план. Ставки были слишком высоки. — Джо, — так же неслышно выдохнул Леонард. — Нет, — Хан неотрывно смотрел ему прямо в глаза, — ты им нужен. Позарез. Маккой опустил руку с трикодером и снова отошёл от Хана. Даже если они не убьют его дочь, всегда есть другие страшные вещи. Пытки, увечья, всегда можно найти способ, как превратить жизнь человека в ад. В качестве предупреждения они могли убить его бывшую, и, как бы Леонард ни ненавидел её, он не желал этой женщине смерти и не хотел, чтобы Джоанна раньше времени теряла мать. Нет, они держали его слишком крепко. Теперь он окончательно это понял. — Ладно, отморозок, отдыхай пока, — буднично проворчал Маккой, у самых дверей бросая на Хана последний, извиняющийся взгляд.***
Джим лежал на жёстком полу и смотрел в потолок, но видел совсем не его. Губы сами собой растягивались в лёгкой улыбке. Никто из следивших за ним через камеры и не догадывался, что его волосы сейчас треплет тёплый и ненавязчивый ветерок Айовы. Как раз именно такой Джим и любил. Высоко над ним висело бездонное синее небо, а внизу всё переливалось разными красками и было непонятно, высоко ли, близко ли до земли. Наблюдая за ростком, Джим и не думал, что когда-нибудь тот превратится вот в это. В прекрасный огромный белый цветок, похожий на цветок шиповника. Джим лежал на одном из его гигантских лепестков, заложив руки за голову, смотрел в небо, от которого захватывало дух, и чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. От белых лепестков словно бы исходил мягкий белый свет. Он-то и рассеивал прежнюю тьму, освещая многоцветье внизу и небо сверху. Джим каким-то образом чувствовал, что цветок — это его часть, что теперь он словно стал полнее, лучше, стал больше понимать себя, словно для этого и был рождён. Казалось, что большего уже и не нужно. Джим закрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Внутри снова что-то менялось, но он уже к этому привык и даже с нетерпением ждал результата. Джим ощутил, как его стало чуть покачивать на лепестке, но не от поднявшегося ветра, а от невидимых исходивших от цветка волн, устремлявшихся куда-то ввысь, далеко-далеко. Словно бы это были… радиоволны. Какое-то время Джим просто прислушивался и ждал. А потом ощутил, как в ответ на волны его цветка пришли другие, такие же тёплые и приятные, но другие. Они что-то напоминали ему, что-то очень знакомое… Умные глаза… Образ старпома, сжавшего его ладонь. «Спок?» — мысленно выдохнул Джим, открывая глаза. «Джим».***
Мостик погрузился в тишину, когда и.о. капитана резко поднялся со своего кресла и уставился в пространство. — Мистер Чехов, рассчитайте курс до Фернандес-6. Похоже, мы нашли капитана и доктора. Спок никогда полностью не терял сознание. Он вулканец, а вулканцы всегда старательно избегают подобной ошибки. Держать тело под контролем в высшей степени необходимо, и недопустимо расслабляться даже во время сна. Управляя метаболизмом, работой органов и беспродыху систематизируя получаемые извне данные, вулканцы поддерживают наиболее эффективную работу своего организма. Когда члены экипажа «Энтерпрайз» были уверены, что их коммандер ничего не видит и не слышит, они ошибались. Краем сознания Спок всегда был со своей командой и даже улавливал смысл разговоров, если таковые велись поблизости. Медитативный транс — вот, что чаще всего наблюдали его коллеги. Но всё бывает в первый раз. Спок растворился. Он себя не осознавал, мысли отсутствовали, а бесперебойный отсчёт времени остановился. Пусто, глухо и… никак. Периодически вспышки сознания пытались пробиться, словно разряды тока во время дефибрилляции, пытающиеся запустить сердце. Но без толку. Споку не удавалось себя собрать. Он рассыпался подобно сухому песку, из которого пытались построить замок. Частички сознания были так далеко друг от друга. И совершенно не собирались воедино. Страх и надежда. Острые чуть щекочущие эмоции. Нет, не эмоции. Импульсы. Требование. Чужое. Джим. Песчинки, будто под воздействием гравитации, устремились в одну точку. Цепочка воспоминаний и мыслей начала заново собирать разум по остаточному слепку. — Мистер Спок, если вы меня слышите, усильте своё сердцебиение. Возникший мысле-образ заставил что-то за пределами пустоты быстро и громко запищать. — Отлично, он выкарабкался, — тот же смутно-знакомый голос заговорил с кем-то ещё. — Коммандер, восстанавливайтесь. Я вас разбужу чуть позже, — снова обратились к Споку. Вулканец мысленно кивнул и уменьшил концентрацию вовне. Процесс был не из лёгких. Споку пришлось заново разбирать некоторые недавние события. Но труднее всего было заглушить боль и страх из-за похищения Джима Кирка. Они мешали сосредоточиться и никуда не собирались пропадать. Спок бы и не позволил. Он не мог забыть о том, как потерял своего партнёра. По возвращении в рабочее состояние первым делом вулканец собирался заняться именно этим вопросом. Но сейчас следовало уделить немного времени самому себе. Растение? Полностью восстановив своё сознание, Спок с удивлением обнаружил отсутствовавший ранее новый элемент. Не враждебный, даже наоборот. Он испускал что-то приятное. Вулканец некоторое время изучал объект, но потерял к нему интерес, когда одна мысль настойчиво затмила все остальные. «На «Энтерпрайз» есть шпион. Возможно не один». Кто им был, не будучи подключённым к электронной сети, Спок не мог выяснить. Но в его силах было выстроить план действий, по которому быстрее всего будет вычислить, как сказал бы человек, «крысу». — Мистер Спок! Пора! Просыпайтесь! Ощутив яркие, но не слишком болезненные вспышки боли, Спок начал процедуру возвращения в тело. Было ярко. Впрочем, в медицинском крыле по-другому и не бывало. Чуть скосив глаза, вулканец обнаружил рядом темнокожего мужчину в белом халате. Судя по ощущениям, Спока только что били по щекам. — Доктор М’Бенга. — Голос вулканца был сухой и чуть слабый. — Добро пожаловать назад, коммандер. Команда встретила Спока с радостью и надеждой. Ухура позволила себе подбежать к вулканцу и обнять его. — Как хорошо, что ты в порядке. Спок неуверенно приобнял девушку в ответ. Ему было немного неловко проявлять близость к бывшему партнёру, одновременно имея настоящего. Но, поразмыслив, вулканец решил, что вряд ли Джим воспримет это как оскорбление их чувств. — Доктор Маккой вовремя отключил моё сознание. Это помогло моему телу сэкономить немного энергии, чтобы продержаться до помощи. — Леонард, хоть и та ещё язва, но он отличный доктор, — выдохнула Нийота. — Жаль, их с Кирком похитили. Сулу и Чехов пытались отследить тот корабль по следу от варп-прыжка, но на полпути мы их потеряли. Хикару поднялся с места, когда Спок и Нийота подошли к капитанскому креслу. — Лейтенант Сулу, мне нужно, чтобы вы ещё некоторое время оставались в должности и.о. капитана. Разумеется, если у вас не будет возражений. Удивлённый решением коммандера, Сулу покорно кивнул и сел обратно. Нийота, уже успевшая занять своё место, с недоумением проследила, как вулканец прошёл к своей научной станции. На разгадку тайны потребовалось пятнадцать минут и тридцать шесть секунд. Сидя напротив панели, Спок сверлил взглядом столбцы с цифрами — личными номерами и датами, — а в голове смаковал имя того, чьи сеансы связи вызывали вопросы. Ещё час спустя Споку пришлось допрашивать йомена Рэнд. Светловолосая женщина выглядела напуганной, но презрение, с которым она говорила, когда речь зашла о капитане, Спок воспринял как собственное оскорбление. — Он стал чудовищем! — завопила она, когда двое офицеров безопасности надели на неё наручники, чтобы сопроводить на гаупвахту. — Он — не человек! — Я тоже не человек, старшина Рэнд. Женщина резко замолчала и посмотрела на вулканца взглядом, с каким смотрят на предателей. Спок ответил ей равнодушием. Знала Дженис Рэнд совсем немного. Но и этого оказалось достаточно, чтобы Спок с неудовольствием пришёл к выводу, что их противником являлось их же начальство. С трудом отмахнувшись от неприятных мыслей о том, что подобная халатность может быть только у людей, Спок принялся думать, как ему найти ту базу, куда забрали Джима Кирка и Леонарда Маккоя. Но расследование зашло в тупик. Чехов, Сулу, Монтгомери, Ухура и ещё несколько специалистов из разных отделов, включая самого Спока, совещались много часов подряд, решая вопрос, как именно следует поступить дальше. Командование, которое уже давно было в курсе похищения капитана и главного врача, настаивало на продолжении миссии. Они уверяли, что поиском Джима Кирка и Леонарда Маккоя должны заниматься специально обученные люди, а не члены исследовательского звездолёта. Экипаж противился. Даже когда пришло письменное уведомление об отстранении от работы офицеров, которые будут препятствовать плановой работе «Энтерпрайз», большинство людей решили не подчиняться. Те немногие, кто забеспокоился о своей карьере, были оставлены на ближайшей звёздной базе, куда корабль пришвартовали под предлогом подзаправки. Улетели они быстро и молча, чтобы никто и не подумал их останавливать. Всё это время Спок чувствовал некие странные внутренние перемены. Он уже понял, что дело в его последнем инстинктивном жесте перед собственной почти смертью и похищением капитана и доктора. Спок невольно укрепил их с Джимом связь, которая расцветала подобно цветам под солнцем. Это было хорошим знаком. Во-первых, капитан, очевидно, был жив и в относительном порядке, во-вторых, подобные последствия могли быть лишь в случае, когда партнёр не только идеально совместим, но и имеет большие и сильные ответные чувства. Сами по себе обстоятельства и факт того, что они с Джимом фактически стали духовными супругами, заставляли Спока испытывать противоречивые чувства. Одновременное счастье и тревога выпивали почти все силы. Коммандер с трудом подавлял себя, чтобы хотя бы внешне излучать спокойствие и уверенность. Но когда «цветок» окончательно расцвёл и Спок наконец уловил где-то далеко то самое существо, на которое настроилась частичка его сознания, он резко застыл, чем напугал заметивших это офицеров. Наконец-то Спок знал, где искать Джима Кирка.