Дипломная работа, так сказать.

       Дворец оказался ещё великолепнее внутри: языческих изваяний в нём было меньше, но даже несмотря на это, его архитектура очень отличалась от Фиорской или Арболеской, что не могло не восхищать. Живые изгороди остались в саду, но клумбы с кустами ярких цветов стояли даже внутри помещения, наполняя его комнаты дурманящими ароматами. Преодолевая шаг за шагом, туристы терялись в пёстрых красках тканей, украшающих в каменном замке почти каждый угол. В этот момент большинство страхов забылось и появилось чёткое ощущение, будто ни на какую смерть их не ведут, будто их не выносило в море, будто они не на диком острове, и у них вряд-ли есть шанс вернуться домой. Просто экскурсия, ничего более!        Больше всего, пожалуй, в реальный мир их возвращал невнятный шёпот шамана, который не то молился, не то отчаянно пытался вспомнить дорогу, иногда останавливаясь и замирая на месте на пару секунд. В такие минуты казалось, словно они заняты чем-то незаконным, а мысль эту подогревало почти полное отсутствие людей вокруг. Куда все подевались? Шествуя быстрым шагом, Мистган всё больше хмурился, жалея, видимо, о принятом им ранее решении. Но вот, о чудо, они предстали перед широкой, охраняемой четырьмя слугами аркой. Стражники пару мгновений рассматривали странную делегацию, а после поклонились в пояс, пропуская путников в огромное помещение. Внутри оказалось светло и очень украшено: драгоценности, которыми обладал этот народ в достатке, виднелись почти отовсюду. Широкие столы, на которых стояли бутылки, чаши и тары с фруктами, цветные ковры, спасающие от нагревания камня, лёгкие и красивые пологи, слегка скрывающие нагретые подушки, на которых восседали монархи здешнего народа… «Тронов» здесь было аж семь штук! Самый крупный, центральный, явно принадлежал Зерефу, но вот с каждой его руки было ещё по три места. Полог Императора был светлого, белого цвета, поэтому сидевшего там юношу было трудно не заметить. Правитель этих мест оказался довольно странным, но отличился он не теми же качествами, которые делали для путешественников странными всех местных. Вместо крупного, сильного мужчины, которого туристы ожидали здесь увидеть, перед ними был парень худой и неестественно бледный по сравнению со своими соотечественниками. Чёрные волосы придавали его виду ещё большей болезненности, также как и тёмные, проницательные и холодные глаза. Одет он был в светло-жёлтое одеяние, скрывающее его тонкое тело. Золотые серьги с рубинами блестели в его ушах, а на ладонях виднелись перстни. Короче говоря, выглядел старший брат Эрзы так, словно прибыл из Фиора, а не был уроженцем этих солнечных земель. В пологе по правую от него руку сидела женщина. Полог был кораллового цвета, а по своему расположению, по-хорошему, должен был принадлежать жене императора. Только вот по возрасту туземка опережала Зерефа лет на двадцать минимум. Немного мыслительного процесса и алые волосы расставили все точки над «И» в головах студентов. Жена Головы, Ирен, была красивой женщиной примерно сорока пяти лет, с худым и уверенным лицом. Красные брови округлой формы съехались к переносице, а на лбу пролегла глубокая морщинка — всё это с потрохами выдавало строгий нрав красивой особы, чьи тонкие губы были плотно сжаты из-за недовольства. Эрза, пожалуй, была её молодой копией. Только вот главной чертой Алой Девы был праведный гнев правосудия, а Алое Отчаяние, в свою очередь, была не лишена лисьей хитрости, которая блестела в карих, острых очах. Одежда её была простой, но привлекательной: тёмное платье, перевязанное широким кожаным поясом, и множество прекрасных украшений, каждое из которых в большой земле стоило бы огромных денег.        Пришельцам показалось, хотя, возможно, что мужчина действительно не сдержался, будто Мистган тихо простонал. Он не упоминал Ирен, когда говорил о том, кого им было бы лучше не встречать, но радости в этом пересечении с обеих сторон явно было немного. Да и Венди упомянула не самые радужные отношения между Женой Головы и Мужем Дочери Головы… Компания студентов так и продолжила бы молча взирать на удивительных монархов, если бы шаман не огрел бы их посохом по ногам. Злобно шипя, каждый выполнил местное приветствие, как вспомнил, например, Альберона нечаянно повторила его за архитекторами. — Мистган, — послышался голос императора, отчего все вздрогнули, поднимая опущенные головы: — <Ты выбрал наилучший день. В городе праздник.> — <Не 'р~ругай меня, импе’гхато’х>, — тихо ответил чудак, но голос его эхом пронёсся по огромному залу. Было неясно, где именно муж принцессы услыхал недовольство, ведь Зереф говорил очень спокойно, чистым и красивым голосом. — <Ты всё-таки привёл их?> — послышался недовольный голос «матушки», которая сощурила свои лисьи глаза, рассматривая каждого из приезжих: — <Привёл, хотя не следовало.> — Ирен, — властным голосом прервал её сын, устало хмурясь. Просидев минуту в полной тишине, мужчина снова обернулся к гостям: — <Теперь я вижу их своими глазами. Это, конечно, не _____ _____.> — <Чего ты хотел этим добиться, Мистган?> Туземцы разговаривали друг с другом так, словно самих приезжих здесь и не было. Шаман был явно недоволен сложившейся ситуацией, но так и не пытался вести оживлённую беседу. — <Суда.> Очередная пауза прервала поток беседы. Карие очи Жены Головы заблестели гневом, а на лице её появилась неумышленная ухмылка. Сын Головы пару раз кашлянул в кулак, пытаясь избавиться от лёгкого хрипения, которое начало прослеживаться в его ровном голосе. — <Что ты говоришь, дитя Акнологии?!> — воскликнула Алое Отчаяние, на что защитник пришельцев непроизвольно поморщился: — <Ты, _______ его, как ты смеешь говорить о подобном?!> — Ирен, — снова произнёс Зереф, призывая свою мать успокоиться. Его самого, казалось, было невозможно вывести из равновесия. В его тёмных глазах заблестел слабый азарт, но его едва можно было различить в той тонне умиротворённости, которая демонстрировалась в каждом его жесте и поступке: — <Мистган, здесь судьи — не мы. Здесь судьи — боги.> — <Боги гово’рхят голосами ж’гхецов, Зе’хеф.> Люси казалось, что ладони её должны были испачкаться в крови, настолько сильно девушка впилась в них ногтями. Было страшно и жутко интересно, только вот напряжение шамана было настолько ощутимым, что говорить с их стороны было бы просто безответственно. Пришельцы толком не понимали, о чём идёт речь, поэтому им казалось, будто, вступив в разговор, они погубят все свои шансы на спасение. Альберона пару раз пыталась пробурчать что-то на Фиорском, но каждый раз на это Грей быстро наступал ей на ногу, хотя ему и самому не терпелось высказать своё мнение по поводу данной ситуации. Спокойней всех был Лаксус, который, видимо, неожиданно стал фаталистом и теперь безразлично рассматривал мелкие детали красивого убранства дворца. — <Ты ________ в вере?> — горько усмехнулась тёща Мистгана, с презрением вглядываясь в компанию, стоявшую пред ней в шеренге, словно приговорённые к расстрелу. — <Я не гово’гхил этого.> — <Мы не в праве спорить с богами, Мистган>, — после короткой паузы молвил Зереф: — <Пусть будет так, как должно быть. Если им повезёт, точно также, как это случилось одиннадцать лет назад… Так было нужно тогда, узнаем же, как нужно сейчас.>