Можешь посмотреть на меня?

Маша вышла вслед за немцем. Как оказалось, его сил хватило только чтобы чуть отойти от входа. Прикрыв дверь, девушка тяжело вздохнула и села рядом с Отто, дружески положив ему ладонь на плечо. – Я не знаю, что между вами произошло, но ты же видишь, какой он упертый баран, а? – Она опустила взгляд и старалась говорить потише, чтобы Лёша, если что, не мог услышать. Третий, подумав с пол минуты, осторожно кивнул и вытянул ноги, поморщившись. Когда он вскочил из-за стола, то ощутил жуткую боль, но все равно продолжил идти, не желая больше ни секунды оставаться в чужом обществе. – Хорошо, – выдохнула Мария и продолжила, – Ну я же вижу, что ему на тебя не плевать, он просто гордый. Тебе нужно сделать первый шаг к примерению, я уверена, что ... – Нет. – не требующим возражений тоном, заявил фриц и отвернулся в сторону. Брови сползли к переносице, – Я не имею ни малейшего желания перед ним извиняться. Он все равно не простит. – Простит. – Она чуть склонила голову на бок, покосившись на входную дверь, – Тебе же самому неприятно. А он хоть и упертый, но добрый. Он хочет тебя простить, просто ты для этого ничего не делаешь. Тем более не думаю, что ты совершил что-то настолько плохое… – Ошибаешься. Он имеет полное право убить меня за то, что я сделал. – Но не убил же, – Маря попыталась улыбнуться, – Значит не хочет. Ты вот знаешь, он мне рассказывал, что хочет за костылями для тебя сходить, погулять, ну? Может, попробуешь с ним поговорить? Ариец закрыл лицо руками и скорбился, мотнув головой. – Я очень тебе благодарен, но ты многого не знаешь и не понимаешь, потому и так уверена в своих словах. Я бы и сам себя не простил, что уж о нем говорить. – И все же стоит попытаться, – Она поднялась с места и отряхнулась, обведя взглядом Отто, – Мне за ним сходить или сам встанешь? Немец повернулся боком к стене и попытался, опираясь на нее, встать на ноги, но эмоции прошли и забрали вместе с собой тот выброс энергии и сил. – Лучше ты помоги, не хочу с ним пересекаться, нужно подумать. – Выдавил из себя фриц, понурив голову. Очень не хотелось просить о помощи вообще, но сам он точно не дойдёт. Однако Маша к просьбе отнеслась совершенно спокойно и тут же подошла к своему новому товарищу. Она знала, что тот большим весом не отличается и помочь ему куда-то дойти, к тому же на такое небольшое расстояние – это плевое дело, с которым она с лёгкостью справится. Когда они вместе осторожно проходили по коридору, Союз повернулся через плечо и смерил сощуренным взглядом немца, но не сказал ни слова и как-то обиженно вновь уставился в тарелку. Он почему-то совершенно не сомневался в том, что говорили те двое именно о нем и частично жалел, что не мог слышать их болтовни. Неприятным был и тот факт, что в какой-то степени пришлось пусть и не напрямую, но поссориться с Марией. Однако она девушка понимающая и обижаться долго не станет, нужно лишь извиниться. По крайней мере на это была огромная надежда. Не хотелось бы портить с ней отношения. Маша помогла Отто сесть на кровать и обвела взглядом комнату, пытаясь найти маленький чёрный клубок, который уже наверняка улегся где-нибудь здесь. Вскоре краем глаза было замечено легкое движение и Жан, вопреки всем ожиданиям, самостоятельно, даже почти грациозно, по крайней мере на сколько это позволяли короткие лапки, вылез из под соседней кровати и запрыгнул на «хозяйскую», одарив комнату звучным мурчанием. – Ты мой хороший! – воскликнула девушка и подхватила котенка, правда тут же опустила его на место, виновато посмотрев в сторону. Животинка явно не была довольна такой резкостью и, возмущённо фыркнув, залезла под кусочек одеяла. – Слушай, может тебе сюда поесть принести? – Внезапно спросила Мария, вспомнив о том, что пообедать так никто и не успел. Помимо Алексея, конечно. Тот явно не страдал от отсутствия аппетита. – Нет, спасибо. – Попытался улыбнуться в ответ Рейх и, решив, что на этом диалог окончен, лёг и отвернулся к спинке дивана, закрыв глаза. Как бы то ни было, но он устал и просто хотел немного поспать.

***

Михаил долго ломался. До неприличия долго. Костыли ему не нужны, он днями лежит дома и мастерит деревянные фигурки. Давно приспособился передвигаться по дому на одной ноге, но сейчас, когда его костыли кому-то понадобились – начал играть в жадного Черта. Пришлось всучить ему бутылку водки и забрать драгоценные протезы. Теперь Михаилу будет чем заняться, он напьётся и начнёт орать песни, нервируя свою жену. Та в свою очередь наорет на Совета. Пусть попробует. Союз грустно усмехнулся. Он постарается больше не попадаться этим личностям на глаза, к вечеру вернёт палки и уйдёт домой. Скорее всего тоже пить. – Вставай. – Холодно говорит Красный и треплет немца за плечо. Тот уснул вчера днем, проспал до вечера, немного поел и снова улегся. СССР успел заметить, что у него чуть поднялась температура, но сейчас, кажется, все пришло в норму, банальная простуда и ничего более. Рейх недовольно поморщился, промычал что-то нечленораздельное и тяжело вздохнул, разлепив глаза. – Что? – сонно пробормотал он, чуть приподнимаясь на месте и тут же шумно зевнул. – Вставай, есть будешь? Тот щурится в непонимании, на минуту с лишним останавливает взгляд на странных палках у красноармейца в руках. Их суть доходит мгновение позже и ариец удивлённо вскидывает брови. Было неожиданно, что его разбудили, обычно Союз так не делал, позволяя спать сколько душе угодно, но ещё более неожиданным стало видеть костыли. Глаза блеснули. Третий, мягко говоря, соскучился по улице, так как не считая вчерашней короткой вылазки на свежем воздухе не бывал, а теперь представится такой шанс прогуляться. Фриц осел на месте и только теперь вспомнил про чужой вопрос, на который по-хорошему нужно было дать ответ. – Я не голоден. Это костыли? Мне? – и, получив короткий кивок, не стал тянуть со следующей просьбой, – можно? Славянин снова кивнул и подтянул нужные приспособления ближе к своему подопечному. – Я помогу, держи крепче и наступай на ногу, которая меньше болит. – Начал размеренно объяснять мужчина, но его перебили нетерпеливые действия и слова. – Я знаю, как на них ходить, но с чего такая доброта? – Рейх действительно знал, как ходить на костылях. Душевной неуверенности давало то, что тренировался он при здоровых конечностях и тогда, при желании, мог в любой неудобный момент встать на обе ноги и дальше идти без протезов, сейчас же все было значительно сложнее, ведь задача заключалась в том, что в любом случае придётся наступать на больную ногу и при этом пытаться не упасть. Хотя бы просто для того, чтобы в который раз не ударить перед русским в грязь лицом. – Ты хоть встань для начала, развёл непойми что. – Как-то заторможенно проговорил коммунист и свёл брови к переносице, помогая арийцу подняться и более-менее устойчиво встать на костыли. Тот, качнувшись, сделал неувенный шаг, но молча проглотив боль, повернулся в сторону дверного проёма. Совет встал рядом с ним и принял решение идти неподалёку, чтобы немец в случае неудачи не свернул себе шею раньше времени. Хотя при таком раскладе, все несомненно стало бы чуть проще. – Встал, – Прошипел германец и зажмурился на мгновение, делая новый шаг. Но обмануть, даже сам себя, он не мог. Ходить стало немного, но легче. Однако сейчас ясно читались попытки сделать все как можно более аккуратно, чтобы не принести самому себе ещё больше неприятных ощущений. – Что дальше? Куда идти? – он говорил неспокойно, возбуждено и не отводя взгляда от выхода в коридор. – Такая реакция, будто я тебе выходить запрещал. – Проигнорировав вопрос сказал Союз и обогнул немца, скрестив руки на груди. Ему, как и его «товарищу», нетерпелось выйти из дома как можно скорее и просто сделать все то, что ему нужно, так как мысли о будущем уже начали буквально сжирать изнутри. – Ну уж точно не разрешал, ты вообще для меня ничего такого не делал, – и, получив на себе недобрый взгляд, отвернулся, продолжая, – Хорошо. Мне все равно нужно было с тобой поговорить. Куда хоть пойдём? – за предплечье настойчиво, но слабо потянули, чтобы временный инвалид мог поспевать за поставленным темпом ходьбы. – В лес. – В лес? – Переспросил Рейх и на мгновение замер, но вскоре продолжил идти за славянином. – Да. А о чем ты хотел поговорить? – Они медленно вышли на улицу и одновременно вдохнули. Глубоко. Полной грудью. Третий, на сколько это возможно, пожал плечами, потупив взгляд – Мария считает, что мне нужно сделать первый шаг, – он замялся, прикусив нижнюю губу, – К нашему примерению. Русский вдруг подавился воздухом и закашлялся, пропуская немца вперед себя. Тот в свою очередь удивлённо на него посмотрел, но больше ничего не сказал, приняв решение молча ждать чужой реакции. – «Ох, как же ты невовремя все это затеял… » – Грустно промелькнуло в голове и Совет посмотрел на спину чуть отдалившегося вперёд фрица, после чего спохватился и последовал за ним, нарочно идя позади. – Не понимаю, о чем ты, – Как можно более строгим тоном проговорил он, однако появилась навязчивая мысль плюнуть на все и уйти домой. – Ну, как это… – было видно, что арийцу тяжело подобное говорить. Он хоть и репетировал все свои фразы, но сейчас, когда пришло время озвучивать их вслух, почему-то стало невыносимо тяжело, – Уже больше трех лет прошло, – в горле резко пересохло, – Я понимаю, что это небольшой срок, но. Все те люди, что погибли… Ты же знаешь, что я только посредник. Я не мог взять и остановить все это, не смотря на статус. Меня бы заменили другим. Я к чему это веду, ты… Можешь меня простить? – И он зажмурился. Сильно, до боли. Но идти не перестал, осторожно переставляя сначала костыли, а затем, поднапрягшись, чуть выкидывал себя вперёд, мягко опускаясь на левую ногу. – «Могу. Я все могу. И простить тебя. И не прощать. Убить или оставить в живых. Не могу только за всех своих людей решить. Ты – военный преступник. И твоя кара – это смерть. Но почему-то руки у меня все до пистолета не дотянутся, хотя от этого всем только хуже.» – Почти не слыша самого себя думал Союз. Совсем неприятно теперь оттягивал револьвер, спрятанный за ремнем и прикрытый свободной кофтой. От былой уверенности почти ничего не осталось, но путь продолжался. Совсем скоро оба окажутся среди деревьев. – Что тебе от меня нужно конкретно сейчас? После этой фразы все настроение что-то говорить дальше испарилось и германец тяжело выдохнул, – Ничего. Я должен был попытаться, хоть и знал ответ. – Он осмотрелся по сторонам, нахмурившись и вдруг остановился на месте, – Забудь о том, что я сказал. – Скажи честно, – Красный пнул лежащий под ногами камень, так же прекратив идти, – А если бы Маша тебя не направила, ты бы сам попробовал сказать что-то подобное? Отто почувствовал, как что-то встало поперёк горла. – Не важно. Я просто хочу, чтобы все это закончилось и не важно, каким способом. Для Алексея это стало спусковым крючком. Он резко дернулся с места и прижал немца спиной к дереву. Костыли у того выпали и он, округлившимися от страха и непонимания глазами, уставился на славянина. Тот в свою очередь взял своего подопечного одной рукой за горло, тем самым не позволяя свалиться на землю, а другой полез куда-то за спину, довольно быстро достав что-то из-за ремня. Глаза германца упали на револьвер и он туго сглотнул, ухватившись за поддерживающую его ладонь. – Хочешь, чтобы это закончилось? – Прошипел красноармеец и прижал оружие к чужому лбу, чуть надавив. Ариец закрыл глаза. Ноги подкосились и чётко ощутилось удушье. На свои места ничего не встало. Слишком много того, чего не должно было быть. Он не хочет умирать, даже не смотря на то, что его существование жизнью нельзя назвать даже с большой натяжкой. Ему нравится дышать свежим воздухом, нравится разговаривать, нравились прошедшие дни, не смотря на то, что моментами было очень больно. А сейчас это все может закончиться. Стало невыносимо страшно. Русский убрал руку от его шеи и позволил сползти вниз, садясь рядом. Фриц закрыл глаза и лицо руками, подтянув к себе колени. Однако палец по какой-то неизвестной причине все не мог нажать на спусковой крючок на револьвере, хотя, казалось бы, все условия для этого были созданы. Дуло направлено точно в цель, патроны есть и жертва совершенно не сопротивляется. Союз жмурится и несколько раз бьёт самого себя по лбу свободной рукой. – Какой же это невыносимый бред, – шепчет он самому себе, понимая одну простую истину. Привязался. Привык. Никаких чувств, просто. Просто что-то непонятное, что даёт осознание – если сейчас выстрелит, то никогда больше не увидит и неизвестно, как будет это переживать. Дом больше не будет пустым, да. В него скоро наверняка переедет Мария. К тому же есть котенок. Но это все совсем не то. Совет смотрит на Отто. Убирает у него руки от лица и смотрит. Сперва в чужие глаза, затем на шрам, пересекающий их. На ожог. Истрепанную косу и выбившиеся пряди. Смотрит минуту, две. Но молчит. Ни слова не говорят оба, понимая, что сейчас будет решена судьба одного из них.