***
Прошло около трех часов, а Киллуа все еще не смог уснуть или хотя бы вздремнуть на несколько ничтожных минут — сон совершенно не хотел забирать его в свой плен. На улице уже дано стемнело: город освещали яркие желтые, белые фонари вперемешку с зелеными и синими огнями ярких вывесок, не давая длинным улицам и небу, что имело темно-синий оттенок, погрузиться в кромешную темноту. За все это время Киллуа ни разу не отпустил руку Эбигейл, даже не расслаблял ее хотя бы немного. Сколько бы раз он не менял положение: лежал на спине, сидел на коленях, подперев подбородок рукой, что находилась на диване — руку сжимал только крепче, желая сберечь короткий, но такой важный сон Эбигейл. И сейчас, сев в позу лотоса так, что парень практически прислонился к дивану, он скрестил руки и положил на них голову так, что был на одном уровне с Эбигейл, вглядываясь в ее бледное спящее лицо. Золдик с течением нескольких недель уже начал сомневаться, действительно ли он видит в этой невероятно сильной девушке свою лучшую подругу. Осознание, что моментами он так сильно хотел оказаться к ней непозволительно близко, почувствовать ее дыхание на своей коже. Что хотел прижать ее к своей груди, едва заметив маленький проблеск тоски в ее глазах, не позволив девушке погрузиться в океан сожалений и грусти. Что хотел взять ее за руку и отвести в самый дальний коридор от толпы одноклассников, которые загорелись желанием узнать чуть больше о новой отличнице и прилежной ученице, интересуясь ее хобби и жизнью. Он хотел смотреть на это спящее, спокойное и усталое личико вечность, рассматривая нездоровую бледную кожу, темные мешки под глазами, впалые щеки, сухие искусанные губы. Хотел исправить ее ужасное состояние и помочь ей почувствовать себя хоть немного лучше. Хотел заставить исчезнуть все ее недомогания, боли и страдания, заставить их испариться навсегда. Хотел защитить ее от всего мира, что, растопырив когти, безжалостно нападал на девушку, совершенно не жалея. Одно, скорее всего верное, но такое странное и пугающее предположение, почему его сердце бьется так гулко и часто, рядом с русоволосой особой, а щеки пунцовеют при любых ее комплиментах для парня, закралось в голове беловолосого не так давно. Вот только принимать этот факт Киллуа не собирался, нет, никогда и ни при каких обстоятельствах. Но, возможно, это может произойти… — Ты чего так пялишься на меня? — от едва слышного и хрипловатого, но очень неожиданного шепота Эбигейл, парень так резко вздрогнул, что почти упал на спину, едва успев схватиться за край дивана. — Вовсе не пялюсь. — тихо буркнул Золдик, отползая чуть назад, опустив голову, отчего белые волосы закрыли вид на его лицо. Так парень спрятал слегка розоватые щеки от неясного взгляда зеленых глаз, проронив еле слышные оскорбления себе под нос. — Но я четко чувствовала, как ты дышал на меня. Мог бы и более скрытным быть. — с ухмылкой ответила Эбигейл, оказываясь в сидячем положении. — То есть ты не спала все это время? — в шоке спросил Киллуа, пялясь во все глаза на девушку. На этот раз его щеки и уши имели яркий красный оттенок, отчего Крофт еле как подавляла старательно рвущиеся наружу смешки. — Ну, не все время, конечно. Проснулась около двадцати минут назад, решила тебя не беспокоить за «интереснейшим занятием». — ответила девушка, сделав кавычки пальцами воздухе на последних словах, ехидно улыбаясь. После известия, Киллуа остолбенел, обескуражено и даже чуть испуганно бегая зрачками по лицу Крофт. И когда это он успел так глубоко уйти в свои мысли, даже не замечая, что Эбигейл проснулась? Да и на такое долгое время… Парень тяжко выдохнул и вновь опустил голову вниз, положив на закрытые глаза пальцы, медленно массируя веки, поражаясь собственной невнимательности и задумчивости. Наблюдая за смущением Золдика, девушка, все-таки, не сдержалась и заливисто засмеялась, закидывая голову к потолку, зажмурив глаза. Картинка с искренним шоком и удивлением в глазах Киллуа действительно ее поразила и рассмешила. И когда Эбигейл чуть успокоилась и краем глаза снова увидела такое же лицо Золдика, вновь громко захохотала, падая на правый бок, отчего ее волосы рассыпались по дивану и ее лицу. Из-за заразительного смеха и того, как Крофт лежит и держится за живот, старательно пытаясь успокоить волну истерического хохота, Киллуа сам не сдержался и тихонько засмеялся, широко улыбаясь. Он был настолько поражен тому факту, что Эбигейл вновь смеется после такого жуткого приступа, который оставил и оставит Киллуа надолго в замешательстве и страхе. Золдик думал, что после пробуждения ее состояние будет хуже, чем несколько часов назад. И что ее настроение будет ниже плинтуса, желание разговаривать и видеть людей совсем отобьется, а слова, которые должны подбодрить русоволосую, не сработают и ухудшат ее состояние. Но в данный момент Крофт вновь улыбается, смеется и шутит. И это оставило невероятно приятный и теплый осадок на душе Киллуа, отчего он с тщетными усилиями не смог убрать свою широкую и глупую улыбку. Пусть парень и очень переживал за то, что приступ может случиться снова, или истерика вновь нагонит Эбигейл, схватив в цепкий плен безумия и страха, Золдик был несказанно рад вновь наблюдать радость в ее ярких и искрящихся зеленых глазах. По-настоящему искреннюю и невинную, настоящую и притягательную настолько, что только при одном виде выражения лица Крофт, парень элементарно не мог не ощущать окрыления и блаженства от ее эмоций. — Ты продукты все истратил, или что-то осталось? — после нескольких минут смеха, девушка оказалась в странном положении, свесив голову вниз, к полу, а ноги закинув на спинку дивана. Плед лежал на ее животе и практически находился на полу, где едва прикрыл колени Киллуа. Сам беловолосый лежал на спине, подложив руки под голову, и прислонился согнутыми ногами к дивану. — Я в холодильник не заглядывал с Нового Года. — после Золдик получил мягкий, но ощутимый пинок в ногу и услышал тихий смех. — То есть, после моего последнего прихода ты ни разу сюда не приходил? — поинтересовалась Крофт, а получив короткий кивок, довольно быстро сползла с дивана на пол, не используя руки, отчего немного напугала Киллуа. — У меня достаточно сильная спина, чтобы спуститься аккуратно. Не шугайся, глупый ты грязнуля. — усмехнулась девушка, поднимаясь на ноги, пытаясь привести волосы в порядок. — Гимнастка, да еще и грубиянка. — фыркнул Золдик, закатив глаза, и уставился в потолок, боковым зрением замечая, что Эбигейл направилась в сторону кухни. — Ой, кто бы говорил! — прикрикнула ему в ответ девушка и остановилась на месте, нахмурив брови и скрестив руки на груди. — Иди уже, делай свои дела, великая домохозяйка! — со смешком ответил ей Киллуа и показательно махнул рукой. Он услышал отдаляющиеся шаги и только тогда совсем тихо рассмеялся, прикрыв ладонью глаза. «Какой же у нее все-таки красивый голос…»Глава 12.
6 марта 2021 г. в 16:12
Признание — невероятно сложный и начальный в человеческом суждении шаг к решению проблемы, на который люди решаются днями, месяцами, даже годами. Будь то признание от общества для деятельности художников, писателей или большинства творческих личностей. Или признание в искренней любви, которая стремится выйти из темницы души человека наружу. Может быть и признание собственной, очень нежеланной, но правдивой вины в ярких конфликтах. Даже признание самого себя, что ты являешься личностью, что достоин тех вещей, которых считал до этого времени элитными, недоступными, неуловимыми и престижными. Это является настолько сложным и огромным шагом для человека, что в начале осознания, кажется, будто шестеренки в голове начинают работать в противоположную сторону, что человек преодолевает самого себя, собственное мышление.
Признание Эбигейл в собственном недуге далось ей невероятно тяжкими усилиями. Психологические заболевания сложны тем, что в травмированную обществом, близкими и самим себя голову настолько редко приходит мысль, что нужно делиться этими переживаниями и угрызениями совести, что многие так и продолжают пытать себя в жестоких мучениях и тревоге. Да, люди могут сказать, что они одержимы этими болезнями, но зачастую они даже и не понимают, с чем столкнулись. Они могут открыто рассказывать о своей болезни, но они не знают, насколько это серьезно. Да, они знают, что у них есть недуг и переживания, но они не осознают, насколько их мысли и комплексы сильно и глубоко пожирают человека изнутри, словно ненасытные ядовитые черви.
Крофт прекрасно понимала, насколько тяжелый груз мыслей она носит внутри себя. Насколько ее разум заполнен туманом слов и фраз от бывших подруг по команде, тренеров и самой себя о ее внешнем виде. Насколько те лишние, как она думала, пара килограммов всю сознательную жизнь так сильно мешали Эбигейл процветать и хвататься за более высокие цели, идти вперед, не оборачиваясь на прошлые ошибки. Насколько последствия тех приступов безумного и животного голода приносили ей боли, такой сильной и невыносимой, что хотелось, будто волк выть во всю мощь и срывать горло от безумной обиды.
В эти моменты сердце чувствовало невыносимые ощущения, оно было настолько тяжелым и одновременно пустым, прозрачным и хрупким, что ноги ослабевали не могли держать ее.
Эбигейл без сил падала возле унитаза, сжимала трясущимися холодными руками до побеления костяшек волосы, желая сорвать их со своей головы, если бы эта боль смогла заглушить ту адскую, обезумевшею в груди. Она давилась слезами, закрывая рот руками, чтобы громкие всхлипы не смогли быть услышанными кем-то. С силой сжимала майку в районе груди, надеясь, что та горячая жидкость, которая уже так долго и мучительно плавит ее сердце, что билось слишком часто, перестанет существовать, уйдет навсегда и оставит после своего долгого присутствия только опустошение, пустоту. После которой смогла бы почувствовать такое короткое, но невероятно желанное облегчение.
Практически каждый приступ сопровождался пустотой в голове и обезумевшим ураганом эмоций, что вызволял себя из цепких рук истерзанной души Эбигейл каждый раз, будто вместе с едой из желудка.
Ей было так сложно понять, что признаться не только самой себе, но и самым родным людям вокруг было настолько важно, что девушка с каждым днем продолжала губить себя, закрывая чувства на крепкий замок. Скрывала пустой взгляд за прядями длинных волос, крепко сжимала зубы каждый раз, когда хоть одно слово на эту неприятную тему о самочувствии было произнесено кем-то из окружающих, и давила фальшивую улыбку, показывая, что все нормально.
Эбигейл было сложно признаться в том, что она больше не сможет вытерпеть те испытания, что идут с ней в обнимку уже несколько лет. И она уже не выдерживает.
Она никогда бы не поняла, насколько объятия Киллуа одаривают ее безграничным комфортом, если бы не глупая случайность на вечеринке. Никогда бы не поняла, как его прикосновения каким-то непонятным магическим образом позволяют ее телу так легко, совершенно без раздумий, обмякнуть в его теплых, крепких и таких уютных руках, что даже слезы в присутствии беловолосого друга теперь не казались проявлением слабости. Когда Золдик абсолютно спокойно, серьезно и с мастерски скрытым состраданием в голубых глазах попросил Эбигейл выплеснуть все эмоции. Она даже и секунды подумать не могла, как кончик носа начал щипать, картинка смазываться, а на щеках выступили соленые мокрые дорожки.
Крофт никогда не могла подумать, что сможет получить настолько много действительно нужной и безгранично приятной поддержки от одного человека, которого знать не знала еще полгода назад. Подумать не могла, что прямо сейчас будет сидеть в его квартире, задыхаясь от очередной истерики.
Киллуа сумел поймать ее во время очередного приступа, когда девушка была уже на пути к туалету. Конечно, она сопротивлялась, с выступившими слезами на глазах отмахивалась от него, била по груди, стараясь вырваться из крепкой хватки, кричала на него, оскорбляла и лила слезы на новую черную кофту, которую они вместе купили совсем недавно. Но вскоре обесиленно обмякла в его объятиях, громко зарыдав, безжалостно срывала горло истеричными криками, хватаясь за плечи парня, едва слыша в контрасте с быстрым, больно бьющим в уши стуком сердца, как он тихо шепчет что-то, стараясь успокоить, поглаживает по голове.
Парень сумел догадаться о приступе по ее шокированному взгляду и слишком тонким зрачкам настолько быстро, что сейчас, сжимая ее в своих руках, осознает, насколько он близко знает ее. На каком глубоком уровне понимает и чувствует ее переживания, неосознанно прогоняя через себя, чувствуя болючие уколы в груди.
И насколько тяжело оказалось испытывать ее боль.
Насколько сложно Золдику пришлось понять, сколько прожило это хрупкое, маленькое, но такое сильное создание, воссоздавшее в себе самый настоящий алмазный стержень, благодаря которому Эбигейл все еще держится с яркой улыбкой на лице. Благодаря которому она не может сломаться, из-за которого она продолжает дарить счастье окружающим своим заливистым смехом и помогает им безвозмездно. И Киллуа на все сто готов защищать этот стержень от любых преград, хочет сделать его сильнее, чем он был и есть. Он хочет помочь своей подруге. Настолько искренне и живо, что ненароком вспоминает, как сам был брошен, словно бездомный кот, на произвол судьбы.
— Я так устала быть сильной… — прошептала совсем тихо, охрипшим голосом Эбигейл, разорвав образовавшуюся на несколько секунд тишину. Дыхание пришло в норму, и девушка тихонько шмыгала раскрасневшимся носом. Хватка на кофте парня заметно ослабла, вот только сердце все еще не успокаивалось, гулко отбивая быстрый ритм.
— Все хорошо, можешь быть и слабой. Все хорошо… — опаляя теплым дыханием ухо Крофт, успокаивающе прошептал парень, продолжая медленно поглаживать ее по волосам, стараясь предоставить максимальный комфорт и спокойствие, которые девушке сейчас жизненно необходимы.
Эбигейл бы соврала, если сказала, что не почувствовала заметного облегчения после фразы Киллуа. Что какой-то тяжкий груз, не щадя сдавливая плечи, за долю секунды рухнул вниз, освобождая девушку от своих заржавевших цепей. Она действительно устала показывать ложную улыбку, говорить всем, что все в порядке, расправлять плечи и вновь идти вперед после тяжелого эмоционального всплеска.
Крофт необходим отдых, как воздух. И она это прекрасно понимала, но не могла позволить себе такой роскоши. Вот только рядом с Киллуа она, наконец, почувствовала, что может в один момент опустить руки. Но ее обязательно поймают в этот же миг, поставят на землю и обязательно прочитают наставление, не забыв обозвать девушку дурой, что заставит теплую улыбку появиться на ее лице.
С ним она может быть ни кем угодно. С ним она может быть собой.
Тело совсем ослабло из-за недавнего цунами бурных эмоций, веки стали слишком тяжелыми, руки чуть опустились вниз по плечам парня, остановившись на сгибе локтей, усталый вздох сорвался с ее сухих потрескавшихся губ. Киллуа только на секунду ослабил хватку, чтобы чуть отстраниться и проверить состояние Эбигейл, как она снова резко вцепилась его плечи, задрожав всем телом.
— Пожалуйста, не уходи… Прошу тебя… — умоляла его Крофт, будто беловолосый сейчас мог в эту секунду бросить ее навсегда, если отстранится хоть на пару миллиметров. Она так сильно вцепилась в него, что по ногтям девушки пронеслась волна боли, на которую Эбигейл даже и внимания не обратила, крепко зажмурив глаза.
— Я никуда не уйду и не собираюсь, не бойся. — негромко рассмеявшись, удостоверил ее Киллуа и сжал зубы, не давая девушке понять, как больно ему от подобной жесткой хватки. — «Ну вот, завтра ведь следы останутся.» — моментально пробежало в голове парня.
— Давай я отнесу тебя на диван, хорошо? — мягко предложил Золдик, чувствуя облегчение от расслабившихся рук Эбигейл. Она сдержанно кивнула, соглашаясь, и только ближе прильнула к парню. Киллуа с легкостью поднял русоволосую на руки, отмечая про себя, что обязательно ее откормит, и двинулся в сторону гостиной. Заметив, как Эбигейл обхватила руками его за шею и зарылась в нее носом, иногда шмыгая, парень невольно покраснел, уведя взгляд в сторону.
Крофт не желала ни на миллиметр отстраняться от Киллуа, поэтому ему самому пришлось взять девушку за руки и уложить ее на диван, накрыв теплым пледом. Но даже в момент, когда русоволосая практически уснула, она трепетно продолжала держать Золдика за руку, что уселся рядом с ней на полу.
Задрав голову к потолку, Киллуа шумно выдохнул через нос, закрывая глаза, расслабив плечи. Сжав руку Эбигейл чуть сильнее, парень погрузился в собственные мысли и уже продумывал, как сможет ободрить и развеселить девушку, когда она снова проснется.
Если бы он знал, сколько ночей Крофт не спала, то давным-давно насильно уложил бы ее спать, при этом щелкнув по лбу в наказание за молчание, назвав безответственной дурой.