endless road of love

Летние закаты порой бывают неотразимы. Вызывающие эстетическое наслаждение вспышки розового, оранжевого и желтого постепенно закрывает темно-синяя пелена, напоминающая о скором наступлении вечера. Под расслабляющую музыку, в стильных солнцезащитных очках, кожаной куртке и с легкой улыбкой на лице от очередного насыщенного дня, Чонгук заворачивает на парковку придорожного кафе с типичной для таких неоновой вывеской. Исколесить всю страну на машине его давняя мечта. Будучи подростком, он мечтал о небольшом фургончике и парочке друзей, которые будут петь, болтать и весело проводить время с ним в дороге, много фотографировать на пленочный фотоаппарат, долго спорить насчет радиостанции, но в итоге включить совершенно другое, умолять ехать быстрее до ближайшей заправки, потому что ну очень хочется в туалет. Но так и не встретив тех самых людей, с которыми бы сто процентов хотел провести время в такой поездке, он решил поехать один. Маленькая кафешка наполнена запахами жареной картошки и мяса, как и все похожие кафе, в которых успел побывать Чонгук. Народу не очень много, но все равно довольно шумно из-за музыки, звона посуды и громких разговоров. Чонгук садится за высокую стойку и осматривается в поисках официантки. — Добрый вечер, — перед ним оказывается уставший парень с засаленным блокнотом в руках и неаккуратно написанным на бейджике именем Юнги, с интересом, но опаской разглядывающий такого всего байкера Чонгука. Челка мятных волос спадает на глаза, и он взмахом головы пытается поправить ее, но она просто падает на другой глаз и вызывает обреченный вздох и еле заметную улыбку Чонгука. — Что будете заказывать? — Оу, — в придорожных кафе Чонгук привык видеть официанток, натягивающих до ушей белоснежную улыбку и тихо плачущих от неуважения к себе где-то в уголке. Парня с теплым низким голосом и без этой наигранной ради чаевых улыбки, увидеть весьма неожиданно. — А что посоветуете? — Чонгук нагло спрашивает это в каждом кафе, уже успев выучить примерное меню наизусть. — Здесь все паршивое, — пожимая плечами, отвечает Юнги, слегка приподнимая выразительные уголки губ на смех Чонгука. — Колу и острые крылышки с картошкой фри еще можно есть, остальное — не советую. — Тогда, давайте их. Чонгук снимает очки, положив их рядом и начинает с любопытством наблюдать за нерасторопным официантом, делая о нем смелые предположения, чтобы потом подтвердить их или опровергнуть — это у него такая игра. Знакомиться с разными людьми, с которыми, скорее всего, он больше не встретится, непринужденно болтать о их жизни, о своей и просто обо всем, чем хочется. Беспорядочные разговорные связи не так опасны, как половые. Юнги материт вслед шумных подростков, которые оставили много мусора, скривившись, убирая за ними. Тепло обнимает пришедшую почему-то прихрамывавшую девушку и уходит на улицу курить. Чонгук подмечает и пытается мысленно запечатлеть как красиво выглядит закат с одиноко стоящим Юнги, дерзко облокотившимся на стеклянную стену. Солнце изящно обрамляет его лицо, играется в ярких волосах и пушистых ресничках и подчеркивает граничащую с болезненной бледность кожи. И все это на фоне пестрого неба и тонкой струи дыма. Будь он художником — обязательно нарисовал бы это. — Ваши крылышки, — Юнги кладет перед Чонгуком большую тарелку и ставит стакан колы, в которой бултыхается, кажется, целая гора льда и собирается уходить, но Чонгук небрежно проводит по его руке, останавливая и сжимаясь внутри, от настолько изумленного взгляда. — Что? — С-спасибо, — гулко сглатывает и теряется Чонгук. Это он тут выглядит как одинокий, развязный волк с крутыми татуировками на правой руке, но по характеру он тот еще сладкий пирожок. Юнги же выглядит сахарной булочкой в растянутой домашней серой футболке, но держится куда увереннее Чонгука. Наверное. — Давно здесь работаете? — Эм, — Юнги осознает, что странный посетитель хочет поговорить, поэтому, окинув взглядом остальных, которым не нужна его помощь, вздыхает и садится рядом. Далеко не всем он в принципе интересен, поэтому незамысловатый разговор ему не помешает. — Я последние две недели заменяю сестру, — Юнги показывает на девушку, что до этого обнял. — Завтра она выходит на работу, а я свалю из этой дыры. А ты здесь какими судьбами? Юнги быстро меняет позиции с деловых, на непринужденные приятельские, что обычно делает Чонгук. От этого Чонгук немного подвисает, скорее всего выглядя дурачком в его глазах, но сейчас мысли сосредоточены где-то в его родинке на щеке и красивой ладони, упавшей на нее. — Я мимо проезжал, — Чонгук вспоминает, что собирался поесть, поэтому отводит взгляд от усмехающегося Юнги и захватывает крылышко, чуть не выронив его, потому что оно оказалось горячее, чем он предполагал. — Езжу по стране на машине. Лицо Юнги озаряется мечтой, идеей, а Чонгук давится едой от того, как прекрасно может быть лицо незнакомца, загоревшегося чем-то близким и желанным. Легкая надменность пропадает из глаз, сменяясь искренним интересом, и Чонгук перестает жевать, чтобы просто взглянуть на это. — Это очень круто, бро, — Юнги даже выставляет кулачок, чтобы Чонгук его отбил. Обычно, когда Чонгук рассказывает о том, куда едет — это хмыканье, пожимание плечами и иногда плохо скрываемая неприязнь, но Юнги вмиг загорелся вспышкой ярких огоньков, поразив Чонгука до глубины души. — И каково это? — Иногда одиноко, иногда страшно, но в основном… — Чонгук ищет подходящее слово, но находит только ожидание в глазах Юнги, который так не хочет вставать, чтобы обслужить новых посетителей и так ждет, чтобы он описал это. — Это здорово. Юнги участливо кивает и показывая на кучку людей, зашедших в кафе, уходит к ним, попросив подождать его. Чонгуку это льстит. А еще почему-то интригует. Юнги раздраженно ждет, когда компания определится с заказом, то и дело оборачиваясь на Чонгука, будто он собирается убежать, но Чонгуку спешить некуда. — Я с детства мечтал о такой поездке, — запыхавшийся Юнги снова плюхается рядом и продолжает разговор. — Но все время что-то останавливало. Чонгук вгрызается взглядом в Юнги, как в это дурацкое куриное крылышко, раздумывая над тем, чтобы предложить ему поехать дальше с ним. И пусть мама говорила, что незнакомцам не стоит так быстро доверять, но что-то невидимое, необъяснимое и такое осязаемое и сильное очень хочет продолжить эту поездку вместе. — Ты можешь поехать со мной, если хочешь, — Чонгук выпаливает это, как неуверенный школьник у доски, мысленно добавляя это к списку безбашенных поступков, в котором до этого были только проиграть в футбол пропуск в школу и попробовать желтый снег. А Юнги серьезно задумывается над этим. Список его странных поступков в несколько раз больше, почему бы не добавить туда еще один. Если этот крутой парень в кожанке и с татуировками, так по-детски облизывающий пальцы после картошки окажется маньяком, Юнги умрет как в кино — необычно, но со вкусом. — А знаешь что? Я — за, — Юнги хлопает Чонгука по плечу, как старого приятеля, широко улыбаясь. Чонгуку нравится его улыбка, она интересная, на нее приятно смотреть и хочется улыбнуться в ответ, что он с удовольствием и делает. — Есть только одна проблемка, — Юнги поджимает губы, мечась взглядом по вмиг испугавшемуся лицу Чонгука. — Что? — Чонгук заискивает голодным зверьком. Сам не знает зачем и что с ним вообще такое, но готов исправить, что бы там ни было, чтобы он все-таки поехал. — Я не знаю как тебя зовут, — Чонгук заметно расслабляется и даже тихо хихикает, протягивая ладонь для рукопожатия, называя свое имя. Они договариваются встретиться завтра с утра в этом же кафе и неловко прощаются. Юнги остается в кафе, а Чонгук в полной растерянности идет в машину, чтобы найти мотель на ночь. Еще с утра он думал, что заночует в соседнем от этого городе и поедет дальше один, как и планировал делать на протяжении всей дороги, но загипнотизировавший его обаятельный официант придорожного кафе, поменял все одним своим появлением. Всю ночь Чонгук не может уснуть, размышляя над правильностью своего решения. Он ведь может просто уехать, не заехав с утра в это кафе, но он и так делать не хочет. Вдвоем должно быть интереснее, даже особенно, если ты не знаешь о своем попутчике ничего. Прям совсем. Юнги же в это время танцует, собирая вещи в потрепанный рюкзак под песни AC/DC. Придумывает себе, как они будут слушать рок, возможно, курить траву, заезжать в бары и много веселиться. А потом перед ним всплывает такой еще слегка наивный, но при этом нахальный взгляд Чонгука, и закрадывается сомнение по этому поводу, но в любом случае, это должно быть хорошо, ведь так?

***

Будильник еще никогда не был таким громким. Из-за раздумий проспав всего несколько часов, Чонгук чувствует себя немного мертвым, но предвкушение от поездки с Юнги бодрит хлеще холодного душа ржавой водой в этом мотеле. Зевая в десятый раз подряд, Чонгук подъезжает к кафе, где его уже ждет Юнги в светлой джинсовой куртке, увлеченно болтающий с сестрой одетой в униформу кафе. Он вяло машет им, выходя из машины, не до конца осознавая все происходящее, но пути назад уже нет. — Если я перестану выходить на связь — ищи этого человека, — Юнги показывает на Чонгука сестре и добродушно улыбается, но что-то серьезное в этом все же проскальзывает. — Эй, ты какой-то совсем сонный, может кофе? — Юнги заботливо хлопает Чонгука по плечу, окидывая взглядом. Ему все-таки с ним еще ехать. — Нет, все в порядке, поехали, — он вежливо отказывается, слегка робея. Юнги его приятно удивляет своей участливостью и заботливостью, и Чонгук со страхом ловит себя на мысли, что ему это немного больше, чем просто льстит. Они садятся в машину и не решаются ехать сразу. Неловкость витает в воздухе, окутывая их в свой плен. Но понимая, что им просто нельзя, чтобы так было всю очень длинную дорогу, Чонгук быстро выдыхает и заводит машину, мысленно молясь, чтобы эту поездку ничего не испортило. — Ну, может расскажешь о себе? — Юнги почесывает шею, почти приказывая себе расслабиться и не нервничать, как маленькая девочка, но это почему-то оказывается чертовски сложно. И пусть сейчас они оба выглядят как крутые друзья, готовые оторваться как следует, в душе это совсем не так. Чонгук выдыхает и начинает рассказывать о себе. О том как закончил ненавистный колледж, с первого дня зная, что не будет работать по профессии, получаемой там. Рассказал о том, что эта поездка — давняя мечта, которой он грезил лет с тринадцати. О том, как проспорил первые несколько татуировок, а уже потом захотел и забил рукав. О любви к острому и сидру, и ненависти к жаре и многоногим насекомым. Он не смотрит на полностью погруженного в его монолог Юнги, крайне сосредоточившись на дороге, потому что только краем глаза увидев, с какой внимательностью он его слушает, Чонгук чуть не перепутал газ и тормоз. А так ведь не должно быть, да? Юнги в свою очередь рассказывает о худшем месяце, проведенным в гребанном кафе, где невкусная еда и люди с отвратительными манерами, страсти к рисованию и путешествиям, странным мультикам и глупым сериалам. О лучшей младшей сестре, о которой он заботится больше родителей. О пережитой депрессии он решает не рассказывать, вместо этого закидывая его историями с работы в самых разных местах: от баров и секс-шопов до бизнес-центров и уютных кофеен. Он громко смеется и ярко улыбается, смеша Чонгука, который на каждом светофоре поворачивается к нему, чтобы взглянуть и самозабвенно утонуть в уютном как дом, как что-то родное и любимое смехе. Они болтают как давно не встречавшиеся друзья, и липкое чувство неловкости постепенно сменяется воздушным и таким приятным чувством облегчения. — О, смотри, колесо обозрения, — Юнги показывает вдаль, смешно всматриваясь. — Давай остановимся? Чонгук мысленно зачеркивает весь маршрут, когда-то построенный, плевать, планы для скучных. Спонтанные действия порой могут быть действительно крутыми. Поэтому он согласно кивает и заворачивает в сторону парка развлечений, морщась от слепящего глаза солнца. Где он посеял очки не может вспомнить, но Юнги любезно протягивает их ему, напоминая о том, что он оставил их вчера в кафе. В парке пахнет попкорном и сладкой ватой, песни уличных музыкантов едва перекрывает шум от разговоров, криков и смехов проходящих мимо. Юнги без лишних слов идет за билетами, а Чонгук стоит перед продавцом попкорна и пожимая плечами, берет ведерко карамельного, почему-то на сто процентов уверенный в том, что Юнги тоже он нравится. Ну, а если нет, он спокойно съест его один. — О, карамельный, — Юнги появляется из ниоткуда, легонько приобнимая его, глядя на попкорн, а потом на расплывшегося в смущении Чонгука. Он берет несколько штучек и все еще не отпуская руки с плеча, подталкивает к длинной очереди на колесо обозрения. — Надеюсь, мы не будем стоять в очереди больше, чем кататься на нем. — Может, еще на какой-нибудь аттракцион потом сходим? — Чонгук оглядывается, но повернувшись, почти слепнет от вспышки фотоаппарата. Юнги как ниндзя достал из кармана фотоаппарат и с хитрой улыбкой сделал снимок. — Это было неожиданно. — Прости, — без тени сожаления произносит Юнги, убирая его обратно во внутренний карман. — Да, конечно, пошли. Они почти съедают весь попкорн, пока до них доходит очередь. Чонгук ловит себя на мысли, что они выглядят как странная парочка, тихо хихикая друг другу в ворот куртки, приобнимаясь и кормя друг друга попкорном от скуки. Она щекочет под ребрами и цепляется за сознание, мигая надоедливым оповещением, но Чонгуку не мешает, пускай, это мило, пусть и странно. С бутылкой воды и попкорном на дне ведерка они вбегают в кабинку колеса обозрения, все еще с улыбками на лице и грудным тихим хихиканьем, из-за чего женщина с ребенком, которые должны были сесть с ними в кабинку, отказалась, сославшись на то, что они подозрительно веселые. Но они этому факту только рады, оставив женщину скандалить с работником аттракциона. Кабинка медленно плывет, плавно качаясь. Чонгуку отчего-то становится очень страшно, но он изо всех сил пытается не показывать, сжимая под коленями ладони в кулаки и сквозь страх пытаясь натянуть улыбку. Юнги это замечает и не придумывает ничего лучше, чем взять его за руки с негромким, но уверенным «все хорошо». На ту секунду Чонгуку становится легче, а потом он одергивает руки и вытирает потные ладони о джинсы, словно ничего не произошло. Если бы Юнги знал, что Чонгуку будет страшно, он бы не пошел, но ведь Чонгук сам согласился. Когда они оказываются на самом верху, Юнги делает несколько фотографий, а Чонгук считает до десяти, пытаясь расслабиться и насладиться видом города с высоты птичьего полета. Ему плохо и хорошо одновременно, хочется и кричать, и плакать, и смеяться. Его выражение лица до ужаса смешит Юнги, который заливается почти истеричным хохотом, и Чонгук не может совладать с собой и тоже начинает хихикать. Они даже не курили ничего, но не могут перестать ржать без видимой на то причины. После злосчастного колеса обозрения они решают пойти на американские горки, на которых Юнги срывает голос от фальцетных криков, а Чонгук ищет кусты, в которые пойдет блевать после того, как это закончится. — Давай вместе сфотографируемся, — Чонгук приходит в себя на скамейке и предлагает сделать фото, выпивая почти всю бутылку прохладной воды залпом, пока Юнги осматривает фотоаппарат на наличие повреждений. Они просят проходящую мимо девушку сфотографировать их помотанные аттракционами лица. Девушка неловко улыбается, не зная как им сказать, что возможно фотография получится не такой классной, как они рассчитывают, но подумав, что это не ее дело, просто делает несколько снимков и скрывается где-то в одной из очередей. А дальше все идет, как в ускоренной съемке. Они долго едут, то под музыку, которая к сожалению Юнги не рок, но все еще хороша, то под уютные разговоры буквально о всем подряд, то под шумные шуточные споры о том, что колбаса вкуснее сыра или дыня сытнее арбуза. Останавливаются на заправке и соревнуются, кто быстрее заправит машину или сходит в туалет. Меняются местами в машине прям на светофоре, когда до зеленого света остается пятнадцать секунд. Заезжают в разные странные кафешки, беря там блюда, с закрытыми глазами тыкнув в меню. Попадают на какой-то праздник города, танцуя там в паровозике, запуская салюты и так сильно напиваясь бесплатными коктейлями, что до ближайшего мотеля идут пешком. В один из вечеров в одном из множества парков, Юнги садится рисовать небольшие портреты за условные деньги, пока Чонгук зазывает всех только что придуманными стихами и каверами на любимые песни. В тот вечер они зарабатывают себе на ночевку и одну бутылку спрайта на двоих. А через пару дней, забредая на фестиваль домашнего зефира, они приносят купленный и гордо демонстрируют его прохожим, умирая со смеху, когда их хвалят, и после этого притворяются иностранцами и пытаются подтянуть изучаемый язык, но в большинстве случаев их обман раскрывается через пару предложений. Чонгук ни разу не жалеет о том, что предложил Юнги поехать с ним, потому что они лучший тандем, не иначе. Просто стоит взглянуть как они заканчивают друг за другом шутки, предложения и одновременно предлагают что-то безумное, и сомнений не останется. Все бы хорошо, если Чонгук не ловил себя на том, как он пялится на Юнги, пока тот делает что-то повседневное: жует сэндвич или ведет машину. Юнги классный, и Чонгук кричит себе, что надо гнать в шею все похотливые мысли, а потом Юнги улыбается и хлопает его по спине, с игривой претензией спрашивая «что завис», и Чонгук обмякает, не в силах с собой ничего сделать. И, скорее всего, Чонгук бы пересилил себя и забил, но словно сама судьба говорит ему действовать. После тяжелого дня, когда они безумно устали, долго стоя в пробках, почти попав в аварию и чуть не загремев в полицию, приезжают в мотель, а им говорят, что остался только один номер с общей кроватью. До другого мотеля надо ехать в соседний город, но они и так невероятно вымотались. — Я посплю в машине, — Чонгук устало трет глаза и идет к выходу из помещения, едва волоча ноги. — Пошли уже, какая разница, — Юнги бесцеремонно хватает его за руку и тянет обратно, не имея сил уговаривать и припираться. Кровать оказывается достаточно широкой, чтобы двум людям можно было спать на ней и недостаточно широкой, чтобы делать это без неловкости. Когда Чонгук возвращается из душа, Юнги уже тихо лежит в большой майке на своей половине кровати, свернувшись калачиком. Чонгук одергивает руку в сантиметре от его перепутанных волос, выругиваясь под нос. Он поскорее ложится на другую половину кровати, повернувшись к Юнги спиной и пытается поскорее уснуть, но гул в голове и слишком больно колотящееся сердце просто не дают этого сделать. — Не спишь, Чонгукки? — когда тело наконец постепенно начало проваливаться в сон, голос Юнги звучит очень близко, а холодные руки цепляются за плечи. Чонгук вздрагивает и шепчет неуверенное «нет», что он вообще должен сделать в этой ситуации. — Мне тоже не спится, — Юнги ложится на спину рядом и всматривается в пятна неизвестного происхождения на потолке, тяжело вздыхая. — Жаль, это не звезды. Чонгук вспоминает, что в багажнике лежит палатка и бьет себя по лбу, не понимая, как вообще можно про это забыть. Он поворачивается лицом к Юнги и смотрит на его профиль, как на самый красивый закат, произведение искусства, что-то особенное, и Юнги это видит, поворачиваясь к нему. — Ты красивый, — шепчет Чонгук, проводя по его многочисленным сережкам пальцем. Юнги мягко улыбается, убирая упавшие пряди с лица Чонгука. Его большие глаза ярко сияют в полной темноте лишь от нескольких уличных фонарей, и Юнги считает это в тысячи раз красивее всего себя, но в ответ лишь растягивает ленивую улыбку. Чонгук продолжает странно водить пальцами по нему, пока не останавливается на губах и не делает последний шаг, чтобы превратить эту поездку из безбашенно-приятельской в любовно-романтическую. — М-можно? Юнги кивает и в предвкушении прикрывает глаза, прежде чем Чонгук накроет своими губами его и выдохнет с огромным облегчением и нескрываемой улыбкой. Юнги сам нетерпеливо тянет Чонгука на себя, целуя с нарастающим, как пламя желанием, словно только и поджидая этого с самого начала. Чонгука уже не воротит от его запаха сигарет, смешанных с терпким лосьоном и чем-то ванильным — теперь это его любимый запах. Соленая кожа со сладкими губами — любимый десерт. А хриплое и отчаянное «Чонгукки» после мокрой дорожки засосов на шее — любимая песня. Эта ночь открывает много нового. Юнги узнает, как Чонгук нежен и чувствителен, когда влажные поцелуи доходят до твердых сосков, охает и блаженно закатывает глаза от каждого прикосновения холодными кончиками пальцев, сладко стонет в шею Юнги, крепко обнимая и прижимая к себе, утыкаясь носом в грудь и зарываясь руками в волосы. Чонгук понимает, как сильно не хватало ему близости и как он благодарен судьбе за то, что две недели назад он заехал в то кафе и встретил Юнги, а сейчас утопает в его ласке, так красиво смешанным со сладким шепотом и срывающимся с зацелованных губ стонами и сиплыми вздохами. Эта ночь слишком хороша, чтобы быть правдой, но дарит слишком много ощущений и эмоций, чтобы быть просто галлюцинацией или сном.

***

Поцелуи — лучшее, что придумали в этой жизни. Теперь они целуются буквально на каждой остановке, на каждой вечернике, на которую их случайно занесет, когда они проезжают мимо. После каждого выпитого бокала вина в престижном ресторане или кружки пива в грязном баре. На экскурсии, после нее или в очереди на нее. Их, скорее всего навсегда запомнили в каждом мотеле и мысленно поставили галочку «больше не заселять». Оголодавший по такой простой, но приятной человеческой ласке, Чонгук не может упустить такую возможность. А Юнги почему-то очень нравится делать Чонгука радостным в абсолютно любой момент, лишь приобняв, взяв за руку или поцеловав. Не всем так мало нужно, чтобы искренне улыбнуться и прижать к себе в ответ. Каждый день встречают рассветы и закаты, долго обнимаясь и тихо перешептываясь. Иногда они в этот момент включают музыку, иногда слушают пение птиц или чужое дыхание. Юнги медленно курит, а Чонгук за этим медитативно наблюдает. Это стало привычкой, ежедневным ритуалом, которые можно пропустить только в дождливый день. Но и в дождливые дни, они обязательно потанцуют под ним, будто никто не видит, попрыгают по лужам, словно им по пять лет и половят пресные холодные капли языком, потому что, ну, а что в этом такого. Все их чудаковатые, но приносящие столько радости поступки теперь приправлены бархатными, сладкими, сводящими с ума и доводящими до дрожи поцелуями, умилительным, поразительно хорошо сочетающимся с грязным флиртом и океаном нежности, будто так было с самого начала. Но время летит безжалостно быстро, и они уже подъезжают к крайней точке страны — к морю. На пляже совсем немного народу: маленькие дети делают замки, пока их родители сидят в телефонах или читают книжки, а подростки играют в пляжный волейбол. Юнги и Чонгук ставят палатку на горячем песке, долго мучаясь из-за ветра и странной инструкции и бегут к морю после. Теплая вода дарит легкость и расслабление после долгого сидения в машине. Они плывут к буйкам, где есть небольшой островок песка, на котором можно отдохнуть и целуются и там, собирая друг с друга водоросли и прилипший песок. Трахнуться за буйками в море не приходило в голову ни Юнги, когда он собирал рюкзак в поездку своей мечты с интересным незнакомцем из кафе, ни Чонгуку, когда он предложил ему поехать с ним, но вся эта поездка и так получилась довольно необычная. А это лишь маленькая, но очень запоминающаяся часть большого путешествия. Где-то у берега кричат дети от волн и восторга, пока в руках Чонгука от удовольствия кричит Юнги, распугивая чаек и рыб. — Юнги, — Чонгук находит его ладонь и переплетает пальцы, пока они прячутся в палатке от палящего солнца. — Спасибо. — За что, Чонгукки? — За все, — Чонгук пожимает плечами. Ему просто необходимо было это сказать. Что бы ни произошло дальше, Юнги должен знать, как сильно Чонгук ценит его, эту поездку, которая за полтора месяца, изменила больше, чем последние несколько лет жалкого существования. — Я влюблен в тебя. — Я тоже, — Юнги кладет голову ему на грудь, мечтательно вздыхая. — Чем дальше мы едем, тем больше. Закат на море поразительно похож на тот, что был в день их первой встречи. Юнги самозабвенно кормит чаек, что-то напевая, пока Чонгук сзади наблюдает за ним, не переставая улыбаться. Они встречали вместе закаты почти каждый день, но именно в этом есть что-то волшебное. Солнце заходит за горизонт, уступая место мерцающим звездам. Чонгук включает музыку в машине, оставив дверь открытой и берет Юнги за талию, танцуя и смотря только на него. Юнги обвивает его шею, любуясь улыбкой и невероятными глазами, в которых можно найти отражение не только моря и звезд, но и, кажется, смысл существования вселенной. Одна песня сменяется другой, волны затихают, а на небе расстилается полотно из звезд и луны, но они так и кружатся по остывшему песку, сплетаясь телами и душой. Вечер перетекает в ночь, в теле легкость мешается с приятной усталостью и так не хочется, чтобы все это заканчивалось. — Эта поездка — лучшее, что случалось в моей жизни, Юнги, — Чонгук гладит Юнги по волосам и почему-то начинает плакать, хлюпая носом и не удерживая слезы, катящиеся крупными каплями по щекам. — Тшш, — Юнги нежно обнимает его, целуя в макушку и сам готов вот-вот заплакать, хотя объективный причины нет даже. Он просто…счастлив? — Если я заплачу, тебе придется лицезреть, как уродливо я это делаю. — Неправда, — Чонгук вытирает щеки тыльной стороной ладони и ласково улыбается. — Ты самый красивый. — Только после тебя, — обхватив его лицо ладонями, Юнги шепчет, как по большому секрету. — И еще пары сотен человек. Чонгук не может не засмеяться, наваливаясь на Юнги и прижимаясь к нему, словно он убежит. Юнги самодовольно улыбается и позволяет Чонгуку растопить себя в объятьях, поцелуях, смешинках и слезах, отдавая ему взамен улыбку, тепло и всего себя с макушки до кончиков пальцев. Сегодняшний замечательный день закончился, но впереди еще много-много таких. Нужно только жить, действовать, наслаждаться и ни о чем не жалеть. Завтра их ждет начало длинной дороги домой и продолжение бесконечной дороги любви.