Только зови меня Рома, хорошо?

От спокойного, даже, можно сказать, релаксирующего зависания на студии Рому отвлёк телефонный звонок. Звонок, после которого он тут же сорвался с места и побежал к машине. Даже друзей не предупредил, одеться толком не успел, выбежал как есть. Ведь когда дело касалось Дани, он больше ни о чём не мог думать. Ему позвонили из медпункта школы и сказали, что Данечка сейчас у них. Он поскользнулся и упал, видимо, сильно повредив копчик. В голове Худяков уже репетировал, как будет судиться со школой за мокрые полы и что дети так легко могут навернуться. Но в глубине души понимал, что виной всему новые модные, но такие непрактичные кроссовки, которые ребёнок выпросил на выходных. Рома был против такой обуви. Там была ужасно скользкая подошва, да и выглядели они по-идиотски. Но разве возможно переспорить тринадцатилетнего подростка, у которого вовсю играет переходный возраст? В эту школу попасть было сложнее, чем в пентагон! Тут распишись, там. Паспорт покажи, причину назови. Пока Рома прорывался через эти тридцать три замка, уже успел весь изнервничаться и изматериться. Вдруг Дане там очень больно? А он ведь так привязан к мужчине, без него совсем расклеивается. Когда Худякова наконец пропустили в школу, он буквально побежал в сторону медицинского кабинета, и сам чуть не наебнулся по пути (всё-таки, скользкие полы). — Даня! — влетел он внутрь, тут же присаживаясь возле ребёнка. — Я прибью тебя, понял?! — Ро-Ромочка… — ребёнок сразу протянул к нему руку, вымученно улыбаясь. Выглядел он так, будто травма была серьёзной. Он не шевелился, был весь бледный и голос у него дрожал. В уголках глаз еле заметно блестели слёзки. — Что с ним? — строго спросил Худяков у врача. — Так сложно сказать. Скорую он вызывать не захотел. Поэтому ждали вас. Его очень сковало от болевого шока. Но это пройдёт. Сейчас очень важно сделать снимок. — Скорую не надо. Пустая трата времени, — мужчина снял свою куртку, приподнимая Даню и надевая её на него. — Я сам его отвезу, — он аккуратно взял мальчика на руки, стараясь не сделать больнее. — Так нормально, малой? — Очень хорошо, — Данечка в присутствии своего самого близкого человека сразу расслабился, и сковывающая боль отпустила. Поэтому он медленно поднял руки, обвивая ими шею Ромы и прижимаясь ближе. — Спасибо, что так быстро приехал. Я бы один совсем с ума сошёл. — Блять, Дань. Ну что за глупости? Ты же знаешь, что я за тобой хоть на край света приеду, — он поцеловал Даню в лоб и толкнул дверь. — До свидания, — бросил он приличия ради и скорее потащил своего раненного малыша в машину. Пока они стояли в очереди, мужчина всем сердцем надеялся, что ничего серьёзного. Обычный ушиб. Синячок на пухленькой попке, который пройдёт за пару дней. Но ребёнок чувствовал себя всё хуже. Стоять с каждой секундой было всё больнее, тело его начал бить озноб, а волосы все взмокли. Рома, конечно, начал ругаться. Орать во весь голос и требовать пропустить их без очереди. И когда снимки были сделаны, диагностировали трещину в копчике. Хоть Рома во всём этом и не разбирался, понял, что дело серьёзное. Что его малышу по-настоящему больно. И решать эту проблему им предстоит долго и упорно. Ему выписали больничный пока что на две недели. Потому что с таким диагнозом категорически нельзя сидеть. Но даже это нельзя было назвать плюсом. Пусть и малыш будет рядом с ним буквально двадцать четыре на семь, и они так долго не будут расставаться, Худяков даже боялся представить, насколько же Данечке больно. И как он будет мучаться все эти дни. Врач дал им список лекарств длиною в список Роминых грехов! Там были и обезболивающие, и мази, и всякие витамины для укрепления костной ткани. Мужчина даже начал думать, можно ли столько всего принимать ребёнку? Не испортит ли он свой организм раньше времени? От всех этих переживаний его буквально сжирала злость. Буквально на всех. На школу, на уборщицу, которая так мокро намывала полы, на школьного врача, которая не оказала должной первой помощи, на травму, которая так долго не хотела их принимать. Он бы даже на Даню злился, что тот такой неаккуратный! Да не мог злиться на этот комочек. Уж слишком он его любил, до жути просто. — Если ты хотел поваляться дома, необязательно было себе что-то ломать! — решил пошутить Рома, чтобы хоть как-то отвлечь ребёнка. — Я бы тебя и просто так оставил. Теперь вот мучиться с болью нам обоим! — А тебе-то что больно? — Дане с его болью было совсем не до шуток. — Сердце у меня болит! Что моему самому любимому человеку больно, блять! — Худяков припарковал машину и полез назад, чтобы взять малыша на руки. — И я тебя люблю, — сразу разулыбался Данечка. Рома так редко говорил ему слова любви. Даже не редко, а почти никогда. Поэтому даже будь он при смерти, его настроение мгновенно поднялось бы от одного упоминания любви от Худякова. — Видимо, тот укол обезбола подействовал. Мне не так больно от шевеления. — Всё равно лучше не шевелись. Я постараюсь нести максимально ровно. — Это же не останется со мной навсегда? Я же не инвалид теперь? — затрясся подросток. — Я такого начитался, пока мы ехали… Что там и паралич быть может и ноги откажут… — Так, Даниил, — строго начал Рома. — Язык бы тебе к хуям отрезать за такие слова! Будешь лежать жопой кверху, таблетки глотать, и через обещанные две недели уже будешь бегать! Я скорее себе ноги отрежу, чем позволю твоим перестать ходить. Так что хватит драматизировать, мелочь. — Я уже не мелочь! — надул губки Данечка, прикусывая ухо Ромы. — Мне иногда кажется, что сильнее тебя меня уже никто никогда не полюбит… — в самое ухо прошептал он. — А я в этом уверен! Мы ведь семья, — Худяков весь покрылся мурашками, надеясь, что ребёнок этого не заметит. — Никакие парни и девушки не полюбят больше семьи, — он кое-как одной рукой открыл дверь, занося Даню в квартиру. — Тут ты прав. Но я помню, когда я был ещё совсем маленький, Маша мне как-то сказала, что пройдёт время, и ты найдёшь себе кого-то. И этот кто-то… станет частью нашей семьи. — Я помню, как ты переживал по этому поводу, — тепло улыбнулся мужчина, укладывая Данечку на кровать. — Но когда мне искать-то? У меня только ты и музыка. Музыка и ты. Больше ни на что времени нет. Особенно на всяких там мужиков и баб. Вот вырастешь ты, найдёшь себе достойного человека, тогда уже и я подумаю, кем мне скрасить пустоту. — Но я не хочу никого искать! — пылко воскликнул подросток, поднимая голову, но его речь прервал телефон Ромы. — Подожди, я отвечу. Это со студии, — он достал мобильник и вышел из комнаты. — Мне только ты нужен, — на грани слышимости закончил Даня, с громким стоном заваливаясь обратно на подушку. — Идиота кусок! Резко спину пронзила боль, и он застонал, кусая губы в кровь. Всё-таки не стоило, наверное, пока совершать таких неаккуратных движений. Видимо, обезбол всё-таки не подействовал. Ну или боль была настолько сильной. Хотелось, чтобы Рома скорее закончил уже свой разговор и вернулся. У него там был целый пакет таблеток. Может что-то из них сможет помочь. — Всё, я всё уладил, — малыш вздрогнул, потому что от ноющей боли пришлось прикрыть глаза, чтобы суметь расслабиться. — Следующие две недели я твой неотрывно. — Как жаль, что для этого пришлось стать инвалидом, — съязвил Даня, со стоном поворачивая на него голову. — По жопе бы тебе надавал за такие слова, но пока нельзя, — закатил глаза Худяков. — Так, лежи не шевелись. Я перечитаю рекомендации врача. Рома достал бумаги из папки и уселся в кресло возле кровати. Он достал очки и недовольно надел их. Даня очень любил те моменты, когда Рома надевал очки. Обычно он этого стеснялся. Стеснялся того, что в силу возраста и работы, при которой приходится часами сидеть за компом и сводить чёртовы треки, у него начинало ухудшаться зрение. В повседневной жизни очки были ему ни к чему. Пока что всё вокруг он видел отлично. Но вот читать мелкий текст уже не мог. Поэтому дома, когда просто хотел почитать книжку или интересную статью, он сдавался и доставал нелепые стекляшки, при этом делая вид, что отлично справился бы и без них, но почему бы и нет. И Даня картину эту очень любил, Роме они очень шли. Он сразу становился таким серьёзным дядей. И это как-то… даже сильнее возбуждало, что ли. Ребёнок уже давно смирился, что чувства к любимому опекуну у него не то чтобы здоровые. Далеко не детская любовь. Что такое эрекция, мастурбация и прочее он узнал уже давно, ещё лет в одиннадцать. И всё благодаря Роме. А точнее, благодаря тому, что столько лет спустя, они всё ещё спят вместе. И что для мужчины уже было просто привычкой, для Дани стало поводом на полчаса раньше вставать в школу. Потому что каждое утро начиналось с одного. С мыслей, как же он хочет быть с Ромочкой ближе. — Таблетки уж с завтрашнего дня пить начнём, чтобы не сбиваться, — голос Худякова заставил вздрогнуть и покраснеть. — А мазью намазать можно уже сейчас, — он достал тюбик из коробки, сверяя название с тем, что было в рецепте. — Готов? — А… а что мазать-то? — окончательно растерялся мальчик, хлопая глазками. — Что значит, что мазать? Жопу конечно! Или ты ещё чем-то ударился, умник? — Рому вся эта ситуация тоже не особо радовала, поэтому он отвечал как обычно – агрессией. — Так, — он сел рядом с ребёнком на кровать, не зная, с чего начать. — Если будет больно, сразу кричи. Я прекращу, — он выдохнул, ухватился за край джинсов и медленно стянул их, чтобы не навредить. — Всё в порядке? — Д-д-да, продолжай… — слегка задрожал Даня, пряча красное лицо под одеяло. Рома спустил его трусы до середины попы и выдавил на пальцы немного мази. Пахла она отвратительно, но это было последним, о чём мужчина думал в тот момент. Он начал с поясницы. Мягкими, еле заметными касаниями втирая лекарство. Даня тихо постанывал от боли, тяжело дыша. — Тшш, маленький, тише, — Рома выдавил ещё немного, грея мазь в руках. — Чуть-чуть осталось, — он спустил руку ниже, втирая субстанцию в промежность, конечно, не доходя до самых интимных мест. Он едва дотрагивался, лишь бы не надавить на повреждённый копчик. Кто вообще придумал мазать на самых больных местах?! Чтобы продвинуться чуть дальше, пришлось слегка раздвинуть пухлые булочки. Сам Данечка был худеньким мальчиком, но вот его попка явно была на размер больше, чем полагалось. Поэтому пальцы не проходили между половинками с лёгкостью. От этого жеста мальчик снова застонал. Но как показалось Роме, уже далеко не от боли. Эти мысли заставили нервно сглотнуть. До Худякова дошло, что это всё его возбуждает. По телу пошла лёгкая дрожь, а руки резко вспотели. Он взглянул на красивую ровную спинку и пухлую попку своего малыша, который сейчас так неоднозначно и тяжело дышал, и почувствовал жар внизу живота. К его огромному шоку у него начал вставать. — Так! Всё! Я закончил! — слишком громко затараторил он, вскакивая с кровати. — Ты это… ну, лежи… пусть подсохнет. Да, высохнет мазь, а то… Блять, ну испачкаешься короче, — он отвернулся, чтобы хоть как-то перестать сверлить взглядом задницу ребёнка. — Я… руки пока пойду помою. В ванную. Лежи, — и мужчина позорно сбежал в душ. Он с грохотом захлопнул дверь, не в силах отдышаться. Что блять, за хрень с ним творится?! Пусть он никогда и не называл Даню сыном, но он всё равно его малыш! Ему всего тринадцать, мать вашу! Как вообще… Рома никак не мог переварить всё это, не мог смириться. Каким же моральным ублюдком надо быть, чтобы у тебя встал на ребёнка? Мужчина сто процентов не хотел считать себя педофилом. Да и на детей он раньше никогда не смотрел. Скорее всего, это просто от усталости. Или от того, что у него последние лет пять не было секса. Да, это точно из-за отсутствия секса. Глаза видят жопу, член сразу реагирует. И плевать ему, что это, сука, жопа ребёнка! Сейчас… просто надо успокоиться. Роме нечего бояться. Он уверен, что никогда это больше не повторится. Это просто эпизод. Он просто не контролирует себя от усталости, напряжения и сегодняшнего стресса. Он просто… не мог найти своей реакции другого оправдания. Но в любом случае, Даня в безопасности. Он никогда не тронет его. Ни в этом плане, ни в каких-либо других. Именно в этом поклялся себе Худяков, прежде чем вернуться к мальчику в комнату. — Тебе лучше, мелкий? — тихо спросил Рома, вытирая полотенцем голову, которая минут пять пробыла под ледяной водой. Но ребёнок уже уснул, так и не сменив позы и даже не надев обратно трусы. В очередной раз тяжело вздохнув, Худяков вернул трусы на их законное место и укрыл Данечку одеялом. Приглушил свет и пошёл спать на диван в гостиной. Только потому, что боялся навредить малышу во сне. А не потому, что теперь думал о том, что сегодняшний эпизод может повториться вновь.