my greatest jewel

      Корабельные доски скрипят под его босыми ногами. Судно качает на прибрежных волнах, что угрожающе накатывают тёмными водами ночного моря. Моряки громко ругаются на непонятном, пугающем и отвратительном языке, грубо толкая Джина вперёд, грозясь выкинуть за борт, в ледяные воды незнакомой страны. Воздух пахнет кровью и войной, привезённой десятками военных кораблей из родных для него земель. Привкус пороха и металла обжигает язык, когда он пытается сделать вдох, а в горле оседает боль и не рассеивающийся дым. Ступни, усеянные саднящими от морской воды ранами и занозами, скользят по мокрым доскам, когда ему приходится пересилить страх и сойти с корабля. Ледяные камни встречают его ещё большей болью, и Джин, разрывающийся от жалости, смотрит на других пленников. Слуги его замка продрогшие и раненные, голодные и изможденные месяцами дороги, оказываются на берегу вслед за ним. Их не жалели ни секунды, выбрасывая, как мешки с зерном, а на болезненные стоны отвечали ещё большей грубостью и злобой.       Побеждённых воинов толкали, роняя на скользкие камни, снова заставляли вставать и идти дальше. Джина вели в другую сторону, вверх, мимо ликующей толпы ненавистного народа, встречающей варварских завоевателей и кровавых убийц, как своих героев. Вместе с ним к мраморным ступеням дворцовых ворот вели служанок и придворных омег, вечно ругаясь на своём языке. Освещённая сотнями факелов широкая улица заполнена людьми: победителями, гордо несущими Джина и его людей как трофеи, побеждёнными, чья жизнь теперь принадлежит захватчикам и надменному народу с жестокими улыбками, провожающему их ко двору.       Страх, пронизывающий его людей, передаётся принцу, но всё, что он может – повинуясь, идти вперёд, опустив голову, принимая унижения от кровожадного народа. Ненавистным кажется каждый камень, любой порыв ветра, все голоса, сливающиеся в один, кричащие и непонятные, окружающие и давящие. Ему не хочется разглядывать город, о красоте которого он читал в книгах, не хочется насладиться твёрдостью земли и гладкостью камней — его руки и ноги онемели от холода, а глаза застилают слёзы ненависти. Он несёт поражение и позор на своих плечах, шагая впереди сотни порабощенных.       За месяцы, проведённые на корабле в унижении, голоде, качке и холоде, он принял и смирился — сражаться бесполезно. Его гордости больше нет, как и его страны. Нет его семьи, нет его титула, нет свободы и даже жизни. Всё это забрали, как бы сильно он не сопротивлялся. Всё, что эти варвары дали ему — смирение. Это всё, что может быть у принца, ставшего рабом.       Перед ними открываются пугающе огромные ворота, и, подгоняемый десятками грубых рук и голосов, принц уничтоженного королевства навсегда прощается со своей жизнью.       Дворец встречает его жаром и нескончаемыми голосами сотен его жителей. Теперь его, оторванного от собственного народа, ведёт дворцовая охрана. Его людей оставили на улице мокнуть под дождём выплаканных ими же когда-то слёз.       Укутанный в промокшую грубую ткань, Джин ступает по каменному полу, петляя по лабиринтам огромного дворца. Он рассматривает стены, мощные и высокие, освещаемые огнями свечей и факелов, увешанные тканями, ведущими вверх, к высоким потолкам. По крутым и скользким лестницам приходиться почти бежать, чтобы не злить стражников. Их одежды сильно отличаются от стражи замков в государстве Джина  —  здесь альфы скрыты плотными тёмными тканями, у них высокая кожаная обувь, туго затянутая у самых колен жёсткими тонкими верёвками, а их огрубевшие руки держат высокие копья, внушающие настоящий ужас.       Он оказывается в огромном зале, где пол укрыт огромными яркими коврами, а мраморные стены скрыты дорогими шелками, у громадных окон на подушках и софах сидят девушки и юноши, одетые в местные одежды, их руки разукрашены странными рисунками, а на чьих-то болтаются тонкие золотые браслеты, немного, по одному или два. Также Джин ловит глазами несколько девушек с тонкими обручами вокруг шеи или на ногах. Они встречают его презрением и надменным пренебрежением, пугая даже больше, чем стражники и воины. В глазах этих людей горит адское пламя, грозящееся выжечь его душу. Хочется помолиться и заплакать в объятиях отца, окровавленное тело которого тут же появляется перед глазами.       Разглядывая убранство комнат и стараясь избегать пугающих взглядов, Джин не может побороть себя, вглядываясь в девушку, встречающую стражу. Высокие альфы кланяются ей, низко опустив головы и не смотря в глаза. Всё в ней выдаёт её власть и высокое положение. Шёлковые красные ткани сложно обернуты вокруг её смуглого тела. В глаза бросается открытая кожа её талии и тонких щиколоток. Она выделяется ещё и невероятным количеством золота, горящего в бликах огня свечей. На ногах и руках, звенели тонкие браслеты, вокруг её шеи висели обручи, и в копне её пепельных волос, сложенных в странную прическу, поблескивали несколько таких же, даже в её ушах были кольца, неизменно тонкие и золотые.       Девушка рассматривала его с ног до головы, гордо подняв голову. Одним взмахом руки она отпустила стражников, и они тут же скрылись в бесконечных коридорах. Вокруг неё тут же столпились заинтересованные, прежде сидящие на своих местах, люди. От неё же было невозможно оторвать взгляд, но, когда её зелёные глаза, вокруг разукрашенные черными линиями, встретились с глазами Джина, он тут же опустил голову. Её спокойный голос произнёс что-то на всё том же ужасном языке, режущим слух, и люди тут же вернулись на свои места. Она снова заговорила, обращаясь, возможно, к нему самому, но всё, что Джин мог — просто стоять, молча и опустив голову. Вокруг слышались перешёптывания, но он не понимал их. Ему казалось, будто они сливаются в общий непонятный гул.       Не добившись никакой реакции, девушка говорит что-то ещё громче. Тогда его грубо подхватывают под руки и тащат сквозь комнату двое омег, невысоких юношей в голубых платьях. У одного из них есть пара серёг и браслет на руке, у другого лишь один, вокруг шеи, пропадающий на его золотистой коже.       Они приводят Джина в парну́ю комнату, с множеством поворотов и тёмных углов с неизменными высоченными потолками, будто стены и вовсе не заканчиваются, покрытые лишь тёмным небом. Это кажется своеобразной банной комнатой, где от пара горячей воды не видно ничего на расстоянии вытянутой руки. Из душной темноты появляется всё таже девушка, звенящая браслетами на руках и ногах.       По её кивку, дрожащего Джина раздевают и тут же обливают горячей водой. Унижение жжёт его сильнее, но он не издаёт ни звука, подставляясь под резкие движения и грубые руки. Его обтирают жесткими тканями, счищая грязь морского путешествия. У ног собирается серая вода, утекающая куда-то по склону мраморного пола. Руки одного из юношей тянут принца за волосы, откидывая его голову. Деревянным гребнем колтуны в его волосах слишком жёстко вычёсывают, но он принимает и это. Отстраняясь от боли, Джин не сразу замечает, когда омеги уходят, низко поклонившись девушке, пока она всё так же рассматривает его обнажённое тело. — Принц? — громко произносит она. Её голос отдаётся от стен эхом, заставляя его вздрогнуть. — Оме-га? — Да, — гораздо тише говорит он. Языка она не знает, поэтому ему нет смысла пытаться поговорить с ней. Возможно, она научилась этому у людей его страны, привезённых сюда раньше. — Зови Сунрин, — Джин ей кивает, девушка выглядит удовлетворённой. — Ты для гарем. Раб, — от её слов всё внутри сжимается, но принц всё также кивает. — Можешь изменить.       Она смотрит на него очень долго, ожидая, пока сомнения и испуг в нём пройдут. Также она дает ему мягкую ткань, показав, как обернуть её вокруг тела. В сравнении со всеми людьми, что Джин встретил ранее, Сунрин выглядит абсолютно чужой для этого места, выделяющейся из-за внешности и спокойного голоса. — Как изменить? — всё же спрашивает омега, на самом деле не понимая, зачем она говорит ему это. — Коро-левская кровь, — ломано произносит девушка. — Наш... ко-ро-ль захочет себе. — Как... наложника? — слово оказывается ей незнакомым, но, как понял Джин, Сунрин также не знает, как произносится настоящий титул здешнего правителя на его языке. Он точно не звался Королём. — Его королева. — Я не понимаю. — Будешь с ним делить ночь, будешь золото, — тонким пальцем, изрисованным витиеватыми красными узорами, она указывает на обручи на шее и в волосах. — Больше обруч, выше власть. Понял? — Я- Понял. Больше обручей, выше статус. — Статус, — соглашается она. — Тут ты никто. Надо знать говорить и писать. Танец? — Умею ли я танцевать? — неуверенно переспрашивает он, Сунрин медленно, но кивает. — Свои танцы. — Учиться. Терпеть. Молчать. Другие будут мешать, ты — молчать. — Почему ты помогаешь мне? — Не понимать, — резко обрывает она. Бледные губы чуть вздрагивают на её невозмутимом лице, выдавая сомнения. Но мгновение спустя, Сунрин вновь выглядит так, будто ничто не способно удивить её или хотя бы вызвать эмоции. Выпрямляя спину, девушка указывает идти за собой, и Джин тут же вскакивает. — Показать Тэхён. Научит говорить. Имя. — Моё имя? — теряясь выдавливает омега. Выходя из душных комнат, он чувствует прохладу, быстро идя за девушкой. Он тут же соображает и отвечает. — Джин. Меня зовут Джин. — Дчин. Помнить, что Сунрин говорить.       Попытка исправить неправильное произношение имени не кажется ему даже на мгновение стоящей или имеющей значение. Омега покорно идёт в общий зал, где теперь разложили одеяла и простыни, готовясь ко сну. Девушки всё ещё брезгливо осматривают принца, под их взглядами сжимающего дрожащими руками мягкую ткань, скрывающую его тело.       Одно из спальных мест оказывается свободным. Сунрин указывает туда, на простыни и подушку, устроенную на мягких коврах почти в самом дальнем углу. Он мгновенно садится туда, ловя одобрительный взгляд от девушки. Она быстро отходит, отправляя остальных по своим местам, громко что-то объясняя. Рядом с ним спят в основном девушки, бросающие оценивающие взгляды и насмехаясь (вероятнее всего, над ним). Вслед за остальными, Джин забирается под ткань, укладывая голову на подушку. От воды, стекающей с волос, подушка тут же промокает, но это всё ещё подушка в сухом и тёплом месте на твёрдой земле, и это лучшее, на что мог рассчитывать принц.       Снова хотелось плакать. Дома он иногда засыпал на земле, допоздна засидевшись в саду. Даже земля была согревающей на его родине. В рабстве подушка была набита тяжёлым сеном, а от каменных полов веяло холодом, даже сквозь слои ковров и простыней.       Свет вокруг гаснет, погружая огромную комнату в давящую темноту, без единого проблеска или огонька. Слышатся перешёптывания и шаги, уходящих в другие комнаты женщин, а в дверях, со свечой в руке, мелькает Сунрин, и потом двери с грохотом закрываются.       Теперь это ощущается как удушье, будто все эти люди, лежащие вокруг него, складывают руки, увешанные звенящим золотом, у него на шее и непрерывно давят. Смерти хочется улыбнуться, взять её за руку и, наконец, стать свободным вновь. Хочется исчезнуть из этого места, уйти прямо вслед за своей семьёй, в мир без боли и войны. Где не будет ужасных людей, их ужасных лиц и языка. Больше всего хочется проснуться, будто жизнь – только кошмар, который высшие силы заставили его пройти, как испытание, чтобы получить благословение на путь в рай. — Вы ещё не спите? – слышится совсем рядом, заставляя Джина вздрогнуть. – Ваше Высочество. — Нет, — несмотря на старания, задушено шепчет он. — Меня зовут Тэхён, — произносит голос. — Не бойтесь, я не причиню вам вреда. — Откуда.. Откуда ты знаешь мой язык? — Я родился на южных границах, Ваше Высочество, на родине назвали Аён. Меня отправили в гарем три года назад, когда началась война, — тихо объясняет юноша. — Теперь я — слуга Императора. — Я- Я очень рад, что ты здесь, но я также выражаю свои соболезнования и сожаления о твоей жизни, я много молился за жизни южан. — Мы знаем, мой Принц, ни один из тех, кого отправили в эту страну не смел винить Королевской семьи. Я скорблю о них вместе с вами, — тёплой рукой Тэхён на мгновение накрыл предплечье Джина, выражая соболезнование. — Больше не стоит звать меня принцем, просто Джин. Здесь мы все равны. — Не совсем так, здесь иерархия пострашнее королевской, — Тэ придвинулся чуть ближе и наклонился, его голос стал ещё тише. — Вы.. ты видел, золото на тех девушках и юношах. У Госпожи Сунрин очень много золота. Так подчёркивается положение. — Она говорила… больше золота — выше статус, да? — Если коротко. Я расскажу за завтраком, но важно и то, что за золото. На руках или ногах – почти ничего не значит. Но если Император подарит на шею или на голову, поселят в отдельную комнату, а может и слуг выделят. — Только… И- Император дарит золото? — Только он. Даже другие члены семьи не носят украшений. Золото – только для гарема Повелителя. Иногда Император носит большие кольца из стали и драгоценных камней, но только он и никто больше. Запрещено. Грех. — Странные тут порядки, — заключает Джин осторожно. — Очень много таких. Ты привыкнешь, я помогу, — адаптируясь к темноте, глаза улавливают осторожную улыбку и мягкость в глазах юноши, принц улыбается в ответ. — Ты можешь доверять мне. Клянусь. — Я верю тебе, доверяй мне тоже, — нащупав среди простыней тёплую ладонь, Джин переплёл их пальцы. — Я так рад, что хоть кто-то знает мой язык. — Главное, чтобы никто не услышал. Грех. Язык один, Император один. — Думаю, это первая фраза, которой ты должен меня научить.       Тэхён улыбается, укладываясь на свою подушку. Джин согревает замороженное морским путешествием и страхом тело, цепляясь за его ладонь.