Президент приехал вместе с врачами. Те долго крутились вокруг бессознательного парня, пока меня грозно уволокли на кухню. Я сидел на стуле, раскачиваясь из стороны в сторону, думая, что очень скоро меня отвезут в дурку. Хотелось ебнуть себя чем-то тяжелым. На кухни было тихо, только президент ходил по ней, стараясь вновь не начать курить, а причин было много. Я своими руками чуть не убил страну, которая, по факту, ничего мне не сделала. Я помиловал Людвига, простил ему двадцать семь миллионов жертв, а Артура чуть не убил из-за одного упоминания Византии. Не смея поднимать взгляд на президента, смотрел на собственные руки и меня стала накрывать паника. Лютая. Что если Альфреда прав и я действительно монстр, которому лишь бы убить, унизить, поставить на колени. Что если это правда?
— Успокойся, тебе же сказали, повредились только связки, главное, чтобы он все понял и не стал жаловаться НАТО, а на его бы месте я бы стал, — все страны знают, что нападать друг на друга в мирное время или в доме самой страны — самое последнее дело. Мы никогда не вредили друг другу не на поле боя. А тут я. Доброе утро, люблю творить хуйню. Я даже не буду против, если Артур ебнит меня чем-нибудь, все будет честно. А вообще, спасибо, успокоили. Хотя, чего греха таить, сам бы стал рассказывать.
— Ну кто-то будет этому рад, — пробубнил я. Обвинять Альфреда в чем-то я мог бы, но это как минимум глупо. Никто не знает, что Артур со мной. В этом есть что-то для желтых пресс. Моим будет норм придумать историю о тайном романе.
— Ага, сначала опять санкциями завалят, по судам затаскают, а потом отметят салютом, — да, со мной общались, как с большим ребенком. Отчасти таковым я и являлся. Скажем так, мне не хотелось заниматься государственными делами, я просто устал тащить этот Титаник из людей, которым ничего не надо и ничего не интересно.
— Мы закончили, — врачи вышли из комнаты. — Он проспит до утра. Лекарства написали, — один их них положил на стол бумажку. — Ему нужно больше теплого пить, не тревожить.
— Пусть он сам решит, будем ли мы сообщать о травме его правительству, — сказал президент, собираясь обратно. — Если что, сразу мне звонишь, ясно? А не всех вокруг убивать.
— Почему я порой превращаюсь в советский союз? — само собой ощущения далеко не приятные, скорее убивающие меня морально. Не хочу я больше коммунизм, и так просрал друзей из-за этого. Ещё и с Украиной поссорились.
— У него бы спросил, а не у меня. Я к твоим выкидонам привык, — само собой Артуру я эту информацию не сказал, хотя она должна быть очень важной. Я не особо умненький, ещё и в таких ситуациях.
— Ну вы же политику проводите, которая на меня влияет, — возмущаюсь я. Не ну что за детские игры! Президент только пожимает плечами и уходит. То есть я ещё и виноват? Нет, я то виноват, но не в такой степени.
Когда дом опустел, я поднялся наверх и сел около Артура. На шею было страшно смотреть. Он будто в аварию попал. Вся в кровоподтеках. Он мирно сопел, иногда морщась от боли. Я же пытался разобраться в себе. В последние дни я видел совсем другую Англию. Он был заботлив, внимателен, спокоен. И тоже относился ко мне, как ребенку. Он сам сказал, что мы не враги, я не испытывал ненависти или других плохих чувств. Так почему навредил? Ведь он не сказал ничего такого или София действительно влияет так на меня? Неужели ей не понравились слова, и она решила моими руками убрать неприятеля? Если да, то я в полной пизде. Мне бы уйти, но оставлять Артура не хочется. Все же в таком состоянии виноват я. Не знаю, как описать это чувство. Между нами было многое, но наша короткая дружба оставила только приятные моменты. Страны не обижаются друг на друга из-за локальных войн за территорию. Это довольно нормальное событие. Помню, как Артур обиделся на свое правительство и на меня из-за гибели династии. Они были и его дети тоже, а я нанес им вред. Ужасно. Он так хотел забрать их, но не вышло: все было против. Помню, как бесил его коммунистами, а он вечно бормотал, что развелось их много нынче, как блох.
Проходят часы, а я шарахаюсь по комнате в состоянии безмозглой амебы. Не сказать, что в обычное время я много думаю. Артур тихо перевернулся, кутаясь в теплое лоскутное одеяло, заставляя меня подпрыгнуть на месте. Так и невротиком стать можно. Дверь легко скрипит и внутрь проходит большой кот, запрыгивая в ноги парня. Он довольно замурчал, устраиваясь рядом с пострадавшим.
— И ты ещё тут на душу капаешь, — ворчу я, гладя рукой по мягкой шерстке. Он редко заходил в дом, на имя не отзывался и был просто кот. Так хоть какой-то диалог с ним получался.
— М, — Артур морщится от ярких лучей солнца и приоткрывает глаза. Я же хочу залезть в шкаф и посидеть там года два-три. Попытавшись успокоить себя, я подхожу ближе и сажусь рядом с ним. Его глаза сонные, светло-зеленые, цвета летней травы, красивые. Напоминают мои луга за городом. Он кладет руку на шею и тут же тихо шипит от боли.
— Прости меня, я не знаю, что на меня нашло, — Артур пожал плечами и притянул одеяло.
— Я не знаю, как исправить вину, — я решил выпалить разом все, что было заготовлено, а там было столько слов, что можно уместить весь мой ядерный боезапас.
Артур прикусил губу, задумчиво смотря в окно, а затем взял телефон с тумбочки, открывая заметки.
Артур не выглядел обиженно, скорее устало. Я же старался как можно меньше привлекать к себе внимание, ведь чуть не убил его. Хотя, кто знает, что эта страна пережила. Может не в первый раз.
— Прекрати смотреть на меня так, будто я в гробу, — гласило сообщение на экране. Артур обиженно надулся, показывая свое негодование. Не стоит говорить, что в мыслях я уже пытался придумать, куда прятать труп.
— Я думал, что сильно навредил тебе, — он только закатил глаза. Не ну что? Артур пытается что-то сказать, но хмурится и тяжело вздыхает, вновь беря телефон в руки.
— Альфред звонит мне каждый день, и я с радостью посмотрю, как ты будешь объяснять все это, — ах вот она, какая, месть Англии. Что ж довольно изящно, талантливо, сколько курсы по такому предмету стоят?
— Месье, вы сука еще та, — Артур довольно улыбается, мол, спасибо за комплимент, стараюсь. Ворчу что-то вроде мата, но иду вниз. Молоко с медом прекрасно согреет горло, хотя мне и предстоит придумать удивительную историю о путешествие Англии в ебеня для Альфреда. Главное, чтоб его потом не прибили.
Приношу горячую кружку ему, который стоит перед зеркалом, осматривая травму. А осматривать там есть что. Я не ебанный фетишист, но ему очень идут такие синяки. Он тогда кажется уязвимым, маленьким. Ну или я все же фетишист и пора заканчивать читать фанфики, которые присылает Гилберт от скуки. А он правда увлекся этим. И сам пишет. Родерих его видно сильно долбанул скрипкой, что так мозги повредил.
— Держи, — он отвлекается и принимает кружку. Берет телефон.
— Можешь принести мне мою сумку. Хочу переодеться.
— Хорошо, сейчас принесу, — мои уроки магии приостановлены на какое-то время, а значит можно заняться самобичеванием.
А что? Мне можно. Я этим занимаюсь все свободное время, отчего мой народ скоро на стенку полезет. Ничего, ему полезно будет.
Отношу сумку и возвращаюсь в зал с ворчащим котом. Планирую провести день за юморным шоу, но, увы, новости вечером. Артур спускается вниз в длинной рубашке и черных свободных штанах, перевязав себе шею теплым шарфом. Я все время забываю, что он часть острова, оттого довольно низкий. Ага, говорит махина под два метра.
— Ты лежать должен! — он качает головой и кладет передо мной толстый том, который был у него в лесу. Нет, это что за нарушение режима?
— Пока я лишен голоса, читать будешь в слух, — гласила бумажка. Я фыркнул, но послушно стал читать. Артур же довольно уместился на диване, с интересом смотря на меня. Ага, весело тебе. На самом деле мне было даже как-то приятно иметь слушателя. Порой я читал книги в слух, но тогда мое правительство сразу вызывало психиатра, потому что шизофрения — это диагноз не веселый, особенно у мага.
— Артур, — я оторвался от статьи про утопцев и посмотрел на страну. Тот кивнул, давая понять, что меня слышит. — А почему я сделал это? Я же не хотел тебе вредить.
Он грустно вздохнул, погладив бинты. Его светлые волосы забавно торчали во все стороны, как гнездо кукушки. Артур достал телефон и стал печатать, изредка морща нос из-за яркого солнца, которое пробивалось сквозь окно.
— Не думаю, что где-то тут есть твоя вина. Я думаю, ты видел свои глаза. Они — зеркало нашей магии, тобой кто-то управлял, оттого ты скорей всего чувствовал себя раздвоенным, — я кивнул, а Артур подтолкнул книгу ко мне, намекая, что пора бы продолжить занятие.
— Она… Что с ней произошло? — мне нужно было знать это. Артур отполз едва ли не на край, боясь снова попасть под руку, но затем прикрыл глаза и, видимо, стал ругаться с самим собой. Я протягиваю к нему ноутбук и жду. Он что-то быстро печатает, пока я пытаюсь придумать, как контролировать себя больше. Решаю, что сладенькое вполне сойдет, иду на кухню, доставая мед и заваривая чай. Артур пришел через пару минут, сдерживая смех. Да, я не очень аккуратный человек, подумаешь, весь в меде, что теперь? Хмурюсь, но ноутбук забираю.
— Она соединила свою душу, как и я. В раннем детстве меня убила мать. Сожгла. Она же не захотела умирать. Слишком сложно потом вернутся, да и то это делать лучше ребенком, если тебе не повезло родиться магом, по мнению родителей. Она решила пойти более легким путем, принести в жертву своего ребенка. Это ужасный обряд, я видел его только раз и второй точно не хочу. Поэтому мне важно знать, что вас связывает. Если это был и твой ребенок, то ты тоже связан с ней и её демоном.
Я разбил чашку. Случайно. Артур же шарахнулся от меня, его понять можно. Вокруг меня нарастала бело-красная аура, которая грозила уничтожить меня самого. Я знал, что Византия ждала ребенка. Моего. Но она сказала, что родился он мертвым. А тут вот оно как. Однако ярости или злобы не было. Будто бы выгорел. Артур, словно прочитав мои мысли, сел рядом, начиная тихонько светится. Этот свет успокаивал и подумал, что назови его я светлячком, в меня бы полетели тяжелые предмет. Я глубоко вздохнул и решил начать все с самого начала. Правда, не знаю, сумею ли рассказать все.
— Все началось с детства….
***
Я шел, крепко держа Ольгу за руку, пока мы подходили к огромным золотым воротам Константинополя. Мы часто приезжали гостить. София была для меня ангелом, владычицей всего маленького мирка. Её длинные золотые волосы, сиреневые глаза с примесью голубого, с слегка загорелой кожей. Она с улыбкой села передо мной в длинном белом платье греческого стиля с золотыми украшениями.
— Здравствуй, Ваня, — она коснулась крестика на моей рубашке и мило улыбнулась. — Рада тебя снова видеть, — Оля хихикнула, отпуская меня. Она старалась держаться гордо, копируя порой поведение Софии и иногда даже получалось что-то разумное.
Мы прошли через ворота, которые никогда не потеряют свою красоту. Белокаменный город, великий град, в сердце которого расцвел Собор Святой Софии. Она вела нас по садам, в которых томились сладкие ароматы фрукт и цветов, манящие к себе с жуткой силой. Солнце нещадно пекло, но жары я не чувствовал. Люди вокруг были такие счастливые: смеялись, бродили и торговались. Обычные люди, для которых мы не страны, а всего лишь гости, которых давно ждали. Удивительный народ, не считавший нас чем-то чудным.
Дом Византии был огромен. Она скучала по Греции, своей матери, поэтому окружает себя такими вещами. Ее дом располагался на отшибе скалы с большими купальнями и садом. Она любила травничество и сейчас я понимаю, что не просто так. Она всегда любила, когда мы приезжали, ей было одиноко в этом мире, ведь большинство из нас еще не родилось. Мы для нее были детьми, за которыми можно заботиться, передавать свои знания, чем она с удовольствием занималась.
— Ваня, иди вместе с детьми императора в библиотеку, — предлагает она, но я не хотел отходить от нее. Она всегда находила это милым, лохматив мои светлые волосы.
— Тебя поцеловала зима, мой маленький гость, какой ты все же прекрасный ребенок, — она долгие годы будет видеть во мне неразумное дитя, которое раз познало настоящее чудо. Хотя, быть может так и было. Мой президент до сих пор считает меня глупым и несамостоятельным.
Я был очарован и влюбленные в столь чудную картину. Я рос и все больше уходил с головой в нее и, когда к ней пришли крестоносцы, я предложил стать моей женой. Она долго думала, не знаю сколько точно. Век, год, месяц…
***
Я заканчиваю, но продолжаю смотреть в пустоту. На душе гадко, но легко. Будто бы мне надо было выговорить это все. Артур тихо сидел рядом, думая о чем-то своем, а мне хочется выть от обиды и боли. Только сейчас до меня доходит, что моя влюбленность в Франциска была ничем, просто страничкой в истории, попыткой забыть навязчивое прошлое. Сравнивая с любовью к Софии, это даже любовью нельзя назвать. Мой греческий ангел заставлял меня сходить с ума. Трудно понять, сколько мы так сидели, пока Артур не коснулся меня, выводя из транса.
— Прости, завалил тебя своими воспоминаниями, — хмыкнул я, хотя сам понимал, что должен рассказать ему все. Как минимум, так будет легче мне, да и Артур хранит личные тайны, в отличии от Альфреда.
— Все хорошо, — появилось на экране. Так странно, вот так общаться с живым человеком. Мы оба вновь замолчали. Вдруг мой телефон зазвонил. Я помолился всем богам и ответил на звонок своего президента. Ну мало ли меня там прибьют.
— Здравствуй, Англия. Как ты себя чувствуешь? — он внимательно посмотрел с экрана на уставшего Артура. Тот просто показал палец вверх, а меня никто не замечал. Ну да, ну да, я тут мебель, видимо.
— Прошу простить Ивана, он порой превращается в Советский союз, и мы не знаем, что с этим делать, — кто так говорит такую информацию? Я возмутился, но поймал возмущенный взгляд понял, что надо бы заткнутся.
— Я так понимаю, он ничего тебе не сказал, — он издевается там?
— Я ждал, пока он поправиться, — обиженно пробубнил я, отдавая телефон Англии. Пусть сами разговаривают.
— А до этого ты что ждал?
Артур выглядел удивленно. Наверно, не думал, что у нас с правителем такие отношения: как работника психбольницы. Но как говорят, кто надел халат, тот сегодня и доктор. Когда как. А я молча удалился на кухню, чтобы съесть чего-то сладкого, ибо нервов уже не хватает на это все. На улице медленно наступал вечер, надо же, сколько я читал ту гигантскую книгу, а я ведь и половины не осилил. Кошмар, эт ж сколько ещё учить надо. Хм, может заглянуть к своему министру образования, а то чо я тут один страдаю?
Артур пришел на кухни с выражением лица, которое говорило, что он чёрт. Предвижу, мне устроят веселую жизнь, описав все возможные функции магической страны и меня заебут. Я тяжело вздохнул, забирая телефон и грустно возвращаясь к книге. Так прошло около пяти дней. Я просыпался, готовил завтрак, и мы садились за мое обучение. Изредка звонил президент, проверяя нас и передавая столь важную информацию правительству Арти. Он, кстати, начинал тихо говорить, что радовало нас, ведь мне не нужно будет читать!
— Что ты запомнил? — спрашивает он, забирая это дьявольскую книгу. Я мило улыбнулся, намекая, что не запомнил ровным счетом ничего. Англия вздохнул, пытаясь понять, как он ввязался в такую жопу.
— Так нельзя, Иван. Это база, даже если у тебя легко получается прочитать сущность, — я довольно прервал его.
— То есть я хороший ученик?
— То есть у тебя по генетике хорошая магия, — ах, да, на него подобное не работает. Если этот человек воспитывал США, у меня большой вопрос к тому, кто уронил этого парня так, что до сих пор с головой беда.
— Я просто привык к практике, — отвечаю я, отпивая к кружке.
— Практика будет, когда один из этих монстров тебе ногу отгрызет, — бурчит Артур, а я задумываюсь.
Мы фактически живем вместе около недели и это очень странно. Я не чувствую себя каким-то напряженным, наоборот… Все эти уроки, готовка еды, разговоры о прошлым стали какой-то само собой разумеющий повседневности и мне приходится напоминать себе, что он скоро исчезнет. Я вновь останусь один в этом мрачном доме, и становится больно где-то глубоко в душе. Хотя понимаю, что глупо. Артур не вещь, не страна под моим контролем, он — сверхдержава, которая может надрать зад любой стране. Даже мне, если захочет, хотя и не особо боюсь его. Люблю находить неприятности и портить настроение своему правительству. Вдруг телефон завибрировал, и Артур быстро взял его, выпивая чай.
— Привет, Альфред, — а, ну конечно, кто ещё может ему звонить!
Так, блять, Иван только не говори, что ты ревнуешь? И дело тут не в любви. Видите ли, если одна страна долго находится в другой стране, то владелец начинает ощущать собственнические чувства по отношению к другой. Банальное желание иметь больше территорий и людей, у нас всех такой грех есть. Хотя, к Пруссии я ощущаю только желание сдать в дурку, чтобы спасти Родериха от этого казановы, который вдруг ощутил, что любит его.
— Нет, я сейчас не дома. Уехал к брату как стало лучше. А почему вы возвращаетесь? Уже успел что-то натворить? А, ясно. Босс устал один все разгребать, — он грустно улыбнулся.
— Да, хорошо, постараюсь как можно раньше приехать, — он прекратил звонок, положив аппарат на стол.
— Уезжаешь? — улыбнулся я, хотя сущность требовала вести войска. Я же говорил, иногда просыпается Советский союз.
— Не радуйся слишком сильно, — в меня летит салфетка. — Я уезжаю, чтобы отдать документы и разобраться с проблемами, которые успели появится. Это не значит, что ты прекращаешь свои занятия. Просто сейчас у тебя будет практика и смысл учить монстров, чтобы дожить до декабря.
— Только декабрь, — обидно на самом деле. Ещё и чувство собственничества. На нем бы красиво смотрелся мой флаг. Пруссия вот не жалуется, сидит, футбол смотрит и ревет над политикой младшего брата, прося удавить его. Я это, конечно, не делаю. Вдруг у него фетиш такой.
— Не возмущайся мне тут. Я все же остаюсь страной, да и мое правительство уже устало глотать успокоительное, хотя я надеюсь, что они помрут и можно будет набрать адекватов, а то такое ощущение, что меня больше слушают другие, чем собственные правители.
— Интересно, что они там себе напридумывали, — честно, понять их можно. Их страна посреди ночи срывается хер пойми куда, в Россию и остается там на неделю, не выходя на связь. Просто страшный сон любого президента, особенно европейских, особенно союзники НАТО.
А русский флаг ему бы пошел. 
