Баллада о Наёмниках

Надгробия. Ровные ряды перекрывают подходы к институту, словно укрепления и колючая проволока — входы в бункер. Они идут вдоль пешеходных дорожек, ведущих к институту, они стоят на широких полях, где добрых двадцать лет назад были вырублены даже самые маленькие деревца. Среди них, очень мало свежих, новых надгробий — большую часть составляют старые, потрескавшиеся камни, на которых всё ещё можно прочитать даты смерти: 29 октября 1962 года. 3 ноября 1962 года. 15 ноября 1962 года. 1 декабря 1962 года. Годы с 1962, по 1967 — годы самых страшных боёв, самых тяжёлых потерь и самых отчаянных жертв. Именно в это время был отбит остров. Именно в эти годы, был сломан хребет беглецам из Третьего Рейха — бывших слуг Геллерта Грин-де-Вальда. Если приглядеться, среди них можно найти и более современные — десять, пять, три года назад. Одно — с ещё не увядшими цветами на белом мраморе и вовсе сообщает о гибели Николя Сарнье в мае девяносто шестого года. Бедняга из "Группа Сокол", грудью поймал стрелу от кентавров. Такие раны убивают быстрее, чем любая чёрная магия. Флёр Делакур, всё это время стоящая посреди дороги и оглядывающаяся по сторонам, поражённо ахнула: — Они что, используют уме'гших как защиту?! Стоящий чуть впереди Феликс согласно кивнул. Лютор недовольно фыркнул — не будь она дамой, он бы уже пихнул её в спину. Билл, хитрец, всё так же не вмешивался в наши разговоры, а стоял позади, с усмешкой наблюдая за своей пассией. Я буду не я, если ему за это не достанется. Гвен, вокруг ног которой вилась возбуждённая саламандра, вышла вперёд и успокаивающе положила руку на локоть Флёр. — Они были добровольцами. Флёр обвела взглядом ровные ряды надгробий и недоверчиво хмыкнула: — Они все? Неужели? Я с щелчком опустил кончик зонта на тротуар, привлекая внимание девушки: — Всё очень просто, леди. Институт финансирует местную клинику — вы её не видели, но поверьте, это одно из лучших заведений на полушарии — и магическое, и нормальное. Все, кто завещает свои тела институту, получают бесплатное медицинское обслуживание — вплоть до вывоза на континент, если потребуется. — Ах вот как? — Флёр все ещё была недовольна, её глаза метали молнии, — и что, все кто на это идёт... Они готовы к тому, что их тела оскве'гнят этими... 'гитуалами? — Леди, в этих местах за хорошего колдомедика душу отдашь, не говоря уже о мешке с костями и требухой, — раздражённо вклинился Лютор. — Это спорное решение, — признал Феликс, — но тела — лишь простые оболочки. Я слышал, что нормы охотно завещают свои тела медицине или науке. Это — не думаю, что здесь есть разница. Флёр с непониманием посмотрела ему в спину. — И вы, го'гдящиеся тем, что веками бо'голись с тёмной магией, считаете это но'гмальным? Стоящий со сложенными руками Феликс лишь пожал плечами, так и не повернувшись к Флёр: — Сначала мы думали, что опасней не та змея, что на виду, а та, что залезла тебе в постель. Сейчас — они доказали, что достойны доверия... Кроме того, даже допусти мы ошибку — это не убьет нас. Не все приняли этот союз — они ходят путями наших предков и будут теми, кто встанет на наше место, если мы падём... Феликс прервался, щелчком языка подзывая к себе саламандру. — ...впрочем, я не считаю это событие вероятным. Это не те люди. — Хм, — ответила Флёр. Гвен улыбнулась и шагнула вперёд, тяня девушку за собой. — Вперёд! Сама увидишь! Флёр последовала за ней. Окрестности института выглядят как стереотипный двор американского колледжа — того самого, где есть спортивные площадки, велосипедные дорожки, небольшой стадион, столы на улице и развесистые деревья, под которыми валяются, с книгами в руках, ленивые студенты. Небольшой диссонанс в эту идиллию вносят лишь посты охраны, у каждого входа на огороженную забором территорию. Суровые мужчины и женщины в полной боевой выкладке — черные кевларовые бронежилеты, шлемы и винтовки, тихо жарятся в лучах летнего солнца, уповая лишь на милость студентов — те периодически накладывают на пост охлаждающие чары. На опорах высокого — в два метра высотой забора из ячеистой сетки, установлены кристаллы кварца, словно бы висящие в воздухе без всякой поддержки. Каждый кристалл — с кулак и выглядит как октаэдр с двумя вытянутыми сторонами. Над классическим асфальтовым овалом нормального стадиона возвышаются кольца для квиддича — перед каждым матчем, над землёй натягивают мелкоячеистую сетку, так чтобы никто не упал на твёрдый асфальт. Впрочем, никто почти никогда и не падал, если играл трезвым — у нас не Хогвартс и не Шамбартон, чаще всего тут играют случайные команды из заскучавших студентов, а не "профессиональная" лига. Сам институт, стоит к нашей дороге чуть краем — можно видеть вход, мраморные ступени, ведущие к стеклянным дверям. Белые, ровные стены, сменяющиеся панорамными окнами и скошенная крыша — он очень похож на Сиднейский Оперный Театр, разве что лепестки крыши над ним не торчат, как кошачьи уши, а идут плавным скатом. У подножья лестницы видны две статуи — они вдвое выше взрослого мужчины, и похожи на рыцарские доспехи. Правый вооружён мечом в человеческий рост, левый сжимает в перчатках чудовищную алебарду. Повсюду можно видеть студентов института — пёстрая толпа, среди которой много тех, кто одевается под панков или готов. Вызывающе-чёрные цвета одежды, всевозможные шипы и крючья, пирсинг и макияж — право слово, в такой толпе тяжелее всего найти волшебника в классической магии. Даже одеяние Флёр — приталенная куртка, практичная и удобная, привлекла бы внимание своим классическим фасоном — что уж и говорить о любимых одеждах европейских магов! Я заметил, как Флёр напряглась — и взгляд её, не был обращён на суровых охранников, караулящих вход. Нет, больше всего неприятностей девушка ждала от толпы молодёжи — и немудрено, с её-то наследием. Впрочем, сразу после того как мы прошли пропускной пункт — хватило лишь удостоверений в руках Лютора и Октавии, Флёр ждал приятный сюрприз — да, многие из студентов проводили нас взглядами, но дело было не в ней. Дело было в нас. Я обожаю фанатов. Наш с Гвен дуэт — единственные на всём острове профессиональные фокусники, довольно популярен. Поэтому, за всё время пути от входа и до ступеней Института, мы перебрасывались фразами со своими старыми зрителями, отвечая на вопросы и приветствия и в моём случае — раскидывая иллюзорные розы. Феликс обменивался приветствиями с своими друзьями и однокурсниками, Лютор, своим раздражённым видом, подавлял любое желание к общению, Октавия тепло встречала немногочисленных знакомых, а Флёр и Билл удостаивались лишь удивлённых и заинтересованных взглядов. Поравнявшись с лестницей, ведущей ко входу в здание, наша группа почти неосознанно сбавила шаг, так, чтобы Флёр подошла к ступеням первой. Девушка на секунду замерла, оглядываясь по сторонам, посмотрела на чудовищные статуи из кости по обе стороны от входа, на табличку с девизом Института и коротко выдохнув, ступила на первую ступеньку. Внутри, Институт вновь выглядит как американский колледж. Белые, хорошо освещённые коридоры, заполненные спешащими на занятия студентами. Слева — ряды личных шкафчиков, перемежающиеся широкими оконными проемами. Справа — двери аудиторий, между которыми расположены различные плакаты. Один — человеческий скелет, в два раза больше человеческого роста. К каждой косточке протянута чёрная стрелка с номером на конце, в углу — список названий каждой кости в нумерологическом порядке. Ещё один — сложная геометрическая фигура, отдалённо напоминающая пентаграмму — многоугольник сложной формы, с вписанным внутрь кругом. На сторонах указаны точные геометрические размеры, а наверху — поясняющая надпись: "Сдерживающий контур Берлинга". Вдоль коридоров расположены фонтанчики с питьевой водой, каждая дверь пронумерована, а на перекрёстках и вовсе стоят настоящие товарные автоматы — те самые, что за пару долларов продадут вам всякую вкусную дрянь — вроде банок с кока-колой или шоколадных батончиков. Неудивительно, что мы с Гвен взяли по банке с газировкой, наблюдая за тем, как Флёр с недоверием косится по сторонам. На нашем пути встретились две двери — в отличии от лёгких деревянных, что ведут в аудиторию, эти были массивными листами свинца, плотно прилегающим к косякам. На каждой двери нарисован знак — волшебная палочка, с вырывающимися из кончика искрами, перечёркнута толстой, красной линией. Вокруг дверей проведена канавка, с металлической решеткой поверху, чтобы не проваливалась нога. В канавке течёт вода, выходящая и уходящая из отверстий в стенах. — Что это? — с вызовом спросила Флёр, оглядываясь на ближайшего мага — на меня. — Нормовские суперкомпьютеры, — с готовностью ответил я, беззаботно помахивая зонтом как тростью. — Ч-что? — Флёр подавилась словами. Бедняжка рассчитывала на тайные и тёмные ритуалы или какого-нибудь костяного кадавра, заточённого за свинцовыми дверями — но точно не это. Лютор самодовольно захохотал. — Нормовские суперкомпьютеры, — повторил я, — я надеюсь, вы слышали о компьютерах, леди. Сложные машины, которые рассчитают математические уравнения так быстро, словно пять сотен лучших нумерологов, вместе взятых. Эти — ещё мощнее. Сначала, Флёр с недоверием посмотрела на меня. Затем, на Билла. Вновь перевела взгляд на закрытые двери. Мучительно застонала, сжимая виски. — Этот ост'гов сводит меня с ума... Гвен дружески пихнула её в бок. Флёр недовольно нахмурилась, отступая в сторону. — Да пойдём! Наши всё тебе объяснят! После секундных колебаний, Флёр вздохнула, опустила плечи и последовала за нами. Спустя несколько минут, мы остановились перед ещё одной дверью — самой простой, деревянной, с номером 137 и надписью чуть ниже. "Кафедра легенд" Из за двери, можно было слышать мелодичную игру электрогитары и еле слышный скрип мела по доске. Флёр вышла вперёд и уверенно толкнула дверь от себя, словно готовясь войти в пасть ко льву. Вошла, и остановилась в шаге от входа, ошарашенно оглядываясь по сторонам. Кафедра легенд — просторное помещение, с широкими панорамными окнами, по сторонам которых в кадках стоят цветы. Лучи солнца падали на широкий стол, способный уместить и десятерых — сам стол завален всевозможными тетрадями, книгами — от современных, с глянцевыми обложками и до пыльного и старого талмуда на самом краю стола. Чёрным на белом выделялись листы печатной бумаги. Дальняя дверь ведёт в небольшую каморку — там был виден небольшой столик, заставленный сахарницей, немытыми кружками из-под чая и электрическим чайником. По обе стороны от входа высились стеклянные шкафы, на полках которых лежали многочисленные папки. Правая же стена была полностью отведена под доски. Одна её сторона занята причудливой картиной, которую увидишь разве что в кабинете детектива — множество различных фрагментов, от газетных вырезок, до фотокопий старых гербов и рисунков, обрывки карт, с вбитыми в них красными канцелярскими кнопками, видимая поверхность доски изрисована стрелками, датами и краткими пояснениями. Вторую половину доски занимал один из постояльцев комнаты. Матеуш Ракса — широкоплечий и черноволосый мужчина двадцати пяти лет от роду, стоял к нам спиной, всё его внимание было поглощено доской. Вокруг, словно стайка мотыльков, вились кусочки мела, каждый из которых заключен в медную оправку. С каждым небрежным жестом владельца, мелки касались доски, выписывая на ней сложную геометрическую фигуру, в основе которой можно разглядеть ту, что мы видели на плакате у входа в институт. На его спине висят кожаные ножны с мечом — полуторным клинком с крестообразной гардой. Матеуш не расстается с ними почти никогда — даже во сне, меч в ножнах лежит рядом с его рукой. Другая постоялица вольготно сидела на столе, отставив электронную гитару в сторону и с интересом смотрела на вошедших. Её можно было принять за готку — рваные джинсы, черная кожаная куртка, шипастые браслеты на руках, тёмные тени под глазами, половина волос на голове выстрижена и топорщится чёрным ёжиком, другая — наоборот, спускается до плеч, закрывая правую сторону лица. — О, привет, а вот и вы, — Ольга бросила заинтересованный взгляд на Флёр. Та же разглядывала её настороженно, словно дикого зверя, — Матеуш, пришли! Танцевавшие по доске мелки замерли, и Матеуш развернулся приветствуя нас улыбкой и странным жестом — сначала, он быстро погладил свою правую кисть по запястью, словно бы стряхивая пыль, затем сложил пальцы обеих рук "уточкой" направляя их вверх. Привет Флёр, разумеется, ничего не поняла и смотрела с недоумением и лёгкой настороженностью. Матеуш встретил её взгляд и заметно покраснел. — П... П-п!.. П-п-п... Я вздохнул, протискиваясь мимо замершей на месте Флёр, походя стукнулся кулаками с Ольгой и дружески пихнул Матеуша в плечо. — Послушай, не надо напрягаться. Матеуш, лицо которого было красным уже не от смущения, а от усилий, упрямо помотал головой и перевёл взгляд с Билла на Флёр. — П-п-п-пр-р-ри-и... П-п! Матеуш досадливо скривился и махнул рукой. Его уши заалели, как маков цвет. Я похлопал его по плечу: — Плохой день, да? Он уныло кивнул и щелкнул пальцами. Мелки, летавшие вокруг нас, собрались в стайку и метнулись к нему, каждый занимая свой кармашек на кожаном жилете. Ольга поднялась на ноги, откладывая гитару в сторону и протянула руку Флёр. — Ольга Фролова. А это импозантный мужчина позади — Матеуш Ракса. Не обращай внимания, он всегда заикается. Флёр осторожно приняла рукопожатие, Матеуш опустил плечи и выразительно вздохнул. Я успокаивающе похлопал его по плечу. Лютор шикнул на Гвен — та попыталась выдрать заинтересовавший её листок из-под старого и пыльного тома и едва не навернула его на пол. Ольга достала волшебную палочку и двумя ленивыми взмахами навела порядок на столе, раскладывая листы в ровные стопочки и унося книги и фолианты на полки. — Призывайте стулья, господа и дамы, садимся. Лютор взмахнул палочкой и пробормотал заклинание, призывая стул будто бы из воздуха. Флёр и Билл последовали его примеру. Я же щёлкнул по полю шляпы, сбивая её с головы, заставляя упасть в подставленную ладонь и сделал театральную паузу. Октавия насмешливо фыркнула. Я сунул руку в шляпу — по локоть, пошарил там некоторое время и извлёк из шляпы деревянный стул, с резной спинкой и подушечкой на сиденье, ставя его на пол и пододвигая к Гвен. Повторил процесс, уже для себя, игнорируя недовольный взгляд Лютора и насмешливый — Билла. Положил руку на спинку, собираясь сесть... Иногда, жизнь бьёт тебя под дых внезапно, без всякого предупреждения. Это может быть яркий и солнечный день, ты можешь быть счастлив и весел... Внезапно, всё летит к чертям. Сириус мёртв, Оля. Мне очень жаль... Я охнул и попросту свалился на мягкую подушку. Оливия и Лютор напряглись, пристально глядя на меня. Гвен пискнула, прижимая кулак к губам. Билл же скривился, прикрывая лицо рукой. — Знал, что ты это почувствуешь. Друзья, у меня дурные новости. Год назад, Тот-Кого-Нельзя-Назвать вернулся. Всё это время он копил силы, и месяц назад, вторгся в Министерство Магии. Орден остановил его, прежде чем он и Упивающиеся Смертью добьются своего, но Сириус... Он был убит в схватке. — Нет... — Гвен коротко вскрикнула. Лютор грязно выругался, ударяя кулаком по столу. Октавия тц-кнула, с холодным вниманием смотря на Билла. Феликс прикрыл глаза, гладя притихшую Искорку. Матеуш болезненно скривился, качая головой. Ольга же отреагировала сильнее всех. — Нет! — она резко встала, отшвыривая от себя стул, сделала шаг вперёд и нависла над Биллом, с треском хватаясь за столешницу, — ты что, видел тело?! Ты не можешь... Билл медленно и акуратно положил свою руку поверх её, словно бы обращаясь с ядовитой змеей, а не с живой девушкой. — Заклинание отбросило его через Арку Смерти, Оля. После такого не возвращаются. Она на секунду замерла, словно бы отказываясь верить в произошедшее. Спустя секунду, ахнула, вырывая руку из пальцев Билла и приложила ладони к лицу. Из её груди вырвался крик — не человеческий, не женский. Так может кричать лишь птица, глядя с небес как беспощадный пожар пожирает её гнездо и беспомощных птенцов внутри. Отшатнувшись от нас, Ольга развернулась и бросилась к закрытой двери. Её горестный крик сменился на вопль, полный первобытной ярости, на волну чужой, потусторонней жути, обрушившейся от её фигуры. Если приглядеться, можно было увидеть, как истончилась и побелела её кожа, как лицо превратилось в бледную, страшную маску. Она взмахнула рукой с удлинившимися когтями и на закрытую перед ней дверь обрушилась волна белесого тумана. Дверь взорвалась грязными ошметками. Ольга выскочила наружу, всё ещё прикрывая лицо руками и устремилась вперёд по коридору, а попавшиеся на её пути студенты спешно бросались прочь с дороги. Я нервно выдохнул, обмахиваясь шляпой, как веером. В другую мою руку вцепилась Гвен — так крепко, что на ней останутся синяки. Лютор выругался вновь, за ним последовал Билл — пусть и не так цветасто. Флёр ошеломлённо покачала головой, смотря на обломки двери. Ручка в форме металлического шарика откатилась почти к самому столу. — Репаро! Заклинание девушки ударило в обломки двери, но те лишь слабо дёрнулись. Пара щепок, та что была самой дальней от двери, склеилось в одну, но и только. — Что... — Бесполезно, — Лютор тяжело вздохнул, качая головой и махнул палочкой, подзывая к себе упавшую дверную ручку, — акцио! Ты на это глянь, сплошная ржа и прах. Проще будет новую поставить. Ручка, ещё недавно блестевшая в свете ламп, выглядела так, словно несколько месяцев пролежала в водах океана — почти всю её поверхность покрывала грязно-бурая ржавчина, металл истончился, а подвижные части и вовсе сплавились между собой. Студенты, всё ещё оставляющие в своих рядах коридор, сквозь который пробежала Ольга, заинтересованно смотрели внутрь. — Ну? Чего уставились?! — обозлённо рявкнул Лютор и тут же, толпа зашевелилась, продолжая привычную рутину. Всё ещё сердито ворча, Лютор взмахнул палочкой, что-то бормоча себе под нос, и в воздухе возникла новая дверь — точная копия предыдущей, а обломки старой бесследно испарились. — Сутки продержится и ладно, — буркнул он, — так значит, он всё же вернулся в Британию, Билл? Стоило ожидать. Никогда не верил в эту идиотскую историю о том, что такой маг мог насмерть убиться о младенца. Слишком легко. Тем временем, мы с Октавией встали — она пошла за чайником — к счастью, тот был полон воды и горяч, я же расставлял перед каждым чашки — всё так же доставая их из шляпы. Моя старшая подруга была в лёгком бешенстве — это легко можно было определить по плотно сжатым губам и едва заметной, стальной нотке во взгляде. — Так значит полоумный тёмный маг, практически волшебный Гитлер номер два, вернулся в страну уже как год, в открытую атаковал Министерство Магии и ни одна волшебная сука... Оливия прервалась, едва заметно бросая взгляд в сторону Флёр. К счастью, та не следила за нашим разговором. — Ни одна сука даже не подумала уведомить британское правительство! Ублюдок шарится по британской земле, убивает британских подданных, ложит хрен на Статут Секретности, а эти кретины что, не могут рассказать, как сильно они обосрались? — Из того что я слышал, — я презрительно фыркнул, — в Британии год от года заправляли чистокровные выродки вроде моего дражайшего папаши. Готов поспорить, никому из них и в голову не пришло уведомить настоящее правительство — видать, думали что справятся своими силами. — Справятся, дебилы... — презрительно пробормотала Октавия и с силой поставила чашки перед Биллом и Флёр. Лютор, Матеуш и Гвен, тем временем, внимательно слушали пересказ Билла о битве в Министерстве. Феликс наблюдал за ними молча — иногда, было ужасно сложно понять, о чём о думал на самом деле. — Так значит, — небрежно бросила Октавия, садясь на место, — эти Упивающиеся заманили группу подростков куда хотели, устроили засаду, но всё равно не смогли их победить? Взрослые, тренированные маги и куча подростков пятого курса? — Их пытались взять живьём, — сердито ответил Билл, уязвлённый тем, что его брата записали в "кучку", — да и Рон, Гарри и Гермиона тоже не промах. — А, — Октавия предусмотрительно сдала назад, — живьём брать сложнее, согласна. — Ублюдки, — зло сказала Гвен, сердито хохлясь на стуле, — посмотрела бы я, как они бы справились с серьёзным врагом, а не с детьми. Билл легонько усмехнулся: — Они и не справились. Сбежала одна лишь Лестрейдж и сам Тот-Кого-Нельзя-Назвать — все остальные гниют в Азкабане. — Ваша тюрьма, — внезапно произнёс Феликс, пристально смотря на Билла, — её все ещё охраняют эти демоны? Эти аватары гнили? — Дементоры? — переспросил Билл, — да, всё ещё. — Милосерднее было бы убить их, — хмуро бросил Феликс. Татуировки на его лице слабо осветились алым. Билл поднял руки, показывая что не собирается спорить. — Не в моих силах это поменять. Феликс виновато моргнул и отвёл взгляд. — Да. Верно. Прошу прощения. Билл отмахнулся. Флёр следила за диалогом, приподняв бровь, а затем, осторожно встала со стула, подходя к доске, занятой газетными вырезками, картами и фотографиями. Билл был занят — взмахами палочки, разливал чай по чашкам. Мне жутко нравится доска, увешанная фотографиями — нравится то ощущение, когда смотришь на различные газетные вырезки, на фото, на рисунки, многие из которых — точные фотокопии, оригиналам которых минуло уже несколько веков. Мне нравится следить взглядом за красными нитями, соединяющими висящие на доске предметы в единую систему, нравится изучать её, ища в ней эхо далёкого прошлого. Но Флёр, ни разу не видевшая эту доску раньше, не имеет ни малейшего понятия о том, что перед ней. — Что это? — девушка склонила голову на бок, с интересом изучая фотографию, — это... 'гыца'гь? И верно, на этом фото — так же как и на множестве других, изображён воин в рыцарском доспехе. От старых зарисовок, скопированных с полей архивов старых аббатств, до фотографий, где-то среди песков и палящего солнца, фигура воина, вооружённого мечом и щитом остается неизменной. Меняется тип доспехов — от кольчуги, усиленной пластинчатыми элементами, до латного доспеха — гостя из позднего средневековья, до нового, уникального типа — настоящего скафандра из стали и брони, полностью прикрывающего тело, но сама суть — суть осталась прежней. — Рыцарь, — ответил я Флёр, — последний рыцарь нашей эпохи. Она непонимающе нахмурилась, разворачиваясь ко мне, но не успела ничего сказать — входная дверь тихо хлопнула, и в неё вошла Ольга. Щёки девушки были красны от слез, тушь потянулась по лицу длинными тёмными полосами, ещё больше подчёркивая её стиль, а кулаки были сердито сжаты. Не говоря ни слова, она шагнула вперёд и рухнула на стул, с вызовом глядя на каждого, кто смел встретить её взгляд. Октавия тут же поднялась, молча кладя руку на плечо девушки, печально улыбнулась и сняла с пояса металлическую фляжку, щедро плеская в чашку непрозрачную жидкость. Ольга поджала губы, но тут же взяла чашку, сделала жадный, глубокий глоток и тут же закашлялась, едва не облившись содержимым. — Кха! Госпо... Кха! Что за... Там что, тормозная жидкость?! Октавия по-пиратски усмехнулась и подмигнула, садясь на своё место. — Ну, тормозит от неё неплохо, если ты понимаешь о чём я. Ольга фыркнула, подавившись приступом смеха, зло поджала губы, посмотрела в стол и устало покачала головой. — Сегодня, я напьюсь. Матеуш согласно кивнул и поднял руку. Следом за ним последовала и Октавия. Я поправил шляпу, садясь рядом с Гвен. — Так вроде никто и не против, нет? Лютор на секунду задумался, а затем согласно заворчал: — Сириус... Хороший человек. Был. Надо помянуть. Но. Сейчас о делах. Леди, Билл, в курсе чем мы займёмся? Флёр коротко кивнула, отступая от доски и осторожно усаживаясь на стул рядом с Биллом. К чашке с чаем она не притронулась. — Полуноч-шная мозаика? — Верно, — Лютор коротко кивнул, — мозаика. Древняя дрянь маитянского происхождения. Кратко — книга заклинаний, выполненная на каменных табличках. Раньше была целой, но сейчас разделена на несколько фрагментов — глав, посвященных той или иной теме. Каждая глава — занимательный сборник по темномагической дряни, включая магию крови и ритуальные жертвоприношения. Наш фрагмент — один из немногих, что остался. — Дамблдор считает, что обнаружил точное местоположение нашего фрагмента, — добавил Билл, — тридцать и ещё два дня пути к западу от пирамиды Заката. — Говорили, что она находится в двенадцати днях, — Октавия задумчиво прищурилась, — ага, подожди... Неужели упустили второй разряд? Флёр непонимающе нахмурилась. Билл поспешил объяснить: — Майя считали не в десятках, а в двадцатках. Если ты хочешь записать число тридцать два на их счёте, то тебе нужно сначала написать двенадцать в первом разряде и добавить символ десятка во втором. Она прищурилась, шевеля губами и делая расчёты в уме. — Знач-шит... Если я хочу назвать число со'гок пять, то должна написать пятнадцать в первом разряде и добавить ещё три десятка? — Верно, — Вновь повторил Лютор, — мозги у вас имеются. Так и есть — кто-то проглядел точку, обозначающую второй разряд и всё это время, рыли не там. Флёр моргнула, поджимая губы. Видно, грубость Лютора всё ещё действовала ей на нервы. — Что насчет подготовки? — поинтересовалась Октавия. Она оставила чашку в стороне и игралась со своим ножом — с широким, острым лезвием и загнутым навершением, равно пригодным для того, чтобы резать ветки для костра и глотки у врагов. — Мы захватили с собой палатку на три места и припасов на неделю, — доложил Билл, положив локти на стол, — палатка с чарами незримого расширения, размером... С две трети этой комнаты. Я присвистнул — чары незримого расширения, да в таких местах как наше — редкая штука. Очень редкая — по моему, на острове есть лишь две или три подобные палатки. Моя шляпа не в счёт. — Отлично, — Лютор довольно прищурился, — лучше, чем спать в твоей комнатушке, Нико. — Эй, — я недовольно нахмурился. — Лютор все ещё не забыл, как на него упал твой комплект мячей, — Октавия бросила на сидящего рядом мужчину хитрый взгляд. Я фыркнул, откидываясь назад и покачиваясь на двух ножках стула. — Кому-то не стоило метаться во сне. — Кто-то предпочтёт сидеть в джунглях, чем лезть в твою бочку сардин, — сухо парировал Лютор. Октавия хмыкнула и подняла руки. — Брейк, ребята, брейк... Так. Билли, Флёр, не хочу обижать, но как у вас с подготовкой? Несложно догадаться, что этот вопрос был направлен на Флёр — Билла в бою мы уже видели. — Флёр — участница Турнира Трёх Волшебников, — просто ответил Билл. Лютор неразборчиво хмыкнул, я прекратил качаться на стуле и положил локти на столешницу, подаваясь вперёд, а Октавия аккуратно взяла свою чашку и приподняла бровь. — Турнир Трёх Волшебников... Да, ты уже говорил об этом. Разве его не отменили пару сотен лет назад? — Ве'гно, — подтвердила Флёр, — его отменили из-за высокой сме'гтности с'геди участников. И поп'гобовали ве'гнуть, но зная, что случилось на т'гетьем ту'ге... Не уве'гена, что они хоть когда-нибудь 'гешат п'годолжить... Она задумчиво нахмурилась, прикусывая губу. Феликс торопливо отвернулся в сторону, смотря на незаконченную пентаграмму на доске. — Ты ужасно много знаешь о ми'ге магии, — внезапно произнесла Флёр, обращаясь к Октавии. Та лишь солнечно улыбнулась. — О, я люблю читать газеты. Узнаешь, знаешь ли, столько нового! — Хм-м, — Флёр смерила её недоверчивым взглядом и решила промолчать. — Случилось на третьем туре? — тихо произнесла молчавшая до этого Ольга, — что случилось на третьем туре? Билл коротко и болезненно поморщился. — Тот-Кого-Нельзя-Назвать. Он возродился. Похитил Гарри, зачаровав кубок, как портал и ещё одного чемпиона, Седрика Диггори — они хотели взять кубок вместе... Он соседом моим был, Седрик... — Гарри? — Лютор непонимающе нахмурился, — Поттера в смысле? А он то тут при чём? После секундных раздумий, Билл прикрыл глаза и начал свой рассказ — о том, как преданный Тёмному Лорду Упивающийся оглушил отца Лютора — мракоборца Грюма и проник в Хогвартс под его личиной, оставшись там почти до конца учебного года, держа настоящего Грюма запертым в сундуке... На этом моменте Лютор громко захохотал, едва не оглушив сидящего рядом Матеуша. — Твою мать, Лютор, — Октавия долбанула кулаком по столу так, что зазвенели чашки. Бедняжка Флёр вздрогнула, не ожидая такой реакции, — кончай вести себя как свинья! Лютор хрюкнул, борясь с приступом смеха, мотнул головой и поднял руку, прося Билла продолжить. Тот лишь криво улыбнулся. — Я ждал этой реакции. Итак, Барти Крауч Младший, пробравшийся в Хогвартс, зачаровал кубок Турнира, заставив его думать что в соревновании принимают участие четыре школы и вписал в список участников Гарри. Он был вынужден участвовать — иначе, контракт было не разрушить... Кратко, Билл описал нам события Турнира — каждый тур, пройдённый Гарри Поттером, а Флёр добавляла свои комментарии, как участницы Турнира. Должен сказать, мне нравился этот парнишка — верно, лже-Грюм помогал ему, подавая советы и идеи — но, любая идея ничто без её реализации. Придумать план — самая лёгкая стадия. Воплотить его в жизнь — самая сложная, и уж с этим мистер Поттер не оплошал. — И в конце третьего тура, Гарри и Седрик взяли кубок — кубок, оказавшийся порталом. Тот-Кого-Нельзя-Назвать, его дух, ждал Гарри там, вместе с Питером Петтигрю. И использовал его кровь в ритуале... Матеуш, Ольга и Феликс одновременно подались вперёд, словно сторожевые псы, учуявшие стаю волков. — Ты говоришь о вещах... — Ольга прервалась, проводя по лицу рукой и стирая тёмную линию потёкшей туши, — об очень тревожных вещах. Его дух? Он возродился? — Всё так, — коротко подтвердил Билл, — он не вернулся из изгнания, он не вышел из подполья. Он возродился. — По словам Гарри Поттера, — уточнила Октавия. Билл раздражённо фыркнул, а Флёр нахмурилась, недовольная сомнениями моей подруги. — Он сказал что был меньше чем дух, чем призрак. Он сказал, что продвинулся по стезе бессмертия дальше, чем кто-либо другой, — перечислил Билл, — я могу даже рассказать о ритуале возрождения — то, о чем пересказал мне сам Гарри. Ольга поджала губы. Матеуш поднялся с места, подходя к доске и коротким взмахом стирая нарисованную на ней диаграмму. — Кость отца, взятая без согласия, плоть слуги, отданная добровольно, кровь врага, взятая насильно, - хладнокровно перечислил Билл. Матеуш ощутимо передёрнулся и в отвращении скривился, Феликс пригнулся к столу и зашипел, а Ольга, на время забывшая о потере, поморщилась и резко бросила: — Blyad. Ну ладно, звучит это как дрянь темнейшего пошиба. Значит так... Она прикрыла глаза, сосредотачиваясь. Матеуш, тремя взмахами разделил доску на три равные части. — Трехкомпонентное, звучит как самоделка, — пробормотала Ольга прикрыв глаза, — кость отца... Матеуш? Первый столбик тихо заполнялся ровными, чуть округлыми буквами: Плоть близкого родственника. Кости: Исцеление от немощи. Возвращение к истокам. Кровная защита? Гомункулы. Вольт? (низ-сред. кач.) Кость взята без согласия — осквернение могилы, насилие, тёмная коннотация. Антитеза, извращение первоначальной, положительной сути — предп. идя от светлого ритуала кровной защиты (см. кельты, друиды, Британия). Кем был его отец? Билл нахмурился, вспоминая и неуверенно произнёс: — Кажется, магглом. Да. Точно, Гарри говорил об этом — он, Тот-Кого-Нельзя-Назвать, хвалился этим. Маггл. Осквернение могилы, насилие — отрицание себя прежнего, своего прошлого. Гвен заинтересованно сопела носом, глядя на то, как первый столбик заполняется ровными и округлыми строчками. Октавия и Лютор на первый взгляд скучали — но их взгляды едва ли покидали лица наших штатных экспертов. Феликс раздражённо хмурился, поглаживая разомлевшую в руках Искорку. Плоть слуги, отданная добровольно. Ритуал Жертвы. Южная Америка? Усиление, исцеление. Защита? — Царица Солнца, — сухо бросил Феликс, кивая в такт каждой записи. Матеуш кивнул и тут же добавил: Легенда о Царице Красного Солнца, (см. культура майя) — каждое ранение, нанесённое императрице переносилось на её слуг. Старение тоже. Портрет Дориана Грея, с человеком вместо изображения. Добровольно — важный фактор. Даже палец, отрезанный добровольно, стоит больше, чем сотня пленников.* *В коннотации этого ритуала. Кровавые жертвы майя — несколько другое. — И кровь врага, взятая без спросу, — Ольга кивнула самой себе, — кровь врага — самое очевидное. Усиль себя, ослабь врага, обрети над ним власть, дай себе сродство с ним. В вудуизме — создание вольтов, если идти с банальщины. — Вол'тов? — непонимающе переспросила Флёр. Всё это время она сидела тихо, наблюдая за доской и вслушиваясь в разговоры наших друзей. — Куклы, — коротко пояснила Октавия, — знаешь, такие куклы, что сделаешь одну, похожую на врага, ткнёшь ее, скажем, иглой и он это почувствует, словно на себе? — А, — Флёр понимающе кивнула, — я слышала о подобном. — Мнение экспертов? — коротко спросил Лютор. Билл согласно кивнул. — В целом... — Ольга прикусила губу, — в целом... Это самоделка. Талантливая самоделка, сочетающая в себе школы друидов в Британии и с замашкой на магию инков или майя. В теории, в теории оно может использоваться для возрождения. Но тогда встаёт другой вопрос — чем он был все эти годы? — П'гиз'гаком? — предложила Флёр, заинтересованная разговором. Матеуш покачал головой. — Призрак, — объяснила Ольга, — не душа и не разум. Это воздушный шарик — пустышка, один процент оболочки и девяносто-девять — воздуха. Ему нужно было что-то покрепче. И это тревожит. — У всего есть цена, — внезапно произнёс Феликс, бросая на Флёр быстрый взгляд и тут же отворачиваясь, — верно, магия позволяет магам творить куда большее, чем обычным людям. Но даже если человек сильнее муравья, ни тот, ни другой не смогут поднять гору. Многие стремились обмануть смерть, но обманули лишь самих себя. — За все годы исследований, — Ольга рассеяно нахмурилась, — мы нашли лишь один способ не умереть окончательно — старый, проверенный способ. Стать личом — привязать душу к костям или мертвому телу. Но это насмешка над жизнью — лич не может колдовать, лич не может чувствовать, лич — лишь разум, запертый в мёртвой оболочке. Единицы не сходят с ума за первые несколько дней. — Один способ? — с улыбкой повторил я, переводя взгляд с Ольги на Матеуша. Ольга сухо усмехнулась. Матеуш раздражённо закатил глаза. — Ну хорошо. Два, — согласилась Ольга, — но второй — во первых, забыт, а во вторых — вряд ли кто захочет его использовать. Флёр непонимающе нахмурилась. — Что вы хотите этим сказать? Матеуш бросил вопросительный взгляд на Лютора. Тот же махнул рукой: — Давай. Лучше сейчас, чем потом. Ольга кашлянула, привлекая внимание Флёр. — Когда-то давно, на заре времён, ешё до Хогвартса и до Шамбартона, и может быть, даже до Мерлина, жил один чародей. Тёмный чародей, волшебник потрясающей мощи. Но он был стар, он дряхлел, и с каждым годом страшился смерти всё больше. В самой своей старости, он посчитал что близок к прорыву, близок к секрету бессмертия, но... Ольга прервалась. Матеуш хмыкнул, облокачиваясь на стену и скрещивая руки на груди. — Неизвестно, ошибся ли он в ритуале, или тот был ущербен изначально, но что было, то было — говорят, что он уничтожил себя полностью, не оставив после ни тела, ни души. От него не осталось ни следа, но его потомки... Выяснилось, что после смерти, они могут не уходить за кромку. Пока по земле ходит хотя бы один человек, с кровью того чародея в жилах, они могут видеть его глазами, дышать его грудью, а иногда, и занимать его место. Флёр моргнула. С недоверием посмотрела сначала на Матеуша, затем на Ольгу. Прикусила губу, оборачиваясь на Билла — но тот лишь согласно кивнул, подтверждая слова Ольги. Придя к какому-то выводу, она осторожно произнесла: — Мне... Я извиняюсь, но мне тяжело пове'гить в эту исто'гию. Не хочу показаться неблагода'гной, но... — Матеуш, — коротко бросила Ольга. Он раздраженно нахмурился — с его лица можно было легко читать фразу "почему я?". — Ты Рыцарь, — парировала Ольга, — а я лишь Оруженосец. К тому же, это грубо, не представить сира Робера. Матеуш закатил глаза и потянулся к ножнам, снимая их со спины и упирая в пол. Тут же, его фигура, его стать изменились. Там, где стоял наш Матеуш, теперь стоял другой человек — пусть черты его лица остались теми же, пусть на нём была та же самая одежда, различия были видны как день и ночь. Там, где Матеуш всегда едва заметно горбился, сир Робер стоял прямо, подняв голову, упирая меч в пол. Там, где Матеуш поджимал локти к телу, сир Робер держал руки на гарде меча. Он смотрел вперёд строго, уверенно, с едва заметной улыбкой и одним этим, казался лет на десять старше чем Матеуш. — Приветствую тебя, Билл Уизли и тебя, Флёр Делакур, — голос сира Роберта был глубок и чёток — идеальный голос для командира на поле брани, — я рад встрече с вами. Печально мне слышать о дурных вестях, что привезли вы с континента — о гибели Сириуса Блека и о колдуне, от смерти бегущем. Меня зовут сир Робер Осерский. Или же просто Робер — как вам будет угодно. Флёр быстро заморгала глазами — и вправду, преображение Матеуша в Роберта происходит внезапно и может застать врасплох. — Я не... Вы и в самом деле... Но это же... — Невозможно? — договорил за неё Робер, приподняв бровь, — Леди, взмахом палочки — всего лишь куска дерева, вы вольны творить чудеса и перекраивать мир по собственной воле. Пристало ли вам удивляться невозможному? — Вы п'гавы, наве'гно, но... С'est difficile à croire... — Чудеса случаются, но лишь с теми, кто хочет в них верить, — ответил Робер, — и разве имеет значение, кто я? Может быть я — тот рыцарь, что знал Гуго Де Пейона, первого магистра, Великого Магистра ордена Тамплиеров? Может быть, я лишь причуда рассудка, расколовшегося на несколько частей? Меч в моей руке по прежнему остёр, а разум чист — лишь это имеет значение. Сказав это, Робер наклонил голову, словно прощаясь, а в следующую секунду, Матеуш недовольно повёл плечами и вновь закрепил ножны на спине. Флёр нахмурилась, поворачиваясь к дальней доске, той, на которой висели многочисленные фотографии и рисунки. — Так значит это... — Верно, — сухо усмехнулась Ольга, глядя вслед за ней, — это — наша история. История Последнего Крестоносца. — И что это значит? — Флёр непонимающе нахмурилась, — он... Вы... — Мы, — поправила её Ольга, — в каждом поколении нашей семьи... Нашего клана, точнее — даже sedmaya voda na kisele — дальние, дальние родственники могут слышать голоса предков. И в каждом поколении есть Рыцарь — тот, кого сир Роберт тренирует с самого детства, и есть Оруженосец — тот, кто станет следующим. Мы странствуем по миру, сражаясь с последними осколками старого мира — вампирами, великанами, оборотнями... — Я... — Флёр прервалась, — один из знакомых Билла — обо'готень. Неужели... Матеуш вновь выпрямился, распрямляя плечи: — Мы охотимся на тех, кто избрал для себя путь зверя, не путь человека, — Сир Робер опустил взгляд на сидящую рядом со мной Гвен и мягко усмехнулся, — будь дело иначе, мы бы не встретили множество достойных людей. Матеуш смущённо переступил с ноги-на ногу и просто развёл руками в ответ на взгляд Флёр. "Так и есть". Флёр задумчиво прикусила губу, заставив Феликса густо покраснеть и вновь уткнуться носом в кружку. Полувейла же вновь повернулась к Ольге. — И значит... Вы можете слышать не только, — она запнулась, — сира 'Гобера, но и всех остальных? И они могут видеть через вас? Как вы живёте? — Как вы живёте? — Ольга легко пожала плечами, — в вечной тишине? В одиночестве? Наедине со своими мыслями и со своими демонами? Подруга, мы поймём друг друга не больше, чем птица понимает рыбу, так что... Слишком ли это важно? Флёр моргнула, задумчиво склонила голову на бок и тонко улыбнулась: — Полагаю, что нет. Матеуш хлопнул в ладоши, привлекая всеобщее внимание и постучал себя по запястью. — Верно, — Октавия согласно кивнула, поднимаясь с места, — подъём, девочки и мальчики, у нас ужин в шесть часов. Собираемся, завтра долгий день. Билл легко кивнул, поднимаясь на ноги и дважды взмахивая палочкой. С первым взмахом в чашках исчез недопитый чай, со вторым — уже чистые, они ровными рядами отправились на полку во второй комнате. Гвен уважительно присвистнула. Билл с долей смущения улыбнулся. — Почерпнул пару трюков у моей мамы. Вставшая рядом с ним Флёр покачала головой: — Если эти навыки и гово'гят о чём-то, Билл, то только о хо'гошем. Ольга пристально посмотрела на них и дёрнула плечом, кривясь и разворачиваясь к двери. Мы с Матеушем одновременно вздохнули, Гвен поднялась на ноги и подхватила стул, засовывая его обратно в мою шляпу. Несколько секунд на сборы, и вот уже наша группа сгрудилась у наколдованной Лютором двери, постепенно выходя в коридор. Студентов было куда меньше — большая часть уже разбрелась по занятиям, меньшая — торопилась к выходу, провожая нас заинтересованными взглядами, но всё же, куда больше заинтересованная перспективой свежего воздуха и обеда, а не нашей скромной компанией. Но то студенты. По коридору, ведущему дальше, в самый центр здания, шла женщина, одетая в строгий наряд, больше подходящий залам крупной международной корпорации, а не нашему университету. Черный жакет, белая блуза, строгие брюки и туфли на небольшом каблуке. На лице — строгие, угловатые очки. Она была молода — едва ли лет тридцати, и привлекала внимание строгими, словно бы выточенными из мрамора чертами и непривычной для нашего острова бледностью. Аманта Кроу, первый и единственный декан нашего университета. Первая и самая верная подруга Оли — ещё с тех времён, когда она только переступила порог Университета. Ольга недовольно скривилась. — Я была бы очень благодарна, — начала Аманта тихим, но отчётливо слышным голосом, — если двери вверенного мне помещения... Внезапно, она прервалась, внимательно изучая лицо Ольги — едва заметные разводы туши, припухшие и красные глаза и болезненно сжатые губы. — Кто? — тихо спросила Аманта, останавливаясь перед Ольгой. — Сириус, — прошептала Ольга, опуская взгляд. Аманта порывисто шагнула вперёд и крепко обняла замершую на месте девушку. На несколько секунд, та уткнулась старшей женщине в плечо и молча стояла, крепко жмуря глаза. Аманта — почти единственная, кто не опасается прикоснуться к Ольге в минуты душевной слабости — всем остальным приходится перебарывать нерациональный, первобытный страх. Прерывисто вздохнув, Ольга отстранилась, напоследок крепко сжав руку Аманте. — Спасибо... Спасибо. Мне уже легче. Я восстановлю дверь... — Не трать время, — Аманта легко отмахнулась, приветствуя всех нас кивком и редкой улыбкой, — у меня есть... Как ты говоришь?.. Nakosyachivshiye?.. студенты, а у них есть множество свободного времени. Ольга прерывисто хмыкнула и кивнула. Подошедший сзади Матеуш опустил руки ей на плечи, а Гвен тут же боднула лбом в плечо, ластясь словно котёнок. Аманта улыбнулась вновь и наклонила голову: — Не смею вас задерживать. Ольга благодарно кивнула. Аманта шагнула вперёд, на миг прикасаясь к её плечу и прошла дальше, целеустремлённо стуча каблуками по полу. Флёр проводила её пристальным взглядом и нахмурила брови. — Она... Очень неп'гивычная женщина. Ве'гнее... — Заметно контрастирует с обстановкой, верно? — Октавия хитро усмехнулась. Флёр согласно кивнула. — Аманта Кроу родилась не в той семье, добилась мастерства не в той магии и полюбила не того парня, — я хмыкнул, легко уклоняясь от ещё одного толчка в бок — на этот раз от Ольги, — и если одно из этих преступлений ещё не так страшно, то сразу трёх подряд старушка Америка уже не выдержала. — О, — Флёр подняла брови, — так она аме'гиканка? — Может мы все заткнёмся и наконец пойдём, а? — Лютор долго терпел, но наконец-то его прорвало. Флёр, уже привыкшая к его выходкам, презрительно фыркнула и мотнула головой. Ещё одна из дорожек, ведущих к Университету, идёт в центр острова — там, где растут высаженные ещё в семидесятых австралийские эвкалипты. Там, среди облезших деревьев, скрываются немногочисленные особняки для тех, кто хочет не просто жить, а жить комфортно — или же, хочет себе больше места. Не стоит думать, что это прибежище для островной элиты, для богачей и управленцев — вовсе нет, комендант острова живёт в скромном доме посередине между клиникой, институтом и аэропортом, Неопалимый — избранный лидер пиромантов, проживает в Ониксовой Крепости, а ректор Университета — в комнатушке над палеонтологическим музеем. Жильё дешево — если рядом с вами живёт множество магов, несложно возвести даже многоэтажный дом, но кому же он тут нужен? "Наш" особняк — достаточно велик и просторен — пару лет назад, когда наша команда собралась полностью, мы рассчитывали, что будем жить в одном доме, не собирая, случись что, участников по всему острову. К несчастью и к вящей обиде Лютора, реальность внесла свои коррективы — сначала, отделились мы с Гвен — после того, как комендант распорядился построить закрытый зрительский зал, мы переехали в жилую пристройку. Октавия вечно проводит дни и ночи на аэродроме — базе Хранителей, Матеуш часто ночует в Университете — ему бывает слишком лень идти эти несколько километров, а Феликс, со смертью своего наставника унаследовал дом и упрямо отказался "тушить горящий очаг". В итоге, несчастный Лютор почти всё время ночевал в особняке в одиночку или с Ольгой на пару и жутко с этого бесился. Сейчас, впрочем как и каждый раз перед вылетом, мы соберёмся все вместе. Сам особняк не представляет из себя ничего особенного — двухэтажный дом в колониальном стиле, с несколькими спальнями, обширной обеденной залой, совмещённой с гостиной и, конечно же, камином — Лютор мог уйти из Британии, но не изгнать из себя британца. Высокие кроны деревьев пропускали лишь тонкие лучи закатного солнца, играющие на окнах алыми отблесками. Забор, отделяющий территорию, порос плющом и лозами дикого винограда, поднимавшимися по деревянным стенам, ещё свежим и светлым, не потемневшим от времени и солнца. Лютор ускорился, проходя вперёд и раскрывая широкие двери, ведущие вглубь здания. В прихожей — просторном помещении с несколькими шкафами и подставкой для обуви, стоял недовольный домовой. Карлик, с носом-картошкой, окладистой бородкой, в штанах и смешном жилете, он с неодобрением смотрел на нас и шмыгал носом. — Долго же вы шарились, — изрёк Погожка, смотря исподлобья, — всё едва не остыло. Лютор фыркнул и сунул руку в карман, доставая кошелёк. — Бери деньги и вали. Домовой с презрением покосился на протянутую ему купюру, ещё раз шмыгнул носом, словно бы пытаясь показать всё свое презрение к таким презренным вещам и развернулся к Октавии. — Бифштекс с маринованной кукурузой под соусом, луковый суп, чай. Уборка в доме. Прополка сада. Мелкий ремонт. Вы довольны? Оливия окинула дом взглядом и пожала плечами. — Посмотрим. У меня есть жалобная книга. — Замечательно, — проворчал домовой и взял протянутую ему купюру — осторожно, словно лист отравленного растения. Сунув её в карман жилета, он поклонился нашей компании, оглушительно чихнул и тут же исчез. Флёр моргнула. — Вы платите своим домовикам? Лютор саркастично фыркнул: — А что, появился домовик, который работает за деньги? — Появился, — серьёзно подтвердил Билл, — его зовут Добби. Он друг Гарри — бывший домовик Малфоев. Гарри освободил его. Лютор моргнул и криво усмехнулся: — Ты мне говоришь что Люциус, этот манерный педик, умудрился достать даже собственного домовика? Билл скривился, подбирая слова. Флёр смотрела на Лютора с выражением абсолютного презрения. — Грубо даже для тебя, Лют, — Билл недовольно поморщился, — но в целом, чистая правда. — Ха! — Лютор самодовольно крякнул и шагнул в дом, через плечо отвечая Флёр на её вопрос. — Ну так вот, о домовых. Разумеется они не принимают деньги — даже местные не настолько поехали. Но проблема в том, что у нас их реально дохера. Я серьёзно — грёбанные русские, после того как Совет навернулся... Матеуш кашлянул. — Грёбанные русские и поляки, да. Так вот, после того как Советский Союз навернулся, куча стран решила последовать за Западом и их путём света. Матеуш, снимавший свою черную куртку с нашитым жилетом громко зашипел, сжимая ткань в плотный ком. Ольга успокаивающе похлопала его по плечу. — Так вот, — продолжил Лютор, не обращая внимания на настороженную Флёр, — после этого "тёмных" магов Восточной Европы начали щемить. Закрыли Чемну Раду, начали гонять тех, кто практиковал это всё, что у вас запрещено, ну и в итоге треть сдёрнула за Урал, треть в Дурмстранг, треть сюда ломанулась. Вот только оказалось, что у нас крупных особняков — знаешь, как обычно бывает, совсем мало. Лютор крякнул, разминая спину и бросая сложенную куртку на вешалку, отступил в сторону, пропуская Оливию дальше по коридору и продолжил: — Оказалось, что людям нормально жить в домах раза в три меньше, что у них были раньше — всё равно, половина комнат там собирала пыль. Ну и вышло, что дома новые, домов не так много, многоквартирных тоже нет — у красных после революции домовики в таких любили жить... И мы, короче говоря, столкнулись с кризисом перепроизводства у домовиков. Флёр хихикнула, словно колокольчик зазвенел и перевела неверящий взгляд на Билла. Феликс поморщился, отступая на самое крыльцо и поворачиваясь к девушке спиной. Искорка забралась на стену и задорно гавкала на стайку попугаев на ветвях. Попугаи скрипуче гавкали в ответ, передразнивая саламандру. — Это смешно звучит, — подтвердил Билл, придерживая Флёр за локоть, — но ситуация была не самой весёлой. Домовики ненавидят бездельничать, ты же знаешь. Поэтому, местная администрация пошла на оригинальный шаг — теперь, каждый домовик работает в компании "Агентство На Все Руки", а их хозяева получают деньги за аренду. Это удобно — можно арендовать домовика на день или на час. Правда, сами домовики не очень счастливы, но что поделать? Флёр покачала головой: — Это безумный ост'гов. — Ой, подруга, — Гвен протиснулась мимо меня, фыркнула и закатила глаза, — ты и десятой доли не видела... Флёр устало покачала головой и прошла мимо, выходя в просторную гостиную. Прошла, и замерла на месте. В центре обширной комнаты, прямо напротив входа, у лестницы ведущей наверх, на каменном постаменте, стоял доспех. Серебристая сталь едва заметно блестела в свете камина, играя закатными отсветами, лучи закатного солнца пробивались через окно и играли красным на металле, щели забрала, прикрытые прочным броневым стеклом, взирали вниз, словно бы взвешивая и молчаливо судя каждого, кто стоял перед ним. Грудь прикрывал табард — тканевая накидка на которой был изображён ангел — ни мужчина, ни женщина, а лишь неразличимая фигура с мечом в руках и расправленными крыльями, образующими грани креста. Архангел Михаил, Клинок Божий. — Это и есть... — тихо пробормотала Флёр, подходя ближе. — Доспех последнего крестоносца? — с ухмылкой уточнила Ольга, — да, это он и есть. Француженка непонимающе нахмурилась, подходя ближе и не отводя взгляда от сияющей серебром стали. — Вы гово'гите что сра'гаетесь с драконами, вампи'гами, обо'готнями и п'гочей нечистью... Но почему мы не слышали об этом? Почему я никогда не слышала о последнем 'гыца'ге? — Почему нормы не верят в магию, даже если увидят её собственными глазами? — я встал рядом с девушкой и печально хмыкнул, глядя в уже знакомые мне обводы стали, — чистокровные могут кичиться тем, что они превыше всех, но на самом деле... Нормы не могут поверить в то, что можно превратить стол в жабу одним взмахом деревяшки. Маги — не поверят тому, что какой-то мечник в доспехах может сражаться с чудовищами на равных. — Это правда, — сказал Билл, положив Флёр руку на плечо, — когда я вернулся в Британию с прошлого моего визита, то навёл справки — когда знал что искать. Ты всё ещё можешь найти его следы — пусть даже никто из историков не признает крестоносца в открытую. Матеуш выпрямился. Сэр Робер хмыкнул, делая шаг и с теплотой касаясь блестящего наплечника. — Я помню те времена, когда по дорогам этого мира ходили легенды. Когда мифы были как люди, а люди — как мифы. Времена чудовищ и чародеев, героев и прекрасных дам. Наше время уходит, Флёр Делакур — время легенд, время сказок и мифов. Но оно ещё не ушло окончательно. Сир Робер мягко, по-отечески усмехнулся настороженной девушке и исчез. Матеуш смущённо покраснел и отдёрнул руку от металла доспехов. С тихим вздохом, Флёр покачала головой и шагнула дальше, подходя к накрытому столу. Билл с мягкой улыбкой смотрел ей вслед. — Ностальгия? — тихо спросил я. — Ты не представляешь, — мечтательно ответил Билл, покачивая головой, — помнишь как я тоже ходил за Лютором, открыв рот? — Местная популяция комаров ещё не успела восстановиться, — пробормотал Феликс. — Ха! Потому что ты их всех сожрал! — Гвен подпрыгнула на месте, — понял шутку? Понял? Билл застонал, прикрывая лицо. Я расхохотался, ловя Гвен за талию и прижимая ближе. Феликс открыто ухмылялся, а Гвен довольно морщила нос. Ужин был тих — насколько тихим может быть тихой компания из восьми человек. Билл и Лютор тихо переговаривались — Билл рассказывал о своей семье, а Лютор внимательно слушал и изредка сухо, но искренне улыбался — семья Уизли — почти единственные из Британии, к кому он всё ещё питает искреннюю симпатию. Феликс и Матеуш беседовали — говорил лишь Феликс, Матеуш отвечал лишь выразительными жестами, обсуждая судьбу Леди Ягуар — тёмной колдуньи, чья звезда закатилась в шестидесятых. Феликс осуждал то, что её оставили в живых, пусть и заковав в Оковы Чёрного Пламени. Матеуш же настаивал на том, что живая чёрная колдунья, лишённая всех сил и влачащая жалкое существование на руинах своего же храма — не только отличный пример, но ещё и манок на тех, кто решит выведать у старой карги тайны чёрной магии. Октавия тихо мурлыкала музыкальный ритм, отстукивая ритм вилкой по столу — новый хит Ace Of Base въедался в мозг не хуже серной кислоты. Ольга тихо смотрела в опустевшую тарелку, а Гвен подвинулась ко мне ближе и недовольно ворчала, положив голову на плечо. — Я просто не понимаю о чём они думали. Зачем было вводить в комикс ещё одного грёбанного клона Гвен? Сколько можно? Они просто паразитируют на её имени, вот что я скажу — да ещё и убили его почти сразу! — Деньги, деньги, ещё раз деньги, — перечислил я, покачивая ногой. Волосы Гвен щекотали щёку, — думается мне, знакомое лицо куда выгоднее продать. Гвен зло фыркнула: — Деньги! Всё бы им о деньгах! Как же я ненавижу когда её просто используют, как красную тряпку для фанатов! Флёр непонимающе смотрела на нас, явно не представляя, о чем вообще говорит Гвен. Грюм кашлянул, привлекая общее внимание. Повинуясь взмаху его палочки, на стол опустились стопки, наполненные янтарной жидкостью — хорошим коньяком, который Лютор приберёг на подобный случай. Сам же он встал, неловко перетаптываясь с ноги на ногу и кашлянул: — Я, чёрт дери, ненавижу такие речи. Но выбора нет, верно? — Лютор тяжело вздохнул и опустил плечи. — Сириус был чертовски крутым парнем — даже до того, как мы узнали что он — именно тот полудурок, что сбежал из Азкабана... Да. Так вот, он был бойцом. Не просто придурком с палочкой, а настоящим воином. И ушёл он достойно, да... Кхм. Так вот, за Сириуса. Я молча кивнул и выпил огненно-сладковатую жидкость одним глотком. Гвен подавилась и теперь судорожно дулась, сдерживая кашель. Опустившийся на место Лютор с вызовом глядел на собравшихся на столе — Лютор и застольные тосты враждуют едва ли не с основания мира. Ольга криво усмехнулась, кивнула и вышла из комнаты, направляясь на задний двор. После её ухода разговоры словно затихли, мы сами разбились на небольшие группки — Октавия показывала Флёр дом, помогая разобрать взятые в поездку вещи и мирно беседуя. Билл сидел у камина, прикрыв глаза и о чём-то размышляя. Гвен возилась у телевизора — здоровенного нормовского телевизора, покупку которого она оплатила вместе с Октавией, подключая к нему игровую приставку. Возможно, стоило бы сыграть с ней — но у меня совершенно не было настроения. Вместо этого, я размял плечи, выходя на веранду, а с неё — во внутренний двор. Ольга сидела на выступающем корне дерева и задумчиво смотрела в вечерние сумерки. Рядом с ней сидел, перебирая лапами, попугай-кеа, слетевший к ней из кроны дерева. Девушка рассеянно поглаживала его по голове, попугай же ластился как домашний кот. Дикая птица, гроза фермеров, стаей способная забить овцу и пировать на трупе, вела себя как хорошо вышколенный питомец. Откуда-то сверху тянуло мягким, чуть сладковатым ароматом дыма. Ольга бросила на меня короткий взгляд и кивнула, подбородком показывая на крышу веранды. Я подпрыгнул, цепляясь за пахнущие древесиной доски, легко раскачался, упёрся ногами в стену веранды и подтянулся, забираясь на покатую крышу. Феликс лежал на ней, куря трубку и задумчиво глядя в звёздное небо. Дымок, едва заметный в свете уголька и его татуировок причудливо закручивался в воздухе, складываясь в причудливых зверей, лица и пейзажи, мимолётные и прозрачные. Я снял шляпу и улёгся рядом, смотря в небо. — Марс светит ярко, — сообщил Феликс, — ярче чем обычно. Я выругался, с недовольством глядя на сверкающую точку вдали, среди океана звёзд. — Кентавры? — Кентавры, — подтвердил Феликс, рассеянно вращая пальцем. В такт его движениям, в воздухе закручивалась струйка дыма, — глупцы вновь выйдут на потайные тропы. Будут искать славу, кровь и женщин. Как и обычно. Я прищурился, задумчиво смотря на небесный свод и подложил руки под голову. — Они верят, что Марс — вестник битвы, не так ли? Феликс сердито фыркнул: — Даже до того, как мы получили ваш дар — дар знаний, дар науки, мы не верили в то, что судьбы мира зависят от движения светящихся точек на небесах. Теперь же? Марс — колоссальная твердь, что плывёт в вечной пустоте. Какое дело этой тверди должно быть до четырёхногих тараканов и их ритуалов? — Ты слишком всё упрощаешь, — я покачал головой, — возьми, например, Луну. От неё зависят приливы и отливы — разве не влияют они на жизнь тех же рыбаков? Феликс замолк, выдувая в небо струю дыма и прищурился. Татуировки на его лице едва заметно светились в темноте. — За эти два года, мы так и не обсудили этот вопрос. Удивительно. Что же, в таком случае, скажи мне, сын пророков, внук провидцев — кто прав, я или кентавры? Я слегка поморщился — после второй трубки, того травяного сбора, что курят пироманты, Феликс становится мечтательным и излишне велеречивым, а уж после четвёртой и вовсе может целый час мечтательно пялиться на стену. — Настоящим пророчествам плевать на планеты и на звёзды. Расположение Марса, орбита Венеры, козни Юпитера — кентавры путают причину и следствия. Пути планет не запустят цепь событий, что приведёт к тому, что пророчество сбудется — они могут лишь повлиять, на то, что выберет человек. А на этот выбор может повлиять и распоследняя муха. — Ты сравниваешь мухи и планеты? — удивился Феликс. Я лишь фыркнул: — У тебя заболят глаза, если ты посмотришь на солнце? — Разумеется. Я удовлетворённо хмыкнул. — Заболят ли они, если в лицо посветить фонарём? Феликс ненадолго задумался и согласно кивнул: — Тоже заболят. — Солнце — колоссальный шар плазмы, висящий в бездне. И фонарик, который можно уместить в руке. А глаза-то что в одном, что в другом одинаково болят, верно? Феликс тихо рассмеялся и прикрыл глаза. Некоторое время мы провели в молчании — Феликс крайне удобный собеседник, когда надо помолчать. Тишину вечера разбавляли лишь крики попугаев, шум ветра и приглушённые звуки, доносящиеся из дома — голоса, музыка и чьи-то шаги. Дверь в дом тихо заскрипела — можно было услышать чужие, непривычные шаги. Слишком лёгкие для Октавии, слишком редкие для Гвен и тем более, Ольги. — Я не помешала? — и верно, это был голос Флёр. Мы с Феликсом переглянулись, но всё же остались на крыше — уж вряд ли французская ведьма пришла к Ольге для того, чтобы делиться тайнами. В ином случае — та точно знала, что мы на крыше и могла в любой момент нас согнать. — Хмм, — голос Ольги был на редкость задумчив — она, наверняка, даже не осознавала, что спросила Флёр, — Хм... Ты знаешь имя? — Имя? — непонимающе переспросила Флёр. — Имя, — повторила Ольга с долей раздражения, — имя того, кто его убил. — Ах, — ответила Флёр, после небольшой паузы, — да. Да, я знаю. Это Беллат'гиса Лест'гейдж. Его двою'годная сест'га, самая ве'гная помощница Неназываемого. — Беллатриса, — повторила за ней Ольга, пробуя имя на вкус, — спасибо. Я запомню. Флёр на несколько секунд замолкла, словно раздумывая над своими словами, а затем спросила: — Ты... Ты любила его? — Я спала с ним, — Ольга горько хмыкнула, — я думала, что когда он приедет вновь, а он обещал приехать, знаешь ли, и я ему верила, я задам себе этот вопрос. А теперь... Она с резким выдохом прервалась. — Теперь? Откуда мне знать теперь, любила ли я его? Мы с Фениксом кисло переглянулись. Подслушивать такие разговоры, пусть даже невольно — ужасно неловко. К счастью, Ольга вовремя взяла себя в руки — с едва слышным топотом соскочив на землю, она пустила сидевшего на предплечье попугая в небо. Тот взлетел с хриплым карканьем, описав круг над домом и приземлился на ветви дерева, зашуршав листвой. — Довольно об этом, — с наигранной бодростью сказала Ольга, — довольно. И извини за тот срыв в университете, просто... Она прервалась и закончила уже чуть тише. — Просто я этого не ожидала... — Ничего ст'гашного, — успокоила её Флёр и робко продолжила, — тогда, в комнате... Я не хочу быть невежливой, но всё же, кто ты такая? Ольга хмыкнула, уже не с натужным, но с настоящим весельем. — Что, нетрудно догадаться, что я не совсем человек? — Я не хочу обидеть... — Какие обиды, — девушка лишь фыркнула, — верно. Ты права. Я не человек, по крайней мере, наполовину. Не вейла, не дриада, не мавка и не унида — наш род куда малочисленнее. Пожалуй, чуть больше десятка. — И кто же ты тогда? — с интересом спросила Флёр. — Хм-м... Там, откуда я родом, до сих пор в ходу сказки о bogatyryah. Рыцарях, если хочешь — могучих воинах, что противостоят страшным чудовищам и спасают прекрасных дев. И часто, в своих странствиях они встречают древнюю старуху, что живёт посреди тёмной части. Её дом — хижина на птичьих ногах, её забор — человеческие кости и черепа, а сама она — властительница окрестных лесов. Хитростью ли, добрым словом, отважные рыцари добиваются милости старухи — она врачует их раны, даёт с собой чудесные артефакты — острый меч, воду, что оживит мёртвых или скороходные сапоги. В одних сказках она предстаёт доброй советницей, в других — жутким чудовищем... Ольга прервалась, погрузившись в задумчивое молчание. Лес вокруг зашумел, словно под дуновением невидимого, неощутимого ветра, а окрестные птицы откликнулись на зов, поднимаясь в воздух и разрывая вечернюю тишину своими криками. — В реальности, Флёр, мы не рождаемся старыми и страшными ведьмами. Но мы всё ещё любим храбрых юношей, пришедших к нам с мечом в ножнах. — То есть... — начала Флёр. — Мой папа, — продолжила Ольга с тихой гордостью, — очень храбрый человек. Он прошёл войну во Вьетнаме, а потом ушёл в лесники — хотел отдохнуть от битв. Моя мама... Моя мама очень долго жила в лесу.