Капля крови на твоём лице

Я вампир, а у вас какое оправдание?

      Ненависть.       Я цепляюсь за это чувство своими длинными пальцами, не желая его отпускать, потому что это — всё, что у меня осталось; всё, что ещё принадлежит мне и что у меня никто не посмеет отнять.       Моё бессмертие — это всего лишь результат того, что Клаусу стало скучно. Моя смерть — это всего лишь послание Стефана Елене. Мне в пору выжигать клеймо «Использованная», которое и так зияет на моём остановившемся сердце, напоминая мне о том, насколько я жалкая.       Это, должна признать, здорово вгоняет в депрессию.       — Вайлет.       Я вздрагиваю, услышав своё имя, и поднимаю голову, встречаясь глазами со Стефаном. Вампир стоит у моего столика, смотря на меня сверху вниз, спрятав руки в карманы и периодически покусывая губы.       — Стефан?! Вот уж неожиданная встреча.       Вампир кивает, подтверждая мои слова, хоть я и знаю, что неожиданная она только для меня, в то время как им она тщательно спланирована. Он кивком головы указывает в сторону свободного стула, беззвучно спрашивая разрешения, и я утвердительно киваю, не понимая, почему не позволила себе маленькую выходку в виде выплеснутого алкоголя на его рубашку и даже позволяю ему присесть рядом со мной.       Сальваторе садится и неодобрительно хмурится, когда замечает напротив меня пустой стакан и полупустую бутылку из-под бурбона. Я ухмыляюсь, забавляясь его реакцией, ведь он не имеет никакого права осуждать меня, к тому же спиртное совсем не охмеляет, а только напоминает мне о моей ничтожности.       — Зачем ты пришёл, Стефан?       — Я хотел извиниться.       Я щурю глаза, пытаясь понять, насколько он серьёзен, и не стесняясь выдаю ему издевательскую ухмылку прямо в лицо. Вампир кусает щёку со внутренний стороны, и его плечи понуро опускаются под тяжестью моих неозвученных обвинений.       — Ты думаешь, что этому есть прощение?       Он отрицательно качает головой, сокрушаясь.       — Я знаю, что его нет.       Ему тяжело. Вина от поступков, вызванных отключёнными чувствами, теперь сквозит в каждом его слове, а боль и отчаяние заполнили его настолько сильно, что ему не хватает места для других чувств.       — Я бы хотел переложить всю вину на Клауса, но не могу. Он лишь подтолкнул меня, чудовищем я сделал себя сам, притом уже очень давно.       Внезапный порыв искренности и честности, которых мне так не хватало, вдохнул в меня жизнь, напомнил мне, что все могут ошибаться. Но эта ошибка настолько большая, что, даже с трудом сдерживая слёзы от этого монолога, подписываясь под каждым словом, находя в его словах саму себя, я всё равно не могу перечеркнуть былое.       — Возможно... — Поджав губы, я стараюсь подобрать верные слова. — Возможно, когда-нибудь я смогу простить тебя, Стефан.       Вампир коротко кивает, не претендуя на большее, но уходить не собирается.       — Ты ведь не только извиниться пришёл?       Сальваторе качает головой, подтверждая мою догадку, и, наконец, смотрит мне прямо в глаза. В его взгляде я отчётливо вижу немую мольбу о помощи, такую сильную, что даже остановившееся сердце пропускает удар.       — Я не имею права просить об этом, но я попробую: помоги нам убить Клауса.       Я дёргаю бровью, поражаясь тому, насколько они отчаялись. Видя во мне угрозу стать копией первородного, они всё ещё надеются, что я не до конца потеряна. Как забавно, их вера в меня оказалась сильнее моей собственной.       — Почему ты думаешь, что я не расскажу ему о ваших планах?       — Кэтрин поведала о твоих намерениях.       Я фыркаю, мысленно посылая вампиршу ко всем чертям. Она могла объявить об этом в рупор на весь город, чтобы эти слова наверняка долетели до адресата.       — Ну так что, Вайлет, мы можем надеяться на твою помощь?       Молча вытянув руку, чтобы скрепить договор, я улыбаюсь. Стефан, не замечая подвоха, улыбается мне в ответ.       Клаус не является образцом хорошего человека, он до звания человека-то с трудом дотягивает, но, скрепляя договор, я знаю, что я не позволю умереть первородному. Сколько бы боли он мне ни причинил, врага простить проще, чем некогда близких мне людей, но дело не только в этом. Я чувствую, что, если он умрёт, умру я. Быть может, не физически, но едва ли я смогу после этого чувствовать хоть что-то.       — Итак, — я скрепляю руки в замок, поставив локти на столешницу, — какая моя задача?       Сальваторе оглядывается, стараясь приглядеться к лицам посетителей, чтобы убедиться, что наш разговор останется строго конфиденциальным, и, склонившись над столом, ко мне поближе, будто это смогло бы спасти нас от нежеланных слушателей, почти шёпотом произносит:       — Вчера, на балу, мать Клауса связала своих детей. Когда умрёт один, умрут все…       — И что, есть доброволец?       К моему удивлению, Стефан кивает, и мои глаза округляются. Не чувствуя опасности в компании своих бывших друзей, я думала, будет очень забавно наблюдать за их очередной слабой потугой убийства первородного, но, когда вмешивается древняя ведьма, это становится действительно опасным.       — Финн. Брат Клауса хочет умереть. Но если он передумает, у нас должен быть план Б. Я не верю в эти фокусы с самопожертвованием.       — Ты хочешь, чтобы я отвлекала Клауса?       Вампир отрицательно качает головой, опровергая мои догадки, и я хмурюсь ещё сильнее.       — Этим займётся Кэролайн. Твоя задача — выманить Кола.       Стоит Стефану упомянуть блондинку, как улыбка сходит с моего лица, но вампир будто не замечает этой острой перемены, а может, просто не хочет замечать. Я кусаю себя за губу, задумавшись о том, что я убью двух зайцев сразу: спасу Клауса и открою ему глаза на Форбс. Возможно, этого будет недостаточно для того, чтобы разрушить его симпатию, но вполне достаточно, чтобы посеять семя разочарования, и так будет раз за разом.       — Отлично. Напишешь сообщением, во сколько мы встречаемся, я хочу привести себя в порядок.       Сальваторе с пониманием кивает, косясь на бутылку, думая, что дело в этом, в ответ на это я лишь натягиваю на себя фальшивую улыбку и щелчком пальца призываю официанта.       Расплатившись, я выхожу на улицу, оглядываясь, чтобы убедиться в отсутствии Стефана, и, убедившись, сажусь в свою машину, чтобы добраться до особняка первородных.       Дорога оказывается гораздо быстрее, чем обычно, возможно, из-за того, что я выжимаю все соки из своего автомобиля, нарушая десятки правил. Оказавшись возле особняка, из которого вчера я так быстро ускользала, и оставив машину, я без стука врываюсь внутрь.       Клаус, сидящий в кресле с карандашом и альбомом в руках, удивлённо смотрит на меня, выгнув бровь. Элайджа, стоящий у камина с бокалом алкоголя, глядит на меня так, словно ожидал моего прихода. А Ребекка, что разглядывала партию шахмат вместе с Колом, поставив шах и мат брату и откидывая прядь волос назад, наконец бросает свой взгляд на меня.       — Что-то случилось, Вайлет? — Элайджа, как и всегда, через чур проницателен, и я киваю, подтверждая его слова.       Кол безынтересно закатывает глаза, откидываясь на мягкую спинку дорогого кресла, и глядит на меня снизу вверх, неприлично долго задерживая взгляд на декольте.       — С каких это пор, брат, мы занимаемся благотворительностью?       — Заткнись, Кол, — тут же бросаю я, всё ещё находясь в дверном проёме, опираясь на арку и не рискуя проходить дальше. — Ваша мать собирается убить вас. Сегодня.