Капля крови на твоём лице

      Кровь.       Границы дозволенного стираются, когда я провожу языком вдоль шеи подруги, удерживая на своих руках обмякшее мёртвое тело. Удовольствие, словно я приняла дозу экстази, дымкой обволакивает мой разум, рассеивая все пустые мысли в моей голове, кроме одной: я хочу ещё крови.       Я делаю шаг назад, утягивая за собой тело Мел, прямо во тьму, скрывая нас в тени высокого дома. Там, где никто не сможет нам помешать; там, где никто не увидит моего чудовищного, изуродованного сеткой вен лица; там, где никто не услышит животного чавканья и причмокивания кровавой наркоманки — меня. Я сажусь на холодный асфальт, абсолютно не ощущая при этом дискомфорта, я вовсе перестаю чувствовать что-то, кроме голода, и аккуратно укладываю голову девушки к себе на колени, как фарфоровую куклу. Мои пальцы, измазанные в липкой крови, скользят по её щеке, пачкая нежную кожу, и этот банальный жест вызывает во мне детский восторг, стоит вдобавок ещё взглянуть в холодные глаза Мел, где застыл глубокий страх. Я улыбаюсь кровавыми зубами — так широко, как только могу, — и кладу свои пальцы в рот, скользнув языком по фалангам, собирая приятную жидкость.       — Так, так, так.       Страх, как цунами, накрывает моё тело, стоит мне услышать чужой голос. Он, почти такой же сильный, как голод, заставляет меня звереть ещё больше, раздражаясь от того, что мне помешали насладиться; отчаянно желающие вырваться наружу эмоции, отдавшись эхом где-то там, вдали, словно раскаты грома, находят выход в виде слетевшего с губ злого утробного рычания.       Но даже это не заставляет меня отвлечься. Я поднимаю голову, жадно впиваясь глазами в мужчину напротив, выражая взглядом всю свою раздражительность. Он даже не пытается скрыться, рассматривая меня под полотном глубокой ночи, и качает головой, как строгий родитель, замечая, что вся моя одежда перепачкана кровью.       — Тебе стоит поучиться аккуратности, дорогуша.       — Кто вы? — вопрос слетает прежде, чем я успеваю прикусить язык. Мне не хочется выглядеть заинтересованной или испуганной, но незнакомец всё-таки улавливает нотки волнения и довольно улыбается, с шумом втягивая носом воздух, словно хочет насладиться тем, что я боюсь его. — Отвечайте.       Он смеётся, хрипло и громко, а затем отталкивается от стены и выходит из тени прямо под уличный фонарь, демонстрируя себя. Я ахаю, когда первым делом замечаю его глаза: два жёлтых, горящих в ночи янтаря, и внутри что-то щёлкает от резкого осознания того, что я уже встречала эти глаза раньше.       — Я твой самый худший ночной кошмар, — сознаётся мужчина, скривив губы в усмешке, — моё имя — Клаус.       Его тембр голоса завораживает. Хочется раствориться в нём, слушать снова и снова, восхищённо ловя каждое слово, но вместе с тем что-то в нём определённо отталкивает, заставляет съёживаться от страха, порождая желание слиться с собственной тенью, только бы не слышать этот голос и не чувствовать на себе тяжёлый взгляд животных глаз.       Он делает несколько уверенных шагов в мою сторону, и я буквально вжимаюсь в холодный кирпич стены, зажмуриваясь. Я не хочу видеть его красивые черты лица, которые являются лишь маской, скрывающей уродство настоящего животного. Я хочу только одного: чтобы он исчез, растворился, как мираж, сотканный моими изощрёнными фантазиями, но этого не происходит. Хоть я и по-прежнему жмурюсь, я чувствую, как он склоняется надо мной, опаляет кожу своим холодным ментоловым дыханием и смеётся, громко и высокомерно, прямо в моё лицо.       — Я не убью тебя, — он вторит моим потаённым мыслям, которые я старательно гнала из головы, боясь омрачить ими сознание. — Я с тобой здорово повеселюсь, дорогая.       Я открываю глаза, поджимая губы, и смотрю в глаза напротив, замечая в них своё отражение. Они больше не янтарного оттенка, а зелёно-голубые, как глубокая бездна, делающие их обладателя более человечным, что ли. Я неосознанно тяну свою руку к лицу мужчины, чтобы провести ею под глазами и прощупать отсутствие вздутых вен, но вовремя одумываюсь и опускаю ладонь, сжимая её в кулак, чтобы снова не поддаться соблазну.       Клаус ловит своим взглядом каждое моё движение, не оставляя без внимания даже лишних вздохов, что стали слишком часто вырываться из приоткрытых губ. Опустив глаза на мои губы, испачканные в крови, он проводит языком по своей верхней губе, смакуя, догадываясь о том, как, должно быть, прекрасен этот вкус, и тяжело сглатывает. Я, словно его абсолютное зеркальное отражение, копирую этот незамысловатый жест и прикрываю глаза от наслаждения, блаженно выдыхая, выражая своё яркое возбуждение — сродни животному, — балансируя на грани безумства.       Пальцы мужчины крепко сцепляются на моём подбородке, и он тянет меня на себя, целуя. Его горячий язык скользит по моим губам, собирая остатки крови Мел, тело которой зажато между нами двумя, а затем проникает в мой рот, переплетаясь с моим, опьяняя. Сейчас мне было всё равно, что я целую незнакомца, перепачкавшись в крови; что всё это напоминает дешёвую порнографию с элементами некрофилии; что в голове у меня тысячи вопросов о том, кем я стала, на которые нет ответов. Зажатая сильным телом Клауса, я безвольной куклой обмякаю, поддавшись его желанию развлечься. Где-то глубоко, так, что я с трудом это различаю, мои мысли путаются, а собственный разум пытается взять верх над каким-то непонятным наваждением, препятствуя, сопротивляясь манипуляциям незнакомца, но губы лишь покорно продолжают сминать его губы в ответ в каком-то диком, адском танце на костях.       Он отстраняется от меня первым под мой разочарованный вздох. Тело трепещет, а губы саднит от желая жаркого продолжения; всё моё естество подрагивает от нетерпеливого желания принадлежать этому мужчине, и я не понимаю, почему я так сильно этого желаю, но я точно знаю, что этого желает он. А найти место, где заканчиваются его мысли и начинаются мои собственные, просто не представляется возможным.       Клаус снова смотрит в мои глаза, проникая в сознание. Я чувствую, как эмоциональные нити, слипшиеся в клубок от избытка эмоций, которые я просто не могла вынести, начинают распутываться, складываясь во всё более и более понятную картину, под контролем этого загадочного гостя. Он определённо был не просто прохожим, что забрёл сюда волею судьбы, казалось, что сами Мойры сплели нити так, чтобы мы непременно столкнулись, потому что иначе я никак не могу объяснить это наваждение и острую нужду лететь прямо в его руки.       — Очень интересно, — выдаёт он, читая меня, как открытую книгу. — Полагаю, ты не знаешь, кем стала?       Я отрицательно качаю головой, как заворожённая наблюдая за тем, как он поднимается и протягивает мне руку. Наверное, сейчас, с широко распахнутыми глазами, я похожа на ребёнка, что только начал познавать мир, но мой возраст далеко не детский. Мне семнадцать. Я собиралась заканчивать школу, готовиться к выпускному и выбирать колледж. До того, как я умерла. Страшная догадка, взорвавшая мой мозг, вдруг отметает в сторону тысячи вопросов из моей головы, до одури банальная в такой небанальной ситуации. В мыслях всплывает страшная картина, способная свести с ума кого угодно; картина, которую я старательно игнорировала, забивая свои мысли непонятной действительностью, лишь бы сбежать от неприятной правды.       Вчера вечером я умерла.       Клаус смеётся, и я дергаюсь. Задумавшись, я напрочь забываю о том, что сейчас я не одна, в страхе кидаясь из угла в угол в своей голове, пытаясь схватить подсказку о том, как я смогла восстать из мёртвых, полагаю. Мужчина в нетерпении снова тянет ко мне руку, и я вкладываю свою ладонь в его, поднимаясь. Голова Мел скатывается с моих колен, с глухим ударом падая на землю, и звук отрезвляет меня лучше хорошей оплеухи. Я кошусь на неё, качая головой, и скольжу взглядом по своей окровавленной руке, в дикой агонии начиная тереть её о ткань джинс, тоже впитавших кровь, лишь бы стереть с себя остатки эфирной жидкости.       Я не могла убить свою лучшую подругу.       Я просто не могла этого сделать.       Вырываю вторую руку из руки Клауса и судорожно выпускаю из лёгких воздух, прикрывая ладонью рот. Изуродованная реальность опускается на меня тяжёлым камнем. Она обездвиживает, сжимая сердце в моей груди так, что оно начинает биться быстро и чётко, как пулемёт, выплёвывая патроны в отчаянной попытке таким же образом избавиться от отравляющей боли.       — Она ведь очнётся, — я поднимаю взгляд на Клауса, питая себя слабой и неуверенной надеждой. — Я ведь тоже умерла, но потом очнулась.       Вслух это звучит ещё более отвратительно и неправдоподобно. Я жду, когда Клаус назовёт меня поехавшей, покачает головой и вызовет полицию, ведь именно это следует сделать. Я убийца, монстр, не человек. Зарываю длинные пальцы обеих рук в копну чёрных волос, сжимая и оттягивая их. Перед глазами стоит пустое лицо Мел, застывшее навечно в ужасе; в мыслях — ядовитый и липкий страх, что отравляет каждую клетку моего организма, окончательно и бесповоротно кидая меня в самые недры моей тёмной и жалкой душонки, где я, запертая, быстро получу по заслугам, задушенная собственной совестью.       — Кто я?       Клаус плотным кольцом хватает меня за запястья, опуская мои руки, и заставляет смотреть на него. Я легко подчиняюсь ему, зная, что сейчас он — моя единственная опора, и старательно плотно сжимая губы, чтобы не разреветься на его плече.       — Ты вампир, дорогуша, — он морщится. Я вижу на его лице смесь отвращения и раздражения, вызванную моей истерикой, и держу пари, он сотню раз пожалел, что заговорил со мной. — Но я научу тебя с этим справляться.       Он не похож на святую добродетель. Всё его тело, сплетённое из жёстких мышц, напоминает мне хищника, грациозного и кровожадного. Я мнусь, и неуверенность легко виднеется на испачканном кровью лице, делая меня всё больше и больше похожей на добычу подозрительного мужчины. Трезвый разум, остатки которого я буквально соскребаю и сжимаю в кулак, вопит мне бежать как можно дальше, бежать и не оглядываться. Но я уже и так в полном дерьме, и мне всё ещё предстоит узнать о себе правду, ведь в байки о вампирах я не верила. Однако внутренний детектор лжи, практически никогда меня не подводящий, спокоен и не находит ни капли лукавства в смешном, даже детском, предположении. Но в мыслях отчего-то снова и снова, одна за другой, сменяются картинки из страшных фильмов про вампиров, которых в разных культурах объединяло одно — жажда крови.       — Я не делаю предложений дважды, — торопит меня Клаус. Желваки на его лице играют, свидетельствуя о том, что он не привык ждать, выставляя напоказ его эгоистичную торопливость. — Решайся, дорогуша, или я просто убью тебя.       Морозное дыхание смерти обдаёт мой затылок. Но я ведь уже была мертва? Второй раз, наверняка, умирать больнее, и я, как бы жалко это ни звучало, не хочу это проверять. Мне отчаянно хочется уцепиться за жизнь, ну, или за то, что от неё осталось, даже если мой единственный шанс сделать это — загадочный и опасный Клаус.       — Я согласна, Клаус.       — Вот и умница.       Дыхание перехватывает, а язык немеет. Мне кажется, на секунду я отделяюсь от своего тела для осуждающего жеста и разочарованного взгляда, отчитывающего меня за свою собственную трусость.       А кому хочется умирать?