Стать Повелителем Ночи

Рэдор узнал об этом в день, когда ему исполнилось восемь. Мать, как обычно, собрала немалую семью Хистатов на праздничный ужин. И как раз после сладкого, когда Рэдор уже решил, что ни кусочка больше в себя не сможет запихать, отец встал и объявил о предстоящем наборе в Орден. — Небывалая честь, — говорил он. — Исключительная возможность. Только для отпрысков самых значимых дворянских семей. Быть принятым — подтвердить право династии стоять в непосредственной близости к трону Правителя. Кто как не мы достойны иметь сына в рядах бессмертных воинов Астартес. Ты, Рэдор. Ты — станешь бессмертным воином. Космодесантник Рэдор Хистат, вместе с другими Астартес Ордена ты прославишь дворянский дом Хистат и прославишься сам. Поздравляю тебя, сын. Ты избран вечностью. Не подведи нас. Немного осоловелый Рэдор кивал и улыбался. Конечно, он не подведет. Новость принесла с собой изменения. Занятия делопроизводством, экономикой и правом почти сошли на нет, математику тоже сильно сократили, литературу и ненавистную хореографию отменили вообще. Зато боевой и спортивной подготовке стало уделяться много часов. Она давалась тяжело, от усталости мальчик к вечеру падал в кровать и сразу засыпал. Ну, поначалу падал, но потом втянулся и привык. Отец полюбил призывать Рэдора в кабинет и вести взрослые разговоры. О чести, долге, величии бессмертных воинов. Снова о важности выбора пути Астартес для Династии, для их мира и для всего Империума. Об ответственности сына за доброе имя и величие семьи. В такие моменты, стоя перед отцом и внимая его напутствиям, Рэдор чувствовал, как гордость прорывается сквозь напыщенные слова, гордость за него, Рэдора. Эта отцовская гордость наполняла мальчика радостным предвкушением и пустила цепкие глубокие корни в его душе. Он тогда не понимал, насколько глубокие. Династия Хистат, одна из старейших дворянских семей, находится в довольно близком родстве с правителем их феодального, но вполне развитого мира. Настолько близком, что отпрыски Хистат учитываются в ряду претендентов на трон, хотя и не в первую, и даже не во вторую очередь. Их планета неутомимо крутится вокруг своей звезды в системе на задворках Империума, в Сегментум Ультима, у самой границы с Сегментум Обскурус. Для расположенного в такой дали от Терры, их мир был весьма независимым экономически, даже преуспевающим, если не сказать — богатым. Важный логистический узел сразу для двух секторов, вся орбита планеты забита обширными доками, между ними непрерывно снуют транспортные суда, большие и малые. Семья Хистат традиционно занимается контролем и общей безопасностью орбитальных складов, стрижет купоны с тех, кто стрижет купоны с доков. Нет, своих верфей в системе не имеется, но все равно планета достаточно значима. Она попала под покровительство Ордена Астартес, и на планете есть их Цитадель. По древней традиции Орден проводит набор кандидатов в космодесантники на подопечном мире. Основная масса кандидатов набирается среди сирот и беспризорников, на улицах и в трущобах, там, где никому нет дела до судьбы детей, а детям нет дела до судьбы взрослых. Однако не стоит забывать и о материальных благах. Для пополнения активов было решено объявить о наборе кандидатов среди ноблей процветающего мира. Для властьимущих это высокая честь и величайшее доверие. Отпрыск в рядах бессмертных воинов, несущих на своих плечах ответственность за чистоту и безопасность всего Империума — это дополнительный вес на политической арене, и вес немалый. За такое преимущество перед бесчисленными конкурентами не жалко и переплатить немного. Итак, несколько особо рьяных дворянских семей с удовольствием ухватились за возможность отправить своих детей в Орден, пусть и за весьма немалую мзду. Правда, спустя некоторое время выяснилось, что сперва им предстоит всего лишь первичный отбор, а не сразу обучение, и отбор этот будет весьма строгим и особо тщательным. Никакие детали традиционно не раскрывались, известно было лишь, что кандидаты покидают отчий дом на неопределенно долгое время, возможно, навсегда. Пятый сын, младшенький, мамино солнышко. Припозднился с рождением, по сравнению с остальными наследниками. Рэдор единственный подходит для набора в Орден по возрасту. Новость меняет и отношение старших братьев к нему. Раньше его едва замечали, а теперь в их подколках, их повышенном язвительном внимании к его поступкам и словам то и дело проявляется легкая зависть. Неумело маскируемая небрежностью, с которой они, например, к месту и не к месту вспоминают разные истории о великих воинах Орденов и их славных деяниях. Намного чаще вспоминают, чем если бы действительно считали дорогу, выбранную для Рэдора, не сто́ящей упоминания. А мама почему-то ведет себя совсем странно, слишком ласково. Смотрит на Рэдора с тоской, глаза вечно на мокром месте, то старается коснуться его лишний раз, то вдруг подсовывает ему лакомые кусочки, как маленькому. Разве бессмертным воинам положены сладости? Рэдор морщится и фыркает, когда она опять целует его, старается побыстрее вырваться из маминых рук и убегает в сад. Там он валится навзничь в высокую траву и смотрит, смотрит, как по бирюзовому небу бегут и бегут облака, представляет себя большим-большим, как раз, чтобы достать вон то круглое, как планета, или вон то, огромное, раскинувшее крылья аквилы. Он летает на огромных пафосных кораблях, таких красивых, мощных, под стать ему, тоже огромному и пафосному. В одной руке у него переливается синими сполохами силовой меч, в другой рокочет раскаленный от непрерывной стрельбы болтер. Маленькие серо-буро-зеленые враги ползают у его ног, ничтожные, униженные, молят о пощаде, но Рэдор неумолим. Он повергает их всех в прах, рубит в капусту, сжигает дотла. А потом смотрит поверх очищенного благодарного мира вдаль, за горизонт. Он получает награду от Лорда-губернатора сектора и незримый поцелуй в лоб от самого Императора. Рэдор Хистат когда-нибудь возвращается домой в сиянии славы, в папиных глазах гордость, старшие братья смотрят с уважением, друзья — с завистью, а мама снова ревет и припадает к его мощной бронированной груди. Время бежит, Рэдору девять, его отбытие в Цитадель Ордена запланировано через неделю, вместе с другими детьми знати. Прощальная вечеринка пусть будет в доме на дереве, это по-малышовски, но ведь в последний раз, можно. Семеро мальчишек, верных товарищей по играм и шалостям, сгрудились на полу скворечника, сидят, хрустят чипсами, запивают сладкой газировкой, болтают обо всем на свете. И снова, снова — о Цитадели Ордена Астартес и о том, что ожидает там Рэдора. Отец уже сказал, что обучение продлится много лет, и неизвестно, когда он сможет вернуться домой и вновь увидеться с друзьями и родными. Ларсу десять с половиной, он тут старше всех остальных, и он не едет на отбор. Ларс щурится, кривит губы и говорит то отрывисто и резко, то певуче тянет слова. Он говорит, что для превращения в Астартес мальчиков лишают «мужского достоинства», не то чтобы у кого-нибудь из мальчишек оно действительно могло бы уже называться таким гордым словом. — Не придумывай! Я сейчас тебе самому оторву кое-что! — Рэдору совсем не нравится такая перспектива. — Да не переживай ты, Рэдди, все равно теперь до старости останешься девственником... — подливает масла в огонь приятель. — Сам ты девственник! — За злые слова Ларс получает от Рэдора в глаз. Они немного мутузят друг друга в тесноте домика, но потом опять продолжают свое немудреное веселье. На прощанье Рэдор клятвенно обещает им писать каждую неделю, если уж не каждый день, и подробно рассказывать обо всех тамошних чудесах и порядках. Вечером дома тоже устраивают проводы, точнее, прощальный банкет в его честь. Там снова говорится много напыщенных речей, взрослые не делают скидок на молодость кандидата в Астартес, старшие братья особенно едки и завистливы, также как и приглашенные нобили. Мать не отпускает его от себя и не спускает с него грустных, припухших от слез глаз. Рэдор быстро устает и тихо сидит за столом, дожидаясь, когда уже можно будет сбежать. На следующий день вся семья провожает Рэдора в космопорт, там собираются и другие кандидаты, все, как на подбор — из семей самого высокого ранга в планетарном обществе. На площадке стоит страшный, громоздкий и какой-то совсем не роскошный, а скорее побитый и обшарпанный транспорт. Рэдор вспоминает, похожий силуэт был в учебнике: Громовой Ястреб, мощная и по-настоящему грозная машина. У него захватывает дух. Все совсем не так, как ему представлялось, но все равно очень впечатляюще. Рядом с крафтом стоит огромный воин Астартес, лицо его неразличимо за щитком шлема, визоры на глазах алеют и светятся. Забрало шлема представляет собой череп из скрепленных между собой металлическими скобами пластинок натуральной, по всему, кости с настоящими зубами на челюстной пластинке. Выглядит это пугающе, даже жутко. Воин навевает страх и своими размерами, своими нечеловеческими пропорциями, даже своим голосом, который внезапно разносится по полю. Он издает скрежещущие отрывистые звуки, которые складываются в слова: «Вещи бросьте». Рэдор ставит свою багажную сумку рядом с ногой, кто-то действительно роняет баулы, кто-то, наоборот, вцепляется в них, как в спасительную соломинку. Астартес аккуратно, но без церемоний отрывает таких трусишек от их сумок и подталкивает мальчиков в сторону рампы Ястреба. Рэдор смотрит на родных, мама не скрываясь плачет, отец и братья сохраняют невозмутимое выражение на лицах. Рэдор машет им рукой и залезает в транспорт. В брюхе грозной птицы сопровождающий воин не слишком нежно распихивает мальчишек по огромным, не по росту, креслам и туго затягивает каждому ремни безопасности. Сам садится в кресло лицом к ним, тоже пристегивается, и машина взлетает. Внутренности у Рэдора резко ухают вниз, он уже летал в космосе, сопровождал отца в доки, но там все было медленно, плавно и совсем не страшно. Когда перегрузки заканчиваются, Астартес смотрит на зашуганных мальчишек и с тем же скрежетом, не снимая костяного шлема, сообщает: — Меня зовут Лудхар. Я — капеллан Ордена, отбор в кадеты для которого вам предстоит пройти. Быть в Ордене — это великая честь, и ее надо заслужить. На нас лежит ответственность за жизнь и существование всего Империума, не только вашей маленькой планеты. Огнем и мечом, словом и делом мы несем свет в самые отдаленные уголки, противостоим ужаснейшим чудовищам, покрываем свою броню славой в жестоких битвах против врагов человечества. Наш путь непрост, учение сурово, не всем по плечу его тяжесть. Используйте время полета на размышления, спросите себя и обдумайте как следует свое решение стать в наши ряды. Ребята примолкли, напуганные и сбитые с толку. Но через какое-то время, поскольку Лудхар продолжает хранить молчание, самые непоседливые не выдержали. Кто-то принялся отстегивать ремень, не сумел, ведь карабины были предназначены для космодесантников, а не для слабых мальчишеских пальцев. Кто-то зашептался, кто-то даже попытался выпросить разрешение потрогать вычурный наплечник воина. Рэдор успел познакомиться с соседями по креслам, но разговор покрутился вокруг ожидающей их участи и сам собой заглох. Через несколько часов полета внутренности совершили обратный маневр, попытавшись спрятаться где-то в горле, и Ястреб сел. Лудхар отстегнул и вывел своих цыплят наружу, скрежетнул: «разбирайте барахло и одевайтесь», и остановился в отдалении. С посадочной площадки открывался вид на нечто невообразимое. Цитадель. Она была огромной. Она вреза́лась в тяжелые тучи сотнями острых пиков башен, щерилась из немыслимых углов мощными стволами орудий, трепетала переливающимися многослойными силовыми полями щитов. У Рэдора снова перехватило дыхание, Цитадель была неописуемо прекрасна. Она подавляла, она скалила хищные зубы, она дышала вечностью. Ее ни с чем нельзя было сравнить, все что угодно проигрывало по сравнению с нею. Глаза Рэдора и многих парней стали большими как плошки, а рты приоткрылись, и из них вырывались облачка пара. Только спустя несколько минут мальчишки обратили внимание на сервитора с горой теплых длинных курток и корзиной обувок, тоже явно утепленных. Продрогшие претенденты споро разобрали вещи, натянули на себя, и Лудхар повел их через снежные заносы к новой жизни. Сам он шел впереди, пробивая мощными поножами путь через сугробы. Он шел неспешно, ровным шагом, иногда останавливался и рассказывал какие-нибудь истории о славных деяниях своих братьев по Ордену, поджидая отстающих и давая передышку остальным. Процессия растянулась на десяток метров, но неуклонно приближалась к Цитадели. Перед вратами капеллан остановился, подождал, пока подтянутся все отставшие, и произнес: — Вот наш дом. Вот Цитадель Ордена. Готовы ли вы войти? Готовы отринуть все свое прошлое, все свои привязанности, всех родных, друзей, любимых, все, что вам было дорого до этого? Оставить навсегда и никогда больше не вспоминать о прошлой жизни? — Я готов. — Рэдор твердо смотрел в алые визоры, а те сканировали его лицо, будто сдирали наждаком мягкую нежную шкурку. Он оказался первым, кто справился со смятением и страхом, первым, кто шагнул к Лудхару. Какое может быть сомнение, его место здесь! Один за другим к ним присоединялись и остальные. Но не все. Двое малышей, ползших в самом хвосте и добравшихся последними, заплакали и не двинулись с места. Им Лудхар указал на Громовой Ястреб позади, на широкую синеющую в снегу тропу, и велел возвращаться. Остальных он подвел вплотную к вратам, и они открылись. Врата в Цитадель открылись едва ли на треть, но в проем легко могли пройти четверо Астартес в ряд, так массивны и велики были створки. Капеллан прошел внутрь первым, за ним, изо всех сил стараясь не отставать и не остаться ненароком снаружи, семенили кандидаты. Тяжелые створки захлопнулись, отрезая их от внешнего мира. Внутри оказалось заметно теплее, градусов пять выше нуля, ни ветра, ни снега, и ребята зашептались, воспринимая это как чудо. Вблизи величественные башни Цитадели нависали над детьми, занимали собой почти все небо и выглядели уже скорее угнетающе. Лудхар размеренным шагом провел мальчишек через весь комплекс. По дороге им встречались юноши постарше, одни в форме, другие — с обнаженным торсом. Они занимались спаррингом на специально оборудованных площадках, и не похоже было, что им есть сколько-нибудь дела до холода. На Лудхара с выводком цыплят они посматривали вскользь, не прекращая своих занятий — и только. В конце концов капеллан подвел мальчишек к невысокому длинному зданию, указал на дверь и сообщил: — Вот ваш жилой блок, размещайтесь, скоро отбой. Подъем завтра в семь тридцать. И замер, ожидая вопросов. Рэдор поинтересовался, нужно ли им найти старшего и отчитаться о прибытии, на что ему было предложено просто открыть дверь, пройти внутрь и самому отыскать себе место. Маленький пухлик, ободренный тем, что Рэдору ничего не было за вопрос, тут же попытался вякнуть на предмет ужина, но Лудхар молча смерил его алым взглядом и, развернувшись, быстрым шагом удалился. Рэдор потянул на себя дверь и вошел, остальные двинулись следом. Внутри казарма представляла собой единственное большое помещение с двумя рядами двухъярусных коек, по двадцать с каждой стороны. В глубине на нижних койках сидели пятеро парней, все тоже лет десяти, не больше. Они с любопытством воззрились на прибавление, и один из них кошачьим движением вскинулся и скользнул к ним. — Но-о-овенькие! И кто же это у нас такие прибыли? — Парень перегораживал проход и, явно подражая старшим, пытался поигрывать мускулами, что при его щуплом телосложении выглядело несколько комично. Четверо других тоже подобрались поближе и встали рядом с ним. Рэдор заметил, что один из них что-то спрятал под одеяло. В казарме было тепло, и согревшиеся кандидаты начали стаскивать с себя пуховики. Старожилы воззрились на дорогие мундирчики и покрытые богатым шитьем курточки с явным неодобрением. — Я — Гилгар. А вы кто? Не представившихся по всей форме не пропустим — заявил самый разговорчивый из местных, те встали теснее и полностью перекрыли проход. — Да ладно тебе, успеем еще познакомиться. Я, кстати, Рэдор. Дай-ка пройти — спокойно и твердо сказал Рэдор и просочился через живой заслон. Его пропустили, цепляясь плечами и локтями. Но попытавшемуся повторить маневр пухлику — «Нико, точно, он сидел в ястребе через кресло от меня» — поставили подножку и громко, нарочито заржали, когда он упал. — Да чего мы будем с ними разговаривать, нас тринадцать, их пять. Надавать по шее, и пусть не вякают! — заявил вдруг высокий парень из новеньких. «Виарес» — вспомнил имя задиры Рэдор. В проходе образовалась свалка, вновь прибывшие и старожилы в самом деле подрались. Рэдор тем временем выбрал себе свободную нижнюю койку, подальше от задир, разобрал лежащий на ней тючок с постельными и мыльными принадлежностями, сунул средства гигиены в ящик у изголовья и приготовил более-менее аккуратное спальное место. Ну, насколько сумел. Сумку он запихал под койку, куртку повесил на крюк на стене. Драчуны наконец закончили разбираться меж собой и разбрелись по казарме. Рэдор отметил, что спрятанными при их прибытии оказались карты, которые местные снова достали и разложили на одной из своих коек. Через какое-то время прозвенел резкий сигнал, и с потолка пробубнило: «отбой через пятнадцать минут». В казарму с улицы стали подходить еще парни, все тоже не старше десяти лет. Рэдор быстро разобрался с водными процедурами и залез под одеяло. Еще один сигнал, «отбой», и свет в казарме погас. Рэдор свернулся в клубочек и попытался осмыслить все, произошедшее за сегодняшний, такой длинный и странный день. Спалось ему не очень спокойно, все же он не привык ночевать в одном помещении с таким количеством народу, и разные не утихающие всю ночь шумы мешали расслабиться. Поэтому когда в семь тридцать прозвучал сигнал к подъему, Рэдор чувствовал себя невыспавшимся и разбитым. Спустя несколько минут после сигнала в казарму вошел сервитор с пачкой форменной одежды и слегка заплетающимся языком объявил, что такой-то такой-то должен подойти и получить форму. Перечислив всех новеньких и одарив их одеждой по размеру, он удалился. Затем в дверях возник Астартес. Он был без шлема, и Рэдор заметил у него над правой бровью два металлических штифта, торчащих прямо из плоти. — С добрым утром, сосунки. В шеренгу становись! — Воин извлек из-под наплечника планшет и, проходя мимо выстроившихся в ряд новобранцев, стал сверять изображения на нем с лицами. Увидев у Гилгара и Виареса синяки и ссадины, он только хмыкнул, но никак не прокомментировал это. Вернувшись на место около двери, Астартес произнес: — Говорю для новеньких, а также повторяю для прочих забывчивых дебилов. Я — брат сержант Мериаст, и я — ваша папка, ваша нянька и ваш самый страшный кошмар на время обучения. А теперь напра-налево развернись и в столовку шагом марш! Рэдор четко выполнил разворот и двинулся, печатая шаг. Однако никто больше не шел строем, и Рэдор тоже переключился на обычную ходьбу. Сержант выкрикнул из строя одного из старожилов и приказал «провести экскурсию для новичков», а затем скомандовал: «Бегом на средней тяге». Рэдор вместе с остальными побежал трусцой, которая, видимо, и подразумевалась под «средней тягой». «Экскурсовод» при этом бодро трусил рядом со строем и быстро называл объекты: полигон, оружейная, медсанчасть… Закончив, он вернулся в строй. В столовой, кроме их отряда, оказались и старшие кадеты. Кормили очень сытно, почти исключительно натуральной едой достаточно высокого качества. Синтезированным был только витаминный коктейль, но его и дома мама заставляла иногда пить. Если новеньким такое питание было привычным, то старожилы явно наслаждались каждым куском. Похоже, их раньше жизнь не баловала разносолами. После завтрака были теоретические занятия. И так понеслась суровая рутина. Теория, общая физическая подготовка, боевые дисциплины. Нагрузка была очень большой и постоянно понемногу еще увеличивалась. Рэдор снова просто падал в кровать после отбоя, и никакие шебуршения ему больше не способны были помешать спа-а-ать. Время подъема постепенно тоже сдвигалось, и через пару недель их будили уже в шесть. Иногда на занятия приходил капеллан в костяном шлеме. Лудхар рассказывал ребятам о сути воинского пути. Он говорил просто и понятно, его слова ложились прямо в сердце, одно к одному. И тоже дышали искренней гордостью за Орден, за великих бессмертных братьев — и за них, пока неумелых и несмышленых будущих кадетов. Совсем как папа, он уже гордился тем, чем они обязательно станут. Он говорил: — Что такое быть Астартес? В чем заключается наша сущность, которую многие почитают, но не могут понять? Сущность наша, вызывающая это почтение и возлагающая на нас неизмеримую ответственность, состоит в том, что мы — плоть от плоти Божественного Императора, мы осиянны Его светом, сотворены Его мудростью, мы являемся Его потомками, пусть и очень дальними. Осознать масштаб ответственности, ложащийся на нас по одним лишь этим причинам, почти невозможно. Но Он завещал нам еще бо́льшую ответственность. В самых дальних краях. В самых кошмарных битвах. Перед лицом неизмеримого ужаса. До последнего вздоха. Пока на земле остается хоть один враг Его. Мы не должны познать страха. Убей мутанта. Сожги еретика. Изгони нечистого. Такие важные, такие взрослые слова заставляли мальчишек самих чувствовать себя взрослее, придавали смысл всему, давали силы тянуться за старшими братьями. И потихоньку, незаметно стирались старые ценности, детские, домашние цели и установки. Новое было слишком большим, слишком важным, слишком значительным, оно не оставляло места для остального. Письмо друзьям все откладывалось и откладывалось, а потом Рэдор просто забыл о нем. И маме не написал, и отцу. Новая, насыщенная испытаниями жизнь быстро вытесняла воспоминания о беззаботной старой. В их отряде сформировались две компании, сплотившихся вокруг своих лидеров: золотые мальчики Виареса и друганы Гилгара. Когда же позже в казарме добавился еще один отряд кандидатов, эти компании тоже подросли за счет вновь прибывших. Виарес придумал унизительные правила, заставляя новеньких в своей компании, «салаг», подчиняться старичкам, «дедам». Гилгар среди своих тоже поддерживал жесткую иерархию, ловко определяя «шестерок» и приближая к себе некоторых из своих подпевал. Двое из нобильских деток почему-то прибились не к Виаресу, а к Гилгару, одним из них был и маленький пухлик Нико. Рэдор эти пляски игнорировал и оставался сам по себе. Он из кожи лез, стараясь справиться с огромным объемом заданий, которые им давали, и жалел время и силы на разборки с лидерами. Так прошло несколько месяцев. Однажды утром сигнал подъема не прозвучал, но мальчишки все равно проснулись в шесть по привычке. Недоумение увеличивалось с каждой минутой. Гилгар построил своих и уже собрался всей компанией отправиться на тренировочную площадку, там заодно и выяснить, что происходит. Виарес же приказал самому мелкому тихонько сбегать на разведку. Только разведчик подошел к двери, как она резко распахнулась, одарив его шишкой и звоном в голове, и появился брат сержант. Он велел построиться и отправляться в медсанчасть, одобрил и отправил вперед Гилгаровых ребят и удалился. В здании медсанчасти за давно привычными и обжитыми кабинетами травматологии оказался длинный извилистый коридор с пронумерованными дверями без опознавательных табличек. Сервитор отправлял каждого в свой кабинет, Рэдора он послал в 413-тый. Внутри оказался хирургический стол с креплениями и стойкой, на которой висело множество приспособлений неизвестного предназначения и весьма страшного вида, например, маленькая циркулярная пила. Все это блестело и позвякивало. Рэдор вспомнил про отрезание пениса и испугался, как бы те Ларсовы слова не оказались пророческими. В кабинете обнаружилась толпа адмехов, стрекочущих между собой на технисе. Один из них велел раздеться полностью и лечь на стол. На робкий вопрос: а не собираются ли уважаемые адептусы лишить Рэдора его важной части, адмехи развеселились, застрекотали еще быстрее, а один еще и ненавязчиво помахал огромными блестящими ножницами над лежащим уже Рэдором в районе паха. Но потом, вдоволь повеселившись, адмехи его успокоили и просто усыпили. Когда действие наркоза прошло, Рэдор ощутил себя странно. Он прислушивался к себе, пытаясь понять, что не так. А потом сообразил: теперь у него в груди стучит два сердца. Каждый удар теперь двойной, будто с эхом. Тту-ттукк. Мир вокруг кажется нестерпимо ярким, в крови словно копятся пузырьки, мышцы аж подергиваются от жажды деятельности, хоть какой-нибудь активности, лежать без движения почти мучительно. Рэдор пружинисто вскакивает, его немного повело с непривычки, но потом он смог вполне уверенно стоять и даже сделал пару шагов к двери. В которую уже входил очередной сервитор, тут же сообщивший, что процедура прошла успешно, с тех пор минуло уже три дня, ему предписывается пройти в столовую для принятия пищи, а затем вернуться в эту же 413-ю комнату. По дороге на обед Рэдор наслаждался новыми, ни с чем не сравнимыми ощущениями собственного могущества и рвущейся наружу энергии. В столовке уже сидели трое ребят из его группы, Рэдор присоединился к ним. Разговор предсказуемо крутится вокруг операции, Рэдор благоразумно промолчал о своих первоначальных сомнениях. Один из парней несколько раз пожаловался на сильное стеснение в груди. Рэдор тоже ощущал немного непривычное второе сердце, но посчитал, что все само собой пройдет и на нытика особого внимания не обратил. Неделя прошла за тренировками в щадящем режиме, непрерывными тестами с множеством датчиков и дополнительными теоретическими занятиями, которые тоже прямо в медпункте проводил кто-нибудь из старших кадетов. Потом их отпустили назад в казарму, и снова вернулась обычная рутина. Только выполнять задания стало заметно легче, но и нагрузку продолжали увеличивать. Рэдор заметил, что несколько мальчишек не вернулись к занятиям, не вернулся и тот, что жаловался на стеснение в груди. Еще через пару месяцев все повторилось, только на этот раз их заранее предупредили, что на следующий день ожидается очередная операция. Теперь им имплантировали осмодулу, тоже предварительно усыпив. Адмехи, посмеиваясь, заверили Рэдора, что и в этот раз не станут покушаться на его драгоценный орган, памятливые заразы. На этот раз после операции никаких явных изменений Рэдор не заметил, и был немного разочарован. К рациону добавили противный густой кисловатый кисель с керамитовой взвесью и предупредили, что тот, кто не будет пить его каждый день — гарантированно провалит отбор. Рэдор пил. И продолжал занятия. После второй операции прошла неделя. Ничего особенно полезного от свежеимплантированной осмодулы так и не было заметно. Только тренировки были пока довольно щадящими. Брат сержант Мериаст время от времени внимательно посматривал на своих подопечных и с преувеличенной заботливостью спрашивал, не утомились ли сопляки, не нужно ли им подтереть сопли и не вытекли ли у них с соплями мозги через нос. Еще через неделю график тренировок начал возвращаться в обычный режим, и так потянулись дни за днями, недели за неделями.