Бесконечные отражения

Снежная буря стихла так же неожиданно, как и началась. Такие природные капризы совсем не редкость для Хоккана, самой северной из четырех империй. Сначала налетит пурга и поднимет в воздух круговерть снежинок. Она скроет из глаз всё на расстоянии сотен ри, запорошит белым крошевом все дороги. А потом, вдруг улетит, как будто и не было никакой вьюги. Небосклон становится бездонно синим, солнце трогает своими лучами свежие сугробы, отчего они сверкают, словно алмазная пыль. Ноздри щекочет запах морозной свежести. Вот и сейчас так же. Только вместо дневного светила в вышине свои владения осматривал тоненький молодой месяц. На антрацитовом небосклоне начали появляться звёзды. Чтобы не сбиться с пути в ночной час, древние люди искали себе ориентиры на небе. Они придумали объединять далёкие небесные светила в группы, видеть в них сходство с обыденными, «земными» предметами и называть их именами привычных вещей. Так появились созвездия. Говорят, что созвездия придумали не люди, а боги. Хоккан – это империя, которой, как говорят, покровительствует бог Генбу, или змеечерепаха. Это суровое, воинственное божество, которому подвластны вода, земля и ветер, повелевает северным квадратом неба. Семь созвездий северной части небосклона зовутся… Какая разница, как? Ведь где-нибудь, в других странах, люди увидят в точках, поблёскивающих на ночном небе, другие образы и дадут им совершенно иные имена. Бледный серп луны взошёл над ослепительно белой долиной. Вдали громоздились силуэты гор, напоминавшие безмолвных окаменевших великанов. По свежевыпавшему снегу в сторону горного хребта в молчании шёл один единственный путник. Куда шел этот человек? Зачем? Преодолев почти весь путь, пройдя половину империи пешком, прося случайно попадавшихся возниц, подвезти. Он уже достиг цели. Войлочные сапоги утопали в снегу, но путешественник не сдавался. Он направлялся к горной гряде, ведь хорошо известно, что в пещерах, если не встретиться с хищниками, можно спокойно переночевать. Местные жители знали, что в горах есть плато, а также в некоторых местах выходят термальные воды, поэтому в горах теплее, чем в долине. Где-то неподалёку есть перевал, где скрыто небольшое озеро, которое местный народец, два племени Ха и Кан, почитали как святое место. Родители рассказывали своим детям, что родоначальники этих племён, измученные и раненые, выпили воды из этого высокогорного озера, принеся клятву верности. Так они побратались навеки. Где только их потомки? Люди давно покинули эти места. Вдали была лишь мгла – и ни одного огонька, ни одного дыма, поднимающегося ввысь. Тем временем, человек уже достиг гор и юркнул в расщелину скалы. Соорудив факел из подручных материалов, бродяга зажёг огонь. Да, в пещере было теплее. Пламя осветило обширный подземный зал. Сверху свисали причудливые сталактиты. Разбуженная посторонними звуками летучая мышь в панике захлопала кожистыми крыльями. Впереди можно было разглядеть большое подземное озеро. Любопытство взяло верх над усталостью, и путник двинулся вперед, к воде. Однако вдруг под каменными сводами зловещим эхом, словно гром с небес, прозвучал голос: – Стой! Ты не пройдёшь! По поверхности воды, словно по земле скользила высокая человеческая фигура, закутанная в плащ с капюшоном. Пришелец застыл в недоумении. Послышался звук журчания воды. Дальше началась сущая чертовщина, потому что вода, преодолев силу притяжения земли, закрутилась в воздухе, окружив чужака. Казалось, будто водяные струи извиваются, как змеи, и даже имеют сходную с ними форму. Струящиеся оковы, будто обвили незваного гостя кольцами. – Зачем пришел? – спросил человек в плаще, откидывая капюшон. На вид ему было лет двадцать, высокий и худощавый, с длинными светлыми волосами до середины спины, почти всю правую половину лица закрывала повязка, цвет левого, незакрытого глаза был, скорее, серым. – Эмтато! Прекрати своё водокрутство! Я закричу. А-а-а! – взвизгнул путник. Оказалось, что чужак – это девушка со звонким голосом. Еле-еле, она дотянулась рукой до меховой шапки, сняла ее и попыталась помахать ею. Ты не помнишь? Это я! – Аюна?! – вырвалось у повелевающего водой молодого человека. Было заметно, как его не закрытый повязкой левый глаз широко раскрылся, глядя на медно-рыжую головку гостьи. Это была их первая встреча за много лет. Водяные змеи превратились в лужицу, растекающуюся у её ног. Отряхивая вымокшую шапку, исследовательница пещер, сделала шаг вперед и проговорила: «Ну да, узнал так узнал! Вот уже и баня после дороги! Радует, что если я помру, то не от твоего водяного баловства!» Не интересуясь, зачем пожаловала, Эмтато пригласил гостью в своё скромное жилище. Это была маленькая коморка, где был устроен очаг, небольшая постель с шерстяным одеялом. От остальных подземных залов, закуток был отделен толстой занавеской из шкур и корнями деревьев. Путешественница скинула заплечный мешок, и начала разоблачаться, слой за слоем. Сначала она сняла промокший насквозь верхний кафтан, не то от снежного бурана, не то от свидания с водяными «змеями». Под ним, был ещё один - под которым, поверх рубашки была прилажена хитроумно крепившаяся вокруг талии пухлая поясная сумка. Сняв дополнительную, поверх основных, пару штанов, диковинный плотный и коренастый «паренек» превратился в стройную девушку с характерными изгибами фигуры. Лёгким движением руки она распустила пучок на затылке, и рыжие волосы хлынули, закрывая её спину огненно-медным плащом. Она вздохнула и выпалила: «Наконец-то согреюсь!» Эмтато воззрился на курган одежды с недоумением. Видя это, Аюна не растерялась, а сразу отреагировала: «Да! Вот так честной девушке приходится путешествовать в одиночку!» Она стёрла ладонью нарисованные под носом нелепые коричневые усики. «Да, похлеще маскарадных костюмов на праздник зимнего солнцестояния!» - вырвалось у молодого человека. «А ты что думал? Знаешь, какой бардак нынче в Хоккане? Повсюду шастают бандитские шайки, Куто вот-вот введёт свои войска. По берегам реки Ханун разбросаны трупы умерших от последней эпидемии! Одинокой девушке в дорогу надо одеваться по-мужски и только так» – продолжила гостья. Сняв войлочные сапоги, она быстро размотала онучи. «Ты не против, если я просушу их возле огня?» – спросила она. Парень кивнул в знак согласия. Как много прошло лет с тех пор, когда люди ушли отсюда? А ведь ещё недавно здесь, в речной долине кипела жизнь. Их семьи, Чен и Тэн, жили здесь. От здешних пейзажей все ещё веяло детством. «Когда наши ушли…, – девушка как-то виновато отвела взгляд, – ну, это, теперь мы живем недалеко от Торана, в небольшом городке. Все наши обосновались там. Так что я прошла и проехала пол-Хоккана. Мне нужно здесь найти кое-что и потом …еще встретиться кое-с-кем». «Какая у тебя сумка» - отметил он, улыбнувшись уголком губ. «О, да, в это «пузо» тоже влезает много нужного, а ещё я прячу самое важное – деньги на дорогу, никто не догадается. Мне ведь не так-то просто переодеться в парня. Знаешь, есть такие девчонки, с фигурами, как у мальчиков. Ну, там… Ни переда, ни зада – на этих словах девушка вздохнула, – Вот и приходится выкручиваться. Бывают же низкорослые и толстые парни!». Эмтато сосредоточился на прилаживании котелка над очагом. Из глубины пещеры потягиваясь вышел не то волк, не то одичалый пёс. «Ты не бойся серого, он тихий. А ни переда, ни зада…зачем такой быть?» – как будто сам себе под нос бубнил парень. Однако, его слова достигли адресата. Веснушчатое лицо Аюны приобрело довольное выражение. Тем временем хозяин покончил с креплением котелка и начал хлопотать над приготовлением незатейливого ужина: из мешка в дальнем темном углу своей «кельи», он достал пару пыльного вида корнеплодов, а затем, взмахнув рукой вызвал тоненькую водяную «змейку», которая, словно вихрь крутилась в воздухе, нашинковывая овощи ровными ломтиками. Под действием силы тяжести, кусочки падали в котёл. Умиротворяющее зрелище. Брови девушки приподнялись от удивления. Она вскочила, воскликнув: «Ничего себе! Да ты просто клад! Как полезны в хозяйстве твои способности! Всегда восхищалась, а тут просто талант!». На лице парня появилась чуть заметная полуулыбка. Аюна знала, что его не хвалили никогда, никогда не говорили хороших слов. Ей казалось, что она понимает его, как никто. Ведь ей, как и ему не понаслышке было знакомо, каково это – быть не такой, как все. Эмтато Чен был хранителем Генбу. Одним из семи отмеченных знаками семи созвездий воинов, наделённых необъяснимыми способностями. Таким, как он, суждено быть защитниками жрицы северного божества, которая должна явиться в тяжелые времена, когда Хоккан окажется на пороге разрушительной катастрофы. Иероглиф, входящий в название созвездия, появляется на теле хранителя. У Эмтато, он «начертан» в его правом, скрытом повязкой глазу. В народе верят, что жрица и хранители придут тогда, когда империи будет грозить гибель. А если так, то они сами и являются причиной этого несчастья. Такой вот нехитрый и страшный вывод. В пять лет сила Генбу-но-ситисэйси пробудилась в мальчике из племени Кан. С той поры односельчане возненавидели его. Соседи шушукались за его спиной, дети обходили его стороной, страшась его, будто прокажённого. Лишь Аюна никогда не смеялась над ним, и не боялась. Наоборот – его способность управлять водой, завораживала её. Сначала она садилась на большой валун, в отдалении, чтобы посмотреть, как он кидает чары на воду. Вскоре, они познакомились, стали разговаривать. Часто дети исследовали окрестности и играли в лесу и горах. Ей казалось, что могла понять хранителя Генбу, потому что сама отличалась от остальных. В племени Кан почти все были светловолосыми, как Эмтато, у некоторых, волосы были чёрными или с коричневым оттенком. Однако Аюна родилась с ярко-каштановыми, с медным отливом, волосами. Весной, когда в речной долине расцветали маки, лицо девочки покрывалось веснушками. «Фу, гадкая!» – кричали вслед деревенские ребята. «Мухи насидели!» – смеялись старшие братья. Отец с подозрением глядел на мать. «У моей матери были такие же волосы!» - строго отвечала бабушка по материнской линии. Аюнина мама же виновато опускала глаза и тихо вторила: «Этот цвет передаётся через поколение-два». Самое страшное случилось несколько лет назад. Правда, в деревне никто даже не придал этому значения. Старейшины племён Кан и Ха собрались на совет. С каждым годом зимы становились всё холоднее. Урожай вымерзал. Жить в долине становилось невыносимо. Занимавшиеся большей частью скотоводством, люди племени Ха пока терпели. Племя Кан решило покинуть родину. Сборы были долгими. В суете многое потерялось. На первом привале Аюна бегала от шатра к шатру, в поисках своего товарища по незатейливым играм и прогулкам в лесу. «Так мы его оставили. Пусть сдохнет мерзкий демон!» – огрызнулся отец. «Но ведь, у него же маленькая сестрёнка! Они погибнут!» – со слезами на глазах выкрикнула девочка. «Волчонок сам добудет себе пропитание! Это уже не наша проблема!» – рявкнул мужчина. Так племя Кан навсегда покинуло долину в горах на северо-западе Хоккана. Новым местом стал городок недалеко от Плачущей долины Ороко и Торана, столицы империи. Словно водоворот, воспоминания унесли Аюну очень далеко. Сама она сидела в пещере, недалеко от места её бывшей деревни. В руках она держала плошку с приготовленной Эмтато овощной похлёбкой. «Спасибо. Очень вкусно» – поблагодарила она. Неловкая тишина повисла между молодыми людьми. Один вопрос не давал Аюне покоя. Всё в жилище её друга детства говорило о том, что живет он один. Тогда что случилось с его младшей сестрой, Айрой? Страшные, тяжелые мысли роились в голове Аюны. В Хоккане даже в относительно спокойные времена не все дети доживали до совершеннолетия. Малыши, а порой даже подростки, умирали от болезней, которые невозможно было вылечить. Сейчас же Хоккан всё больше и больше погружался в кромешный мрак. Голод, эпидемии и война безраздельно царствовали в империи. Каждый день уносил сотни невинных человеческих жизней. Ко всем бедам прибавлялся холод. Эмтато, будто бы предугадав вопрос о судьбе сестры, произнес: – Айры больше нет, – горькая нотка в его голосе давала понять, насколько тяжело было ему произнести эти самые слова. Да, так вот всё и случилось. Нетрудно было догадаться. Двое детей. Ледяное безмолвие. Холод, голод, нищета. Маленькая девочка не выжила. – Прости! – вырвалось у Аюны, – я не знаю, откуда у наших, деревенских, столько злости. Они просто не знали, что творили! Они не должны были поступать так с вами! – Это не твоя вина. Даже люди нашего племени здесь не причём. Тот случай произошёл, скорее, из-за меня. Я никогда не прощу себе этого. Погрузившись в тяжкие размышления, уставшая с дороги Аюна легла спать, положив заплечный мешок и поясную сумку под голову. Развернув скатанный в трубочку дорожный плащ, она укрылась им, словно одеялом. В очаге потрескивали угольки. Сон навалился, словно тяжелая и непроницаемая кованная крышка сундука. Она так вымоталась от казавшегося бесконечно путешествия, что её сознание без единого проблеска образа или сновидения провалилось в тягучую мглу. Сколько она спала? Ночь? Сутки? Трудно было определить, потому что солнечный свет не проникал в пещеру. Девушка лежала с закрытыми глазами, вдруг что-то холодное и мокрое коснулось её щеки. Разлепив веки, она увидела нависшую над ней волчью морду, из раскрытой пасти которой свисал розовый язык. Откуда-то сверху прозвучал спокойный голос: «Вставай, мы тут всё уронили…» Вскочив, Аюна взвизгнула. «Ну и шутки у тебя, друг» – выдохнула она, хватаясь за область сердца. «Не пугайся ты так. Люди бывают страшнее» – отозвался молодой человек. «А, я-то думала, что меня уже пробуют на вкус» – протянула она. Эмтато стоял, одетый в свой неизменный плащ, держа ведро воды. – Я тут водицы принёс, умойся, – сказал он, ставя ведро на пол. Девушка на четвереньках подползла, чтобы ближе рассмотреть небольшую ёмкость. Она зачерпнула холодной воды и умылась. – Э? Принёс? – брови Аюны удивлённо приподнялись, – Человек, который может колдонуть себе целую pечку по щелчку пальцев, ходит по воду с ведром! Это надо видеть! Я ж проспала самое интересное! Теперь мне нечего будет рассказывать внукам на старости лет! Уголки губ Эмтато приподнялись. Наверно, он вспомнил сестру. Ведь после её смерти, эти места не оглашал девичий голос. Внезапно появившаяся девочка из детства словно снова пробудила в нём то дорогое чувство. Девочка? Когда они бродили по берегу реки, ещё в те времена, им было где-то столько же лет сколько было бы сейчас Айре… – Да, иногда я предпочитаю не пользоваться силой, а просто хожу за водой. Что здесь такого? Вода была студёная и прозрачная, видимо, из горного родника. Холод сразу взбодрил и прогнал сон. Эмтато достал верёвку и топор. «Скоро рассвет. Надо сходить за дровами. Пойдёшь со мной?» – спросил он. Аюна кивнула. Ей ведь как раз надо было посетить место их бывшей деревни. Именно оттуда ей надо было забрать нечто важное. В лучах восходящего солнца казавшиеся розовыми сугробы поблескивали яркими огоньками. Жизнь не полностью покинула эти места. Из пролеска доносилось чириканье птиц. Аюна помнила, что в этих горах жили злобные чудовища-людоеды, которых называли «Му». Иногда эти страшные существа терроризировали окрестности. По ночам казалось, что далеко в горах слышно их завывание. Кроме чудовищ-людоедов, приходилось опасаться и весьма обыкновенных волков, медведей и рысей. Люди покинули эти места навсегда. Лишь гулкое эхо оживляло окованный сном ландшафт. На месте, где когда-то была процветающая деревня, где по улицам бегали ребятишки, виднелись только холмики, овеваемые позёмкой. Кое-где из снежных завалов торчали деревянные столбы. Девушка не сразу отыскала место, где когда-то стояло жилище её семьи. Она села на корточки перед выглядывавшим из сугроба бревном. Руками, она начала рыться в снегу, сняв даже рукавицы для большей чувствительности. Здесь должен быть хотя бы один камень. Маленький камушек, такого размера, чтобы можно было зажать в кулаке. Тонкие девичьи пальцы нащупали в холодном снегу гладкий кусочек кремния. «Как раз такой!» – подумала Аюна, пряча его в свой мешок. Оглядевшись по сторонам, она не нашла ни своего спутника, ни его волка. Пройдя небольшое расстояние, ближе к горам, она увидела ещё одно опустевшее поселение. Это была брошенная деревня клана Ха. Видно, соседи племени Кан тоже ушли. Правда, их дома были покинуты совсем недавно. Скоро природа завоюет и этот участок. Снег приятно поскрипывал под войлочными сапожками. Аюна вышла за околицу. Здесь начинались горы. Внезапно ореховые глаза девушки остановились на таинственном объекте. Это была огромная, выше двух ростов человека ледяная глыба. Зрелище было одновременно страшным и завораживающим. Лёд, из которого состояла ледяная скала, казался неестественным. Он был похож на горный хрусталь. Внутри прозрачного ледяного кристалла, подобно насекомым в янтаре, было запечатано несколько пленников. Да, когда-то, на ярмарке, Аюна видела самые разные диковинные камни. Среди них её больше всех поразил янтарь. Окаменевшая смола, почти такого же цвета, как и её глаза. Внутри некоторых камушков навечно были пленены мелкие мошки, листики и даже цветы. А тут в лёд было вморожено несколько плотоядных чудовищ Му, а на переднем плане – также закованная навсегда, показалась ещё одна добыча циклопической ледяной глыбы … Взору предстала меленькая светловолосая девочка, лет одиннадцати. Её трупик совершенно не был похож на останки умерших от обморожения, с обезображенными холодом распухшими и почерневшими конечностями. Напротив, белоснежные миниатюрные детские пальчики, были словно высечены из мрамора. Сквозь прозрачные стенки ледяного саркофага казалось, что лицо ребёнка спокойно, как будто во время сна. Девочка была, словно живая. Её красное платьице выделялось на фоне льдисто-белого пейзажа. Без сомнения, это была Айра, сестра Эмтато. Машинально, движимая любопытством, Аюна сняла рукавицу, и легонько дотронулась ледяной стены кончиком среднего пальца правой руки. – Твою ж мать! – внезапно прогремел голос Эмтато откуда-то из-за спины. Рассыпаясь, поленья и валежник из вязанки с глухим звуком попадали на землю. В один прыжок он оказался рядом. Холод, словно тысячи иголок, пронзил палец Аюны. Она захотела было отдёрнуть руку, но уже почти вся фаланга была скована льдом. Ледяная стена увеличивалась в объеме – и вот уже четыре пальца оказались в ледяном плену. – Руку придётся рубить! Или этот лёд пожрёт тебя всю! – выкрикнул парень, занося топор. «Нет!» – закричала Аюна. Эмтато со злостью и отчаяньем бросил орудие оземь. Стиснув зубы и сдвинув брови, он страшно уставился на ледяную стену, затем он перевёл взгляд на ледяную корку, покрывшую половину ладони подруги. Его длинные, худые пальцы напряглись. Было видно, что сейчас он сконцентрирован, как никогда. Пот выступил мелкими каплями на его бледном лбу. В воздухе почувствовалось напряжение, какое бывает, когда вот-вот ударит молния. Внезапно холод внутри льда сменился нестерпимым жаром, готовым расплавить всё, даже пальцы вместе с костями, или же ей так показалось. Из горла молодого человека вырвался страшный не то стон, не то хрип. Послышался треск, а потом раздался хлопок. Ледяные осколки разлетелись в разные стороны. Резкий рывок – и ей удалось освободиться. Правда, небольшой лоскуток кожи с подушечки среднего пальца, прикоснувшегося к глыбе первым, так и остался во льду. – Не…пугай…меня…так – дрожащим голосом, тяжело дыша, выдавила она. Несколько упавших крупных капель крови обагрили её штанину, но чистота одежды уже никого не заботила. Рядом, тяжело, словно мешок с зерном, на землю что-то рухнуло. Возле кучки дров, почти такой же белый, как снег, в бессознательном состоянии, лежал её спаситель. Из его ноздри вытекала тонкая красная струйка. Обеспокоенный волк жалобно заскулил. Аюна бросилась к распластанному на земле Эмтато. Отодвинув веко левого глаза пальцем, она увидела, что зрачок отреагировал на свет яркого солнца. Приложив пальцы к его шее, она почувствовала едва осязаемое биение пульса. Да, это был всего лишь обморок. Сначала она попыталась приподнять молодого человека. Несмотря на худобу, он был неподъемно тяжелым. «Ну и кабан!» – вырвалось у неё. Становилось холоднее. Расстелив плащ, и положив на него товарища, она волоком потащила его до самой пещеры. Счёт минутам и часам был потерян, она даже не запомнила, сколько времени заняла транспортировка «тела» до дома. Лишь по малиновому зареву скрывшегося за горами солнца можно было определить, что день клонился к закату. Эмтато все ещё не приходил в себя. Ничего не понимающий зверь всё обнюхивал и лизал лицо ни на что не реагирующего хозяина. Сама Аюна просто выбилась из сил. Рана на пальце неприятно саднила. Разведя огонь в очаге, она извлекла из недр заплечного мешка, пузырек с настойкой лекарственной травы нигихакари. Там же отыскался кусок ткани. Она откупорила флакончик. Поморщившись от резкого запаха, ударившего ей в нос, она смочила лоскут и приложила его к ране. От боли девушка вскрикнула. Затем она поднесла открытый флакон к носу друга. Парень нахмурился, губы его искривились. – Гадость! – вырвалось у него. – Зато эта гадость быстро вернула тебя из нижних миров…Или куда там ты улетел? В чертоги к Тайицукун? Нян-нян к вашим услугам! – ответила Аюна радостно, забинтовывая свой палец тряпицей. – Запах просто отвратительный, – вымолвил Эмтато. – Эта штука – настойка на дистилляте, такое изобретение империи Куто. Типа такое крепкое вино, которое генералы дают солдатам после битвы. – Что за чушь! – хлопнув себя по лбу ладонью, воскликнул парень – Эмтато! Спасибо тебе за то, что мне ничего не отрубил! Я смогу прясть, вышивать и даже ткать. Если бы ты покалечил меня, то тебе бы пришлось на мне жениться! Пошатываясь, молодой человек приподнялся, и подвинувшись сел рядом с не замолкающей ни на секунду собеседницей. – Аюна, скажи, зачем тебе понадобилось трогать ледяную глыбу? – Но там была… – Айра? Да, она теперь навеки запечатана в этом проклятом льду. Ты ведь теперь знаешь, что этот лёд не обычный. Его не растопит даже огонь. – Да, я поняла, это какой-то заколдованный лёд. Разве не ты его создал? – О, да. И это тоже…– с негодованием воскликнул Эмтато, бессознательно хлопнув себя по колену – Я привожу стаи Му, подсказываю клану Роун ввести новые налоги, а иногда я гоняю дождевые тучи по небосклону, отчего наступает засуха, и полки Куто, кстати, тоже привожу я…Сколько раз я слышу это? – Прости меня, – шепнула Аюна, опуская глаза долу. – Этот лёд появился от гнева хранителя Генбу. Как ты знаешь, я не единственный такой ненормальный. Ведь воинов-созвездий семь. Лёд создал Томитэ. – Э? И откуда пришел этот Томитэ? Кто так насолил ему? – Ниоткуда. Он родился здесь, в племени Ха. Это Чамка Тан. Аюна невольно расхохоталась. Этот смешной черноволосый мальчишка из соседней деревни был ей хорошо знаком. Она помнила его совсем маленьким. – Чамка – хранитель Генбу! Вот те на! – Это долгая история… Его атака была направлена против меня, но Айра выбежала, и всё получилось так. Я уже ничего не могу сделать. Даже предать тело сестры земле, как полагается. – Так разве лёд не вода? – вырвалось у Аюны. – Да, вода. Только над её твёрдой формой я почти не властен. Как объяснить? Когда я управляю водой, то чувствую каждую её мельчайшую частичку. Я могу заставить жидкость течь, куда мне вздумается. Я могу заставить текучую субстанцию скапливаться в определённом месте, принимать любую форму. Могу ускорить или замедлить течение и силу потока. Если разогнать мелкие частицы воды очень сильно и отдалить их друг от друга, то появится туман или пар. Только вот когда вода замерзает, то элементы, из которой она состоит, выстраиваются в строгом порядке. При этом, они связаны почти нерушимыми цепями. Чтобы разорвать их может не хватить и всех моих сил… И то результат будет далёким от идеала, может, например, маленькая трещинка. Ты всё видела… К тому же, это необычный лёд. Лишь Чамка может растопить его. Я стараюсь всё продумывать наперёд, но почему-то всё идёт не по плану… – Послушай! – воскликнула девушка, подвинувшись ближе и обняв его, – ты самый прекрасный хранитель Генбу! Кстати, какое твое небесное имя? «Хацуи»? – Нет, «Хикицу» - грустно отозвался Эмтато. С пяти лет, с того самого момента, как он услышал это имя от старейшины, оно было ненавистно ему. Ведь оно принесло ему лишь горе. Созвездие ковша, записываемое иероглифом «то». Также оно читалось, как «Хикицу». Это чтение, как и названия других созвездий, звучало как-то неестественно, чужеродно и не по-хоккански. Казалось, это специальное произношение, более знакомое жрице, которая должна прийти откуда-то из-за границ мироздания. – Вот наши говорят, что хранители и жрица приносят смерть, – сказала Аюна, – Но ведь оно не так! Уже не важно кто спасёт Хоккан. Наша страна уже почти погибла! Ты бы видел эти трупы на берегах реки Ханун! Вода отравлена, земля истощена, люди озлоблены. Скоро вся империя вымерзнет! Кто как не хранители прекратят это?! Я верю в хранителей, жрицу… И…в тебя! Ведь сегодня ты сделал все, что мог, и даже больше! Выйдя за пределы своих возможностей, ты разрушил, тот небольшой кусочек волшебного льда. Когда-нибудь, именно хранитель Хикицу сделает всё возможное, и невозможное, чтобы жрица призвала божественного зверя и прекратила агонию нашей несчастной земли. А ещё я… – Аюна, прошу, не произноси больше этого проклятого имени! Она взглянула на него, и их взгляды встретились. Пронзительная тишина, в которой можно было расслышать стук сердец, опустилась между ними, словно невидимый занавес. Она поняла, что хотела обнимать его вечно и никуда не отпускать. Тёплые отблески огня плясали на её медных волосах, рассыпавшимся по плечам. Аюна окинула ласковым взглядом растрёпанные светлые волосы Эмтато, в которых запуталась хвоя, его немного сбившуюся повязку, закрывавшую почти пол-лица. Изящным движением она вынула хвоинки, которые пристали, наверно, пока она тащила его по холодной земле. Таинственная, непреодолимая сила завладела ими. Словно самые первые люди на земле, он и она открыли новую страницу книги жизни. Их лица сблизились. Она первая коснулась своими губами его губ. Никогда в жизни Аюна ни с кем не целовалась. На празднике зимнего солнцестояния она видела, как это украдкой делали парочки. Сейчас она почувствовала жар его рта, когда их языки встретились. У неё не осталось и тени сомнения в том, что она всё делала правильно. Эмтато тоже, на удивление быстро сориентировался. Она поймала себя на мысли, что не ожидала, настолько чётко и адекватно этот отшельник из горной пещеры отреагирует на её «чары». В её волосы зарылись его пальцы зарылись, она ощутила их прикосновения за ушами. Он ласкал её шею, плечи, а потом рука скользнула под рубашку на грудь. Некоторая медлительность ощущалась в его действиях. Он, как бы осторожно ступал по тонкому льду, но не останавливался. Сама она уже ничего не боялась. Она плыла по течению, словно щепка, захваченная бурным потоком. С чем, как не с разбушевавшейся водной стихией сравнить эту страсть, обуявшую два юных сердца? Его губы касались её ушей, и она слышала, как он шепчет что-то. Называет её самой красивой. Самой смелой. Её собственные пальцы, и даже тот, забинтованный средний палец правой руки, пострадавший от ледяной магии Томитэ, проворно справились с завязками одежды, его и своей. Вскоре она поняла, что таинственным образом оказалось на спине, опрокинутая на постель. Её нутро содрогнулось, от тёплой волны, пробежавшей, где-то в нижней части живота. Ладонь Эмтато гладила внутреннюю поверхность её бедра. Аюна раскрылась, доверяя ему. В воздухе возникло едва видимое серебристое искрящееся марево, окутавшее их обоих. Если некоторое время назад, можно было бы вскочить и убежать, прекратив всё это, то теперь точка невозврата была окончательно пройдена. К тому же, ей уже нечего было терять. – Аюна, можно? – спросил он негромко – Угу, – коротко отозвалась она, соглашаясь. Сопротивляться уже было бесполезно. К тому же она сама сделала выбор, всё решила сама. Она протянула руки навстречу ему. Всё свершилось. Окутанные чернильно-чёрной темнотой, двое лежали на ложе, на полу пещеры. Где-то неподалёку посапывал волк. Она улыбалась сама себе. Она всё та же. Ничего не изменилось. – Тебе было больно? – услышала она его шёпот. – Да нет, что ты! Вот когда я была маленькая, морозным утром я почувствовала, что очень хочу лизнуть железное кольцо коновязи. Губы прилипли намертво! Когда я увидела бабушку, приближающуюся с чашкой кипятка, я так испугалась, что рванула со всей дури…Вот это было действительно больно! Конечно, всё зажило, как видишь…Эй, ты слышишь? – девушка повернула голову в сторону. Эмтато крепко спал. – Вот так силы снова покинули одного из легендарных воинов Генбу, – усмехнулась она, – Я тоже хороша! Ведь бабушка говорила, что приличные девушки сначала дарят своим женихам камень из фундамента своего дома. Наутро оба в недоумении подбирали предметы своей одежды с пола, то и дело озираясь друг на друга, будто пытаясь восстановить в памяти события прошедшего дня и ночи. Как ни в чём не бывало волк увлечённо чесал ухо. –Знаешь, если бы я была жрицей, то Хоккану пришёл бы конец. Причём, весьма бесславный. Генбу-сэйкун уже точно не позарится на такую, как я, – с издёвкой констатировала Аюна, завязывая пояс. – Так ты же не жрица, – отозвался парень, – Может быть, она и вовсе никогда не решится удостоить своим визитом нашу задницу мира. Подняв с пола тканевую обмотку, он сел и начал медленно наматывать её вокруг ступни. – Да, и всё исчезнет. Вместе с Роунами и их междоусобицами. А ты до седой бороды будешь шинковать морковку при помощи водяных вихрей. Кстати, это не твоя, вторая? – спросила она, помахав длинной узкой полоской полотна. –Нет, эта по цвету отличается… Протянув руку к дорожной сумке, и порывшись в ней, девушка достала гребень и начала расчёсывать свои струящиеся медные локоны. – Вообще-то, я был бы не против пожить обычной жизнью, без всякой волшебной силы. Политика меня не интересует. Зачем? Ведь я даже не видел ни одного Роуна живьём. – А я бы осталась с тобой и сообщала тебе все новости. Я же могу быть сказительницей! А ты ведь играл на моринхууре. Мы бы с тобой спелись. Знаешь, наши родители, и моя бабуля видели живого Роуна, Темудана. Незадолго до церемонии совершеннолетия он объехал всю страну. Ведь он был наследным принцем. Потом, правда, он совсем слетел с катушек. Знаешь, я слышала, что он послал тысячу воинов, чтобы убить какого-то мальчишку. Целый полк, чтобы убить ребёнка! Лучше б Темудан, имея такую военную мощь, убил своего брательника, Тэгиру, если ему так хочется править. Или Тэгиру, вальнул бы Темудана, раз он так ему мешает… Аюна всё говорила и говорила. – Сказками сыт не будешь, а музыкальные инструменты мы сожгли ещё в первую зиму после ухода людей. Я уже не думал, что нам понадобится музыка – ответил Эмтато, накидывая плащ. Когда они вместе шли по лесу, Аюна наслаждалась тишиной. Её сердце ликовало. Наконец-то. Она слепила снежок и швырнула его в спину парню. Он остановился, обернулся, глядя на неё озадаченно. Девушка засмеялась. Он обхватил её руками. Губы обветрили на морозе, но это не мешало им целоваться. Где-то вверху послышалось шуршание перьев какой-то птицы. Казалось, можно было стоять обнявшись вечно. Как же поразительно всё изменилось! Вся жизнь. Аюна, сбежав из дома, скиталась по стране. Эмтато, проклятый всеми, влачил одинокое существование в покинутых всеми горах. Теперь они вместе. Ведь не зря она проделала весь этот путь, для того чтобы встретиться с ним. Для неё он не демон, не проклятье. Она любит его, доверяет ему. В нём не было того, что она видела в окружавших её мужчинах: ни злости, ни наглости, ни непомерной гордыни. Они будут вместе, ведь она приняла его, таким, какой он есть. В молчании они шли меж деревьев, осторожно ступая по белому снегу. «Тихо!» – шепнул Эмтато, приложив палец к губам. За кустами что-то шевелилось. Это был заяц. Его белая шкурка почти сливалась с окружающей обстановкой. Взмахнув рукой, парень призвал свою силу хранителя. Частицы воды, хаотично метавшиеся в воздухе, сначала образовали клубящееся туманное облачко, а потом закружились, образовывая упругую прозрачную спираль. Тугая струя воды выстрелила – и поразила зверька прямо в глаз. Заяц, окровавленный и бездыханный, упал на землю. Аюна стояла как вкопанная. В первый раз она увидела, как от водного заклятья погибло живое существо. Девушке стало не по себе. Предательское чувство, холодное и липкое, словно когтистая лапа, сжало её сердце. Почему она испугалась? Ведь она никогда не боялась его. Неужели вид красной крови на белом снегу взбудоражил её? Почему? Ведь она выросла в племени, где испокон веков люди занимались охотой. Сотни раз она видела охотничьи трофеи. Она видела, как режут овец. Она сама постоянно имела дело с мясом, разделывала рыбу и птицу. Почему эта тушка зайца так всколыхнула её самые потаённые чувства? Неужели зрелище зверька, убитого водной магией так ужасно? Конечно, сила дана хранителям не для развлечения. Ситисэйси должны сражаться, защищая мико, а значит, если понадобиться – убивать. Однако, Аюна никак не могла успокоиться. Тем временем, Эмтато спрятал добычу в мешок. Двое и волк направились к жилищу в недрах гор. Вечером, когда они сидели у огня, Аюна неожиданно спросила: «Можно, я посмотрю, что у тебя под повязкой?» Эмтато покачал головой. «Ты же слышала, что у одной деревенской девочки случился припадок, после того как она посмотрела в мой правый глаз?» – спросил он. Аюна прекрасно знала все эти истории про людей, сходивших с ума, увидев «Сикёкан» – зеркальный паноптикум, всевидящее око. Именно эта особенность превратила Эмтато в изгоя. Однако всё необъяснимое и загадочное влекло девушку. К тому же, она думала, что если до конца доверяет своему возлюбленному, то способна понять и принять даже самую тёмную сторону его души. «Ну и что! Я хотела бы, чтобы между нами не было никаких секретов» – вздохнула она. К ночи снаружи началась вьюга. Вечер завершался обыденно. Эмтато приготовил ужин, Аюна помыла посуду. Возвращаясь в пещерную каморку, она чувствовала себя дома. Как давно она не испытывала такой безмятежности. За эти дни она привыкла даже к соседству волка. Думы о повязке не давали ей покоя. Что случится с ней, если она посмотрит в его правый глаз? Ведь это всего лишь знак хранителя, простой иероглиф. Что может случиться с ней? Ведь тот, кого она так любит, просто не может причинить ей вреда. Она же отдала ему себя! Тогда почему он не откроется ей? Аюна разглядывала пляшущие по сводам пещеры блики и тени, тщетно пытаясь заснуть. Шёпотом она позвала его по имени. Ответа не последовало. Девушка тихо встала. Он лежал на спине, под боком у него, свернувшись калачиком лежал волк. Аюна присела рядом, вглядываясь в спящее лицо своего любимого. Тканевая повязка закрывала почти всю его правую половину. Очень аккуратно, она попыталась стянуть её. На удивление, ей удалось сделать это, кусок материи не был туго замотан, поэтому подозрительно легко соскользнул, оказавшись в её руке. Она сделала это, даже не разбудив даже смирно дремавшего рядом зверя, который как ни в чем не бывало лежал рядом. Без закрывающий половину лба и щеки ткани, лицо молодого человека показалось ей самым прекрасным. Аюна тихо поцеловала его веки. Вдруг волк, видимо, что-то увидев во сне, протяжно и низко завыл. Кровь застыла в жилах. Эмтато широко распахнул глаза. В правом глазу его не было ничего, он был слепой, без зрачка и радужки. Ошеломлённая Аюна словно окаменела, ослеплённая ярчайшей вспышкой потустороннего света. В невидящем правом глазу хранителя она разглядела иероглиф «то», начертанный как бы в зеркальном отображении. Её голова была готова разорваться изнутри и расколоться, как спелая тыква. Реальность расщепилась. Звуки стали неестественно резкими и оглушающе громкими. Привычный мир растворился в колдовском сиянии. И вдруг… Будто совершив путешествие назад во времени, Аюна перенеслась домой, ровно в тот самый день… Бабушка умерла. Все родственники пришли почить её память. Звуки, запахи, цвета, и даже мысли – всё было ровно так же, как тогда. Глаза жгли слёзы. Она одна. Единственная родственная душа – её любимая бабуля – покинула её. Больше некому будет утешить и ободрить её. Никто больше не расскажет древних легенд и смешных историй. Никто не приласкает и не приголубит её. Незадолго до ухода, уже лёжа в постели, она сказала: «Вот и выросла моя крошка. Живи, люби, ведь нам так мало отпущено». Как только это возможно жить без человека, которого любишь? Мать слоняется по дому, словно безвольная тень. Отец злой, как всегда. Женщины суетятся на кухне. Руки девушки трясутся. Сердце терзает скорбь. Казалось, что это не бабушкина, а её жизнь оборвалась. – Эй, дочь! – гаркнул отец, – неси уже вино! В дрожащих руках Аюна несет поднос, на котором стоит керамический сосуд с вином. Подходя к столу мужчин, она почувствовала, что кто-то из братьев ставит ей подножку. Было поздно, она споткнулась. Поднос с грохотом падает на пол, керамическая фляжка разбивается, разлетевшись в мелкие черепки. Лужица хмельного напитка разлилась прямо возле стола. По щекам девушки текут горячие слёзы, которые она не в силах остановить. – Проклятая! Безрукая! Никчёмная! Чтоб Водяной тебя забрал! Этот проклятый, гадкий ситисэйси! Проваливай к нему! Чтобы вечно смотреться тебе в Сикёкан, низвергаясь в преисподнюю день за днём! Вон отсюда! – голос гремел, словно залп тысячи пушек. Казалось, отцу доставляет небывалое, изощрённое удовольствие изрыгать все эти едкие проклятья в адрес дочери, якобы не оправдавшей его надежд. – Продадим её лучше в бордель! Там найдутся извращенцы, которые оценят её рыжие лохмы! – загоготал старший брат. – С паршивой овцы хоть шерсти клок, – ехидно усмехнулся дядя. Мать стояла в дверях, белая, как полотно. Видение рассеялось дымом. Эмтато метался по пещере в поисках повязки, прикрывая правый глаз ладонью. Волк нервно прядал ушами. В этом немыслимом хаосе, мысли и слова куда-то исчезли, испарились. Тело Аюны била дрожь. Она судорожно хватала воздух ртом и мотала головой, всё ещё пытаясь отогнать морок. Перед глазами почему-то стояла картинка с убитым зайцем. Потом она вспомнила, их первую встречу в пещере… Неужели, неужели, она такой же загнанный зверёк в ловушке? Злосчастный кусок материи оказался в её трясущейся руке, она швырнула им в направлении молодого человека. Подобрав его, он кое-как, в спешке, обмотал его вокруг головы. В нерешительности он сделал шаг по направлению к бьющейся в истерике девушке. – Не прикасайся ко мне! – закричала она. Он присел рядом с ней, но она оттолкнула его. – Отойди! – в исступлении заголосила она, стуча кулаками по его груди и плечам. Её щёки блестели, мокрые от слёз, а грудная клетка вздымалась и опадала, словно поверхность охваченного бурей моря. Закрыв лицо руками, она упала ничком на расстеленный плащ, продолжая содрогаться от рыданий. Эмтато, ни слова не говоря, вышел из пещеры. Там, за занавеской, слышались всхлипы. Остаток ночи он бесцельно пробродил по системе пещер.

***

Вернувшись наутро, он не нашёл Аюны. Не было и её вещей. Она просто собралась и ушла. На его постели лежало письмо, написанное на очень дорогом материале – бумаге. Женщины любят писать письма. Многие в детстве учат старинные значки, пишущиеся вертикально. Традиционный хокканский алфавит. Именно с его помощью, а не посредством иероглифов, которыми записывались все официальные документы, так любили общаться женщины во все времена. Мужчины предпочитали решать вопросы сразу на словах, а то и на кулаках… Поразительно, что даже Айра часто оставляла ему послания, написанные смешными каркульками на снегу или на земле. Видимо, любовь к письмам, была в крови у женщин. Эмтато взял в руки листок, по которому струились строчки: «Эмтато! Я влюбилась в тебя ещё в детстве! Только тебе я могу подарить камень из своего дома! Вот он. Я больше не смогу никого полюбить. Никому на свете я не смогу вручить этот талисман! То, что я увидела сегодня очень страшно. Жить с этим невозможно! Один твой взгляд может перенести в ад, нанося самые страшные раны. Раны, которые болят сильнее обычных побоев. Почувствовав это, я поняла, что сама оказалась ничуть не лучше наших, деревенских. Это очень больно! Я такая же мерзкая, как все они. Прости, но я должна уйти. Аюна» Под бумажным листком лежал маленький кусочек кремния. Он вскочил, и накинув плащ, побежал по заснеженной долине. Он должен был остановить её. Она не могла уйти далеко. Он остановит её, обнимет. Скажет, что никто, никогда больше не оскорбит её. Самую смелую, самую красивую. Он всегда будет защищать её, и никогда не причинит ей вреда… Выбежав на Торанский тракт, он заметил удаляющуюся вдалеке повозку. А потом явилась жрица… Это было именно явление, потому что она буквально спустилась с небес, словно в древней легенде. Её звали Такико. Она прилетела на драконе. В заснеженный Хоккан она перенеслась из неведомой страны, под названием «Япония». Яркий луч, выходящий из камня жизни, вставленного в кулон, ослепил его. В тот миг стало ясно: то, что полностью перевернёт его жизнь, приближается к горам. Когда жрица окликнула Эмтато, используя его небесное имя, он ощутил, что попал под власть силы, которой не мог противостоять. Как бы ни сопротивлялся он, его предназначение – быть хранителем Генбу. Жрица пришла не одна. С ней вместе было ещё четыре хранителя. Представитель правящего дома Роунов, живой каменный человек, испуганный мальчик и Чамка. Все недомолвки были разрешены. Лёд был растоплен. Оказалось, что Айра жива. Ради неё Эмтато согласился принять участь Генбу-но-ситисэйси и участвовать в непонятной авантюре. Теперь его именем стало «Хикицу» – обозначение созвездия ковша. Он никому не рассказывал о тех событиях. Да и зачем? Во время путешествия в Конан, когда ему стало известно, что бордель, где работала хранительница Инами, переехал из Хоккана, он молча искал её рыжеволосую головку среди «девочек». Видимо, фраза про бордель из её воспоминаний показалась ему зацепкой. Однако её не было в том борделе. Не было её и в трущобах. Он не мог найти её ни на постоялых дворах, ни в кварталах красных фонарей. Каждый раз проходя по разорённым войной поселениям он радовался в душе, не находя её останков среди трупов. Однажды Эмтато повстречал своих соплеменников. Его приняли как хранителя Хикицу, а не объявленного когда-то вне закона мальчика. Спасённые им люди благодарили его, просили прощения за прошлое. Эта встреча всколыхнула его душу и разбередила старые раны. Только Аюны среди этих людей не было. Он спросил у одного старика о семье Тэн. «Отца семейства убили солдаты Куто, жена его умерла от болезни. Сыновья отправились искать счастья в столице…» – прохрипел бородатый старец. «Вроде бы у них была ещё дочь…» – поинтересовался хранитель. «Ах, да, эта рыжая Аюна. Уже давно она сбежала из дому, прихватив приданое. Отчаянная девчонка. Бестия!» – усмехнулся старик себе в усы. «Она не возвращалась?» – спросил хранитель. «Нет» – прозвучал ответ. Рыжая Аюна сгинула, провалилась сквозь землю. Словно в воду канула! Эмтато дал себе обещание обязательно найти её. Он понимал, что её могли убить на любой дороге, но продолжал верить в то, что с ней всё в порядке. После того, как отгремят все битвы, он обязательно её отыщет. Пусть только кончится эта война!