ты заменил мне весь воздух.

Париж, 17:56. Финн и Малкольм лежали рядом, полностью впритык друг к другу, на диване, в своем арендованном трейлере. Концерт через три дня, ребята устали от репетиций, им нужен отдых, хоть на день. Окна были закрыты – комары, и прочие насекомые жутко доставали парней. Деньги деньгами, но постоянно тратить их на всякие штуки от насекомых не хотелось. Прохлада не поступала с улицы – лишь небольшой, светло-голубой кондиционер на стене комнаты, спасал от жары обоих. Было достаточно темно – форточки заслонены небольшими шторами, закрывая комнату от назойливого света. Лишь одна форточка была не заслонена –лучи проникали в трейлер, и могли вывести из раздумий, если слишком сильно погрузиться в них. Ну, или же в человека. Охровый, достаточно большой, раскладной диван, на котором лежали парни был слегка неудобным – он прогибался под весом парней, но все равно был безумно мягким. Вулфард был готов уснуть, прямо сейчас, лежа рядом со своим другом, который пихает его ногой в задницу. – Финн, мать твою! Подвинься! Ты занимаешь все место! – продолжая упорно толкать младшего в ягодицы, произнес Малкольм. – если тебе так неудобно, можешь перелечь на кровать. – непроизвольно перевернувшись лицом к груди своего друга, очень сонным голосом, прохрипел Финн. Малкольм непонимающе глянул на сонного Финна. На его прикрытые, устеленные тенью, как одеялом, глаза. На его кудри, нечаянно упавшие на его щеки, и до безумия красивые ресницы...если бы кто-нибудь, сфотографировал лишь глаза Финна, можно было подумать, что это девушка. Хотя...ложь. Старший все равно узнал бы его. Он узнал бы его из всех людей в этой вселенной. Его карие глаза, с зелеными, и другими оттенками, большой нос, щеки, скулы, ресницы, веснушки. Разве это не есть дружба? Замечать каждую мелочь, восхищаться этим человеком, радоваться вместе с ним всему, каждой его победе, поддерживать когда что-то идет не так, и продолжать, продолжать восхищаться им до безумия. Искать свое вдохновение, там, в его голосе. Сонном, веселом, вдохновленном. Любом. Поглощать его мысли и слова, как свои – быть им, являться своей же музой. Лучший друг – это муза. А музу любят, боготворят. Может никогда не говорят об этом, просто молчат. Да и молчание бывает разным. К примеру, им никогда не было неловко молчать. Смех, немного нелепый и глупый, чаще всего начинал изливаться из уст парней, при молчании. Одновременно. Или же, они одновременно молчат. Погружаются в свои мысли, пытаются прочесть мысли друг друга, а от этого выглядят максимально глупо. А кто их судит? Папарации? Ох, нет. Им не ведома сила их связи. Что-то...что-то то, что связывает их. Музыка. Слова. Да даже микрофоны – иногда, они даже поют стоя впритык к друг другу, прямо у микрофона, и поют, соприкасаясь слегка поробевшими щеками. Но никто не смущен. Финн это Малкольм, а Малкольм это Финн. У них есть связь. Их диалоги, мысли, манера речи и так далее, так схожи. Если заплачет Финн – заплачет и его муза. Заплачет Малкольм – и его муза, заплачет. Это связь. У кого есть связь? У семьи – братьев, сестёр, близнецов, родителей и детей, а так же у самих родителей... Любовь пораждает связь. Если в семье есть связь, в семье есть любовь. Не так ли? Финн и Малкольм, они как семья. Они правда любят друг друга. Да, дружеская любовь. Но ведь ее не существует, правда? Из наслаждения красотой Финна, Малкольма вывели постукивания на крыше трейлера, а так же по окнам. Стало холоднее. Мороз будто проник под кожу парня – нет, его не морозило. Кондиционер был включён, на улице пошел ливень, стало правда холодно. Старший заботливо, и нежно взглянул на спящего, уткнувшегося ему в грудь, Финна. Прошарив комнату взглядом, Малкольм увидел пульт от кондиционера. Он был на тумбе – в другом конце комнаты. «Черт! Почему я не надоумился положить его куда-нибудь рядом? Я так не хочу вставать... » – позабыв об одеяле, лежащим рядом подумал парень. Он слегка, и безумно аккуратно приподнялся, отчего руки Финна нехотя начали падать с тела старшего, а голова его, соскальзывать вниз, на сам диван. Тëмно-волосый что-то недовольно промычал сквозь сон, на что русый посмотрел на него. – останься... - шепот Финна заставил Малкольма вновь лечь в обратное положение, наклонив голову ближе к лицу безумно сонного парня. – что? - так же шепотом переспросил старший, посмотрев на губы Финна. Финн приоткрыл глаза, посмотрел на Малкольма. Он замер, не в силах двинуться. Будто его только что поцеловали, или же парализовали. Лица парней были безумно близко к друг другу, оба молчали, секунд так двадцать, но эти секунды длились вечность. Такую длинную, нежную, сонную, и пахнущюю дождем с улицы. – я попросил тебя...остаться. Тут есть одеяло, не обязательно выключать кондиционер. Мы вроде бы неплохо лежим... - нарушив тишину, произнес Финн, продолжая смотреть Малкольму в глаза. – ах...да...конечно...прости. - аккуратно, и слегка приподнявшись, сказал русый, и взял одной рукой одеяло. Он накрыл себя, и своего друга этим одеялом. Теплая ткань коснулась холодноватых тел. Они небрежно прижались друг к другу, будто каждый пытался защитить другого от холода. Спустя пару минут оба согрелись, а Финн почти сразу погрузился в сон, сжав перед этим в своей руке бледную, но теплую, такую же как у себя, руку друга. Прошел уже час. Малкольм все еще смотрел на него. Разглядывал, улыбался, гладил по волосам, щекам, и делал это безумно нежно. Финн был для него сокровищем, правда. «Я ведь могу сделать с ним, что захочу...даже поцеловать. » – перед его глазами предстала картина: «Русый потянулся своими губами, до безумия аккуратно, к губам Финна. Нежно прикоснулся к ним, и легко отстранился. Посмотрел на реакцию ошеломленного Финна. А через мгновение их губы слились воедино. Нежно, словно к чему-то безумно драгоценному, они прикасались друг к другу. К шее, ушам, щекам, да всему телу. Мурашки прошлись по телам, прижавшимся друг к другу, что все еще были соеденены воедино поцелуем, в котором они нуждались, как в воздухе. Языки их сплелись... » Старший резко открыл глаза. Внизу живота у него неприятно заныло, а это было не лучшим ощущением, что он хотел чувствовать. Но парню такое свойственно, особенно учитывая такую фантазию. « Мне нужно прекратить думать о нашем с ним...поцелуе! Уже пятый раз за день, черт возьми! Я...я не хочу называть это влюбленностью. Нет. Точно нет. Боже мой... » – он безнадежно закрыл лицо руками, убрав их со спины Финна. « Я ведь не гей...нет, я точно не гей. Просто очень люблю своего лучшего друга. А может быть и слишком сильно...» На этот раз, его ничего не могло вывести из раздумий. Он просто обнял Финна обратно, и погрузился в размышления обо всем, что происходит с ним, и его чувствами.